Глава 5
Убежище от неприятностей
Вторник находится под покровительством Марса, любителя неожиданных событий
– Ну вот и твой офигенно сильный самурай с киселем, – зло сказал Чед. – Попался.
– Это н-не он уб-бивал, – проныла я. Мы стояли около входа в подвал, в теплой ночи; я как в бреду наблюдала подъезжающие машины, особые машины. – Там н-ни одного… его… нету.
Чед помолчал. О некоторых вещах нельзя не спросить, но и знать не хочется. Я ощущала сильное физическое недомогание – наверное, впервые в жизни. Но витальная энергия, хоть и опосредованная, у меня была, и тонкие нити Силы Наставницы как-то держали, помогали все точно осознавать и фиксировать рассудком.
– Сколько их там?
– Женька… тринадцать.
– Ну конечно… – И мы обнялись плотнее.
Из подвала вылез слегка перепачканный Ларри, подошел, показал пакетик с черной половинкой символа Инь-Ян на дешевенькой цепочке, забитой землей. Я пискнула. Потом унес пакетик в сторону одной из машин.
– Никусь, – сказал Чед. – Давай домой?
– Давай…
Так же обнявшись, пользуясь попустительством Васи, глухой ночью мы вернулись ко мне. Квартира уже не казалась убежищем от любых неприятностей.
Матрас, на котором валялся Мерлин, будил нехорошие ассоциации.
Я налила и хлопнула полстакана красного.
– Ники, – виновато сказал Чед, – мне ехать надо.
– Ты ш-ш-што, оставишь меня одну?
– Да и тебе… часа через четыре вставать на работу.
Работа.
Дорогая редакция! Спецвыпуск! Да и просто очередной номер…
– Ты надолго уезжаешь? Куда?
– Да у меня только сегодня вечер и был. Я улажу свои дела и вернусь. Собирался уехать на неделю, но раз так, уложусь в день-два. И уже от тебя никуда, ни-ни.
– Давай тогда по последнему горшку с мясом… и… я тебя хоть проводить выйду…
– Ники, береги себя. Очень береги, – жестко сказал Чед. – Вы, мои девчонки, тут без мужиков, считай, остаетесь. Танька вышибла последнего хахаля, а ты… может, Васька что-то завтра придумает. Охрана свидетелей. Должен придумать.
– Придумает. – Я была заторможена, а в голове из-за активированного Наставницей яснознания проскакивали ужасные картинки. Лечь бы и выспаться!
Но как спать, если я знаю – в паре кварталов Васька не дремлет; под руководством мрачной тетки габаритов сто тридцать на сто тридцать, гения судмедэкспертизы, в особую машину грузят черные мешки?…
Чед смотрел виновато.
Я махнула рукой:
– Спущусь. Наломаешь мне сирени?
– Не вопрос. – Женька улыбнулся. Как я наизусть знала все его любимые блюда и напитки, все, чем мой друг детства обожал набивать свое плоское поджарое брюхо, так и он был в курсе: ландыши, сирень, белый шиповник, жасмин, розовый шиповник, жимолость…
Мы снова спустились с моей крыши мира. Я совсем не была готова к тому, чего обычно постоянно жаждала, – к одиночеству. То, что Женька уезжал, а я оставалась лицом к лицу со всем, что произошло, повергло меня в страшное уныние. Однако по примеру Скарлетт О'Хары я решила подумать об этом завтра.
Тем временем Чед залез в пышные кусты сирени, наломал охапку веток. Вылез, протянул добычу мне. На душе немного полегчало… я зарылась лицом в ароматные кисти, и мы двинули к мотоциклу Чеда – он на ходу надевал шлем и вдруг завис.
На его коне сидела девушка.
На мой мгновенно избавившийся от сонливости взгляд, это была сильфида, фея, сама любовь. У меня нет бедер, нет талии, почти нет груди, а плечи выступают острой буквой «Т». Везде торчат или кости, или тонкие жилки. А эта была словно вылита из капли молока с медом – все плавное, идеальное, талия наверняка меньше моей, а бедра шире; короткое простецкое светлое платьице, на ногах обычные балетки, и распущенная волна волос – темные завитки по пояс…
Черты лица соответствовали фигурке – Барби отдыхала у психоаналитиков, спасаясь от комплекса неполноценности.
Но, видимо, в девице было что-то еще. Что-то, помимо идеальных черт внешности, потому что…
Чед встал как вкопанный. А он только на внешность никогда не велся. Потом мой друг, не сводя с незнакомки глаз, потянулся к букету… и отщипнул от моей – моей! – сирени маленькую веточку.
Подошел к мотоциклу:
– Барышня, рад приветствовать на своей территории.
– Твой транспорт? – лениво, чуть растягивая словечки, спросила красавица. – Есть второй шлем?
Я стояла разве что рот не разинув.
Девушка тем временем, бросив на меня короткий нейтральный взгляд, пристроила сирень куда-то у выреза. Чед приосанился. Он бросал меня в неоднозначной ситуации. Он торопился. Но мужчины устроены как-то по-особому, я эти дефектные винтики в мозгу у особей противоположного пола уже неплохо изучила.
– Куда поедем? – Второй шлем лежал у него под сиденьем.
– Ты подбрось меня, – мурлыкнула незнакомка. – Я что-то поздно сегодня, машин нет совсем, голосуй не голосуй. А домой хочется… дома постелька, вина бутылочка…
Я кое-как собрала упавшую челюсть.
– Чед, ты по делам ехал… – Как там Танька говорит? Все мужики – козлы!
– А может, ей по дороге, – возразил мне Чед. Мое яснознание некстати высверкнуло краткий кадр, идею Чеда относительно того, где и как можно провести время с незнакомкой. По дороге.
У меня не было ни малейшего сомнения в том, что красотка – нимфоманка. Это я и Увидела, и поняла. Ей повезло с такими данными. Секс, секс, много секса – это, и только это плавало на верхушке ее сознания, откровенно и неприкрыто, а остальная часть личности была упрятана в глубокие недра, нырять куда я не рискнула. Вдруг там то же самое?
Много секса у девицы ассоциировалось с парнем, который ездит на мотоцикле или на джипе. Ну понятно.
Тем временем я опомнилась.
Чед регулярно заводил девушек, а уж сексом занимался, наверное, больше нас всех троих, включая женатого ныне Ваську. Могу ли я мешать развлечению друга? Не могу! Да и не стану, не мое дело. Хотя постелька и бутылочка вина были и у меня.
– Ну, я пошла, – сказала я. – Женька, я тебя, считай, проводила.
– Ники, – Чед чуток опомнился, – если что, сразу звони.
– Ага…
Я поднялась наверх. Поставила сирень, включила компьютер, потребовала двойной эспрессо у кофемашины и приступила к тексту спецвыпуска. Как ни странно, сосредоточенность на работе пришла быстро, помогла отвлечься от Чеда и прочих неприятностей…
И как только фразы гладко полились на экран монитора, требовательно задергалась ниточка Силы с другого континента.
Я глянула на часы – 4:26. По московскому времени начинались 27-е лунные сутки – сутки мудрости и медитации.
Я приняла позу медитации, сев на освобожденный Мерлином матрас. Наставница могла и просто позвонить по телефону, но она желала передать мне информацию вместе с Силой, причем немедленно, так как не могла больше поддерживать контакт на таком расстоянии и готовилась его прервать.
Сосредоточилась, открылась…
«Суккуб».
Суккуб? Суккуб, суккуб… Средневековье какое-то.
Не сразу поняв, о чем речь, я затем подпрыгнула и звезданула себя ладонью по глупой башке. Суккуб! Легенды оживали на глазах; корявые надписи в старых книгах делались кошмарной явью, а мой самый лучший на свете ясновельможный пан Чедерецкий уехал на своем мотоцикле в обществе суккуба.
В броске я снесла со стола телефон, одновременно нажимая на кнопки…
– Че-ед! Чед, Женька, Че-ед!
Молчание.
Абонент заблокирован или временно недоступен.
– Ла-арри-и!!!
– Ник, потом…
– Ларри, останови Женьку, он уехал с девицей…
– Ник, ты спятила? Тут у меня такое… сама же…
– Ларри, она демонесса! Он в опасности! Дай свисток гаишникам, пусть тормозят и сажают, а ее вытуривают или тоже сажают, но подальше и в клетку…
– Кто демонесса? Ники? Что за чушь несешь?
– Ларри! Послушай меня! Останови Чеда! Немедленно! Он отсюда уехал минут сорок назад…
– В какую сторону?
– Я не видела… не знаю…
– Ник, я постараюсь. Но ты имей в виду, может, Чеду демонесса сейчас самое то. Стресс снять.
– Ларри! Это серьезно!
– Ник, я понял. Я сам не в себе слегка. Давай, пока…
Я посмотрела на телефон…
И безнадежно разрыдалась, горько, во весь голос; бросилась на матрас и рыдала, не в силах остановиться. Все было очень, очень страшно. Всхлипывая, я постепенно теряла активацию, теряла силы и засыпала, засыпала…
Когда я проснулась, солнце уже било в мои окна с юго-востока. Заходило оно к вечеру, освещая другой угол квартиры, но присутствовало в моем жилище целый день.
Я лежала, вцепившись в обсморканную и обреванную майку Васьки, забытую тут после какого-то водопроводно-сантехнического подвига. В чем он тогда ушел, я не помнила, но майка прижилась. Я ее то стирала и даже гладила, чтобы торжественно отдать, то надевала как домашний халат, решив купить Ларионову новую; иногда одежка пригождалась Чеду – внатяг на плечах и свободно в брюхе. На Ваське, который в принципе был того же размера, только ниже сантиметров на десять, майка сидела наоборот: в плечах свободно, на брюхе туго.
Я лежала на ортопедическом матрасе. С ним была связана особая история. Когда-то, когда я только училась обращаться с Даром, у меня от психологических перегрузок заклинило спину. Танька тут же напустила на меня мануальщика и невропатолога, собственноручно осуществив новокаиновую блокаду… но мальчики перепугались, так как за годы Васильевского не слышали от меня ни единого чиха и даже травмы-ушибы-растяжения заживали очень быстро и как бы сами собой, а тут меня пришлось, как больную кошку на лоток, дня три в ванную и туалет носить на руках.
И вот вскоре начались первые поездки Чеда за границу. Он путешествовал тогда на разваливающемся ведре с гайками по имени Тролль, который был пятидверной «Нивой». Имя получилось так. Когда страшно гордый собой, в нищие и небогатые иномарками годы, Чед показал нам обновку, Танька буркнула: «Ты бы еще троллейбус купил».
Тролль изначально был серебристым, а потом Чед самолично перекрасил его в черный, а потом мне – как самой художественно продвинутой – дали комплект баллончиков для аэрографии, и я от всей души нарисовала косорылых и кривобоких адских скачущих коней на капоте и по бокам… хотя сам Женька просил дамские груди или задницу, да и Танька вопила: «Нарисуй ему на капоте жопу с третьим глазом, в фуражке и с воткнутым шприцем – будет портрет нашей компании».
Но с лошадьми Тролль и помер, пережив тюнинг и поучаствовав с Чедом в паре заездов в джип-триале. Однако до того, будучи еще машиной во всех смыслах благонадежной, привез разок Тролль Чеда к моему дому, а на его багажнике наверху красовалась стопка из четырех тщательно упакованных ортопедических матрасов.
О таких чудесах, как кокосовая койра и латекс, в то время в Москве писали только очень модные и крутые журналы. Мальчики с охами затащили тяжеленные матрасы в дом…
– А чего четыре? – спросил Васька.
– Один Никуське на кухню на кушетку, – сказал Чед, – остальные в комнату на пол. Вдруг мы все решим тут переночевать? Когда не надо, будут лежать стопкой, как топчан.
– А вдруг мы все тут уже будем не одни? – уточнила Таня, тогда еще не такая убежденная чайлдфри.
– А давайте договоримся, – влезла я, – посторонним в штабе не место! Если только… очень надо и спросив меня. Мы четверо – да, а остальные – по согласованию.
– Кроме того, – добавил дальновидный Чед, – хотя мне и сказали, что на таких матрасах спит английская королевская семья, у них наверняка есть срок продавливаемости. Вот по мере продавливаемости будем менять Ксеньке на свежий.
Но прошли годы; матрасы сохраняли всю свою первозданную форму. Мой, ежедневного использования, – тоже, своим организмом я его не продавливала, без шансов. Качество матрасов не подкачало – что неудивительно, если учесть, сколько за них тогда отвалил Чед. Он как-то, выпив, сказал мне. Я лишилась дара речи и ощутила настоятельную потребность поискать внутри каждого пару-тройку бриллиантов типа «Кохинор». Но Чед легко тратил на то, на что считал нужным, те суммы, которые просили за качественные вещи. Я сильно подозревала, что матрасы отсрочили замену Тролля на более достойного коня эдак на годик-два.
Я встала с матраса. Притом что я заснула в неудобной позе, скукожившись, тело даже не затекло.
Побрела, ткнула пальцем в кофемашину. Та виновато заморгала жидкокристаллическим мониторчиком – воды налей, хозяйка, однако! Налила. Сама встала под душ. И некоторое время просто тупо стояла, подставив лицо прохладным струям.
Позже, неспешно попивая кофе около окна, набрала телефон Ларри.
– Патрульные не отследили Чеда, – виновато сказал он. – Мобильник не отвечает, обе симки недоступны.
Красота.
Посмотрела на часы. Да.
Сигнал эсэмэски.
«Спецвыпуск!»
«Олик, после обеда сдам».
«Ты о'кей?»
«О'кей. В офис не приеду».
«О'кей».
Поговорили.
CMC Инне.
«Как дела?»
«Минус два килограмма!!!!!!!!!!»
«Это вода, не переживай. Все нормально».
«Спасибо!!!!!!!!!!!!»
Ладно-ладно. У меня тут рыльце отчасти в пуху, детализировать, кто кому должен спасибо, не будем…
Теперь Таня.
«Васька забросил ключи и карточку медицинского страхования, чем упростил. Сам был бледен и краток.
Мерлин еще в коме, назовем этот статус так. Все ходят посмотреть и послушать. Бренчит. Ужас, летящий на крыльях ночи. Гиена огненная, или как ее там, эту зверюгу. Пописал, внутривенно покушал и попил, после обеда отвезем на повторную томографию, а если покакает – я, как врач, буду рада. Пока, кроме словесного поноса, все в себе держит. Слушай, времени нет особо, хочешь, приезжай, я тебе пропуск оставила. А мне после бессонной ночи еще людей спасать. Ага, давай после смены. Я чувствую, у вас там полный бардак, так что в штабе в девять».
Послала эсэмэску на ту же тему Ларионову. Дескать, при прочих равных и отсутствии форс-мажоров – у меня в девять.
Три раза попробовала дозвониться Чеду. От злости столько же раз швыряла телефон в стенку.
Как я не смекнула? Глухая ночь, полуголая девица. Ну какая же я дура… с другой стороны, много ли я на самом деле видела женщин с Даром суккуба?
Суккубы могли снимать энергетику, информацию и годы жизни. Они без труда завоевывали внимание любого мужчины – юного, старичка, женатого, свободного; заводили отношения. Но в отличие от женщин с Даром нимф мужчина очень быстро разочаровывался и рвал отношения. Поэтому у суккуба было мало шансов выпить кого-нибудь до конца. Так, ограбить на тонком уровне, прихватить витальности, способности сопротивляться болезням, лет жизни. Если очень-очень повезло – зачать, но это особая статья. У экстрасенсов, даже со светлым Даром, это вообще особая статья!
А если женщин с таким Даром начинал от всей души любить какой-то мужчина… Платонические отношения на расстоянии, ага. Но учитывая сверхъестественную притягательность суккуба – и эти отношения все равно были обречены.
Суккубы жили долго и нуждались в сексе до последнего удара молотком по крышке гроба.
Суккубы, как правило, имели изъяны внешности, иногда скрытые, чаще связанные со строением половых органов, и слабо выраженный, трудно определяемый Дар. Иногда и сами не знали, почему мужики на них сначала бросаются, потом бегут прочь (иногда через пару свиданий, иногда – через пару лет), списывали все на венец безбрачия, сглаз, родовую карму или просто невезучесть. Копались в прошлом, искали виноватых. Жили простыми несчастными бабами. Нам вот писали в «Пифию»:
«Мне уже тридцать девять, мужчинам я нравлюсь, отношения возникают часто, но семью создать никак не могу…»
Но и среди суккубов были, естественно, самородки, обладающие Даром высших октав, прекрасно осознающие свои возможности. Если я все поняла правильно, такой самородок – вроде ночной Барби – легко мог привязать к себе мужчину, заняв все его помыслы; и устраивать сексуальные оргии – умопомрачительные, но нечасто, чтобы сохранять влияние на объект и возможность пользоваться его витальностью как можно дольше. Суккубы высших октав могли жить очень долго, не старея. Сто лет, сто пятьдесят, может, больше…
Все это пока что являлось для меня теорией, но обретало жутковатую реалистичность. Среди людей с Даром, экстрасенсов, не было единой классификации, сети общения, среды. Все виды и формы Дара могли проявляться по-разному. Девяносто пять из ста человек, с которыми я общалась, – это самые обычные люди, для которых я была нереально крутым парапсихологом. Собственно, я и была сильным экстрасенсом с чистым Даром. И с его помощью крайне скрытно подрабатывала по выходным. Прочистить судьбу, подправить родовую карму, снять сглаз или проклятие. То, что я сделала с судьбой Инны, было практически максимумом моего вмешательства.
И только напившись кофе, убрав в доме, позавтракав (нашла в углу духовки забытое мясо и неразрезанный черносливовый торт в холодильнике – драматические для нашей компании признаки), я села раскладывать по полочкам все, что так или иначе прошло через меня.
Записи вышли невнятные, изложенные скачущим столбиком.
«Кот?
Катана – кто?
Обряды в подвале?
Папа Мерлина (дар неприкасаемости) —?
В подъезде – экстрасенс. Кто? Проверить (как)? Защита Мерлина (прикрывали).
В подвале. Некромант? Спросить пат. – ан. и нач. сл. отд., как убиты.
Ванна. Кто?
Кулон.
Чед. Где?!»
Я выдохнула и потерла лоб рукой. Как славно, когда тебе разжевывают детективные подробности того или иного дела. Опять-таки хорошо быть Ша Холмсом. Вот, например, в подвале, которым сейчас занимается следственная группа полиции, наверняка случайного мусора в сто раз больше, чем мусора, имеющего отношение к делу. Одних окурков тысячи. А что Ша Холмс? Сорта сигарного пепла… эх…
Однако, несмотря на все ужасы ночи, постоянную тревогу за Ларри, который нашел трупы и инициировал расследование, и Чеда, который где-то резвился с суккубом, со мной оставалась реальность. Я могла не поехать в редакцию, но не прислать материалы – подвести команду, раз, поставить под угрозу гонорары, два (а деньги мне были нужны), это было противно моей натуре, три…
Не работать я не могла.
Прикинула, что если закончу материалы для спецвыпуска и отошлю их Ольге сегодня, то смогу быть свободной до пятницы – дня редакционного совещания по следующему номеру.
И я, скрипнув зубами, села за компьютер. Экстрасенс ты или нет, а физическому телу надо одеваться, где-то жить, что-то есть. Пока телефон молчит – работай!
Часто приходилось выслушивать мнение, что если у тебя Дар – ты должен применять его бесплатно. Так можно было делать, но не всегда. У каждого экстрасенса со светлым Даром стоит нечто вроде предохранителя. Иногда он молчит – ты свободен в выборе, вмешиваться или нет. Но чаще – в большинстве случаев – ты попросту не можешь вмешаться, если тебе не заплатили. Более того, мысленно называя разные суммы, я нащупывала ту, которую следовало взять за воздействие. Оплата устанавливала энергетический обмен между экстрасенсом и человеком, который пришел просить о помощи; уравнивала затраты. Экстрасенс – Сила, человек – деньги. Оплата определялась индивидуально; если есть прайс – перед вами шарлатан. Вселенная держится на балансе, и в данном случае Вселенная зорко следила за тем, чтобы все было по справедливости. Неоплаченная работа для заказчика оборачивалась бедствиями и потерями, а экстрасенс на некоторое время ощущал ослабление Дара и был вынужден прекратить практиковать, пока не восстановится. Возможно, именно поэтому мало кто из экстрасенсов мог видеть судьбу близких. «Ты мне заплати сто тыщ, а я уберегу тебя от аварии, которая случится с тобой в тридцать три года…» Это, скорее всего, было бы абсолютной правдой, но, похоже, ситуация являлась недопустимой с позиции морали и нравственности Высших Сил, и они почти полностью исключили саму ее возможность.
С другой стороны, возможны были разные варианты. Работая Даром, мы имели дело не с жестким списком правил, а с уникальным искусством. Скажем, многие экстрасенсы с чистым Даром каждую манипуляцию или сеанс ясновидения дополнительно оплачивали самой обычной биологической энергией, накапливаемой в виде подкожного жира, а потому и накопить-то его толком не могли. Я слегка подпитывалась от природы – от букета сирени, от деревьев, ветра, солнца, дождя, просто от отдыха. Смешанный или темный Дар такой деликатности не подразумевал… и источниками энергии могли быть другие люди и живые существа, а собственный организм оставался в неприкосновенности.
Вот с Инны я взяла плату особым путем, решив и ее, и свою проблему. Отчего-то я ощутила, что в данной ситуации такое воздействие мне разрешено.
Я заткнула уши наушниками с Моцартом; отключила телефон, городской телефон и дверной звонок. Кому я буду рада – так войдут, без звонка. И погрузилась в работу.
Три часа спустя материал для спецвыпуска был завершен. Я его перечитала, внесла последнюю правку, вложила в письмо и, мысленно перекрестясь, кликнула на «отправить». Тут же сопроводила эсэмэской «Олик, лови» и рванула в ванную.
Требовалось восстановить поисковую сеть, силы; подготовиться к долгосрочной максимальной активизации, в конце концов, найти Чеда. Сон и пища подкрепили мое физическое тело, но Дар оставался в плачевном состоянии после пережитой ночи.
Я потушила в ванной свет; зажгла свечи, семь штук. Простые белые ровные свечки.
Пустила струю достаточно горячей воды, подвесив к крану пучок сушеных трав. Подумала, взяла масла мандарина, пихты, розмарина, мелиссы и драгоценное – розы. Смешала в шейкере по одиннадцать капель каждого; капнула также по две капли масла черного перца и ладана. К маслам налила три столовые ложки обычного льняного масла и две ложки горячей воды. Взбила. Затем, бросив на пол под ноги полотенце, начала тщательно растирать тело – начала с затылка, с зон за ушами, и вниз, включая все уголки тела, до самых пяток и промежутков между пальцами ног. Этого количества как раз хватило. Потом промасленными руками промассировала голову, волосы.
Села на край ванны, успокоилась. Закрыла глаза. Я очищалась, а потому слушала свое сердце, соблюдая внутреннее молчание.
Через двадцать четыре биения встала. Взяла пачку с морской солью. Это было менее приятно, но также необходимо. Правда, в качестве послабления, смешала соль со спитым кофе из кофемашины.
Смесь брала на специальные махровые рукавички для растираний – и также растерлась от шеи и вниз, а затем снова поднялась наверх. Кожа заметно разгорелась.
Процедура, похожая на антицеллюлитный уход, на самом деле была призвана убрать максимум внешних воздействий, очистить мою энергетику и подготовить к ритуалам восстановления поисковой сети и активизации Дара.
Полезла в горячую воду. Закрыла глаза.
Можно было бы так лежать долго-долго; я даже начала дремать. Но ощущение, что времени на самом деле практически нет, заставило снова считать удары сердца. Шестьдесят ударов. Так будет достаточно. Концентрация на подсчете ударов сердца и дыхании также расслабляла и снимала как стресс, так и негативные воздействия.
Встала под душ и долго лила на себя воду разных температур, и уже не для дела, а для удовольствия смыливала разные гели, вымыла голову, затем вытерлась полотенцем и, распевая песенки из старых мультиков, на которые у меня хватало вокальных данных, намазалась с ног до головы детским маслом для кожи. Пусть впитывается. Ну а теперь – практики и восстановление. Вышла из душа…
Белесый тип схватил меня за плечи в прежней манере и, развернувшись, кинул из небольшого коридора около ванной прямо в комнату на матрас. Я в полете успела плотнее вцепиться в края полотенца, которым, к счастью, обмоталась, и неэротично грохнулась. Подобрала ноги, собралась в кучку. Браслет с Талисманом лежал в ванной комнате на раковине. Чед ночью уехал с суккубом. Танька спасала людей. Ларри… да какая разница – отключенный телефон в данный момент был на кухне, возле компьютера.
– Я специально ради особо одар-ренных жур-рналистов пришел, – зло сказал блондин. – Ты не понимаешь намеков? Я теперь за жизнь твою и всей твоей компании и копейки не дам. Я же четко сказал – не вмешивайся, забудь и отойди.
Я цеплялась за полотенчико. Неактивен, совсем неактивен, но от этого не проще ни на секунду. Однако… ребята говорили, что дверь мою вскрыть практически невозможно…
Парень досадливо мотнул головой:
– Не щекочись ты своими нитками, они дохлые. Я думаю, что теперь делать.
– А теперь все само делается, – объявила я. Первый шок прошел.
– Вот именно.
– А что тебя больше всего волнует? Следствие по подвалу? Волнуйся, – сказала я. – Ларри тебя в розыск поставил как подозреваемого. – Блондин поморщился. – Как мне тебя называть? Если не скажешь, как тебя зовут, буду звать Пандой. – Блондин поморщился сильнее.
– Вадим.
– Ну что, Вадим, а теперь интервью?
Я встала и сбросила полотенце. Прошла к комоду, вытащила трусики, надела; так как грудь у меня была от силы «полпервого» размера, то бюстгальтеры я не носила. Пошарила, отыскала майку с Китти, домашние мятые шорты. Вадим невыразительно за мной наблюдал. Стриптиз явно не удался.
– Расскажи мне, Вадим, как ты дошел до жизни такой. – Я демонстративно достала диктофон, повертела его, чтобы боец видел – кроме диктофона, в руках ничего нет.
– Я вот думаю, – сказал блондин. – То ли мои намеки чр-резмерно абстрактны, то ли дело в тебе. Я вроде говорю – а ты меня не слушаешь. Пробую в последний раз. Потом буду убивать. Оставь – это – дело. Твой друг мент… он, наверное, создание подневольное. Ты его втравила. Еще один неверный шаг – и вы начнете исчезать по одному. Теперь внятно? – Он глянул на включенный диктофон в моей руке; потом резко шагнул, цапнул – и прибор высыпался из кулака жалкими кусочками пластика. Я даже не успела его отдернуть.
– А теперь ты меня послушай… – Я приготовилась сказать какую-нибудь нелепицу, в поддержку недавнему голозадому шоу, чтобы гость растерялся или был сбит с толку, выиграть время, чтобы активировать мой Дар… но тут щелкнула ручка входной двери…
И я, мгновенно вычислив, кто был бы мне сейчас полезнее всего, с воплем надежды на пистолет «Ларриииииии!!!» рванула в прихожую. Маг меня не задержал… Я сбила Таньку с ног – мы вместе вывалились из квартиры в коридор. А когда распутались и вскочили – квартира была пуста. Только открытое окно. Двадцать второй этаж.
– Фигасе, – восхитилась я, унимая сердцебиение. – Он и летать умеет?
– Срочно успокой-воды, – резюмировала Танька. – Или хочешь пустырничка?
