В других отношениях это был очень симпатичный ясень, вот только на одной из его веток на веревке висел дезертир с синим лицом и нелепо изогнутой шеей. Форма и сапоги с повешенного были содраны, а на груди красовалась вывеска: «Я — свинья, которая бросила своих товарищей!»

— Бедняга, — заметил человек, идущий рядом с Реппом. — Должно быть, его поймали эти эсэсовские подонки.

Репп пробормотал что-то нечленораздельное. Он присоединился к бредущему куда-то саперному взводу за несколько километров до этого и вместе с ним прошел по Баварскому плоскогорью к южной стороне плато Швабский Альб.

— Они тебя задерживают, твои документы не в порядке, и тогда… — Ленц изобразил комическую сцену, как человек задыхается в петле.

Время от времени по пыльной дороге проезжали автомобили: один малогабаритный грузовик, пара грузовиков «опель» и наконец штабная машина с двумя полковниками на заднем сиденье.

— Они едут, мы идем, — заметил Ленц. — Как всегда. Они улизнут, а мы попадем в лагерь для военнопленных. Или в Сибирь. Вот так всегда. Маленький человек получает…

— Заткнись, Ленц, — прикрикнул Гернгосс, толстый австрияк, взводный сержант.

Взвод продолжал идти по дороге, тянувшейся вдоль опустелого ландшафта. Официально они направились в город Тутлинген, расположенный в нескольких километрах отсюда, чтобы взорвать мост до прихода американцев. Но Репп знал, что это всего лишь предлог; на самом деле они просто болтаются здесь, чтобы протянуть время до прихода союзников, а там сдаться в плен. Эти парни были не из «Мертвой головы», вне всякого сомнения.

Репп шел вперед, отключившись от болтовни. Это была сельская местность, равнина к западу от реки Лех, возле Боденского озера. Далеко на юге виднелись Альпы, особенно гора Цугшпитце высотой почти 3000 метров, — это было необычно, так как сейчас стоял не сентябрь и не октябрь. На западе, выделяясь темным пятном на горизонте, лежал горный массив Шварцвальд, откуда и пришел Репп.

— Прекрасная погода для «жабо», чтобы поохотиться на нас с воздуха. Можно подумать, эти сволочи размножаются как мухи, — заметил Ленц.

— О господи, — произнес кто-то. Репп поднял глаза.

Было уже поздно поворачивать назад или убегать в поле. Они только что прошли поворот дороги, и тут среди деревьев стояло самоходное противотанковое орудие, Здоровенная штуковина, дракон на гусеницах, клепаный кожух защитного цвета. Вокруг него лениво расположились эсэсовцы в камуфляжной форме с висящими на плече автоматами STG. По их щеголеватому виду Репп уверенно мог сказать, что это подразделение фельджандармерии из дивизии СС «Рейх».

— Следите за собой, — пробормотал идущий чуть впереди Гернгосс. — Не делайте никаких глупостей. Эти хлыщи шутить не любят.

Из открытой орудийной башни к ним склонился молодой офицер и с деланной улыбкой спросил:

— Уж не в Швейцарию ли вы, ребята, направляетесь?

На шее у него была надета цепь с металлической пластиной, на которой был отчеканен орел; она свисала ему на грудь, как средневековый медальон.

— Хохмач, — прошептал Ленц.

— Нет, господин офицер, — ответил Гернгосс, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно, хотя у него пересохло во рту и перехватило дыхание. — Просто идем по этой дороге выполнять свою работу.

— А, понятно, — любезно ответил молодой офицер, но в глазах у него блеснул металл. — И что же это за работа такая?

Пока он говорил, еще один эсэсовец слез с орудия и снял с плеча свой автомат.

— Мы саперы, лейтенант, — объяснил Гернгосс неожиданно высоким голосом. — Направляемся в Тутлинген. Там надо взорвать мост, пока до него не добрались американцы. Затем мы присоединимся к нашему отряду, третьей бригаде Восемнадцатого моторизованного саперного батальона, расположенного к югу от Мюнхена. Вот, у меня здесь есть приказ.

Он протянул бумаги. Репп заметил, как у него дрожат руки.

— Неси его сюда, сержант Толстячок, — приказал молодой офицер.

Гернгосс раздраженно побрел к офицеру. В тени орудия он вручил бумаги молодому офицеру.

— Эти бумаги датированы первым мая. Это было два дня назад. И в них сказано, что вы следуете на грузовике.

— Я знаю, господин офицер, — ответил Гернгосс, выдавив из себя слабую улыбку. — Вчера нас обстреляли с воздуха. Тяжелый выдался денек. Грузовик разбили, кое-кого ранили, пришлось искать полевой госпиталь…

— По-моему, ты все это выдумал, — улыбнулся лейтенант. — Просто бездельничаешь. Ждешь не дождешься конца войны.

Эсэсовский лейтенант положил руку на установленный перед ним пулемет MG-42. Боковым зрением Репп увидел, как эсэсовцы заходят к ним справа, автоматы сняты с плеч и находятся в полной готовности.

— О черт, — сдавленно прошептал стоящий рядом Ленц.

— Г-г-господин офицер, — настаивал Гернгосс, — м-мы просто выполняем свою работу. Свой долг.

Его голос стал слишком тоненьким для такого крупного мужчины.

— А я думаю, что вы просто еврейские свиньи, — возразил лейтенант. — Дезертиры. Вот из-за таких свиней мы и проигрываем войну. Жирная австрийская свинья, спишь и видишь, как бы вернуться домой, чтобы трахаться с еврейскими шлюхами да жрать с большевиками пирожные в венских кафе.

— Пожалуйста, ну пожалуйста, — захныкал Гернгосс.

— Иди. Убирайся отсюда вместе со своим армейским сбродом. Мне бы надо всех вас повесить. — Все это было сказано со злым презрением. — Живо убирай отсюда свою жирную задницу.

— Слушаюсь, господин офицер, — промямлил Гернгосс и засеменил прочь.

— Слава Христу, — пробормотал Ленц. — Иисус всемилостивейший, благодарение Господу.

И взвод под зловещими взглядами эсэсовцев поспешил дальше по дороге.

— Эй, еще секунду, пожалуйста, — крикнул из орудийной башни улыбчивый лейтенант. — Вон тот, третий с конца. Худой парень.

Репп понял, что лейтенант говорит про него.

— Да, лейтенант? — смиренно спросил он. — Слушай, приятель, я только что заметил, что у тебя на воротнике белый кант, — объявил лейтенант. Он был страшно доволен. — Белый — пехота, а у всех остальных черный, саперные войска.

— Он не наш, — выпалил Ленц, быстро отступая в сторону. — Прибился к нам вчера.

— Он сказал, что ищет свою часть, — вмешался Гернгосс — Второй батальон Одиннадцатой пехотной. Мне тоже это показалось сомнительным.

— У меня есть документы, — заверил Репп.

Он заметил, что стоит на дороге в одиночестве.

— Сюда. И быстро.

Репп подбежал, держа документы наготове. Молодой офицер взял их. Читая, он поднял брови. Это был веснушчатый блондин лет двадцати. Прядь светлых волос выбилась у него из-под шлема.

— Я отстал от своей части во время сильной атаки, господин лейтенант, — объяснил Репп. — Нас бомбили американцы. Это хуже, чем в России.

Молодой лейтенант улыбнулся.

— Боюсь, что эти документы никуда не годятся. Полевое управление войск СС отменило формы OKW. С первого мая по приказу рейхсфюрера СС. Для повышения дисциплины в войсках. У тебя нет формы LA пятьдесят три ноль четыре или соответствующего штампа. Полевое удостоверение личности. Оно должно штамповаться каждые три дня. Чтобы, — он широко улыбнулся, — чтобы дезертиры не скрывались в верных войсках.

— Большинство из них просто остается на месте. Ждут американцев. А я иду. Ищу остатки моей части. Я был ранен в России. Я награжден рыцарским крестом.

— Все это — дерьмо, — заявил офицер.

— У меня есть записка от моего капитана. Она где-то здесь.

— Ты — дезертир. Обычная свинья. Мы уже встречали таких, как ты. Сейчас ты составишь им компанию. Тоже попляшешь в воздухе. Взять эту свинью!

Репп почувствовал, как дуло автомата с силой уперлось ему в спину и в то же время его собственная винтовка была сдернута с плеча. Кто-то толкнул его, и он неуклюже упал на землю.

— Ах ты, вонючая дрянь, — злобно выругался за его спиной какой-то юнец. — Мы сейчас тебя повесим, чтоб у тебя язык посинел.

Он ударил Реппа прикладом в нижнюю часть позвоночника. От боли Репп чуть не лишился сознания. Он вскрикнул, накренился вперед и упал, растирая сквозь шинель ушибленное место.

Молодой солдат грубо схватил его за руку и с отвращением стал тянуть, пытаясь его поднять. От этих усилий STG на мгновение опустился, и в то время как Репп поворачивался лицом вверх, он приставил к горлу юноши дуло своего Р-38 и выстрелил. Пока парень падал на спину, Репп очень спокойно развернулся, зафиксировал пистолет, подставив под его рукоять вторую руку, и выстрелил молодому офицеру прямо в лицо, разорвав его на части. Он застрелил еще двух человек, которые оцепенело сидели на корпусе самоходки, и отбросил пистолет. Поднявшись на ноги, Репп вырвал автомат из плотно сжатых пальцев первого солдата, который лежат на спине с невидящими глазами, без сознания, с судорожно сжатым от потери крови горлом. Этот долго не протянет.

Репп нащупал пальцем рычаг переключения режима стрельбы, который находился над предохранителем, и перевел его на полный автоматический огонь, одновременно передернув затвор. Из-за орудия появилось еще три эсэсовца. Он застрелил их, не задумываясь, прямо от бедра, одной длинной очередью в полмагазина, уложив их на землю среди поднятых вихрей пыли. На всякий случай Репп дал еще одну очередь по распластавшимся телам, отчего земля вздыбилась веером под ударами пуль.

Он сделал шаг назад, держа в руках горячее оружие. Все это заняло не более пяти секунд. Он подождал, готовый начать стрелять по любому признаку движения, но все было тихо.

Какая потеря, какая бессмысленная потеря! Хорошие ребята, верные ребята, исполняющие свою работу. Погибли при глупом несчастном случае в районе боевых действий. Репп был огорчен до глубины души.

Кровь повсюду. Она забрызгала кожух самоходного орудия, извилистыми ручейками стекала с крыльев, скапливаясь под ними в большие темные лужи. Она пропитала форму двух человек, лежащих перед большой машиной, и собралась в лужицы около тех троих, которых он положил последней длинной очередью. Репп повернулся. Мальчик, которому он прострелил горло, лежал и хрипел.

Репп опустился на колени и осторожно приподнял голову мальчика. Кровь потоком хлынула из раны, исчезая под воротником куртки. С мальчиком все было кончено, его глаза опустели, лицо стало серым и спокойным.

— Папа, папа, пожалуйста, — простонал он.

Репп взял мальчика за руку и держал ее, пока тот не скончался.

Он встал. Он был один на дороге, и его охватило отвращение: саперы сбежали.

Черт подери! Черт подери!

От всего этого ему сделалось плохо. Он почувствовал подступившую тошноту.

Они заплатят. Евреи еще заплатят. Заплатят кровью и деньгами.