Глава 12
Лунная магия
В 1-е лунные сутки обретает шанс сбыться все… о чем вы по-честному мечтаете
Тихо крадучись по коридору, я добралась до комнаты, в которой складывали чистое белье. Притаилась за углом, пока тетя Маша не ушла куда-то со стопкой полотенец; юркнула внутрь и сперла халат самого больничного-пребольничного вида и накрахмаленную синюю шапочку. Эти предметы должны были облегчить мне доступ в квартиру Людочки. От Таниной больницы до меня можно было проехать верхним транспортом, не спускаясь под землю. С пересадкой, правда, ну и ладно. А от моего дома до дома Мерлина и вовсе пешком пройду… прикинуться доктором, направленным от поликлиники к Ларочке, я смогу. Что можно сказать, знаю. Врачи ходят с бахилами, с масками, с сумками, битком набитыми разными причиндалами, рецептами, блокнотами, со стетоскопом, с разными штучками, которыми смотрят горло и ушки детям. Подходящей сумки у меня вроде не было, но я что-нибудь придумаю…
Я прихватила по ходу движения брошенный в коридоре полупустой пакет со скомканными бахилами и половиной рулона туалетной бумаги и сунула в него халат.
Затем выползла из больницы, никем, кроме парочки ранних электриков, не замеченная. Люди часто даже не задумываются, что жизнь современной больницы очень тесно завязана на армию рабочих – специалистов, далеких от медицины, но обеспечивающих исправное функционирование таковой. Вот они: а значит, все аппараты будут работать, свет бестеневых ламп в смотровых и операционных – оставаться ярким, компьютеры с историями болезней – своевременно загружаться.
Пошла вдоль забора, наслаждаясь свежим воздухом, ярким майским утром и привыкая к ощущениям в теле. Порез мне не казался слишком уж глубоким, хотя и обильно кровоточил поначалу, а вредная доктор Белкина своим косметическим швом превратила его в настоящий ужас. Но что делать… приходилось привыкать.
Тащилась в школы и садики малышня, прицепившись к рукам серых от недосыпа родителей; спешили в офисы собранные служащие. От меня такое раннее пробуждение требовалось только для обрядов, в определенные дни года; я – типичная сова, вынужденная приспосабливаться к социальным ритмам города. Однако нельзя не признать, что в рассветных часах есть особая яркость, умытость и чистота; я ее уважала и очень ценила… но так редко ощущала!
Так. Надо было собраться и подумать. Как-то мне попало исследование, которое гласило, что девяносто процентов всех самых серьезных решений человек принимает не в «специально отведенное для этого время», а по дороге откуда-то куда-то, в душе, в туалете, словом, между делом и параллельно с какой-то механической работой тела. Для меня это было абсолютно справедливо – идти на свежем воздухе, выспавшись, помахивая шуршащим пакетом, по знакомой дороге и выстраивать логические структуры – самое милое занятие.
Итак, представим себе ощущения «группы противника». Неизвестный пока Кац, Вадим, девица-суккуб, Джокер. Может, кто-то еще.
Видимо, даже такие откровенно ужасные некроманты и человеконенавистники нуждаются если не в любви, то в понимании, что они не одни на этом свете. Кто, как не дети, дают такое ощущение? Вот господин Федотов и прошелся по детским домам – о, средства для убеждения власть имущих и судьбы решающих лиц у него имелись. Правдами и неправдами, а скорее, шантажом, деньгами и незримыми воздействиями он собрал свою команду. Обрел влияние на подростков, авторитет в их глазах; дал каждому то, что требовалось, чтобы раскрыть Дар. Снял чувство вины за их собственные необъяснимые поступки и потребности, обусловленные экстрасенсорной одаренностью. Сделал их своими подопечными, научил управляться с Даром.
Ради чего?
Ради Касиза.
Вполне возможно, что поначалу это было просто ужасное совпадение, хотя мой опыт гласил – совпадений не бывает. Сам Касиз притянул в подвал дрянного домика некроманта, где тот и начал свою ужасную деятельность. Убил в первый раз… а потом некромант, как и любой отщепенец с таким складом психики (чтобы не сказать – видом психического отклонения), ощутил привязку к месту – и убивать второй раз пришел туда уже сознательно. А позже – я уверена – ему пошла информация. Убивай больше, убивай по определенным правилам – обретешь могущество. А как только обретешь могущество – обретешь господина, который даст тебе все остальное, что только можно представить.
В наше время создавать мощные артефакты и воспитывать в себе могучего экстрасенса сложнее, чем в прежние времена. Осознание особой природы человека до приручения электричества было острее, силы богов и мистика природы – выше. Магическое сознание трех-четырех тысяч лет выдержки, не погибшее в теле, замурованном в карстовой пещере, – это ли не Саурон, в самом деле?…
Я не исключала, что некромант и взялся за сбор своей команды особо одаренных, когда ощутил, что именно его призвало, с чем именно он вступил в контакт. Это один шанс даже не на миллион, а, наверное, на миллиард.
А Касиз наверняка все эти тысячи лет ждал как раз такого человека с подходящим Даром, постоянно обретающегося поблизости…
Касиз стал идефиксом некроманта, его маниакальной, навязчивой идеей и управлял действиями Константина. Также я откуда-то знала, что силы Касиза на исходе, и не объявись некромант, дух Касиза мирно сошел бы на нет, а громовой камень, болтающийся сейчас у меня на шее, рассыпался бы в прах. Анур горько сожалел, что некромант все-таки случился поблизости. Но что теперь толку сожалеть…
Касиз торопил. Некромант делал все возможное, но не попадал в цель, только подпитывал заточенное зло. И поискать останки физического тела потенциального повелителя ему в голову не приходило; а может, он просто не сталкивался с самой идеей подземной разведки.
В отчаянии, после ряда провалов, он навел на подвал проблемных подростков и подсунул им магическую книгу. Рассчитывал на кровь девственниц, круг силы, жестокое убийство; на то, что Касиз сумеет захватить тело ослабленного наркотиками и алкоголем тинейджера, не знаю… но не прогадал.
И вот оно, сбылось – Касиз восстал.
Наверняка одновременно с ошеломительным восторгом Константин и его приемные дети ощущали и страх. Детские шалости и бытовые игры во всемогущество и «колдунство» закончились. Началось нечто настоящее, не подвластное их воле, напротив, подчиняющее их самих. Анур листал перед моим мысленным взором картинки: владычество Касиза – это страшно. Положим, Майя выкручивалась как могла, она обладала пластикой сознания, присущей любой девушке; Константин и Джокер приняли Касиза как родного и нивелировали собственную волю; Кац – не знаю, а Вадим…
Панда шел против ветра, решив сохранять мне жизнь – хотя Касиз через Константина велел убрать шустрого экстрасенса со светлым Даром с дороги. Боец протиснулся в узкую щель формального характера, между тем, что хотел он сам – а он хотел рассмотреть меня поближе, и своей присягой Константину. Приказ меня уничтожить шел через некроманта, но от Касиза, которому Панда пока не присягнул. И приказ этот был не вербальным и не ментальным, а лишь образным – кот не мог еще выражать пожелания четко и однозначно. Так что можно было кое-что списать и на непонимание.
Да. Шел против сильного магического ветра. По моей спине пробежалась толпа ледяных муравьев. Я вот не оценила того, что сделал Вадим, а зря… Он пугал меня, предостерегал и одновременно дал восхитительное ощущение безопасности от себя самого.
Правда, тут имелась еще одна щель. Формального характера. Безопасности для меня – но не для моих друзей и не для массы людей, занятых сейчас расследованием.
Я еще раз поежилась. Да.
Надо было торопиться. Сильно торопиться, как и намекал Анур, лаская мне шею нагретым серебром и упираясь в область солнечного сплетения белемнитом.
Почему торопиться?
Мы пока успевали двигаться на сантиметр впереди лишь благодаря скорости. Ах, Ники Лауда, как мне пригождалось прозвище, взятое еще в славном отрочестве! Зло в нашем мире сегодня малонаказуемо. Оно может неспешно выбирать жертву и красиво наносить удар, тщательно подготовившись, вальяжно. Будем справедливы – оно редко встречает отпор. Вот бригада Константина и расслабилась. Они не думали, что кто-то вступит с ними в схватку. И не сразу собрались для дальнейших действий.
Секунды три я раздувалась от гордости, вцепившись в белемнит через одежду. Знай наших!
Помогал и мой опыт журналиста. Журналист – это тот, кто хватает всего понемножку; он должен иметь широкий кругозор, небанальную эрудицию и готовность постоянно запоминать новое, одновременно анализируя старое. Он должен ощущать всю трехмерность современного ему мира, чтобы адекватно ее отражать.
Я соответствовала своей «гражданской» профессии и поэтому могла немного опережать экстрасенсов с темным Даром, которые – в силу склада личности и в силу опять же Дара – большую часть времени просто жгли, свой Дар поддерживая и питая.
Так.
Возможно, когда в подвале начала работать следственная группа, Константин уже понимал, кто из его группы и как может уничтожить подвал. Но пока там были люди, прорыва не произошло. Почему? Например, среди судмедэкспертов были намоленные, искренне верующие, многие должны были быть с нательными крестиками. Православный эгрегор обладает огромной силой.
А люди там были, пока не достали тринадцатое тело и не увезли его в следственный морг.
И как только они ушли – метровая секция трубы с горячей водой выпала, как будто срезанная лазерным мечом. Может, кстати, и срезанная. Я надулась – Дункан Маклауд какой-то. С мечом в…
Впрочем, лучше пусть крошит трубу, чем меня.
И кипяток затопил подвал. И уничтожил… что? Стало быть, там было еще что уничтожать… а я так толком все и не осмотрела. Хорошо, что у милиции остались хотя бы фото места преступления.
Поставив себе жирный минус, я вышла из троллейбуса. Дом был уже очень близко.
С другой стороны, может, Касиз сумел образами сообщить Константину о том, что под домом есть нечто физическое. И затопление было на самом деле попыткой уничтожить склеп и сделать недоступным белемнит. Иначе не было смысла наносить системе водоснабжения такие масштабные и трудноустранимые повреждения.
После затопления – очевидно – все наши неприятели поняли, что цель не достигнута. Более того, не сомневаюсь ни на секунду: едва Колян вскрыл карстовую пещеру… Касиз взвыл так, что мало не покажется.
И примерно через пятнадцать-двадцать минут после этого случилось землетрясение.
Если представить экстрасенсорную силу, которая требуется для такого воздействия… думаю, это был настоящий Круг, даже, наверное, не Силы, а Крови. Для такого воздействия Константин наверняка собрал всех своих клевретов и Касиза тоже. А если это так… то сейчас, после контакта с таким магическим сознанием, все они валяются с аккумуляторами на нуле, головной болью, рвотой, поносом, спазмами и так далее. Восстановиться за короткий срок никак нельзя. Если только…
Да. Это также означает, что некроманта надо как можно сильнее отвлекать, не давая ему ни часа на то, чтобы найти и убить человека. Только этим методом он мог быстро восстановить свои силы.
Я вытащила мобильник:
– Вась?
– Ники! А Белка… – Голос сонный. Гад, спит он!
– Вась! Федотова допрашивают?
– Ни повода, ни причины… только досье его прошерстил… Ники, слушай…
– Васька, слушай меня. Сосредоточься. Не давай ему покоя. Наври что-нибудь следственной группе. Я тебя умоляю. Найди возможность поставить слежку. Учти, он будет искать способ убить, выведет всех своих от слежки избавляться. Если уже не убил. Пока я дрыхла.
– Ники!
– После землетрясения они все обычные люди, но ненадолго. Я так думаю, Майя уже где-то силы набирает. Не дай ему восстановиться, а мне пока надо еще сделать пару дел, чтобы быть готовой к тому, чтобы… чтобы… – Как сложно сознательно говорить такие вещи! Рациональное намертво сцепилось с экстрасенсорным; Анур внутренне мягко, но требовательно подтолкнул. – Чтобы убить Касиза.
– Кого убить?
– Кого угодно. Ребенка сопрет из коляски или на детской площадке, собаку, голубя, бомжа, одинокую бабульку… кого угодно!
– Так… погоди… ага, Федотов… Ники, следаки пока посадили двоих. Теодора и еще одного дедушку маловменяемого из дрянного домика. Дедушка идеальный пациент, на все согласен, деменция не дремлет…
– Дедушка? Васьк, с дедушкой потом, ладно?
– Ники, ты пойми. Висяка по такому делу не будет. А я же знаю, кто это и что это не дедушка. Но я не следователь… они и так на меня косятся и очень хотят с тобой поговорить по поводу того, как ты узнала о месте преступления!
– Ва-а-аськ!
– А ты думала? Решила помогать закону – он к тебе знаешь как присмотрится…
– Ну елки-палки! Хорошо, что у нас Мариванна есть… и ты…
– Ники, я мало что значу. А Мариванна… Мариванна с подозрением на инфаркт в Бурденко.
– Что? – У меня внутри словно что-то оборвалось. Я прошляпила.
– Ты не волнуйся, делай что должна. Но Мариванна…
Ну да, она теснее всего контактировала со всеми тринадцатью телами… с которыми у некроманта наверняка существовала особая связь. Какая же я дура! Какие там гордость и скорость – пора было посыпать голову пеплом…
Я стиснула зубы. Быстро взять себя в руки; задачу положение Мариванны не меняло, а лишь конкретизировало.
Васька тем временем доложил жизненные показатели Мариванны, которые пока читались как средней тяжести, и перешел на тему швабры. Какой швабры?…
– Ники, едят меня уборщицы! Бога ради, где эту швабру особо модную взять-то можно?…
– Васька… – Я наконец сообразила, о чем он – о каких уборщицах, о какой швабре и вообще о чем. – Отправь каким-нибудь образом милицию к некроманту. Если по каким-то причинам он забыл ее выкинуть – возьмешь с балкона. Ты меня понял? Инвентарный номер есть на ней? А?
– Понял… должен быть… Ты как сама?…
– Я более-менее, – мужественно ответила я, нажала отбой, чтобы не развивать тему, и потрусила к своему дому.
На своем пути в этом мире восставшему Касизу не повезло. Он нарвался на «пациента», который оказался неподвластен силам зла. (Правда, силам добра Мерлин тоже был неподвластен, поэтому его, например, было бесполезно показывать экстрасенсам-целителям.) Помимо этого, Касиз встретил отпор в виде стихийного экстрасенса – девочки Ларочки. Она что-то использовала против древнего мага, что-то неординарное, а что – я не могла ощутить. Мне до зарезу требовалось узнать, что за вещь, или Сила, или магический прием остановили Касиза в первые часы его плотского существования в нашем мире, в первые часы его возвращения с самой границы миров. Перенять опыт, возможно – попросить и саму вещь. Поэтому я уже почти бежала, всем телом ощущая, как уходит драгоценное время – время моего преимущества.
Я поднялась в лифте на свой этаж, попутно мысленно ругая неспешность этого самого лифта. И остолбенела перед новой дверью, о которой думать забыла. Но как только я неуверенно звякнула новым ключом в странной на вид замочной скважине, дверь распахнулась.
– Ксенька! – Чед схватил меня и прижал. Я в ответ тоже благодарно прижалась к Женьке, обняла его, потом выбралась из огромных ручищ. – Ты как? Ты целая? Танька звонила уже, что ты сбежала…
– Целая, ну почти целая, доктор Белка у нас художественную штопку любит, поэтому ты не дави меня… Жень, надо переодеться и быстро-быстро бежать…
– На работу?
– Не… С работой погожу, – тоскливо вздохнула я. – Надо проверить дом Мерлина.
– Ваське звоним?
– Я уже поговорила с ним. – Порывшись в шкафу, я откопала самую фешенебельную сумку. Напихала в нее несколько разнокалиберных книжиц, пачку старых пухлых бланков оплаты за телефон и за квартиру – сохранившуюся еще с доинтернетных времен; сверху сунула свернутый халат и врачебную шапочку, а еще прихватила в домашней аптечке две или три маски, оставшиеся от очередной эпидемии очередного гриппа, чтоб Касиз от него же и сдох… Все это заняло минуты три.
– И куда ты? – уточнил внимательно наблюдавший за этими приготовлениями Чед, надевая куртку и обуваясь.
– В тот дом, где Мерлин живет… надо поискать там кое-кого, – не слишком определенно отозвалась я.
– Я почему-то думал, ты Дуней будешь заниматься. Пошли.
– Дуней? А, Дульсинеей нашего Мерлина… нет, ей Белка звонила… по-моему, Дуня тут совсем ни при чем… нет, надо найти другого человека, я вроде о нем говорила…
Пара остановок на трамвае (Чед молчал – наверняка переживал, что мотоцикл пока не удается вызволить), резвый марш-бросок – и вот мы около дрянного домика.
Он и вправду сдал за последние часы. Казалось, стены его посерели, а вокруг торца, подмоченного изнутри аварийным прорывом кипятка, цоколь отсырел, позеленел, тронулся то ли плесенью, то ли мхом. Так быстро. И весь дом словно оплавился в очертаниях – его как будто невозможно теперь начертить линейкой, потребуются изогнутые лекала. Воображаю, как тяжело сейчас в этом доме людям… тут требовался глобальный очистительный проект, несколько экстрасенсов одной школы, владеющих одной и той же методикой, лучше всего – Учитель с адептами. Даже те, кто не погиб под ударами голодного восставшего Касиза сразу, сейчас очень страдали. Дом, пропустивший такое зло, очень трудно будет снова сделать жилым.
Я подумала об одном из карпатских мольфаров, который регулярно наезжал в Москву и уже обзавелся эффективными учениками; но сейчас он был во Львове, точнее, в горах возле древнего города – напитывался силой от особых мест. Потом, все – потом.
Я не слишком решительно вошла в подъезд. Женька тихо следовал за мной.
Кодовый замок был сломан, и тяжеленная полуоткрытая дверь странно пищала, чуть покачиваясь, как будто ее колебал ветер. Кафельную стенку подъезда раскалывала неровная трещина – ветвистая черная молния, упирающаяся прямо в дверь квартиры Мерлина.
Я поднялась на этаж, где жила Ларочка.
Лестничная клетка и дверь мне уже не понравились. На этаже можно было снимать старый фильм про хрущобы – какие-то примотанные к перилам лыжные палки, поломанные велосипеды, старые детские санки… Весь этот скарб навскидку не использовался много лет и являлся антенной для привлечения разного рода неприятностей. Сама дверь оказалась обитой материалом, доступным для разрывания, – и он был разорван, как будто дверь скреб какой-то крупный зверь; скреб совсем недавно; в длинных порезах торчал белый синтепон.
Я накинула халат и позвонила.
Внутри тут же заскулил пес. Интересно. Пес внутри, следы когтей снаружи.
Долгое время никто не открывал… странно – рано, на мой взгляд, в семье должны быть все дома. И вот дверь приоткрылась, замкнутая на цепочку. Внутри стояла девочка в длинной ночной фланелевой рубашке, выцветшей и на редкость застиранной… и нос Лабрадора.
– Здравствуйте, – начала девочка, но ее перебила собака, звонко залаяв. Я в собаках понимала немного – но этот пес определенно улыбался мне и в промежутках между захлебывающимися тирадами скулил и рыл щель лапой.
Девочка прислушалась, нагнув голову с темными нечесаными волосами… и вдруг торопливо защелкала цепочкой, отпирая дверь, и… и я даже не успела сказать, что я доктор…
…уже полчаса я сидела с Ларочкой в обнимку. Бедную малышку трясло от температуры, от болезни, от ужаса, от счастья – от всего сразу. Я иногда слышала обрывки ее мыслей, светлых, как искорки костра: пришла, нашла, спасла; я была для нее крестной феей, богиней, Наставницей – кем угодно. И я безмолвно соглашалась – да, маленькая, да, я тебе помогу, я оберегу тебя, все самое страшное – позади. И Лариса уже успела мне сказать – малыш Миша выжил. Зато она не смогла помочь тем двоим… и еще многим-многим.
Наконец я ее отпустила. Тонкое тельце и волосы пахли какими-то лекарствами.
– Детка, где мама?
– На работу ушла… она регистратор в поликлинике…
– А папа?
– Папа еще не приехал, он дальнобойщик…
– А кто дома?
– Дик и бабуля… и еще мамин песик, но мама сказала, что он умирает… а бабуле пришлось ночью дать дополнительные лекарства, она будет спать…
Бабуля – довольно грузная пожилая дама – лежала в метре от меня, на второй кровати в семиметровой жилой комнатушке. В малометражной двушке воняло псиной; ремонта эта квартира не видела, по-моему, лет сорок. Обветшавшая нищета, неопрятные запахи пожилого человека и больного животного. Замечательно.
Дик радовался моему приходу не меньше Ларисы.
– Давай, я тебя чуть полечу? – предложила я.
– Давайте, конечно! – обрадовалась девочка. – А то температура уже третий день совсем не опускается…
– А ты пока расскажешь все, что хочешь.
– Конечно… я давно слышала разные странные вещи. И когда пробовала рассказать папе и маме, они говорили, что я не только слепая, но и сумасшедшая, – заторопилась малышка. – И тогда я решила молчать. Мне иногда очень страшные вещи снились или слышались. Например, что снизу, под домом, кричат. Два раза было так страшно, что я болела почти по месяцу…
Понятно, она слышала последние убийства некроманта.
– И вот… мне приснился сон. Что в подвале убивают котика, а что он оживает… я уже пробовала делать… разные… вещи… например, когда слышала, что у человека болит голова – убирала боль… или если не слушался маленький – делала чтобы слушался… а тут я услышала, что кот пошел есть Мерлина… мертвый кот, в дырах, липкий.
Девочку снова затрясло, и я усилила работу поисковых нитей, которые сейчас врачевали ее надорванную непомерной задачей Сущность.
– Я с Мерлином дружу, он взрослый и очень хороший, – говорила девочка. – Я… думала, как его защитить… я много слушала о магии по телевизору, и у меня был один магический предмет. Он был когда-то бабушкин… потом бабушка его выкинула, сказала, он ей больше не нужен, а я забрала себе. И он у меня хранился долго.
– Это – зеркало, – сказала я как можно спокойнее. – Ты, моя девочка, каждый вечер брала его в руки, гладила и представляла, что когда-нибудь тебя отведут к доктору, он вылечит тебе глазки, и ты сможешь посмотреть в зеркало и увидеть, какая ты замечательная…
– Но у меня не глазки болят… мама говорит, все из головы идет, – торопливо продолжала Ларочка, сильно покраснев. – Глазки уже оперировали… не помогло.
– А оправа у зеркала бронзовая… ты экстрасенс, Ларик, и сама постепенно превратила подходящий предмет в магический. Рассказывай. Все так и есть – ты правильно работала. И когда экстрасенс со светлым Даром… как ты… часто берет вещь в руки и мечтает – она становится очень сильной, напитывается настоящей магией, – пояснила я.
– И… в ту ночь… в ту ночь, с которой я болею, я так напугалась, так напугалась. – Лариса снова доверчиво ко мне прижалась. Старуха на кровати грозно забормотала и заворочалась. – Я… поставила зеркало между Мерлином и котом. Мысленно. И кот бросился в квартиру на втором этаже, там я ничего сделать не успела… потом еще… в одну… но я плохо знала этих людей и не успевала поставить зеркало.
– Ты не волнуйся… Мерлин жив, он в больнице, ты спасла его, – нежно сказала я. – Ты и так сделала очень много.
– А когда мертвый кот пришел сюда, я его даже видела. Я иногда могу рассмотреть силуэты, если человек стоит на фоне светлого окна или двери. А тут, наоборот, все было черное, а кот с крыльями как будто горел. И он… шел… к бабушке. Я не пустила… кот зашипел и побежал кругом… он старался достать меня или бабушку. Но рядом встал Дик, и он тоже горел. А еще в нашу с бабушкой комнату распахнулась дверь, и прибежали два маминых пса, которых она сейчас лечит. Лечила. Маленькая собачка такая и большой, кажется, какой-то сторожевой пес… злой, мама его в строгом наморднике держала… и они… тоже пылали. И они встали рядом со мной, как стража, а я держала в руке зеркало… и говорила ему уйти и никогда не приходить сюда…
Мама Ларисы была из той породы людей, которые не могут пройти мимо даже безнадежно больного животного. Я Видела, что огромный старый кавказец, потеряв своего любимого хозяина, уже давно ненавидел людей и был опасен как на службе у человека, так и атаманом в уличной стае. Его выгнали, чтобы не усыплять. Но он получил какую-то травму, и мама Лары притащила его сюда вместе с мерзкой истеричной болонкой с гноящимися глазенками.
И в последний миг своей жизни старый пес вспомнил о преданности, о служении Человеку и до капли отдал свои силы.
– Кот ушел… большой пес умер, и у мамы были проблемы, как его отвезти похоронить… я сразу заболела… сильно… не могла ей помогать. А маленькая собачка все еще болеет… кажется. Дика тоже рвало два дня, но он поправился.
Пес-поводырь. Два изгоя, бездомных калеки понимали, что жить должен остаться он.
Так вот какая сила остановила Касиза. Ларочка. Ее зеркало. И псы.
Мерлином Касиз мог и не заинтересоваться – парень жил один, вывести его на грань отчаяния или паники, заставить наложить на себя руки в силу Дара Олега Касиз не мог. Там он отступил легко; а тут – видимо, бабушка была очень желанной добычей. А уж тем более девочка-экстрасенс.
Я мельком подумала, что бабушка с прогрессирующим Альцгеймером, которую спокойно оставляют на больного ребенка, может, и должна бы уже уйти. Однако сие не нам решать. Болезнь бабушки учила Ларочку любви, долготерпению, состраданию… и Видению. Не умея рассмотреть, что происходит, глазами, малышка, сама того не ведая, тренировала духовное зрение, чтобы силами своей любви помогать старухе. А жила она с бабушкой с самого детства, и времена, когда бабуля была в порядке, любила и жалела ее, рассказывала сказки и пела колыбельные, жили в ее памяти и в добром сердце.
Девочка не отдала родного человека, как не отдала раньше Мерлина, и кот бросился с ее этажа в следующий подъезд, чтобы продолжить свой путь.
Но силы Ларисы были на исходе… и без экстрасенса малышка не поправилась бы.
Все ушли на работу – а ребенок с гриппом взял да умер.
Бывает так и в наши прогрессивные дни.
– Я стала болеть с того дня… но я еще какие-то вещи видела, страшные, странные. А потом, когда кот ушел через крышу, я увидела, кто его забрал. Этого же человека я видела, когда мне снились те ужасные сны. Это лицо… никак нельзя было забыть. И я рассказала Мерлину, что слышала по телевизору, как можно сделать фото во сне… придумала, зачем ему это… после той ночи, когда кот приходил в его квартиру, это было нетрудно… в общем… немного… его… обманула… он такой странный сделался после того, как прибегал мертвый кот.
Изображение в память телефона Олега Евсеева послала незрячая Ларочка. Олег был оглушен воздействием Касиза, не понимал, что творится, – и вообще, скорее всего, ощущал себя как сомнамбула.
Пока Мерлин наш после внушения Лары спал крепким сном, примотав смартфон с включенным режимом камеры к башке, там и появился портрет Федотова. Вот только разъяснить, что это за личность, Ларочка не сумела – уже валялась с рекордными температурами… и Олег генерировал историю под свой формат личности.
Ларочка только сумела последним усилием подтолкнуть его мозговую деятельность к тому, что с получившейся историей надо куда-то пойти, донести ее до людей. Вот он и понес.
Квартира Мерлина была совсем рядом. Я бросила поисковые нити – и вправду Олег сталкивался с некромантом. Буквально один раз. Олег этого не запомнил, а вот некромант – запомнил, да еще как. И он вполне могу подумать, что Мерлин опасен для него – и для восставшего Касиза.
Я нежно работала с девочкой, продолжая держать ее на коленях.
– Ларочка, если ты хочешь быстрее поправиться, ты должна попросить меня тебе помочь, – серьезно сказала я. – Я без просьбы не могу тебя лечить как следует, только чуть-чуть. А еще ты должна попроситься ко мне в ученицы.
– Я должна?…
– Ну, если хочешь, – пояснила я. – Но лечить или учить тебя без просьбы с твоей стороны я не имею права.
– Совсем?…
– Не совсем. Немного могу, – призналась я.
– А если я не попрошу?
– Я восстановлю твое тонкое тело, которое повредил монстр, и чуть-чуть расскажу тебе о твоем Даре, но учить им пользоваться не смогу. Не смогу научить, как помогать другим.
– А… какие-то обещания? Клятвы?
– Никаких, – ответила я, попутно покрепче усыпляя начавшую просыпаться бабушку. – Дело в том, что и у тебя, и у меня светлый Дар. Экстрасенс с темным Даром приносит присягу, или дает какую-то клятву, или обещает выполнить в течение жизни одно любое приказание Наставника. Часто экстрасенсы обходятся и вовсе без наставников, изучают свои способности сами и никому ничего не должны. А вот экстрасенсы со светлым Даром учатся свободно, без каких-либо обязательств. Надо только попросить.
– А… у вас была учительница?
– Наставница. И была, и есть. У нее очень сильный светлый Дар. А учеников у меня пока не было. Я сама еще знаю не так уж много…
– Тогда… я… а я могу попросить вылечить вместо меня бабушку? – спохватилась Ларочка.
– Нет, малышка, – серьезно ответила я. – Вместо – нет. Вместе – я попробую ей помочь. Потом. А главное, я научу, как ты сможешь помогать ей сама. А сейчас важнее привести в порядок тебя.
– А… бабушка будет прежней?
У меня тем временем начало нарастать внутреннее беспокойство. Ради безопасности этого дома его следовало покинуть. Защитить – и покинуть, забрав то, что мне надо.
Я увидела, как бесплотная болонка вошла в комнату и села у двери. Дик улыбнулся ей, но не бросился навстречу, не встал с лежанки около кровати Ларочки.
– Нет, Лар. Совсем прежней бабушка не будет, сейчас у нее такой отрезок пути – в темноте. Для того чтобы ты лучше поняла, что такое свет, – твердо сказала я.
– Это… так…
– Это взрослый мир, мир экстрасенсов. Добро пожаловать… – сказала я и поцеловала девочку в лоб.
– Я прошу, полечите меня, – твердо и очень тихо сказала Лариса. – А еще станьте моей учительницей.
– Хорошо, детка. Я согласна.
– И деткой меня не называйте больше, пожалуйста, – попросила слепая малышка, упрямо вздернув подбородок.
– Ладно. Ты… дашь мне зеркало?
– Зачем?
Я подумала и решила ответить честно:
– Убить кота.
– А фонарик… у вас на шее… не может его убить? Я вижу, что у вас на шее висит яркий фонарик… и из-за этого даже ваш силуэт немного вижу, – застенчиво сказала Лариса.
– Поможет. – Надо же, видит белемнит.
– А еще я вижу… дядю. Мужчину. Он как будто в свете этого фонарика, – добавила Ларочка.
– Дядю?
– У него темные… брови. Он весь закутан в какое-то белое полотно.
– И что он делает?
Лариса помолчала, подбирая слова.
– Улыбается и машет.
Ну конечно. Что еще может делать дух древнего мага?…
Ларочка помолчала, ощупывая чуткими пальцами дорогую ей вещицу. Потом решительно протянула зеркало мне.
Я поработала на совесть, уложила пропотевшую Лару в кровать, наподдала «электросна» бабушке, чтобы не мешала. Попутно прощупала – старушка была без головы, но тем не менее достаточно крепка физически и готова жить. Накопленный негатив рода кому-то да надо отработать, вот она и занялась вплотную. Снимать болезнь и негативную карму с самой бабушки было уже поздно; следовало работать с последующими поколениями, то есть с мамой Ларисы и с ней самой. К девочке отягощение пришло с поражением ее глаз; разуму ничто не грозило. А вот мама…
Закончив работать с Ларисой, я прошла по квартире. Да, многие вещи тут сделались руками незрячей девочки обережными – любимые игрушки, украшения с гранеными стекляшками… С моей помощью все эти предметы включились в охранную сеть и замкнули контур. Попрощавшись с девочкой, я пошла к выходу (представляю, как там, за дверью, изнывал Женька), но, сделав шага два-три, вернулась.
Подумала.
Ларочка, пошатываясь, стояла в дверях комнаты, держась за ошейник пса. Дик понимающе смотрел на меня.
Нельзя было уйти, оставив только слабенькую охрану, основанную на обычном контуре, двух псах – мертвом и живом – и вещицах девочки.
Пятнадцать процентов?…
Я зажмурилась. Приходилось принимать и такие решения. Да.
Протянула нити.
Бабуля через некоторое время отозвалась из застенков подсознания – горячо, со всей силой любящей души. Внучка была ей вправду дорога.
Я обязана буду рассказать это девочке – потом. Что бабушка согласилась отдать какое-то количество своих дней ради ее безопасности и встать на защиту, если потребуется. Люди, лишившиеся рассудка в нашем понимании, часто взамен получают иное.
Дик и призрак издохшей болонки вопросительно смотрели на меня.
Лариса разволновалась – по щекам пошли красные пятна, из незрячих глаз потекли слезы по щекам. Она понимала, что я делаю что-то очень сложное. И не решалась спросить, что именно.
И я замкнула охранный контур на сущность бабули. Когда все закончится, сразу же сюда, сразу же сюда…
Сказала мягко:
– Запри дверь, прими душ с солью и ложись! Просто потри тело солью вместе с мылом или гелем для душа, смой… и под одеяло! Ладно?
– Ладно… ты только возвращайся…
Я вышла, плотно закрыв дверь. Ну, почти хлопнув ею, если честно. Лариса молодец – сказала правильно, потому что «не умирай» было бы ошибкой.
Женька куковал на лестничной клетке.
Я постояла, опустив лицо в ладони, потом хлопнула себя по целому бедру:
– Атаман! Рядом.
Чед вопросительно воззрился на меня.
Ну не рассказывать же ему, что рядом со мной сейчас идет призрак старого одноглазого кавказца! Пес был готов биться, Касиз потряс его до самого нутра. Вцепиться в такую шею Атаман счел высшим достоинством урожденного охранника.
А мальтийская болонка, также решившая отдать доброму делу малые собачьи силы, осталась охранять свой последний дом. Не силой – так чутьем и звонким голосом.
С призраками, особенно такими эффективными, я сталкивалась первый раз в жизни. Много слышала о них – особенно в рамках редакционной деятельности; часто разыскивала, пробовала вступить в контакт, да вот не доводилось.
На секунду я допустила, что все это мне просто кажется, что я слегла с белой горячкой и мирно упокоилась в славном отделении психосоматики. Ах, вот бы так и было!..
Но нет. Во дворе на расстоянии метров пятнадцати от нас с Женькой сперва плотной стаей резко вспорхнули голуби, а затем с мявом врассыпную бросились дворовые коты. Один заскочил на дерево и шипел вниз: там никого не было, если не считать лающего Атамана, сбросившего вместе с телесной оболочкой годы, болезни и комплексы.