Глава 54
Карпаты. Рыжее нутро
Июль 1944 года
Фон Дрелле прошёлся перед пленниками, внимательно рассматривая их — оборванных, грязных, измотанных, мокрых от пота.
Двое мужчин не заинтересовали его. Один — в очках, за тридцать лет, в глазах — многовато ума, который он пытался спрятать. Еврей, скорее всего. Другой — здоровый, один из тех, кто представлял собой исконное украинское крестьянство.
— Карл, у тощего вот что было — сказал Денекер, протягивая ему маленький венгерский пистолет.
Карл вынул магазин, оказавшийся полным, затем потянул скобу, отчего вылетел патрон.
— Сэр, — сказал он по-русски, — это может навлечь на вас массу проблем.
Пистолет и магазин он выбросил в лес — в разные стороны.
— Итак, — продолжил Карл, — я хочу побеседовать с легендарной Белой Ведьмой.
Его люди повели двух мужчин в окопы, чтобы слегка накормить. Карл указал женщине на заросшую травой обочину дороги и предложил сесть. Да, чёрт побери, она определённо была красавицей. Откуда-то из глубин памяти всплыл Флобер: «Красота может резать, словно лезвие ножа».
Её высокие скулы словно натягивали щёки, делая их почти впалыми — а вот губы были полными, хоть с мрачно опущенными уголками. Нос обладал орлиной статью, но ничто не могло сравниться с её глазами — голубыми, словно летние озёра и огромными, как зимние океаны. Взгляд её также был мрачен — но вместе с тем спокоен и ничего не выдавал. Карл, тем не менее, понимал, что он может в долю секунды смениться теплотой и выразительностью. Тёмные брови вступали в контраст со светлой, хоть и загоревшей кожей. Пряди волос, свисавших на лоб, не смотрелись беспорядком, а добавляли последний штрих в идеал. Что бы ни случилось с волосами этой женщины — они всегда смотрелись идеально.
— Сигарету? — предложил он, достав пачку «Меркурия».
Она взяла предложенное, внимательно глядя на него. Красотки обычно спокойны — они знают, что ничего плохого с ними случиться не может. Так же вела себя и Белая Ведьма в германском плену — пусть и понимая, что с ней уже практически случилась ужаснейшая вещь.
Он дал ей прикурить и зажёг свою сигарету. Тут снова грянул обстрел, сопровождаемый воем «Катюш».
— Как видите, ваши люди идут, — сказал он по-русски. — Я бы не рекомендовал вам питать глупые надежды. Сюда они раньше ночи не доберутся — им ещё несколько часов. Наше дело к тому времени точно решится. Мы уже будем в пути.
Она смотрела вдаль расфокусированным взглядом. Затем она сказала:
— Меня зовут Людмила Петрова. Я сержант, Шестьдесят Четвёртая гвардейская армия. Сейчас нахожусь на задании. Свой номер я забыла. Это всё, что я вам скажу.
— Я ни о чём не спрашиваю, сержант Петрова. Эсэсовцы уже на пути сюда. Вот у них будет много вопросов. Ты им очень нужна. Я присмотрю, чтобы вас накормили и снабжу сигаретами. Никто не покусится на вас и не изнасилует. Мы — не те немцы. Я бы посоветовал вам дать СС то, что им нужно. Теперь, в этом позднем периоде войны оно ни на что не повлияет — вы практически уже победили. А вот если ими пренебречь — они очень рассердятся. Может быть, таким образом вы заслужите быстрой смерти — чего от них было бы разумно ожидать. Всё же вы убили одного из их героев.
— Я бы сделала всё то же самое, даже зная, как всё обернётся. Моя смерть ничего не значит.
— Тут вы сильно меня превосходите. Моя смерть значит очень многое — особенно для меня, и я не хотел бы встретить её сегодня. Когда я передам вас им, мои люди и я покинут вашу добрую страну. Скорее всего, нам повезёт выжить.
— Поздравляю, — ответила она. — Кстати, я никогда не видела таких смешных касок. Вы — что, грибы?
— Это десантный шлем. Мы = знаменитая боевая группа фон Дрелле, сейчас выполняем задание, поступив в распоряжение Четырнадцатой панцергренадёрской дивизии, группы армий «Север» на Украине. Майор Карл фон Дрелле в вашем распоряжении. Мы прыгаем с самолётов, знаете ли. Такой чертовке, как вы, это понравилось бы. Я бы взял вас с собой, не будь вы некоторым образом заняты.
— А что значит «Крета»? — она указала на вышитую нашивку на горловине его вещмешка. — Это какой-то сыр?
— Сыр — это фета. Крета — это Крит, греческий остров на Средиземном море. Мы высаживались туда в 1941-м. Нас обстреливали с земли всё время, что мы падали.
— Не пытайся вы захватить их остров — они не стреляли бы.
— Я понимаю их точку зрения и военную необходимость. Так что ничего личного.
— Мой муж, Дмитрий, был лётчиком. Он не сумел покинуть самолёт, сгорев в нём заживо. Немецкие зажигательные пули.
— Полагаю, там тоже не было ничего личного. Пусть даже вы и Дмитрий так не считаете. Много моих товарищей похоронено в снегах и пшенице, так что я кое-что знаю о горе и страдании. А кто эти люди с вами?
Он указал на другую сторону дороги, и они оба посмотрели на пленников, остервенело пожирающих немецкие пайки.
— Простой народ. Учитель и крестьянин. Никаких тонкостей. Они ничего не значат.
— Я не могу их отпустить. Эсэсовцам они тоже нужны.
Она ничего не ответила. Солнце освещало её лицо — тихое и спокойное. Ещё раз затянувшись, она выпустила клуб дыма, на удивление безразличная к себе и обстоятельствам вокруг нёе.
— За вами идёт СС. Вы же на удивление спокойны. Это впечатляет.
— Я и не думала, что выживу. Я уже приняла смерть. Грёдль убит, а всё остальное ничего не значит. Никто из моей семьи не выжил, так что я встречу их на небесах — если они вообще есть. Майор, вы выглядите цивилизованным человеком. Могу ли я просить вас… нет, умолять вас? Я понимаю, что я — ваш трофей и вы получите за меня награду. Но отпустите этих двух. Они — просто беглецы. Я же — ваш билет к выживанию. Они безобидны. Спросите себя сами — какая вам разница?
— Я искренне ненавижу ваш тип людей — эдакие благородные герои. Видите, тот парень, что кормит ваших друзей? Он их даже рассмешил. Так вот, он тоже такой же — благородный. Аж до тошноты. У него шесть нашивок за ранение и знак отличия за семьдесят пять атак. Семьдесят пять! Примерно до 1942-го знаков отличия хватало, но более важных уже не было. По политическим мотивам СС уничтожили бы его немедленно — имей они такой шанс. Они знают о его подрывных наклонностях. Я бы хотел отправить его домой: он этого заслужил. Как и другие мои парни. Они все этого заслужили. А если я не выдам ваших друзей эсэсовцам, Вилли домой не попадёт — как и остальная группа, которые уже больше чем моя семья. Они пропадут здесь, на этой проклятой горе — ни за что. Это очень важно, и поэтому я не могу помочь вам — хоть и хочу это сделать. Если мне придётся взвесить жизни ваших друзей и жизнь Вилли — а, судя по всему, именно так мне и придётся поступить — я определённо выберу Вилли. Я говорю об этом потому, что желаю дать понять — мои мотивы продиктованы не злобой, пусть с вашей точки зрения они и приводят к злобным результатам.
— Ничего личного.
— Откровенно говоря, я ощущаю тут личные мотивы, и мне это не нравится. НО долг есть долг.
— Я ценю, офицер, ваше цивилизованное обращение со мной и готовность слушать.
— Я ценю, сержант снайпер, ваше хорошее поведение. Это знак доброго происхождения.
* * *
Прошёл час. Трое пленников доедали последний ужин. Бойцы занимали свои обычные боевые позиции, а два наблюдательных дозора в полумиле вниз по дороге на Яремче были готовы сообщить о панцервагенах карательного батальона либо о наступающих русских. Карл сидел в связной палатке, вместе с Вилли слушая развитие событий по радио.
Он курил и думал. Наконец, он решил прикончить последний запас английского трубочного табака, принесшего Карлу богатое мощное просветление в голове. Разрывы снарядов и вой ракет звучали постоянно, хоть и меняли интенсивность, то стихая, то снова разгораясь. Огня ручного оружия всё ещё не было слышно — это значило, что битва была ещё слишком далеко, чтобы принимать её во внимание.
Его задумчивость прервал связист.
— Карл, Хорст вызывает.
— Да? — ответил Карл в трубку. — Слушаю, это Карл.
— Карл, я их вижу. Они в нескольких милях. Три панцервагена СС, идут по дороге.
— Отлично, принял. Прикинь, когда будут здесь?
— Полагаю, минимум через полчаса.
— Хорошая работа. Ладно, возвращайся сюда, на позицию.
— Да, Карл.
— Брось телефон. Не трать времени на сматывание кабеля. Так или иначе — телефон нам уже не понадобится.
— Понял. Конец связи.
— Конец связи.
Он поднялся и подозвал к себе Вилли.
— Мне нужна сухарная сумка с хлебом — а не с гранатами. Положи ещё овощей и бутылку чистой воды.
— Карл, что ты задумал?
— Вилли, делай, что сказано. Я здесь офицер.
— Да, Карл.
Карл подошёл к трём пленникам, сидевшим в окопе.
— Итак, — сказал он, — я решил отпустить двух мужчин. Вилли соберёт вам припасов. Я советую вам идти через ущелье, затем взять правее и найти пещеру или хотя бы овраг в нескольких милях от дороги. Вам вряд ли захочется быть на этой стороне хребта, когда здесь начнётся сражение. Кругом будут стрелять, в том числе из миномётов. Когда мы блокируем дорогу — будет сильный взрыв. Оставайтесь в укрытии как минимум сутки после того, как стрельба утихнет. Затем выходите с поднятыми руками и ищите своих людей. Они будут готовы стрелять во всё, что шевелится, так что лучше найдите офицера или толкового унтера, который успокоит остальных.
Карл повернулся к женщине как раз тогда, когда прибыл Вилли — с двумя полными сухарными сумками и парой бутылок воды.
— Я не могу так же поступить с вами, как я уже пояснил. У вас есть пара минут для прощания. Скоро здесь будет СС. Тогда я уже ничего не смогу для вас сделать.
— Карл, ты… — начал было Вилли.
— Я уверен.
— Разве мы не получили приказов? Женщина и её спутники. Они повернут это против нас.
— Наверное. Но я полагаю, что они будут так рады заполучить снайпершу, что ни о чём больше думать не станут. Кроме того, мы собираемся сотворить большое дело перед самым прибытием Иванов. Поверь, Али Бабе это не нравится. Он поспешит пройти по дороге дальше, на Ужгород — за наши новые линии укреплений. Я гарантирую, что араб абсолютно не хочет застрять между двумя равно презираемыми им силами — Красной Армией и Двадцать первой десантной дивизией. Мы взорвём Нутро, а потом я свяжусь напрямую с Мюнцем — если он ещё будет жив. Я сообщу ему, что спутники снайперши были практически мертвы, так что не было смысла пересылать их дальше. Он это примет, поскольку будет счастлив, что у него есть эта девчонка и он может отправить её в Берлин со всеми её секретами.
— Ну, Карл, тебе виднее. Мы никогда в тебе не сомневались. Но, Карл, они все у нас, и кажется…
— Мужчины не имеют значения, Вилли. У СС есть причина, чтобы искать девчонку. В этих двух идиотах никакого смысла нет. СС даже не заметит, уверяю тебя.
* * *
Учитель и Крестьянин, теперь свободные и снабжённые двумя сумками, прошли каньон и свернули направо, где нашли тропу, ведущую к основанию хребта. Немцев не было — все уже отступили. Тут они были в безопасности.
Они поспешили вниз, по каменистой тропе. Затем вдруг оба остановились.
— Я должен увидеть, — сказал Учитель.
— И я, — согласился Крестьянин.
— Ты иди. Не на что там глазеть.
— Нет, я должен…
— Ты и верно тупой. Иди уже! Ты официальный выживший — помни, что сказал немец. Отсидись, не выскакивай на солдат. Они тебя застрелят.
— Я не пойду. Я тоже хочу увидеть.
— Тебя могут убить.
— Ну и пусть.
— Ладно, пошли.
Оба поспешили назад, к искрошенной стене ущелья. Подбираясь всё ближе и ближе, они, наконец, добрались до места, открывавшего вид из-за края скалы на маленький немецкий форт.
Учитель быстро заметил три эсэсовских панцервагена, раскрашенных пятнистым буро-зелёным камуфляжем, тяжело катящихся на своих мощных гусеницах вверх по пыльной дороге. В кабине первого из них стоял человек — словно капитан на мостике.
Сменив место наблюдения, Учитель вернулся к укреплению, сначала ничего особенного не разглядев, но затем…
— Смотри, — вдруг сказал Крестьянин. — Это Милли.
— Точно, — ответил Учитель.
Она шла с молодым офицером вдоль дороги, дымя сигаретой.
— Что он собирается делать? — спросил Крестьянин. — Отпустить её тоже?
— Нет, он её не отпустит. Иначе его казнят.
— Тогда что…
— Могло бы показаться жестоким… но это единственно возможный хороший конец для неё. Это будет стоить офицеру жизни, но он не выдаст её для эсэсовских пыток. Как и мы с тобой, он влюблён в неё.
— Я не…
— Смотри, Крестьянин. Эта драма заканчивается чудесным образом. Подумай об этом, и в своё время ты поймёшь. Ты также поймёшь, что этот немец — честный человек. Наверное, настоящий герой.
— Мы могли бы..
— Нет, не могли бы.
Они дошли до места, освещённого солнцем. Она в последний раз затянулась сигаретой и отбросила окурок. Он обошёл пленницу кругом и достал пистолет.
— Наверное, он тоже застрелится, — предположил Учитель.
Двое наблюдали. Офицер приставил пистолет к её затылку и выстрелил. Она рухнула на колени и стала медленно клониться вперёд. Он снова приложил пистолет к затылку и выстрелил ещё раз. Вложив пистолет в кобуру, офицер пошёл к своим бойцам.