Интерлюдия в Иерусалиме V

Что-то срабатывало, а что-то — нет. Оказалось, что платина в качества катализатора настолько широко применима по всему свету, что одно только её упоминание влекло за собой тысячи возможностей, некоторые из которых могли быть смертельны или по крайней мере применимы в качестве оружия. Рыться в них во всех на предмет потенциального использования для террористического акта было бы колоссальной потерей времени. Для того, чтобы провести линию, определить направление — нужно хотя бы две точки. Одна точка не говорит ни о чём кроме огромной вселенной вокруг неё.

Рутинные низкоуровневые сверки с дружественными спецслужбами (а также не с самыми дружественными) не дали ничего. Это значило, что Нордайн ГмБХ была либо абсолютно безобидна, либо тщательно уведена с экранов радаров и похоронена лучшими профессионалами этого бизнеса, и других признаков профессионального вмешательства не было. Присутствие вооружённой охраны само по себе — пусть даже они были исламскими экстремистами, воевавшими с Россией — ничего не значило. Кто бы ни владел Нордайн, ГмБХ — он мог попросту производить двигатели для газонокосилок, оснащая их каталитическими конвертерами для американского рынка и хотел защитить свои вложения.

Однако, умник — спорил Гершон сам с собой — чего ради тебе предпринимать такие усилия, чтобы скрыть свою активность? Почему ты расположился в точке, подозрительно близкой к величайшему врагу Израиля — врагу, жаждавшему разрушения и смерти — и в то же время не имеешь никакой видимой связи с иранской разведкой, Хезболлой, Хамасом или какими-либо другими профессиональными ненавистниками евреев, которых хватало во всём мире?

Кроме того, поступивший из Лозанны отчёт говорил, что «адрес» Нордайн, ГмБХ был фальшивкой — всего лишь адрес почтового отделения в торговом центре. Никакой штаб-квартиры там не было, однако, каким-то образом из известного швейцарского банка регулярно проходили платежи в адрес получателей.

И — новый элемент головоломки в лице самого завода — почему из него ничего не исходило? Если что-то производится, то почему оно не вывозится? Почему нет никакой связи с дистрибьюцией? Почему не представлено маркетинговым департаментом? Почему не заявлено на торговых выставках — что бы ни было их товаром? Завод был полностью отцеплен от всех связей и, как мог полагать Гершон, не имел никакой государственной поддержки или хотя бы намёка на неё. Его гражданские связи состояли из регулярной оплаты налогов на имущество и таких же постоянных платежей за воду и электричество, прохождения проверок на безопасность, скорее всего состоявших в передаче инспектору пары тысяч рублей, после чего он делался счастливым и даже не приближался к ограждению из колючей проволоки с торчащими стволами чеченских головорезов.

Они просто сидели там и делали своё дело, никуда не выходя и не производя ничего продаваемого. Похоже, что работали они только по ночам, поскольку американский спутник, во всех иных моментах не видевший никакой активности, засёк активность в одном из секторов завода в виде температуры около 1400 градусов Цельсия. Зачем им нужно было столько тепла? Или, учитывая их скромные познания в химии, вопрос следовало сформулировать так: почему они используют так мало тепла?

— Простите, — ответил университетский профессор, — тысяча четыреста градусов — это вовсе не предел промышленного производства. Это не жарко и не холодно. Это где-то посередине.

— Что значит…

— Ничего кроме того, что кто-то делает нечто, чтобы сделать что-то ещё.

— Это мы и так знали.

— Теперь вы в этом ещё больше уверены.

И это был один из самых содержательных разговоров.

У Израиля не было активных источников в Южной России. Москва и Петербург — да, Волгоград — да, даже за Уралом, в городах со специальным стратегическим назначением — да… но здесь, в южной жопе России, возле Каспия — нет. Источники же в максимальной близости — Одесса, Киев, Львов — были под таким плотным присмотром, что не было никакой возможности отправить, скажем, одесского консула проверить завод в качестве туриста. Это было бы всё равно что послать телеграмму в СВР — «институт что-то делает и кого-то высматривает». Кто знает, как отреагирует СВР и как их реакция смешает все карты?

— Мы знаем, что там что-то делается. Но мы не знаем, что именно. Мы видим, что продукт никуда не вывозится. Мы также знаем, что они совсем близко к Ирану — всего лишь ночной переход грузового корабля. Карманы у них глубокие, и они крайне взволнованы своей безопасностью. И мы не знаем, кто за всё платит.

— Гершон, я вот чего не понимаю: они спешили, спешили, спешили… а теперь ничего не происходит?

— Странно, не так ли? Это отражает их тип мышления: всё под контролем, всё перепродумано, всё переприготовлено…

— Гершон, ты только что описал директора института, премьер-министра, весь кабинет и, упокой Бог её душу, Голду Меир.

— Я знаю. Психология никуда нас не приведёт — все в этих играх и так свихнувшиеся, особенно я и Коэн. Но особенно Коэн.

В итоге именно Коэн набрёл на идею.

— Гершон, — отозвался он, — это касательно твоей платиновой тайны.

— Да?

— Мы мониторим завод со спутников и при помощи вторичных разведывательных источников. Также нам помогают наши друзья из «Репортёра индустрии драгоценных металлов». Но мы не видим никаких крупных индустриальных объёмов перевозок сырья на завод.

Не значит ли это, что остальные продукты, необходимые им в производстве, они получают локально? Возможно, поэтому они и расположились здесь — именно потому, что тут что-то находится в изобилии и тот, кто заказывает это в больших количествах, не вызывает подозрений?

— Ужасная идея, — ответил Гершон. — Тупая и бесполезная. Жалко, что не я это придумал.

Что в Астрахани встречалось в изобилии — кроме икры? Оказалось, что только газ и нефть. Каспийскому морю довелось разлиться над местом концентрации неприятно пахнущей субстанции, столь высоко ценимой на мировом энергетическом рынке. Трубопроводы бежали через Азербайджан в Турцию, а побережье было исколото буровыми установками. Качалки и башни обогатительных установок тянулись к небу, а ядовитый дым окутывал все девять портов, окружавших самое большое в мире озеро. Было откровенным чудом, что рыба каким-то образом умудрялась продолжать откладывать чёрную икру, которую люди впоследствии намазывали на вафли и потребляли с шампанским — и в причины этого чуда не стоило углубляться. Икра была великолепна, а газ и нефть продолжали питать цивилизацию, возносящуюся к пику изобилия.

Гершон вдумывался в список сырья, химикатов, энзимов, смесей, конечных продуктов, побочных продуктов и отбросов, порождаемых агрессивным содержимым планеты. Природный газ сам по себе не был индустрией, а матерью многих индустрий: из него производились моторные масла, промышленные охладители, компрессорные смазки, подшипниковые любриканты, бесконечные сорта топлива и источников энергии, удобрения, ткани, стекло, сталь, пластик (в бесконечном изобилии) и краска. Списку не было конца. Моя голова, почему же ей так больно? Тут слишком много всего… это «всё» побеждало Гершона. Он, великий Гершон, терпит поражение от списка барахла!

Поскольку было уже поздно и рядом не было подкалывавшего его Коэна, он попытал свои силы ещё в одном упражнении — скучнейшем из известных человеку, не требовавшем никакого интеллекта, образования, опыта либо вкуса к игре: случайном ударе наудачу.

Гершон обратился к старому другу, доктору Гуглу, введя: платина.

Затем он ввёл название субстанции, которую Каспий производил в количествах. Результат, выдаваемый минуту за минутой, был бесполезен и не имел смысла.

«Я должен найти», — думал он. «Иначе я буду не я».

Он попытался в очередной раз. Что за чёрт?

Тик-так, тик-так, тик-так…

Что такое «окисление Андрусова»? Очередной вопрос доктору Гуглу.

Воображаемый Гершоном доктор Гугл, величайший в мире шпион, потянув время и подумав, сходив посрать и приняв чайную ложку соды, выдал ответ. Найти его было непросто — у доктора Гугла ушло на него 0.742 секунды вместо обычных 0.181 секунды. Быстро пробежав текст, Гершон узнал, что окисление Андрусова было процессом, изобретённым Леонидом Андрусовым во время его работы в 20-х годах на Фарбениндустри и задействовавшим метан (обычное дело для Каспия) и аммоний (в изобилии на Каспии) в присутствии кислорода при температуре 1400 градусов Цельсия. Также требовалась с огромным трудом доставляемая и тщательно оберегаемая платина, и тогда — если он верно понял — начинался процесс окисления, в результате которого образовывалось нечто, называемое водородным цианидом, также известное под названием прусской кислотой. Она, в свою очередь, в смеси с стабилизатором и ароматизатором, становилась…

У него перехватило дыхание, он сглотнул… и дотянулся до телефона, с которого и набрал главе департамента. Ситуация вдруг стала критической и очень скоро обещала стать катастрофой.

Конечным продуктом был Циклон-Б, газ-убийца из Аушвица.

Кто-то производил его в огромных количествах.