Глава 6
Преступная группировка
Пока Луна находится в знаке Овна, мы испытываем подсознательную готовность к экстраординарным ситуациям
– Нет, ну а зачем ты перед ним ходила голой? – в пятый раз спрашивала Танька.
– Да чтобы деморализовать! – в такой же раз отвечала я.
– Чем? Костями своими?
– Ну не знаю! Показать, что я… что он мне безразличен! Что я тут хозяйка! Что я не боюсь! Сделать что-то необычное, заставить его открыться… ну что-то такое. Я все-таки российская журналистка, а мы должны быть ух!
Таня скептически скривилась:
– Ух. Ну и что, получилось?
– Ну, имя он сказал правильное, на самом деле Вадим, – неуверенно отозвалась я. Он мог быть, например, Вадимовичем или Вадимским или иметь какое-нибудь прозвище, которое содержало данное буквосочетание. Я поняла, что буквосочетание «Вад» верно, но не успела еще сосредоточиться в этот момент.
– А трусы какие взяла?
– Что ты меня мучаешь? Крайние! Не в том дело-то было! И вообще, мне в мокром полотенчике для рук было еще неудобнее, чем голышом…
– Сними шорты.
– Чего-о?
– Шорты сними!
Я сбавила тон:
– Таньк, ну стринги. Ты почему за Чеда не беспокоишься?
– Я, – менторским тоном с расстановкой начала Таня, – беспокоюсь за вас всех равномерно с того самого дня, как посетила анатомичку городской клинической больницы. Жить – это страшно, а еще часто больно и недолго. Те, кто хочет жить, помирают, кто не хочет или кому не надо – тянут лямку лет до восьмидесяти-девяноста. Ты нашего Чеда хорошо помнишь? Какая-то телка его быстро не свалит, подавится этой… витальностью, у него ее небось миллилитров двадцать в одной порции. Появится тут эта сука в юбке – моргалы выколю, я могу, это хирургия. Однако тревожно мне то, что чем-то она наверняка связана с твоим Пандой. Если ты говоришь, что такой мощный Дар, и как у него, и как у нее, – редкость, то они наверняка вместе. И она тут появилась не случайно – показывают силу, пугают. А так подробно расспрашиваю тебя про Панду…
– Про Вадима, – покорно поправила я.
– Потому что он тебе понравился.
– Чё-о?
– Не чёкай на меня, – буркнула доктор Таня. – Мне это твои стринги рассказали, которые ты надеваешь раз в год по праздникам. Ты ж слипы носишь.
– Ну не знаю, почему стринги в комоде наверху оказались! – со слезой в голосе пискнула я. – Думаешь, у меня было время и желание выбирать трусы?…
– Ларри бы нам позавидовал, – сказала Таня. – Такие события, а мы трусы обсуждаем.
– Ну да.
И мы снова замолчали, ненадолго уткнувшись носами в бокалы.
– Ты, кстати, раньше пришла, – с благодарностью сказала я. – Как Мерлин?
– Покакал. Перешел на псалмы. Улучшается, даже с сестричкой попробовал поздороваться. Поменялась сменами, психую из-за вас.
– Как думаешь, как отсюда Па… Вадим выбрался?
– Надеюсь, лежит с множественными переломами под окном, реанимобиль просит, – флегматично отозвалась доктор Белкина.
Мы еще немного помолчали, а потом начали смеяться. Сперва потихоньку, давясь хихиками, потом громче, в открытую, и скоро ржали, как две кобылы. Ах, как хорошо, когда есть с кем, когда и почему так поржать! Несколько секунд такого вот смеха, когда в голове нет никаких мыслей, продлевают жизнь на столько же месяцев. Утверждаю как экстрасенс.
Вот за таким ржанием нас и застал Васька.
Он был встрепан, на лице резкие тени, на одежде – пятна пота и грязи. Видно было, что зайти домой Ларри так и не успел.
Мы заткнулись.
– Ну, я рад, что вам весело, – сказал Васька.
– Ты Катюхе позвонил? – деловито спросила Танька. – Хочешь, я позвоню?
– Да не надо. Там теща. Вот заодно пусть с моей маман и обсудят, сколь трудна жизнь российского бюджетного полицейского, – сердито сказал Ларри. – А позвонил еще днем. Ники, пожрать бы.
– Ну вот, жена Катя, а пожрать Ники. – Я старалась удержать искры смеха, потому что ощущала неладное.
– Пожрем, – сказал Вася, – потом я тебя отвезу, следаки опросят. Расскажешь все, что почувствовала или поняла там. Этого гада искать нужно. Благо он аккуратный был. Все тела в отдельных мешках. Но это точно один человек.
– Э-э-э… – Я автоматически делала сливочную яичницу. На сковородку пару пакетов замороженных овощей, на сильный огонь под крышку. Сразу же – порубить сосиску или колбасу, сыр, взболтать яйца с небольшим количеством майонеза и специй, можно положить чеснок, зелень. Когда овощи притомятся, забросить прямо в них все компоненты и залить яичной смесью. Сливочной еда называлась потому, что в нее сливали все, что находили в холодильнике. – То есть у трупов больше ничего общего нет? Кроме упаковки?
И я, и Танюха, и Васька свободно могли за едой говорить о трупах. Да. Когда-то мы детьми нарочно поддразнивали друг друга стишками на тему «Кожу с мертвого сдирать, теплым гноем запивать и жевать, жевать, жевать», поджаривая украденные с чьей-нибудь кухни сосиски.
Но кто бы мог тогда подумать…
– Ничего, – сказал Ларионов. – Ничего общего ни в возрасте, ни в профессии, ни в комплекции, ни в особенностях внешности. Ну, полов, естественно, два, женщин больше. Восемь. Мужчин пять. Одежды нет.
– И?… – спросила я, переворачивая яичницу.
Танька уже вытащила из деревянной хлебницы оставшийся вчерашний хлеб, сварила две порции кофе-американо с сахаром и сливками Ларри и черный с корицей и шоколадом себе.
– Как бы тебе… – Ларри ковырнул край расплавившегося кусочка сыра. – Убивал много лет, по одному человеку в год-два-три. Выбирал таких, которых не будет никто искать либо не начнут искать быстро. Видимо, бомжи, одиночки, люди из неблагополучных семей, их всех пока разыщешь… Первый был убит двадцать шесть лет назад, последний – два года. Ксенька, их всех запытали до смерти. Каждый умирал долго, и все умирали по-разному. Вряд ли они делали это молча, так что я не думаю, что эта сволочь пытала их там. Было бы слышно в доме. Хотя могли быть и кляпы.
– Там, там, – задумчиво сказала я. – Надо было убивать именно там… А почему?…
– Ты мне щас скажи, что знаешь. – Ларионов начал есть. – Ну, чтоб я как-то был готов. Может, я тоже экстрасенс. Может, мне у патрульных пора волшебную палочку одалживать.
Я подумала.
– Ну хорошо. Вась, только слушай внимательно и не перебивай, пока не дослушаешь. А когда мы вернемся из полиции, ты сразу начнешь искать Чеда.
– Я, считай, начал. Весь ДПС на ушах, они ребят на последних «харлеях» ищут с большой готовностью. Я на него повесил, что он свидетель.
– Годится. – Я шлепнула остаток сливочной яичницы пополам на тарелки себе и Таньке. – Значит, так. Зачем было нужно именно там? Чтобы активизировать это место. Что там могло быть – понятия не имею. Если есть аппаратура, чтобы просветить землю под домом, скажем, георадар, как у твоей Катюхи в экспедиции, это стоит сделать. Там что-то есть. Вернее, было. Я пока не понимаю что, но место выглядит… как пустое, резонирующее. Сильно резонирующее. Тот, кто убивал, следовал и второй цели – пополнению личного могущества, своих сил. Чем больше страданий – тем больше сил. Может, он и кровь пил, которую выпускал. Может, это маг крови, но я склоняюсь к некроманту.
– Это из-за символов на полу? Ты имей в виду, их сфоткали, и тебе придется их комментировать, – сказал Ларри. – Следователь тебя наверняка вызовет.
– Символы… я не знаю, кто сделал символы. Но они ничего не значат. То есть значение есть, но они выполнены неряшливо и беспорядочно. Это, скорее всего, что-то другое, не работа нашего убийцы. Детская магия по сайтам и газетам, «колдани себе сам». Ну… навскидку кажется именно так. Детский сад, типа кулонов Мерлина. Который, получается, в силу возраста тоже не наш убийца.
– Ага, присоединилась к расследованию, – хрюкнул Ларри. – И кто же тогда «наш» убийца?
– Так вот. Я рассуждаю. Это маг-некромант. Экстрасенс с сильным и редким Даром. Он пополняет свою силу от страданий и в момент смерти других существ.
– Между мешками с телами людей полно поковерканных скелетиков птиц, – сказал Ларри. – Гули, вороны. И еще какие-то кости. Вроде собаки… Мы их не собирали. Собрать?
– Они тоже относятся к делу, – кивнула я. – По крайней мере, мою версию они только проясняют. Итак. Если некромант не убивает, его Дар пожирает его самого. Чтобы жить, он должен убивать. Все они – некроманты – стремятся к раскрытию тайны управления смертью, а также тайны управления людьми. Сверхзадача на индивидуальном уровне – ощутить счастье в любом его проявлении. Это экстрасенсам с темным Даром редко удается. Они живут с ощущением того, что лишены чего-то крайне важного, основы полноценности. Они часто становятся, например, психиатрами, психологами и психотерапевтами. Причем такими, которые тебе сначала не нравятся, а потом ты не можешь отказаться от их услуг, попадаешь в зависимость, подсаживаешься. Даже если остаешься жив.
– А они часто убивают? – задумчиво спросил Ларри.
– Нет. Тринадцать – это очень много. Это очень… осознанно. Иногда некромантам достаточно тихо мучить дома хомячков или, скажем, убить один-два раза за всю жизнь, в момент активации Дара. Этот Дар, как правило, активируется в возрасте около двадцати – двадцати пяти лет. Потом обходятся зверями. И еще… есть профессии, связанные с повседневным, пусть и опосредованным убийством, они идут туда, даже не осознавая самого факта наличия Дара. Ну и… все-таки сейчас для убийц людей включены социальные риски, – не слишком уверенно сказала я. – Ну там отпечатки пальцев, волосы, ДНК, они же не всевидящие, чтобы заметать следы идеально.
– А некроманты оживляют мертвых? – спросила Таня.
– По заказу и за очень большие деньги, – с сомнением произнесла я и, подумав, добавила: – Это должен быть некромант высшей октавы. И труп свежий. Очень. Я лично об оживлении не слышала и результатов не видела. Зомби, если по-простому, уж больно много магического топлива потребует. А настоящее, достоверное оживление и чтобы личность оживленного осталась прежней… Тань, не знаю. Чего уж, убивать, возможно, даже на расстоянии опосредованными магическими практиками, им гораздо проще.
– А не много ли экстрасенсов высшей октавы с редкими Дарами? – спросила едкая Танька. – Что-то я за все предыдущие годы жизни встретила пока только одного… и то ты говоришь, что ты не высшей октавы…
Мне пришлось отвлечься и подробно рассказать Ларионову о ночном суккубе и дневном пришествии Вадима. Ларри выслушал, высунулся из окна, посмотрел вниз, потом вверх, сказал:
– Ушел в окно, потом на подоконник балкона и по застекленному балкону на крышу, вон грязь с кроссовок на краю жести и на подоконнике снаружи. Потом с крыши балкона на вентиляционные окошки чердака и наверх, на крышу дома. Альпинист, буквально левитатор. Пижон. Но сама тенденция мне не нравится. Суккуб около твоего дома соблазняет Женьку, этот, как его, кисельный маг прямо в квартире. Ты говорила, что квартира защищена.
– Так и вы с Женькой говорили, что дверь надежная, – сердито фыркнула я. – Он был неактивен, как-то вошел.
– Ты знаешь, тебя придушить можно и без активного Дара, – заметил Ларионов, продолжая пялиться на меня.
– О чем думаешь?
– О том, как выдавить из начальства охрану. И о нас обо всех. Мы должны быть готовы. Я, собственно, уже при табельном… а как он вошел, идейка-то у меня есть…
– Подумай о Кате, – сказала Таня. – Я еще не могу оценить всю серьезность ситуации, но давайте думать о слабом звене.
– Там возле нее две башки от цербера, – отмахнулся Ларри. – Мать, теща; а Катя, когда не в духе, за третью сойдет. Ты сама мне говорила, что у теток моих старшего, так сказать, поколения энергетическая закалка в сочетании с жизненным опытом – просто вау. Обе будут жить лет до ста и так далее. Но все же внимание обращу.
– Итак, – продолжила я. – Ты лучше меня слушай, поскольку все зыбко очень, пока мне помогла Наставница и я еще помню свои озарения, лучше высказать. Страдания в этом месте забивают все. Причем не страдания этих людей наиболее важные.
– Да-а? – протянул Ларионов. – Это кому как…
– Поверь… что-то другое всколыхнуло Зло. Ну то есть оно пробуждалось не разом, на что, видимо, рассчитывал некромант, а постепенно. И последней каплей стали связанные с ванной события, которые произошли там неделю назад.
– Неделю… а последний труп закопан полтора года назад, – задумчиво сказал Васька.
– Ага. Это, кстати, не девушка была?
– Нет, дедушка… ветеран войны, – с какими-то особенно мрачными интонациями сказал Ларри.
Над столом повисло молчание, словно наполненное вакуумом. И только то, что нас было трое, позволило нам удержаться на краю этого вакуума, не задохнуться в нем.
– Знаете что, – заявила Танька, прерывая паузу, – нефиг время терять, давайте искать Чеда. Васька, опросишь Ники потом.
– Согласен, – сказал Ларри. – Я что-то тоже вдруг страшно захотел Чеда. Вот чтобы прямо здесь с нами сидел.
– Значит… значит, девушка Мерлина жива, – сказала я, – просто потеряла в этом месте кулон. Гуляла там. Это раз. И значит, если всех тринадцать убил некромант, Вадим тут ни при чем, как я и почувствовала. Ему лет тридцать. Двадцать шесть лет назад он еще не убивал. Мы ищем старого пердуна, которому… примерно двадцать – двадцать два – двадцать шесть… плюс двадцать шесть.
– Среднего пердуна, – педантично уточнила Таня.
– Ник, – спросил Васька, – так что там пробудилось? Чего нам ждать от этого… дрянного домика?
– Конкретно от домика, думаю, ничего уже, – сказала я. – А что пробудилось… знаешь, какая самая заветная мечта у всех современных злодеев?
– Править миром? Открыть секрет бессмертия? – навскидку предложила версии Таня. – Это… ощутить счастье?
– Служить. Понимаешь, Бог и Светлые силы нам близки. Мы по духу и плоти – от них, хотя и другая сторона всеми силами старается создать иное впечатление. Боги и Светлые силы изложили свои цели и задачи человека во множестве вариантов, для множества культур. Позитивную философию и смысл праведного бытия можно найти без труда, и все зиждется на идее «Как хочешь, чтобы поступали с тобой люди, так и ты поступай с ними». А те, у кого на самом деле сильный темный Дар, растерянны. Пакостить человечеству просто так, бесцельно?… Ну, у каждого, положим, есть своя индивидуальная цель. К примеру, у каждого экстрасенса с темным Даром цель-минимум – поддерживать себя в живом и здравствующем и психологически комфортном состоянии, что с некоторыми разновидностями Дара совсем непросто. Так вот, все сильные Темные, осознающие свой Дар, жаждут своего Саурона. Или Воланде-Морта. Я понятно объясняю?
– Там Саурон вылупился? – изумился совсем охреневший Васька.
Я подумала, что информации многовато и не смягчить ли ее для полиции… но потом решилась:
– Практически Саурон. Городского масштаба – точно. Судя по тому, что я чувствую, Москва может превратиться в Барад-Дур. А потому нам до зарезу надо узнать, что находится на глубине под домом и в его окрестностях. Найдя скорлупу, можно будет представить себе, кто выполз из яйца.
И снова повисло молчание.
– Кстати, – осторожно нарушила его Таня, – а что имеется в виду, когда говорится «дрянной домик»? Мы вот в регистратуре обсуждали, когда я Олега Евсеева закладывала, – у нас по району необычно густо повезли народ из дома, где он проживает. Самопроизвольные выкидыши, инфаркты, инсульты, почки, кровотечения, есть и летальные исходы.
Я сжала руками виски:
– Танька… составь мне список адресов всех, кто попал из этого дома в больницу, особенно тех, кто умер. Имена, пол, возраст, адреса – все, что сможешь узнать. Васька, а ты то же самое по полицейской базе. Лады?
– Систематика – наше все, – сказал Вася. – Я могу еще у коммунальщиков запросить чертежи и планы дома.
– Сделай, пожалуйста… заодно посмотрим, для чего проектировался подвал. Он же проектировался?… Кем-то и когда-то?
– А ты сама?
– Я постараюсь выяснить, что тут было. Многоэтажка построена недалеко от храма, в парке – усадьба Покровское-Стрешнево. Само по себе место таинственное, связанное аж с какими-то царскими женами. И церковь тут давно стоит, хотя она и не прямо вот рядом с нашим домиком…
– Ага, понял, – сказал Васька. – Теперь дальше. Твой лысый принц с киселем в кармане звонил с так называемого народного телефона на Декабристов, 17. Именно в этот дом ты и ткнула.
– Ну, в полночь он, наверное, недалеко от ПМЖ шлялся, – предположила я. – Стало быть, он отрадец. А как ты узнал, что это он звонил?…
– А последний звонок на номер Мерлина, – беспечно ответил Васька.
– Погоди, но сам аппарат… а-а-а, ты выяснил это у его оператора!
– Естественно, у ОПСоса. Как и весь негустой список его контактов. Самые частые – Дуня, как она значится в продублированной записной книжке Мерлина (есть такая услуга у операторов сотовой связи), а полностью – Евдокия Афанасьевна Иванова, в последний раз созванивался с ней примерно пять дней назад. Точнее, звонил без ответа семнадцать раз.
– Дуню тоже надо найти и спросить про кулон, – сказала я твердо.
– Ну не все сразу, – возмутился Ларри. – Панду найти, Чеда найти, Дуню найти… все данные на Дуню вот, пожалуйста. – И он ткнул мне слегка помятую распечатку. – Но ее пока никто не опрашивал, и ей никто не звонил, нас не мильен, как урук-хайев у Сарумана…
– Экие у тебя ассоциации с полицией, – буркнула Таня. – Давайте я Дусе позвоню, как лечащий врач нашего чуда…
– Дуне.
– Ага. Дуне.
– Так, а зачем было плавить телефон? – вмешалась я.
Таня и Ларри замолчали. Оба смотрели на меня с неким непонятным мне сожалением. Черные стринги врезались в попу и требовали срочно переодеться. Жить в них было невозможно.
– Вы… бывался, – сказал Ларри.
– Ага, – подтвердила Таня.
– А еще, – сказал Васька, – в телефоне-то не только контакты хранятся. Еще аудио, видео, фото.
– Фото! – оживилась я. – Фотка Иисуса! Ее Пан… Вадим как-то особо бережно умыкнул. А остатки телефона нежизнеспособны?
– Не-а. Это только в голливудских фильмах все восстановимо. А в реале на это нет бюджета. Тем более я пока не смог придумать, как спящего в больнице Мерлина увязать с расследованием. Ставить его под подозрение?… В общем, если я сдам следственной группе парня сейчас, я ему здорово осложню и без того прикольную житуху, – тоскливо сказал Васька. – Пока я обстряпал все так, что на него было совершено нападение и по этой причине я осмотрел его квартиру. Ну, тут чуть-чуть задним числом… но так уж вышло.
– Ларри, ты умничка! – улыбнулась я.
– Я… – начал Ларионов, но тут зазвонил его телефон. – Да… да… здорово… нет, в обезьянник не надо, я сейчас адрес продиктую… да… «Харлей» на штраф-стоянку, не развалится… В смысле? А трубка? Ну вот, нет, он за рулем ни капли… как правило… ну возьмите… если даст. А дальше под мою ответственность. Да. Жду. Спасибо. Девчонки, ну, Чед жив, хотя, по отзывам патрульных, не вполне здоров на голову. Сейчас привезут. А раз привезут – мы его откачаем!
Я бросилась изучать недра холодильника. Еды мало, но в изобилии нетронутое накануне спиртное. Меня снова заколотило – какой он будет? Что с ним случилось, с Женькой?… И едва успела нагреть глинтвейн, как двое полицейских, которым открыл Васька, втащили Чеда и зашвырнули его в комнату на матрас. Ларри что-то подписал, перебросился парой фраз на специфическом жаргоне, и служители закона удалились.
Женька был в сознании и смотрел на нас взором, исполненным любви. Я поймала себя на том, что невольно принюхиваюсь, нет ли запаха перегара. Судя по виду Чеда, ему было не до глинтвейна.
– Танюшка… Никуська… дайте я вас поцелую…
– В попку? – уточнила деловитая Таня, подсаживаясь к Женьке. – Ник, на вид целый, щас буду на ощупь проверять…
– Можно в попку… девочки… я вас так люблю… Ларри… и тебя…
– Буэ, – сказал Ларионов и вышел.
– Танечка… зачем сразу в штаны? Мы же про другое…
– Пульс и зрачки я уже проверила, – сердито сказала Таня. – В полиции у тебя кровь и мочу на наркоту взяли, господин Чедерецкий.
– Так в штаны зачем? А-а-а-а?… А-а-а… А-а-а…
– А вот Ники сказала, что та телка пенисы откусывает, – звонко выговорила реаниматолог Татьяна. – Хочу поглядеть, имел ли место феномен.
– Кусается… немножко… но все в комплекте осталось…
– Так, я поняла. Щас. – Таня метнулась к своей сумке и вернулась с обычным врачебным вооружением – шприц, капелька в воздух, маленькая неудобная бумажка из одноразового пакетика, пропитанная спиртом. – Давай верхнее полупопие…
– Погоди, – сказала я.
Танька тем не менее вогнала шприц и, выдернув его, уточнила:
– Чё?
– Снимем с него рубашку.
– Можно, я вернусь? – спросил Ларри с кухни. – Вы закончили изучение яиц?
– Иди помоги приподнять его…
Чед на все манипуляции реагировал благолепно, раздевался охотно, постепенно закатывая глаза.
– Одного разбуди, другого усыпи, Саурон захватил Кремль, конец света, – бурчала Танька.
На спине Чеда, под майкой, мы обнаружили текст, написанный тонким маркером. Васька глянул и полез за фотоаппаратом.
Изящные бисерные буковки вились как арабская вязь.
«Возвращаю слегка попользованного. Он теперь мой. Остановитесь, иначе вы все по одному будете уничтожены. Условие – полное прекращение расследования. Майя».
– Преступная группировка! – прошипел Ларри.
– Ничего себе слегка, нахалка, – возмутилась Таня.
– Ой, ребята… Васька, вышли все три головы цербера из Москвы, особенно беременную, – сказала я, снова хватаясь за виски.
