«Папа Эрла? — говорили люди. — Папа Эрла был ба-альшим человеком».

«Раньше было не то, что нынче, — говорили они. — Раньше закон кое-что значил, и законом как раз и был папа Эрла, Чарльз».

«Нынче все как с цепи сорвались. Когда здесь был папа Эрла, такого не было. Папа Эрла следил, чтобы закон соблюдался. Никто не смел нарушить закон, когда здесь был папа Эрла».

«Папа Эрла был великим человеком».

«Ну и что с того, что Эрл получил большую медаль за то, что убивал японцев? Он все равно и в подметки не годится своему папе. Да, тот был ба-альшим, нет, великим человеком».

«Я не знаю никого, кто мог бы выступить против папы Эрла».

«Знаете, папа Эрла был большим героем во время Первой мировой войны. Он убил чертову прорву германцев».

Это говорилось почти единодушно. На захолустном городишке Блу-Ай, центре округа Полк, штат Арканзас, где имелась станция железной дороги «Канзас-Сити, Техас — Залив», идущей до Нового Орлеана, и где усталый водитель, едущий по 71-му шоссе, мог выпить холодной кока-колы, все еще лежала большая и тяжелая тень отца Эрла. Можно было расспрашивать об Эрле в гастрономе, или в парикмахерской, или в отделении полиции, но в ответ услышать вовсе не об Эрле, а об отце Эрла. Он был таким великим человеком, говорили люди, что его собственные сыновья не могли выдержать его величия. Один сбежал из дому, а второй сам себя прикончил, когда ему было пятнадцать лет. Это был печальный, ужасно печальный день, но папа Эрла пошел на службу, потому что он был таким человеком, для которого долг превыше всего и который точно знает, в чем состоит его долг. Черт возьми, в двадцатых годах он прикончил троих грабителей банка. И много парней из больших городов или нахальных черномазых, которые попытались пойти поперек папы Эрла, не добились ничего, кроме шишки на башке размером с тарелку для пирога, потому что папа Эрла не терпел всякой ерунды, имел очень быстрые руки, непреклонную волю и кожаный удлиненный мешочек, набитый дробью, который никогда не выпускал из правой руки.

Карло пошел на кладбище. Там стоял большой памятник, на мраморном пьедестале которого было начертано крупными буквами: «ЧАРЛЬЗ Ф. СВЭГГЕР, КАПИТАН АМЕРИКАНСКИХ ЭКСПЕДИЦИОННЫХ ВОЙСК 1918 ШЕРИФ 1920, 1891-1942» и еще строчка: «ДОЛГ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО», а над надписью возвышалась скульптура, изображавшая патриотического американского орла с полурасправленными, поднятыми к небу крыльями и огромными цепкими когтями. Зато могил жены и младшего сына так и не нашлось.

— Этот, — сказал неф-смотритель, заметив молодого человека, — этот был строгим парнем. Он попусту не болтал, нет, сэр. Он умел вколотить в каждого страх Божий.

— Я слышал, что он был большим человеком, — отозвался Карло.

Старик расхохотался, продемонстрировав обломки зубов и розовые десны.

— О, конечно, — сказал он, — чертовски большим!

И заковылял прочь, хохоча, будто сказал невесть какую смешную вещь.

Карло отправился в редакцию местной газеты, намереваясь отыскать в одной из архивных подшивок подробный рассказ о происшествиях трагического дня смерти Чарльза.

Но информации оказалось немного. Судя по всему, старина Чарльз возвращался с баптистского моления, которое ежемесячно проводилось в уик-энд в Каддо-Гэпе. Поздним вечером он ехал через Маунт-Иду и вдруг заметил, что задняя дверь винного магазина Феррелла Тернера открыта. Он поставил машину на обочину, взял фонарь и отправился выяснять, в чем дело, хотя находился не на своей территории, а в округе Монтгомери. Он был всего в нескольких милях от Полка, увидел то, что вполне могло оказаться преступлением, и пошел выяснять, что происходит.

Грабитель выстрелил всего один раз, и старый герой упал замертво. Вероятно, это были какие-то проклятые мальчишки, успевшие хорошо выпить и с украденным оружием отправившиеся за добавкой, прежде чем уехать на войну. Очень просто, глупо и трагично; его нашли на следующий день и похоронили через два дня. Такую жалкую смерть можно было считать позором для отца Эрла. Старший его сын давно покинул дом, младший сын умер, жена сделалась алкоголичкой, и никто из родных не пришел проводить великого человека в последний путь. Зато на похоронах присутствовало большинство остальных жителей округа, большие и маленькие люди, богатые и бедные, мужчины, женщины и дети, поскольку отец Эрла был так или иначе связан со всеми ими.

Карло говорил с новым шерифом, ветераном войны по имени Бомонт Пайни, который, когда отец Эрла был убит, проходил военное обучение в Северной Африке, с мэром и другими политическими деятелями, депутатами, муниципальными служащими, но так и не смог услышать ничего, кроме однообразных упоминаний о величии Чарльза. Но наконец на третий день, после совершенно бессмысленной беседы с окружным прокурором, он услышал голос, доносившийся откуда-то из дальнего конца коридора:

— Черт возьми, Бетти, я же только что сказал вам «пятнадцатый», а вы, словно так и надо, печатаете «пятнадцать», без всякого «ый»! Вам придется перепечатать эту проклятую бумагу заново. Неужели вы не можете быть повнимательнее, ради всего святого!

Женщина зашмыгала носом и расплакалась, а мужчина тут же перестал кричать.

— Простите меня, — услышал Карло, — это все пустяки. Никак не научусь сдерживать мою проклятую вспыльчивость. Пожалуйста, Бетти, я не хотел сказать вам ничего плохого, это все пустяки.

— Мистер Винсент, меня зовут Рут, а не Бетти, — ответила секретарша. — И я работаю у вас уже целых три недели.

— О! — несколько растерянно отозвался мужчина. — Мою прежнюю секретаршу звали Бетти.

— Нет, сэр, — не сдавалась Рут, — ее звали Филлис. Хотя это все равно. И Бетти, и Филлис обе ушли от вас.

— Ну хоть вы-то не уходите, Рут. Я вовсе не хотел вас обидеть. Я просто очень уж много кричу. О, знаете, у меня есть идея. Почему бы вам не взять выходной до конца дня?

— Но, сэр...

— Нет, нет, я настаиваю. Я накричал на вас, вы расстроились, так что вам нужно провести остаток дня хорошо.

Послышались еще всхлипывания, но уже через несколько секунд в коридор вышла женщина — даже надвинутая на глаза шляпа не мешала разглядеть покрасневшие и опухшие от слез, неестественно блестящие глаза — в сопровождении чрезвычайно крупного, похожего на медведя мужчины. Глядя со стороны, можно было подумать, что это почтительный сын провожает больную слабую мать к доктору.

Парочка прошла мимо Карло, не обратив на него внимания. Когда мужчина и женщина скрылись за поворотом коридора, Карло рассмотрел надпись на табличке, прикрепленной к двери:

«СЭМЮЭЛЬ С. ВИНСЕНТ, ПОМОЩНИК ОКРУЖНОГО ПРОКУРОРА».

Он вошел в эту дверь и сел на стул в приемной.

Всего через минуту великан вернулся; его глаза казались черными от напряженных раздумий. Волосы его, похожие на жесткую солому, были, очевидно, совершенно незнакомы с расческой и непокорно торчали в разные стороны; глаза прятались за толстыми линзами очков без оправы, делавшими их выпуклыми и еще более темными. Мужчина был массивным, но не мягкотелым, а большим и сильным. Его костюм выглядел так, словно был куплен в магазине готового платья человеком, совершенно ничего не понимающим в костюмах, и вдобавок был испещрен пятнами от табачного пепла.

— Кто вы, черт возьми, такой? — требовательно спросил он, устремив на молодого человека пронизывающий взгляд.

— Сэр, меня зовут Си-Ди Хендерсон. Я следователь из управления прокурора округа Гарленд, — представился Карло и поспешно извлек значок.

Мужчина скользнул по нему взглядом и снова уставился в лицо нежданному посетителю. Глаза его вспыхнули негодующим блеском.

— Какие такие проблемы могли возникнуть в Гарленде, что их понадобилось решать здесь, в Полке? Или вашему Фреду Беккеру мало, что он без конца любуется своими портретами в этих проклятых газетах, и он решил забраться к нам?

Может быть, теперь он захотел провести облаву в Полке? Думает, что цветные устраивают незаконное «бинго» в своей церкви в ночь с субботы на воскресенье. Черт возьми, можно провести отличный рейд, после которого прольется адское море чернил!

Карло заставил себя пропустить эти недовольные крики мимо ушей и постарался принять самый смиренный вид, на какой был способен.

— Сэр, — сказал он, — здесь вы не совсем правы. Мистер Беккер даже не знает, что я здесь. Я приехал по приказу моего начальника, мистера Ди-Эй Паркера.

— Паркер! Старый стрелок! Как же, он как раз из тех парней, которых полезно иметь под рукой, когда хочешь хлопнуть дверью и поднять пальбу! Но вы, сынок, если честно говорить, не кажетесь мне похожим на стрелка. Вы уже бреетесь?

— Раз в неделю, сэр.

— Хотя вы вполне могли побывать на войне. Вы там, наверно, были генералом?

— Нет, сэр. Провел два месяца во Флориде, в авиационном корпусе, пока там не разобрались, что я не слишком хорошо различаю цвета. Поэтому я и стал полицейским.

— Ладно, заходите. Только хочу сразу вас предупредить: я очень надеюсь, что вы не дурак, потому что я совершенно не могу вести себя как цивилизованный человек, когда имею дело с дураками. Вы не дурак, не так ли?

— Надеюсь, что нет, сэр.

— Отлично.

Помощник окружного прокурора пропустил гостя вперед, и они вошли в кабинет, где царил страшный беспорядок и облаками плавал дым от трубки. На стене висела голова оленя, но животное вполне могло умереть не от пули, а от удушья, попав в клубы табачного дыма. В одном углу лежали в застекленном шкафу изрядно потрепанные юридические пособия. Все остальное пространство занимали бумаги, папки, скоросшиватели и полицейские рапорты, наваленные в самом буквальном смысле повсюду.

— Должен заметить, что нелегко управлять округом, имея прокурора, который так отчаянно рвется в политику, как ваш и наш, — сказал мистер Винсент. — Может случиться, что мне самому придется баллотироваться на эту проклятую работу уже в один из чертовски близких дней. А теперь садитесь и расскажите мне, что вы расследуете и почему вас занесло так далеко на запад.

Он принялся набивать трубку, несомненно считая, что в комнате катастрофически не хватает дыма.

— Сэр, я изучаю прошлое человека, родившегося и выросшего здесь, в округе Полк. Вы можете знать его.

— Эрла. Значит, вы и есть тот малый, который ходит везде и расспрашивает об Эрле. Ну конечно же.

Он разжег трубку и изрыгнул в воздух огромную тучу густого дыма, который начал медленно расползаться по комнате. Глаза молодого человека сразу же заслезились.

— Я скажу тебе еще кое-что, сынок. — Винсент, видимо незаметно для себя, перешел на куда более фамильярный тон. — Если Эрла втянули в заварушку, которая творится в Хот-Спрингсе, это настоящий позор. После всего того, через что Эрлу довелось пройти! Я совершенно не хочу видеть, как Эрл отдаст жизнь за то, чтобы Фред К. Беккер сделался самым молодым губернатором за всю историю нашей нации. Это было бы преступлением ничуть не меньше любого из тех, которые когда-либо творил Оуни Мэддокс. Эрл входит в эту рейдовую команду?

— Сэр, это конфиденциальная информация. Никто не знает, кто входит в команду.

Старший собеседник Карло истолковал ответ совершенно правильно.

— В наших местах еще не рождался такой прекрасный человек, как Эрл, — прогремел он. — Он был на войне и заслужил Медаль почета. Тебе это известно?

— Я знаю, что он награжден большой медалью.

— Именно. Он участвовал в боях по всему Тихому океану. Он самый добропорядочный из добропорядочных людей.

Если ты проводишь расследование о нем, то для этого у тебя должно быть очень серьезное основание, а не то я вышвырну тебя из моего офиса, да так, что ты неделю не сможешь присесть на свою костлявую задницу.

— Сэр, расследование не связано ни с каким преступлением. Нет-нет, сэр, даже и не думайте.

— Тогда с чем же?

— Понимаете ли, мистер Паркер объяснил мне, что у Эрла проявляется такая вещь, которую он назвал инстинктом смерти.

— Как-как?

— Инстинктом смерти. Бывает так, что люди по каким-то причинам... в общем, они хотят умереть.

— Самая безумная из безумных штук, которые я слышал в жизни.

Карло кивнул и, чуть помолчав, произнес:

— Но я вижу по этим дипломам, что вы закончили университет в Принстоне, на востоке. Слышал, что это довольно серьезное заведение. Я прочитал кое-что из того, что доктор Фрейд говорил об инстинкте смерти. Готов держать пари, что вам тоже приходилось просматривать эти книги, когда вы учились.

Сэм Винсент смерил молодого человека тяжелым взглядом.

— Я тоже готов держать пари, что ты считаешь, будто поймал меня на хитрости, верно?

— Да ни на чем я вас не ловил, сэр. Но я готов поставить доллар против чашки кофе, что человек, который обучался в Принстоне и Йельской юридической школе и который считает, что в скором времени его могут выбрать окружным прокурором, так вот, держу пари, что такой человек знает об инстинкте смерти больше, чем кто бы то ни было из окружающих.

— Ладно, ладно. Да, я слышал о такой вещи. Могу сказать, что у Эрла имеется определенная склонность к унынию. Может ли это быть связано с инстинктом смерти? Не знаю. Я доподлинно знаю, что его отец требовал дисциплины и повиновения от обоих своих сыновей и не терпел никакого беспорядка в мыслях, чувствах и так далее. Их растили, чтобы они делали работу и доводили ее до конца, и Эрл, несомненно, доказал, что способен на это. Но когда они оба были мальчиками, им приходилось держать все это в себе, и, возможно, у Эрла именно тогда и возникла некоторая подавленность, которую Ди-Эй Паркер принимает за стремление к смерти.

— Да, сэр.

— Ты знаешь Эрла?

— Да, сэр.

— Что ты думаешь об Эрле?

— Я... Я думаю, что он самый храбрый человек, какой когда-либо жил на свете, — сказал Карло. — Я видел, как он делал такие вещи... да у всех остальных коленки задрожали бы от одной мысли об этом.

Он вспомнил, как Эрл шел с автоматической винтовкой «браунинг» по коридору через пыль и пороховой дым, не опасаясь того, что Грамли могут в любой момент выскочить и открыть по нему огонь; шел, оставив своих людей укрываться в дверных проемах. Он вспомнил, как Эрл сделал немыслимо сложный выстрел в Грамли, чтобы спасти жизнь негритянской девушки.

— Никто не хочет, чтобы с Эрлом случилось что-нибудь плохое, — сказал Сэм.

— Да, сэр.

— Это все?

— Нет, не все. Одна из вещей, которую Паркер велел мне выяснить, это был ли Эрл когда-нибудь в Хот-Спрингсе. Такое впечатление, что он знает этот город чересчур хорошо.

— Никогда. Никогда, никогда и никогда. Старый баптист Чарльз считал Хот-Спрингс преддверием ада и средоточием греха. Он, не задумываясь, убил бы своего сына, если бы узнал, что тот сунулся в эту клоаку.

— Понятно...

— Эрл наделен особым чувством местности. Оно есть у всех Суэггеров. Они обладают естественным чутьем по части ландшафта, они прекрасные охотники и разведчики и наделены необыкновенным мастерством стрельбы. Они рождаются для того, чтобы воевать. Чарльз Суэггер был замечательным охотником, добывал оленя, а то и не одного, каждый чертов год. Обошел округ вдоль и поперек и всегда возвращался домой с добычей. Замечательный стрелок. Самый прекрасный прирожденный стрелок из всех, кого я когда-либо видел, а мне доводилось охотиться с несколькими прекрасными стрелками. Не знаю, откуда это бралось, но все их мальчики тоже умели стрелять. Отец Эрла тоже был героем войны, а в двадцатых годах он схватился — один! — с тремя отчаянными парнями в Мейн-стрит банке и отправил их всех в ад в сосновых ящиках. Поэтому если кажется, что Эрл что-то знает, это лишь благодаря своему врожденному дару, только и всего.

— Понятно. И позвольте мне задать вам еще один, последний вопрос. Насчет брата Эрла. У Эрла был брат по имени Бобби Ли. Он покончил с собой, повесился, если я не ошибаюсь, в сороковом году. Вы, вероятно, в сороковом еще не ушли на войну. Возможно, вы были тогда здесь.

Глаза Сэма Винсента за стеклами очков беспокойно забегали. Карло был уверен, что волнение собеседника связано с его вопросом.

— А что вы хотите раскопать здесь? Бедняга Бобби Ли. Это никак ни с чем не связано. Дело давно закончено и закрыто.

— Понятно.

— Черт возьми, Эрл в то время служил где-то в Корпусе морской пехоты. Это не может иметь большого значения.

— Вы знали Эрла?

— Я знал их обоих. Эрл учился в школе на два класса старше меня, а Бобби Ли был моложе меня на десять лет. Я был тем самым следователем, который занимался смертью Бобби Ли. Я был там, когда его вынули из петли. Я писал рапорт. Ты хочешь увидеть его?

— Пожалуй.

— Бетти! — позвал Сэм.

— Ее зовут Рут, и вы отпустили ее до вечера.

— Будь она проклята. Впрочем, не думаю, что от нее был бы какой-нибудь толк. Подожди здесь.

Помощник окружного прокурора вышел за дверь, а Карло остался сидеть в комнате, вдыхая воздух, в котором не осталось ни капли кислорода. Он чувствовал, что у него начала болеть голова, и слышал, как Сэм сдвигает тяжелые ящики и громко богохульствует.

Наконец хозяин кабинета вернулся.

— Вот то, что мы искали.

Он передал Карло папку, и тот ознакомился с ее содержимым. Все оказалось очень просто и ясно: 5 октября 1940 года в отдел пожарной охраны позвонила миссис Суэггер, и грузовик с людьми очень быстро прибыл на место. Пожарники нашли ее рыдающей в сарае, под ногами своего сына, который повесился там, перебросив веревку через потолочную балку. Потом приехал Сэм и распорядился снять труп. Разыскали шерифа, который совершал патрульный объезд в дальней части округа, шериф приехал и взял на себя руководство ходом событий. Сэм провел необходимое дознание, постаравшись сделать это как можно короче и тактичнее, и распорядился, чтобы тело мальчика было доставлено в морг. Днем позже мальчик был похоронен без всяких церемоний, и шериф никогда больше не говорил о своем сыне и его смерти. Судья графства объявил смерть самоубийством.

— Вскрытия не было? — спросил Карло.

— Что? — удивился Сэм.

— Вы не проводили вскрытие трупа?

— Сынок, все было ясно и понятно.

— Ну, сэр, я учился на полицейского в Талсе, под присмотром главного инспектора-детектива по имени О'Нейл, и если бы я закрыл дело о самоубийстве без вскрытия трупа, он бы меня...

— Хендерсон, ты очень похож на всех современных детей. Вы считаете каждый проклятый смертный случай результатом преступления. Моя работа как раз и заключается в том, чтобы выступать представителем властей штата в подобных трагических случаях, и поверь мне, в тот раз не было никаких признаков, которые говорили бы о том, что вскрытие нужно провести. Я вовсе не был тогда зеленым новичком. Я служу помощником окружного прокурора с тридцать пятого года. Я уже успел насмотреться на целую жизнь нищеты и страданий, боли и смертей. Поэтому я смог принять такое решение.

— Но оно было незаконно?

— А ты упрямый сукин сын, не так ли?

— Я горжусь моей детективной работой, сэр. Я полагаю, что имею призвание к ней.

— Ладно. Ты веришь в общественный порядок?

— Конечно, верю. Больше, чем во все другое.

— А теперь послушай меня. Закон и порядок. Закон и порядок, понимаешь? Здесь все понятно и легко. Но позволь мне задать тебе еще один вопрос. Ты веришь в закон или порядок? Здесь все не так однозначно.

Карло задумался. Он очень жалел, что у него не хватает ума, чтобы сыграть на равных с этим хитрецом.

— Мне кажется, это то же самое, — проговорил он после долгой паузы.

— Возможно, по большей части. А возможно, и нет. И если тебе придется выбирать, что ты выберешь?

— Я не понимаю, как одно может мешать другому.

— Иногда приходится поступиться законом, чтобы сохранить порядок. Иногда порядок бывает важнее, в смысле, иногда становится известно нечто такое, что может повредить порядку. Это может изменить отношение людей к очень важным вещам. Они должны доверять человеку со значком. Он считается для них образцом, неким критерием моральных ценностей. Если он имеет слабости и эти слабости становятся достоянием общественности... Только Бог может знать, куда такое способно завести. Сначала сомнения, затем хаос, затем анархия. Здание не может быть крепче, чем самая хилая его опора. Поэтому иногда видишь: ты столкнулся с чем-то таким, с чем не можешь справиться. Ты спускаешь дело на тормозах, ты смягчаешь острые углы, ты делаешь то и это, поскольку идея о представителе закона как о воплощении чести и достоинства, храбрости и благопристойности намного важнее, чем личность отдельно взятого представителя закона. Ты меня понимаешь?

Конечно же, Карло его понял. Ему стало ясно, чего хотел добиться этот старый ублюдок. Он и сам встречал полицейских, которые были пьяницами, обманщиками, трусами или мошенниками. Но если делать из каждого подобного случая моральную проблему и выносить ее на обозрение, такие казусы рано или поздно приведут к тому, что над полицией начнут смеяться, а это ослабит ту структуру, на которой держится местное сообщество, а то и вся нация в целом. Поэтому полицейский или прокурор должен действовать по своему усмотрению: бывает время исполнять закон, а бывает время отвести глаза в сторону, и именно это тогда и произошло.

— Вы оказали мне большую помощь, мистер Винсент, — сказал Карло, поднимаясь со стула. — Приятно видеть, что население этого округа имеет хороших представителей закона.

— Не торопись, Хендерсон. Ты сегодня еще не все узнал. Мы с тобой сейчас пойдем в одно место. Хочешь узнать еще одну-две вещи? Если хочешь, то, видит Бог, узнаешь. Бери шляпу, и пошли.

Полицейский участок находился в том же самом здании Сити-холла, но по каким-то тайным причинам, ведомым лишь архитектору, не имел прямого доступа из холла. Таким образом, он находился как бы снаружи, и они обошли здание, свернув за угол и окунувшись в классическую провинциальную Америку. По меньшей мере полдюжины человек сказали: «Привет, мистер Сэм» и прикоснулись кончиками пальцев к тульям шляп, а Сэм называл каждого по имени и отвечал точно таким же жестом. Деревья были покрыты густой листвой и надежно защищали от жарких солнечных лучей, к тому же по тротуарам гулял прохладный ветерок.

— Остановись и посмотри вокруг, — сказал Сэм, когда они оказались на вершине лестницы, которая вела к полицейскому участку. — Что ты видишь?

— Маленький городок. Действительно маленькое местечко.

— Большинство людей как раз в таких и живет, верно?

— Да, сэр.

— Здесь все стабильно и чисто, и все здесь идет как положено, да?

— Да, сэр.

— Это и есть порядок. И защитой именно этого мы с тобой и занимаемся, не так ли?

— Верно.

— Мы защищаем хороших людей от плохих. От монстров, верно?

— Да, сэр.

— Мы защищаем порядок. Но что случается, Хендерсон, когда ты попадаешь в ситуацию, где хороший человек оказывается монстром?

Карло предпочел промолчать.

— В таком случае ты попадаешь в веселенькую историю, вот куда ты попадаешь, — продолжал Сэм. — И ты, сынок, и я, мы оба должны постараться, чтобы выбраться из дерьма. Вот что на самом деле важнее всего в нашей работе. Ты понимаешь, к чему я клоню?

— Да, сэр.

Они вошли внутрь, помахав сидевшему за столом дежурному сержанту, прошли в комнату дежурной смены и комнату, где скучали дежурные детективы — снова несколько приветственных жестов, — мимо карцера и небольшой ниши, где стоял торговый автомат с кока-колой и второй с леденцами, и дальше по тускло освещенному коридору, пока наконец не оказались перед дверью с табличкой «ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА».

У Сэма имелся ключ от этой двери. Войдя внутрь, он нащупал выключатель, и Карло увидел, что они оказались в складском помещении, где на полках, в коробках и без них, размещались следы старых преступлений и забытых предательств. На темных полках пылилось и несколько штук оружия, в основном дробовики, которые должны были скоро прийти в полную негодность от пыли и ржавчины. На каждой полке был обозначен год, и, как выяснилось, Сэм точно знал, что ему нужно.

Они прошли в глубь помещения, туда, где на стеллаже красовалось число «1940». Сэм указал на стоявшую на одной из верхних полок коробку с надписью «СВЭГГЕР, БОББИ ЛИ». Карло пришлось подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до нее, но коробка оказалась неожиданно легкой — в ней хранилось всего лишь несколько конвертов из плотной коричневатой бумаги и кучка документов без всякой папки.

Карло сразу же увидел, что документы были простыми фотокопиями тех бумаг, которые он уже читал. Но его провожатый взял один из конвертов, открыл его, взглянул на содержимое и передал конверт своему молодому спутнику.

— Взгляните-ка на это, — сказал он, — и узнайте кое-что новенькое.

И Карло увидел настоящий ужас.