Глава 28
Боб миновал Блу-Ай, свернул на дорогу босса Гарри Этериджа и прямиком рванул в Форт-Смит, располагавшийся севернее. Он стремился как можно скорее удалиться от места перестрелки.
— Отныне мы живем по правилам военного времени: ожидаем нападения в любую минуту. Ясно? Они охотятся за нами. Нам удалось выбраться живыми только потому, что босс не очень доверял своим людям и решил сам проконтролировать операцию с воздуха, а я заметил его самолет. Не жужжи он над нами, я бы не успел составить план обороны, и мы бы погибли.
Расс серьезно кивнул, будто все понимал. Но это была только видимость. Он еще не оправился от потрясения: в голове стоял шум, перед глазами — кровь, дым, стремительная круговерть.
— Это был такой... кошмар, — сказал он единственное, что пришло на ум. И вдруг заговорил взахлеб: — Я хотел сказать, Боже, все произошло так молниеносно, оглушительная стрельба, взрывы, Господи, и нам так повезло, мир словно обезумел, перевернулся. Я даже не представлял, что возможно подобное светопреставление. Боже, а ты держался с таким невероятным спокойствием, действовал так хладнокровно, будто у тебя в жилах лед. Я едва дышал.
Боб не слушал, он размышлял вслух.
— А этот пикап нужно спрятать как можно скорее. Полиция проведет экспертизу и уже через два дня будет знать, что в перестрелке принимал участие еще один автомобиль и использовалось еще одно оружие. Они найдут следы от покрышек, определят их тип, сравнят краску на той малютке, которую мы поддели, и начнут разыскивать нас.
— По-моему, на той машине не то что от нашего грузовичка, даже ее собственной краски не осталось, — возразил Расс.
— На это не стоит рассчитывать. Я сдам пикап на стоянку длительного хранения в аэропорту, и мы арендуем другой автомобиль. Затем я займусь поисками Френчи Шорта.
Надежно спрятав грузовик, они в шесть часов зарегистрировались в гостинице «Рамада Инн», находящейся к югу от города на шоссе №271. Боб сразу же приступил к розыску Френчи Шорта. Первым делом он позвонил одному своему другу, сержанту в отставке, работавшему в Лос-Анджелесе в Ассоциации бывших офицеров Корпуса морской пехоты США, где тот возглавлял канцелярию. Сержант дал ему телефон капитана в отставке по имени Пол Чарди, который, как помнил Боб, работал вместе с Френчи в ГОНе. В настоящее время он проживал в городе Уиннетка, штат Иллинойс. Боб набрал номер, но ответа не получил. Он предпринял еще несколько попыток и в 8.30 наконец услышал на противоположном конце провода женский голос.
— Алло.
— Мэм, я пытаюсь связаться с капитаном Полом Чарди из Корпуса морской пехоты США, ныне офицером в отставке.
— Могу я спросить, по какому делу?
— Разумеется, мэм. Мы с ним вместе служили в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году на Центральных высотах. Я пытаюсь найти одного нашего общего знакомого.
— Минуточку. Пол, Пол, дорогой! — услышал Боб в трубке крик. — Кто-то из Корпуса морской пехоты.
— Алло? — К телефону подошел мужчина.
— Капитан Чарди?
— Давненько ко мне так не обращались. Я теперь работаю в школе. Тренер по баскетболу.
— Сэр, не знаю, помните ли вы меня. Я в звании сержанта служил на базе Кэмп-Элис у границы Камбоджи, докладывал вам обстановку, когда вы приехали в августе шестьдесят восьмого. Мы с вами работали вместе полгода, а потом я отбыл домой. Меня зовут Боб Ли Суэггер, сержант-специалист по оружию. Я...
— Боб Гвоздильщик! Боже мой. Помню тебя, как же. Ты был лучшим командиром разведывательного отряда за всю историю ГОНа, и когда ты вернулся на третий срок... что ж, сержант, очень рад, очень рад. Для меня большая честь говорить с Бобом Гвоздильщиком. Черт, конечно, я тебя помню.
— Спасибо, сэр.
— Это тебе спасибо, сержант. Ты отлично воевал. И нам всем показал, как это делается.
— Сэр, я звоню вот по какому делу. Я пытаюсь найти еще одного человека, который работал там с нами. Он был из гражданских, занимался шпионажем. Вы знали его лучше, чем я. Вместе провели ряд операций, насколько я помню.
— Френчи.
— Он самый, сэр.
— Боже, сто лет не вспоминал о Френчи. Бедняга. — Тон, каким были произнесены эти слова, показался Бобу несколько странным; в голосе капитана слышались сожаление, скрытая боль, волнение, вызванное воспоминаниями, которые лучше было бы не ворошить.
— Сэр?
— Так вот, сержант, Френчи сгинул. Запутался в своих авантюрах.
Боб молча выругался.
— Френчи был настоящий шпион-невидимка. Это уж поверь мне. У него были сотни лиц одновременно.
— Да, сэр.
— Так вот, он меня завербовал. Я провел... в общем, не стоит в это вдаваться. Долгая история, и не очень красивая. После войны я четыре года работал по контракту в ЦРУ, под командованием Френчи. Он был оперативным сотрудником резидентуры. В восемьдесят втором я опять заключил временный контракт. А Френчи...
Чарди замолчал, — вероятно, воспоминания отзывались в душе болью.
— Не должен тебе это рассказывать. Закрытая информация. Ты от меня ничего не слышал. Френчи захватили. Он погиб в семьдесят четвертом в Вене от руки советского полковника из ГРУ. Умер, не выдержав пыток. Некрасивая история.
— Мне очень жаль, сэр, — посочувствовал Боб, но от следующего вопроса не удержался: — Что стало с полковником?
— Кто-то взорвал его, — ответил Чарди таким тоном, что было ясно: он больше не желает распространяться на эту тему.
— Можно еще вопрос?
— Валяй, сержант.
— На что был способен Френчи Шорт? При исполнении служебных обязанностей и так, в неофициальном порядке. Что он мог сделать?
Чарди задумался.
— Все, — наконец произнес он. — Он был способен на все. По правде говоря, хоть его имя и выбито на стене в Лэнгли, Френчи продал меня русским в 1974 году, когда я работал в Курдистане. Последствия оказались не очень приятными. Это был беспринципный человек. Великий человек, способный на великое зло. Довольно известное сочетание. В чем бы ты его ни заподозрил, он наверняка это сделал. Любую мерзость мог сотворить.
— Он когда-нибудь упоминал, что работал в Арканзасе в пятидесятых? По заданию ЦРУ. Что-то очень секретное, связанное с приборами ночного видения.
— Сержант, он никогда не говорил о своем прошлом. И если б ты видел его в деле, то вряд ли пожелал бы знать об этом.
— Ясно. Большое спасибо, сэр.
— У тебя неприятности, сержант? Может, какая помощь нужна?
— Нет, сэр. У меня все в порядке. Я выяснил у вас все, что необходимо.
— Удачи тебе, сержант. Честь имею.
— Честь имею, сэр.
Боб повернулся к Рассу.
— Хороший мужик. Однако, черт побери, куда нам теперь податься?
— Может, ужинать пойдем? — предложил Расс.
— Пожалуй.
Они спустились в ресторан мотеля и сели за столик. Боб заказал чизбургер, Расс — салат из тунца. Боб молчал — не хотел или не мог говорить. Расс такого еще не видел. Боб просто замкнулся, застыл на стуле в неподвижности, будто спал; лицо темное, настороженное, взгляд подозрительный. Всем своим видом он предупреждал: не беспокоить. И ел так, для видимости. Наверно, думает о Чарди или Френчи, или о проигранной войне и сгинувших в ней парнях, предположил Расс.
— Эй, я вот что думаю, — нарушил молчание юноша.
— Что?
— Я говорю, идея у меня возникла.
— Упаси нас Господи, — пробурчал Боб.
— Френчи Шорт, как выяснилось, погиб. Из ЦРУ ты ничего не вытянешь. Это железно. Значит, надо плясать от того, что имеем. Отталкиваемся от исходного: твой отец что-то знал. За это и поплатился. Я считаю, что нам следует найти тех людей, — кто еще жив, — с которыми он общался в день своей гибели. Я имею в виду только друзей и близких. Случайные знакомые не в счет. Твоя мать умерла. Сэм. С Сэмом мы говорили, и он ничего толкового не сказал. Но упомянул...
Боб кивнул.
— Мисс Конни. — Ее он тоже помнил: величавая красивая женщина пятидесяти пяти лет. Она приехала с востока страны и была женой, потом вдовой местного аристократа Рэнса Лонгэкра. У нее был сын. Он тоже умер, умер молодым. Мисс Конни словно была обречена на несчастья: все, кого она любила, неизменно умирали. Помнится, когда он приехал домой в отпуск в начале шестидесятых, перед войной, кто-то — может быть, мать? — сообщил ему, что Конни Лонгэкр уехала, вернулась на родину. Нет, к тому времени мать уже умерла. Значит, Сэм. Сэм ее знал. — Ей, должно быть, уже за девяносто, — сказал Боб. — Если, конечно, она еще жива и не тронулась умом. И если мы сумеем ее найти. И если она захочет говорить с нами.
— Может, Сэму известно, куда она уехала?
— Он бы сказал. У меня такое впечатление, — не знаю, откуда оно, — что между ними что-то было, но кончилось плохо. Он никогда о ней не говорит.
— Угу, — отозвался Расс, налегая на салат.
— Черт побери, парень, ты мясо вообще, что ли, не ешь?
— Вредно для здоровья.
— Скажешь тоже. Почему ж тогда я вот уже пятьдесят лет благополучно живу-здравствую? И еще денька два-три проживу, если повезет.
Боб наконец улыбнулся. Расс с облегчением отметил, что он опять начал шутить.
— Однако идея неплохая, — продолжал Суэггер. — Чертовски отличная идея. Если Сэм знает, это будет замечательно. Позвоним ему сегодня. Может, он уже и отчет коронера или что там еще нашел.
Они вернулись в номер и сели за телефон. Трубку у Сэма никто не снимал. Расс еще с десяток раз попытался. Безрезультатно.
— Интересно, куда подевался старый хрыч? — задумчиво произнес Боб.
— Может, подружку себе новую завел, — ухмыльнулся Расс.
Утром наконец на их звонок ответили. Голос был знакомый, но принадлежал не Сэму. Боб был сбит с толку.
— Сэм? Мне нужен Сэм Винсент.
— Простите, с кем я говорю? — спросил мужчина на другом конце провода.
— Э... меня зовут Боб Ли Суэггер, и...
— Боб! Боб, это Джон Винсент, старший сын Сэма.
Боб знал, что Джо был врачом и жил в Литл-Роке. И тон ему этот был знаком — приглушенный, усталый. Первый признак дурных новостей.
— Что-то случилось?
— Боб, отец умер вчера вечером.
— О Боже, — недоверчиво воскликнул Боб, искренне полагавший, что Сэм будет жить вечно, скалясь беззубым ртом на луну, как состарившийся королевский лев. Горькая весть отозвалась физической болью. Стало трудно дышать, ноги подкосились. Боб опустился на кровать. — Как это произошло? — наконец спросил он.
— Ты же знаешь, отец последнее время частенько терял тормоза. Вчера поздно вечером ему зачем-то взбрело в голову отправиться к себе в контору. Он был в мамином халате, без носков и в разных ботинках. А там поскользнулся и упал с лестницы, шею сломал в двух местах. Хорошо, хоть не мучился — смерть наступила мгновенно.
— Джон, я твоему отцу обязан жизнью.
— Черт побери, он был отличный мужик, прекрасный человек, но ведь никого не слушал. Слова ему не скажи. Уж как я умолял его переехать к нам; у нас места много. У нас ведь есть деньги и на сиделку, и на дом престарелых, на все, чего бы он ни пожелал. А он хотел только одного — чтобы его оставили в покое, не мешали жить так, как он привык.
Боб промолчал.
— Его нашли утром, в семь часов. Мне позвонили в половине восьмого, и я сразу приехал. Боже, уж не знаю, что в него вселилось. Весь дом разворотил. И контору. Искал что-то.
Наверно, тот самый отчет коронера, сообразил Боб.
— Я встречался с ним дня два назад. Он был очень даже ничего, только придирался и кричал вдвое больше прежнего.
— Ты ведь знаешь, он любил твоего отца. Считал, что достойнее его еще не родился человек на этой земле. И тебя он любил, Боб. Я рад, что ты успел повидаться с ним. Похороны через несколько дней. Скорей всего, в пятницу. А после всей семьей соберемся на поминки. Если ты приедешь, мы все будем очень рады.
— Приеду, — пообещал Боб.
Он сидел на кровати, тупо глядя перед собой. Свет в глазах померк. Да здравствует темнота.
Он знал о смерти не понаслышке, видел ее во множестве форм и сражался с ней так, как не сражался никто. Но эта смерть буквально свалила его. Он сидел и смотрел на стену, пока стена не исчезла, растворившись в пустоте, огромной бездонной пустоте.
Через некоторое время пришел из своего номера Расс — одетый, готовый тронуться в путь. Он спросил, что случилось. Боб рассказал и вновь удалился в свою пустоту.
Казалось, ничего не происходит. Боб просто сидел и сидел — вытянувшийся, неподвижный, замкнутый. Кто знает, что творится в его голове? Мрачный, угрюмый, он напоминал Рассу Ахилла, сидевшего в своем шатре и распалявшего в себе гнев, обратившегося в ожесточенную ярость, перед которой ничто не могло устоять.
— Едем на похороны? — наконец решился спросить юноша.
— Нет, — отрезал Боб. — За нами охотятся, и там уж точно будут поджидать.
Он покачал головой.
— Они отняли у меня отца. Затем отняли его тело, память о нем. Теперь добрались до Сэма.
— Ты думаешь...
— Ты же видел Сэма. Как бы он ни чудил, немощным его не назовешь. На ногах он стоял твердо. С лестницы он бы не упал. Его столкнули. И опять-таки потому, что он нашел что-то. Он искал отчет коронера или что-то в этом роде — и нашел. А за ним следили и решили, что его необходимо остановить. Кто-то швырнул его с лестницы.
Ну все, приехали, думал Расс. Забурились в страну под названием «паранойя», где любой жест, любой шаг воспринимается как часть заговора, злой воли.
— Но ведь он мог просто упасть. Он же старый был.
— Он не мог просто упасть. Бывает, конечно, люди падают. Но не Сэм. Думаешь, я свихнулся? Считаешь, что я все придумал? Так и скажи, не стесняйся, сынок. Только как тогда быть с боевиками, которые пытались поджарить нас в Оклахоме?
— Это верно, но...
— А куда подавался тот чертов полицейский, который все выслеживал нас? Заметь, он следил за нами, а потом исчез, и сразу же появились мальчики с пушками. Так куда подевался наш полицейский? Нет, на похороны мы не поедем, а на поминки придем. А ты гляди во все глаза, интересуйся ненавязчиво, не видел ли кто того легавого. Это твоя задача. Правда, он маленький человек, пешка. За всем этим, попомни мои слова, стоит кто-то другой. И я, клянусь Богом, разыщу его, встречусь с ним лицом к лицу, а там посмотрим, чья возьмет.
— Да, сэр, — отозвался Расс, понимая, что бесполезно противопоставлять что-либо ярости Боба.
— Но похороны не раньше пятницы. Сегодня вторник. Сегодня мы отправляемся искать Конни Лонгэкр. Это тебе ясно?
Расс кивнул.
— Ясно, сэр. Так и сделаем.