Глава 27

Старый куратор позволил им забрать тарелку. Если она принесёт славу партизанам и снова сфокусирует внимание на бригаде Бака — он будет только за. Старик бережно завернул её в салфетку, затем в коричневую бумагу, обмотал скотчем и повязал верёвочкой.

Они пожали руки и обнялись, весьма довольные друг другом. Боб и Кэти уже собирались уезжать, как жена старика потянула его в сторону и что-то залопотала по-украински. Старик, выслушав её, обернулся к ним с мрачным выражением:

— У вас есть враги? — спросил он по-русски.

— Долго рассказывать, — ответила Рейли. — Похоже, что кто-то не хочет, чтобы мы копались в этой истории глубже.

— Моя жена говорит, что машина несколько раз проезжала по дороге, а теперь она миновала дом, съехала на обочину и выключила фары. Никто не вышел. Машина всё ещё стоит. Загадочно, раньше я такого не видел. У нас здесь вообще мало кто ездит, особенно когда темно.

— Спроси его — есть ли у него оружие? — сказал Суэггер.

Пожилая женщина узнала слово, сказанное по-английски и затрясла головой ещё до того, как Рейли перевела.

— Они спрашивают — не вызвать ли полицию?

Боб задумался.

— Я думаю, это лишь осложнит ситуацию. Ладно, поблагодари его. Мы пойдём к машине, я пока буду думать.

Они с видимой беззаботностью пошли к машине сквозь тихую русскую ночь. Множество звёзд заполняло ночное небо, мягкий ветер шелестел листвой, практически нигде не было света. Влажный летний воздух был полон звуками птиц непонятного вида и местоположения.

— Я боюсь, — призналась Рейли. — Может, нам стоило вызвать полицию?

— Смотри, что мы сделаем. Мы тронемся и будем смотреть, поедут ли они за нами. Если да, я прибавлю газу, оторвусь от них и высажу тебя в пригороде. Тарелку ты заберёшь, потом направишься на станцию железной дороги и на первом поезде вернёшься в Ивано-Франковск, где заселишься в другой отель. В «Надю» не возвращайся. Тем временем я покатаюсь и постараюсь встретить их снова. Думаю, это будет нетрудно. Выясню их намерения и поведу их за город. Там я избавлюсь от них, потом я позвоню тебе и мы решим, как поступим дальше — исходя из того, где я на тот момент буду. Эти игры требуют терпения, так что не волнуйся, если я не позвоню прямо сразу же.

— Боб, я не могу позволить тебе так поступить. Это неправильно. Это моя история.

— Кэти, эти игры слишком трудные, чтобы играть в одиночку. Я не могу одновременно заботиться о тебе и предпринимать действия в таких обстоятельствах. Это будет лучшим вариантом, поверь мне. Эту часть леса я знаю.

Они сели в машину, завели двигатель и тронулись.

— Если что-то случится — сползай на пол и свернись. Не знаю, чем всё кончится, но полагаю, что так будет безопаснее всего. Подтяни колени к голове. Лучше тебя так подстрелят, чем в голову.

— Ты раньше попадал в такие ситуации?

— В перестрелке каждый раз — как первый.

— Это обнадёживает…

Они ехали на небольшой скорости от одного пятна света редких уличных фонарей до другого, обруливая самые страшные ямы и игнорируя более обыденные.

— Он идёт за нами. Фары выключены, но он слишком приблизился, так что я вижу его габариты. Неаккуратный, как я и говорил.

Они свернули за угол и встали на светофоре. Впереди было ещё две мили по пригороду Коломыи.

— Если он намеревается что-то сделать, он сделает это сейчас, — сказал Боб.

Сигнал светофора сменился, и через несколько кварталов яркая иллюминация центра города затмила небо.

— Он фары зажёг, — заметил Боб.

— Отлично, — ответила Рейли. — Скажи мне, что ничего не произойдёт.

— К несчастью, произойдёт. Теперь — пожалуйста, сползи вниз. Дело дошло до стрельбы.

Она нырнула вниз как раз в тот момент, как следовавший за ними «Мерседес» сократил разрыв и теперь обходил их с утопленной в пол педалью, чтобы расстрелять слева. Его амортизаторы скрипнули от ускорения, «Мерседес» присел на задние колёса от ускорения и поравнялся с «Шеви» Боба.

С пассажирской стороны показался ствол АК-74.

Ни чёрта нет. Куда он мог скрыться? Где был Василий Крулов?

Сведения о нём были стёрты, это ясно. Уилл Френч из «Вашингтон Пост» знал, что в русских архивах такое случалось постоянно — и иногда по самым банальным причинам. Бюджетные урезания, скандалы с персоналом в архивах, беспорядочная природа советской и позднее — российской бюрократии, хаос чисток и войны, а также послевоенной пост-сталинской эпохи и борьбы за власть… Было вполне возможно, что Василий Крулов исчез по вполне невинным причинам, будучи одним из многих тысяч, а может и десятков или сотен тысяч.

Но Уилл не мог на этом успокоиться. Как и его жена, Рейли, он не был одержим тщеславием, планом, надеждой или местом говорящей головы на вашингтонском телевидении. Им двигало любопытство. Кто, что, где, когда, почему? Эти пять вопросов были ключевыми в его деле. Старая школа или как угодно ещё — но его упорная искренность создала ему роскошную репутацию и принесла Пулитцеровскую премию за документирование невыносимых условий, в которых «демонтировались» корабли на берегу Индийского океана — сотни людей погибали, не доживая до тридцати лет, поскольку дышали асбестом во время распила огромных корабельных корпусов за ничтожные деньги.

Теперь же — не ради «Пост», а ради куда как более грозной силы, нежели любая возможная сила в журналистике — своей жены (также легендарной, но об этом потом) — он искал ответы на те же пять вопросов касательно товарища Крулова, который упоминался во множестве военных историй: всегда героический, но никогда на первом плане, а после войны упоминавшийся лишь случайно и затем вообще исчезнувший — словно огромный корабль, распиленный стаей потных оборванцев в набедренных повязках на множество неотслеживаемых частей.

Он обращался во все архивы, звонил многим старикам — и старым американским корреспондентам, и отставным политикам советской эры — и не узнал ничего стоящего.

«А, этот? Он был весьма весомой силой. Что с ним случилось? Вы знаете?»

Он работал с Интернетом, влезая в некоторые малоизвестные базы данных. ОН обращался к источникам в американских, британских, французских и австралийских разведывательных службах — всех, кто зарекомендовал себя активностью в Холодной войне. Но — нет, это было слишком давно… всё забылось и слишком много всякого иного произошло.

Так что теперь он стоял в начале последнего акта. Это будет ему стоить, на это требовались средства.

«Уилл», — сказал он себе. «Ты сделал достаточно. Не лезь туда. Ты даже не знаешь, что собираешься отыскать. Что ты ей скажешь, если и это не сработает?»

Однако, посмотреть в лицо такой реальности он не смог. Музыка пяти вопросов — этих столпов журналистской чести — звучала в его мозгу: соблазняющая, манящая, неизбежная, восторженная.

Нырнув в ноутбук, он залез в свой кабинет «Банка Америки» и перевёл десять тысяч долларов со своего — то есть, их — накопительного счёта в московский банк.

Всё до пенни, что лежало на образование младшей дочери.

Вполне возможно, что общественный колледж ей понравится.