Книга: Честь снайпера
Назад: Глава 39
Дальше: Глава 41

Глава 40

Карпаты. Рыжее нутро
Июль 1944 года
Денекер — гениальный подрывник — планировал работу очень тщательно. Он задумал разместить три десятифунтовых заряда циклонита на расстоянии в треть на северном склоне и проложить детонационные шнуры равной длины от каждого детонатора № 8 так, чтобы при поджиге шнуры донесли огонь до всех зарядов одновременно. Это обрушит скалу так, что никакой транспорт не проедет через каньон — разве что рурские не пригонят сюда тяжёлую строительную технику (которой они очень вряд ли озаботились).
— А вне зоны падения скалы я размещу теллеры. Если они полезут через обломки и наступят на них — баба́х, и жопа летит в Москву.
— Русские не боятся мин, — заметил Вилли Бобер.
— Подумай о психологии, — возразил Денекер, бывший также интеллектуалом отряда. — Во всех аспектах нужно искать психологию. Русские крестьяне, ведомые войсками НКВД, не боятся мин потому, что мина — это не верная смерть, а лишь воля случая, в то время как ослушание НКВД это стопроцентная гибель от пули Мосин-Нагана 7,62 мм.
Но те, кто придут сюда — это будут элитные бойцы, парашютисты. Вроде как коммандо, спецгруппы — или кто там у Ивана в примадоннах. Они уже герои и очень ценят себя. Если ни выживут — им многое предстоит рассказать, да и после войны у них отличное будущее. Им вовсе не хочется взорваться в этом каньоне — когда они уже почти выиграли как битву, так и войну. Они отступят и погонят вперёд через минное поле крестьян, а это займёт часы.
— Полагаю, что он прав, — согласился Карл.
— Ладно, тут будут мины. Но не перед нашими позициями? — спросил Вилли.
— Хмм… протянул Карл. — И ты прав.
— Карл, ты — босс. Тебе решать.
— Ненавижу решать. Потому-то я и пошёл в десантники. Тут мне ничего решать не приходится.
— Поделить мины? — предложил Денекер.
— Звучит здорово, — согласился Вилли.
— Вот, видите — я вам не нужен, — порадовался Карл.
Никаких решений больше не потребовалось. Мешки с песком наполнены, мины расставлены, окопы со стрелковыми позициями откопаны и соединены ходами, по которым бойцы могли скрытно перемещаться, деревья, мешающие огню — повалены, вода запасена, радиочастоты прослушивались. Из бревён, скрученных проволокой, были собраны долговременные точки. Пулемётчики нашли две лучшие позиции для установки МГ-42 на турелях и открыли патронные ящики для быстрого доступа, сделав запас более коротких лент для барабанных держателей ленты, с которыми было легче обращаться при необходимости отступить, сняв пулемёты с турелей и отстреливаясь на ходу — к примеру, прикрывая остальных, отступающих за пределы большого взрыва, учинённого Денекером.
Остальные бойцы распаковывали картонные упаковки, в каждой из которых лежало по двадцать патронов 7,92-мм и набивали ими магазины ФГ-42 доверху, а остаток патронов ссыпался в кучу в одном из опустошённых ящиков, к которой можно было бы прибегнуть при затянувшейся перестрелке. Панцершреки были заряжены, а рядом поставлены запасные ракеты. Гранаты также выложены рядком — с наполовину скрученными крышками, тщательно сориентированные, чтобы боец мог не задумываясь скрутить крышку, дёрнуть чеку и метнуть гранату, не теряя времени на лишние движения. Перевязки, шины, салфетки, шприцы с морфином, километры марли и бинтов и всё, что необходимо для спасения истекающих кровью людей было размещено в доступности. Карлу не пришлось ни слова проронить для всех этих приготовлений. Кто-то даже нарисовал табличку с готической вязью на ней — «Die Gebarsmutter des Gingers» — «Рыжее нутро».
Кроме приготовлений к бою и разведки, бойцы и о себе позаботились. Ещё давно, в Италии Вилли создал план ротации бойцов, и теперь, пусть и ослабевший, отряд был способен в любой момент времени выставлять шесть часовых. Сейчас назначенные часовые отправились на север от их позиции — исходя из предположения, что если мифическая красно-белая ведьма появится, то именно оттуда. Возьми она ниже по склону — к счастью для неё и некстати для её загонщиков, она ускользнёт. Однако, расчёт был на то, что она стремится пройти Нутром — поскольку немцы будут заинтересованы лишь тем, чтобы отступить к Ужгороду по другой стороне Карпат и не станут тратить сил на поиск снайперши. Она, скорее всего, заляжет на несколько дней, подождёт определённости в ситуации и пересечёт хребет, встретившись с частями Красной армии.
Бойцы раскурили трубки — равно как и сигареты «Эффект», «Ринг» и «Выбор». На правила ношения формы всем было наплевать. Кто-то потратил весь день на то, чтобы обеспечить остальных удобствами настолько, насколько это было возможно, соорудив душ из шестигаллонной канистры. Десантники разлили шнапс и поделили меж собой украинский хлеб, конфеты и печенье — в целом их экскурсия была вполне себе неплоха. Лагерь полнился шутками, карточными играми на мелочь и старыми историями.
Все приготовления закончились и все обязанности были выполнены. Ничего не оставалось, кроме как предаваться вечной фронтовой пытке: ожиданию боя, который мог и не начаться. Но следующее утро принесло запах горящего леса, свидетельствовавший о том, что карательная бригада СС вернулась.
— Вилли, — сказал Карл, — они, наверное, совсем закончили работу этими чертовыми штуками. Бери кюбель и сгоняй туда с Денекером. Постарайтесь забрать хотя бы пару огнемётов. Они дадут нам запас времени, если дойдёт до боя.
— Вернусь через пару часов.
— Пару украинок прихвати и пива тоже, — гаркнул один из десантников ко всеобщему веселью.
* * *
Дорога до Яремче была несложной — всего несколько километров, особенно теперь, когда от кюбеля был отцеплен прицеп. Вилли и Денекер доехали за полтора часа, не заметив ничего интересного во время спуска вниз. Представшая их глазам деревня вся была затянута дымом — хотя и не таким густым, как раньше. В дыму они видели огнемётчиков, противостоящих последнему оплоту леса, сгоравшему практически бесцветным в ярких лучах солнца огнём, распространявшим волны жара. Но там, где прежде работал десяток аппаратов, теперь трудились лишь два — а ещё шесть лежали в тени от халупы, которая, как раньше заметил Вилли, была командным пунктом Салида. На это также указывала дыра в крыше, сквозь которую была выведена треугольная антенна радиопередатчика. На значимость объекта также намекали стоявшие рядом панцерваген и грузовик.
Снаружи показались пара эсэсовцев, включая такого же, как он сам, сержанта — смуглые парни в знакомой форме, но с чуждым изображением кривого арабского меча на отворотах. Они являли собой фестиваль камуфляжа, обрызганные традиционным рисунком СС, конкурировавшим с рубленым рисунком камуфляжа десантников — пятна против полос. По мнению Вилли, полосы были куда как привлекательнее пятен.
— Доброе утро, сержант, — сказал Вилли. — Я — Бобер, Двадцать первая десантная, боевая группа фон Дрелле, с позиции в каньоне. Я здесь, чтобы забрать один из огнемётов. Генерал фон Бинк распорядился передать их нам. Если смогу, то я и два забрал бы. Иван огнемётов не любит.
Оказалось, что никто из эсэсовцев не говорит по-немецки, а только по-сербски. Но через пару минут, в которые эсэсовцы угостили десантников сигаретами и водой, прибыл переводчик.
Вилли повторил свою просьбу, которая тут же была переведена с немецкого на сербский. Обратным переводом поступил ответ.
— Знаете ли вы, что генерал фон Бинк ничем больше не командует? Я не могу отдать вам снаряжение без одобрения своего командира. А он сейчас занят.
— Пожалуйста, — попросил Вилли, — у нас нет времени на хождение вокруг да около. Приказ исходил от командования, так что дело не в фон Бинке. Мы не можем ждать, пока появится ваш командир, где бы он ни был — в лесу срёт или шлюх дерёт.
Шутка в переводе не удалась, хоть Денекеру она и показалась забавной. Сербский унтер принялся было извиняться, но Вилли легко оборвал его и предложил:
— Слушай, давай так: прыгай в кюбель, мы проедемся и поищем вашего офицера. Он даст добро, и до вечера мы уедем. Никто не знает, когда Иван придёт и как быстро он здесь окажется. Огнемёты нужны на нашей позиции.
Сербы посмотрели друг на друга и Вилли уловил, что они подали друг другу некий странный сигнал — словно они не решались согласиться и не смирялись с необходимостью подчиниться, но в то же время не желали спорить с десантниками, словно бы этот спор мог вызвать столкновения между ними самими.
Спустя секунду старший унтер согласился, пусть и с неохотой. Денекер забрался назад, а сербский сержант — вроде бы Аков — сел впереди.
— Указывай, — сказал Вилли, и Аков махнул рукой точно на Яремче. Обычная украинская срань — сборище хлипких деревянных изб с соломенной крышей, каждая с птичьим двором и забором, выстроенным весьма условно. Однако, особенностью деревни был водопад и пешеходный мост, делившие деревню пополам. Никто в этом веке не стриг травы и не выдёргивал сорняков, что стремившийся к аккуратности Бобер находил вызывающим. Также никто не сажал цветов, не убирал травы граблями и не подметал деревянных дорожек. Что за крестьяне! Что с ними поделать?
По пути к мосту они миновали единственное приметное строение деревни — церковь, также деревянную, а не каменную. Похоже было, что сильным ветром её сдует. Перед церковью стоял ещё один камуфлированный панцерваген с высокой радиоантенной — явно командная машина карательного батальона.
— Хммм… — протянул Вилли. — Полагаю, что мы ищем пилигрима в святую землю, — и оба рассмеялись, поскольку знали, что Салид был мусульманином.
Перед церковью караулом стояли двое громил Тринадцатой горнострелковой с МП-40. По кивку головы Акова они освободили проход, и Вилли с Денекером прошли внутрь вслед за сербским сержантом.
Вилли ожидал оказаться в религиозной темноте, освещённой лишь тусклым светом, но не тут-то было. Внутри была настоящая иллюминация. В дальнем от входа конце, там, где когда-то был алтарь, мощный светильник образовывал яркий четырёхугольник — настолько яркий, что всё находившееся в нём практически лишалось цвета. В этом безжалостном свете трудились трое здоровяков — сербских эсэсовцев, раздетых до пояса и самоотверженно стучавших молотками. Они возводили нечто вроде деревянной рамы, чья горизонтальная перекладина висела в семи футах над полом. Плотники из них были неважные, так что их творение выглядело хлипковатым и вынуждено было опираться на неуклюжие бревенчатые подпорки. Но дело своё они уже практически закончили.
Также Вилли заметил нечто, сперва показавшееся ему неким механизмом на треноге. Поскольку предмет находился вне освещённой зоны, Вилли не сразу понял, что это. Подойдя поближе, он распознал передвижную кинокамеру.
Рядом с камерой стояла группа людей, обернувшихся к нарушителю спокойствия. Все они были из СС, но только один носил камуфляж горных стрелков. Он шагнул вперёд, когда Аков поприветствовал его вскинутой рукой и Вилли узнал в нём штурмбанфюрера Салида — блестящие волосы, пронзительные глаза и треугольник усов под выступающим носом. Кожа его отливала медью, а выражение на лице было столь устремлённым, что Вилли подумал — улыбался ли этот человек хоть раз в жизни?
Он и сержант оживлённо заговорили по-сербски. Затем Салид повернулся к Вилли, поднявшему руку с вялым «Хайль Гитлер!», на что Салид ответил куда как более живо.
— Итак, сержант, — сказал он на том же безукоризненном немецком, который был уже знаком Вилли по стычке в воротах Андриевского дворца, — вы пришли за огнемётом. Я полагаю, что в каньоне вы уже как следует окопались.
— Да, герр оберштурмбанфюрер, — ответил Вилли. Называть этого арабского прощелыгу «сэром» было выше его сил. — Мы заняли роскошную оборонительную позицию и заминировали каньон. Так что когда придёт время, мы перекроем его для любых танков Ивана. Тридцать фунтов циклонита — не шутки.
— Отлично, отлично. Я доволен. Но вам следует понимать, что это только часть задачи. Вам ещё нужно уничтожить всех бандитов, которые побегут от наших людей, прочёсывающих местность.
— Да, штурмбанфюрер, нам это пояснили. Майор фон Дрелле расставил половину своих людей в патрули, которые перехватывают бандитов по пути к Нутру.
— Я сам сообщу об этом фон Дрелле по радио, но и здесь заявляю о том же для протокола — чтобы не было никаких недопониманий. Примерно через два дня мы начнём прочёсывание, и для нас критично важно перехватить одного бандита.
— Женщину. Белую Ведьму.
— Так они её зовут. Она там, наверху. Мы должны её схватить, это приоритет высшего командования Рейха. Обергруппенфюрер СС смело ставит себя под угрозу, чтобы выманить её на открытое пространство, где мы возьмём её живой. Вашему отряду сделана честь тем, что для такой задачи выбрали вас. Ваши успехи всех впечатлили. Обычной группе пехотных работяг этого не доверишь. Жизненно важно, чтобы эту женщину допросили специалисты в Берлине, и вся широта её сведений во всей…
— Кто это? — спросил Вилли, перебив его.
— Простите. Пожалуйста, не…
— Боже мой… какого чёрта здесь делается?
Вилли заметил одинокую фигуру, бездвижно сидевшую у переднего ряда скамеек. Уставившись на неё, Вилли пытался найти угол, чтобы разглядеть лучше.
— Генерал фон Бинк! Что, чёрт вас побери, вы делаете с генералом фон Бинком?
— Это не ваше дело, сержант Бобер. Я распорядился передать вам огнемёт «Фламменверфер-41», а теперь проследуйте по своим делам и оставьте меня с моими.
Сержант оттолкнул его и прорвался сквозь группу людей к дальней стене церкви — и верно, там, недвижный, сидел генерал фон Бинк. Его руки, очевидно, были связаны за спиной. На шее висел Рыцарский Крест на тугой ленте, фуражка с козырьком съехала набок, одет он был в свои обычные чёрный двубортный танковый китель, коричневой кожи ремень и чёрные, блестящие ботинки с голенищами для верховой езды на краснополосых генеральских штанах. Кобура была пуста, клапан её откинут.
— Доброе утро, сержант Бобер, — вдруг сказал он. — Рад видеть вас. Я бы встал, но знаете ли — в моих обстоятельствах это сложно.
— Сэр, я… что происходит??
— Эти джентльмены обеспечили мне доставку к моему следующему месту службы — очевидно, в пекло, — улыбнулся генерал.
— Этот офицер будет повешен на рояльной струне, — сказал Салид, подошедший к Вилли сзади. — Он был заочно осужден в Берлине. Мы исполняем приказ. Его казнь будет заснята и отправлена в Берлин. Теперь убирайтесь отсюда, сержант. Исполняйте свой долг.
Вилли обернулся к нему:
— Ты рехнулся? Совсем идиот? Да у него шесть нашивок за ранения! Он три войны прошёл, был на фронте в каждой танковой атаке с 1939 года! Он выжил под Курском и в Сталинграде, Севастополе и во всей Украине! Он награждён Рыцарским Крестом с дубовыми листьями и любыми чёртовыми ленточками и жестянками, которые только возможны. Это великий человек, герой нации, а не предатель — вы не можете так с ним обращаться!
— Сержант, вы начинаете надоедать. Не заставляйте меня приказывать моим людям воспитать вас.
— Ты сумасшедший арабский ублюдок, ты не имеешь права…
— Следите за языком, сержант. Вы уже виновны в нарушении субординации и опасно близки к предательству.
Салида внезапно окружили трое его людей — те самые мускулистые плотники и один из часовых на входе с МП-40. В этот же миг Денекер склонился над ухом Вилли и зашептал:
— Вилли, Вилли, Вилли… не теряй головы.
— Ты — е…чий предатель, араб. Если хоть волос с головы этого человека упадёт — я увижу тебя горящим в аду. Что ты за х… такой?
— Сержант, — гаркнул фон Бинк, — прекратить! Штурмбанфюрер Салид, тот человек просто вспылил, он не хотел причинить вреда. Пожалуйста, простите его.
— Ты не можешь просто повесить этого человека на струне в задрипанной украинской церкви, — продолжал Вилли. — Это святотатство. Это противоречит всему, за что бьётся германская армия. Это издевательство над самопожертвованием миллионов людей, которые отдали свои жизни здесь, на востоке!
— Рейх посчитал его предателем, и у меня чёткий приказ.
— Сержант Бобер, — вмешался генерал. — Я приказываю тебе как генерал, командующий Четырнадцатой панцергренадёрской дивизией — прекрати и исчезни. Ты не сделаешь никому ничего хорошего и вдобавок лишаешь меня последнего достоинства, которым я пока ещё обладаю. Пожалуйста, уйди отсюда и вернись на свой пост. Это прямой приказ, и я ожидаю, что ты его выполнишь.
Вилли уже задумал выхватить свой П38, пристрелить Салида, затем повернуться и выстрелить фон Бинку между глаз. Это куда лучше, нежели быть удавленным струной, которая подвесит его в шести дюймах над землёй и доставит порнографическое удовольствие извращенцам в Берлине, которые посмотрят плёнку неделей позже. Сербы пристрелят Вилли — и что? В этой войне ему всё равно не выжить, так что какая разница? Лучше умереть ради чего-то, во что он верил, чем погибать ради защиты прохода, которым будут убегать этот арабский прыщ и его банда сербов-жидобоев.
— Вилли, — снова прошептал Денекер, — подумай о последствиях. Ты втянешь Карла и остальных в дерьмо, и они все закончат в Дахау. После всей той грязи, что мы прошли — нас всех так же удавят на струне.
— Послушай своего друга, — подтвердил генерал. — Он дело говорит.
Вилли обернулся и хлопнул, привлекая внимание. Он отдал салют генералу правой рукой, вскинутой к голове — в классическом старом стиле.
— Герр генерал-лейтенант фон Бинк! Моё почтение, а также почтение Второй воздушно-десантной дивизии, Двадцать первого полка, боевой группы фон Дрелле. Вы, сэр, — герой, настоящий вдохновитель и джентльмен. Мы счастливы, что нам довелось служить под вашим командованием и мы никогда вас не забудем.
Снова обернувшись, он вышел, печатая шаг.
Назад: Глава 39
Дальше: Глава 41