На церемонии, посвященной вручению дипломов Массачусетского технологического института, степени доктора философии в различных академических и научных специальностях были удостоены 132 человека, и мужчины, и женщины. Но главную награду как институтский стипендиат получил лишь один, так как кроме него к этой категории никто не относился.

Это был высокий молодой человек с преждевременно появившейся лысиной, на удивление серьезный и сосредоточенный. Вручив ему диплом в области квантовой физики (тема диссертации называлась «Некоторые теории солнечного излучения в применении к астронавигации»), декан попросил его сказать несколько слов. Новоиспеченный доктор с готовностью взошел на пьедестал, но его речь оказалась очень короткой:

– Я хочу поблагодарить вас за тот шанс, который вы мне предоставили. Я получал стипендию не только на последних курсах, но даже раньше. Я происхожу из бедной семьи; моя мать упорно трудилась, но так и не сумела преуспеть. Однако учреждения, подобные этому, – Йельский и Гарвардский университеты, Мэдисонская средняя школа – все они отнеслись ко мне с большой добротой и открыли передо мною все двери. Без вашего великодушия я не смог бы оказаться сейчас на этом месте, и я благодарю вас за эту честь и за вашу веру в меня. Мне только очень жаль, что мои родители не могут разделить со мной этот счастливый момент. Они были очень хорошими людьми. Большое спасибо.

Под вежливые аплодисменты он сошел с трибуны и возвратился на свое место, и процедура – незаинтересованному зрителю она показалась бы бесконечной – потянулась дальше своим чередом. День в Бостоне стоял жаркий, на небе не было ни облачка. Гладкая вода в реке Чарльз походила на потемневшую старинную слоновую кость; в воздухе висела легкая дымка, нисколько не ослаблявшая солнечных лучей. В город приехала команда «Ориоль», которой предстояло сыграть здесь серию из четырех матчей с «Ред сокс»; президент только что объявил о новой попытке сдержать увеличение размеров социальных пособий; международные новости были мрачными: ученых мужей тревожили грядущие выборы в России, к которым с огромным преимуществом подходил всеобщий любимец, очень плохой парень; уровень фондового рынка поднялся на четыре пункта. Все это не имело ни малейшего значения для высокого человека в костюме цвета хаки, который, сидя в последнем ряду, наблюдал за церемонией вручения дипломов.

Он спокойно дождался того момента, когда толпа наконец-то рассыпалась на кучки, счастливых докторов обступили родственники, друзья кинулись обнимать и хлопать по спинам счастливцев и в зале зазвучал нестройный хор радостных голосов. Тогда он пробрался через мельтешащую толпу к сцене, и лишь после этого стало понятно, к кому он направляется. Это был тот самый молодой человек, который получил главную награду.

Некоторое время он наблюдал за ним: молодой человек принимал заслуженные поздравления несколько пассивно и отвечал на них без большого энтузиазма. Он прошел через положенные объятия коллег, профессоров и администраторов, но через некоторое время – вообще-то на удивление быстро – остался в одиночестве. Он снял докторскую шапочку, перекинул через руку мантию, под которой оказался чрезвычайно потертый костюм, и двинулся к выходу. У него был вид вечного одиночки, человека, который с детства предпочитает держаться подальше от центра событий и в любых ситуациях жмется к краю, не любит прямых взглядов в глаза или попыток сближения, зато с радостью найдет убежище в каком-нибудь тайном знании, будь то квантовая физика, игра в «Башни и драконы» или снайперская война. Это было одним из проявлений меланхолического склада характера.

Боб перехватил его недалеко от дверей.

– Между прочим, – сказал он, – мне чертовски понравилась маленькая речь, которую вы произнесли.

Юноша еще не приобрел невосприимчивости к лести и комплиментам, и на его лице неожиданно для него самого появилась улыбка.

– Благодарю, – ответил он.

– И что же вам предстоит дальше?

– О, эта награда автоматически подразумевает год в Оксфорде, в исследовательской лаборатории. Так что завтра я уезжаю в Англию. Очень интересно. Там отличное оборудование, очень много интересных людей. Я жду не дождусь, когда же попаду туда. Так что... прошу прощения, я не расслышал, как вас зовут...

– Суэггер, – представился Боб.

– О, конечно, было очень приятно поговорить с вами, мистер Суэггер. А сейчас, э-э, мне нужно идти. Еще раз благодарю вас, я...

– Честно говоря, то, что я оказался рядом с вами, не простое совпадение. Мне потребовалось затратить некоторые усилия, чтобы разыскать вас.

Глаза молодого человека прищурились; в них полыхнул враждебный огонек.

– Если это какая-то затея, связанная с прессой, то я не даю интервью. Мне не о чем рассказывать.

– Ну, видите ли, это может показаться забавным, но я приехал сюда не ради вас. Меня интересует ваш отец.

Юноша кивнул и невольно сглотнул слюну.

– Мой отец умер в семьдесят первом году.

– Я знаю, – ответил Боб.

– В чем дело? Вы что, полицейский или кто-то в этом роде?

– Вовсе нет.

– Тогда, наверное, вы литератор. Послушайте, мне очень жаль, но в последние два раза, когда я давал интервью литераторам, они не использовали ни единого слова из того, что я им сказал, так что зачем мне тратить впустую мое...

– Нет, я не литератор. Больше того, я их порядком ненавижу. Они всегда выворачивают все наизнанку. Я никогда еще не слышал о существовании более вредоносной профессии, чем литератор. Но так или иначе, я всего лишь отставной морской пехотинец. И смерть вашего отца связана с одним делом, которое почему-то никак не может закончиться.

– Вероятно, это история великого Трига Картера? Великий Триг Картер, герой левых, пожертвовавший жизнью, чтобы остановить войну во Вьетнаме? Его все помнят. На днях, кажется, будут показывать кинофильм о нем. Что за сучья страна, как она может столько лет поклоняться такому мерзавцу? Он был просто убийца. Он взорвал моего отца разнес его на мелкие клочки и завалил сотнями тонн щебня. И никто даже в заду не почесал по этому поводу. Все считают Трига большим героем, жертвой, мучеником только потому что он происходил из длинного-длинного рода протестантских свиней и продавался любому, кто хотел его поиметь.

На этом его вспышка гнева и горечи иссякла.

– Посудите сами, из этого вряд ли выйдет какой-нибудь толк. Я совершенно не знал моего отца, когда его убили, мне было меньше года. Ну чем я смогу быть вам полезен?

– Трудно сказать – ответил Суэггер, – может быть, и ничем. Но вот что я вам скажу: когда я повнимательнее всмотрелся в это дело, меня поразила одна особенность. Нигде и ничего не говорится о вашем отце. Извините мою грамматику, мне не пришлось получить серьезного образования.

– По-моему, вы себя недооцениваете.

– Что ж, поверю вам. В любом случае он остается совершенной загадкой. Никто не хочет о нем знать, никто им не интересуется.

– Но почему это заинтересовало вас? У кого есть до него дело?

– У меня. Возможно, ваш отец не был беднягой, оказавшимся в неподходящем месте в неподходящее время, как о нем принято говорить. Возможно, он сыграл во всем этом куда более серьезную роль, чем думают люди. Эту возможность я сейчас изучаю. Возможно также, что люди, которые дергали за ниточки, все еще толкутся вокруг нас. Также может быть, что я заинтересован в расследовании и что я – единственный человек, который хочет выяснить, что же на самом деле случилось с вашим отцом.

– Между прочим, моя мать была святая. Она учила меня, наставляла, работала, как проклятая, чтобы дать мне возможность попытаться ухватить тот шанс, которым я сумел воспользоваться. Она умерла, когда я заканчивал первый год в Гарварде.

– Я сочувствую вам. И все же вы были счастливым ребенком, у которого были родители, заботившиеся о нем, жертвовавшие собой ради него.

– Да, пожалуй, вы в чем-то правы. Значит, вы думаете... У вас есть какая-то теория насчет заговора против моего отца? Вы связаны с какой-то радиопостановкой или чем-то в этом роде?

– Нет, сэр. Я занимаюсь всем этим не ради денег. Я всего лишь морской пехотинец, пытающийся свести концы с концами в одном очень старом деле. Хотите верьте, хотите нет, но оно связано со смертью еще одного представителя этого поколения, юноши, погибшего во Вьетнаме. Это тоже была великая потеря для его семьи и для нашей страны.

– Кто вы такой?

– Я был рядом с этим юношей, когда он умер. Седьмого мая тысяча девятьсот семьдесят второго года. Он истек кровью у меня на руках. И я уже очень давно пытаюсь выяснить, почему так случилось.

– Н-да... – протянул юноша.

– Знаете что, я понимаю, что вы заняты. Иначе и быть не может. Но я надеялся, что вы не откажетесь выпить со мной чашку кофе. Я хотел бы поговорить о вашем отце. Я хочу узнать, каким он был.

– Он был отличным парнем, – сказал молодой человек. – По крайней мере, так мне о нем говорили. – Он взглянул на часы. – Черт возьми, а почему бы и нет? Все равно сейчас мне совершенно нечего делать.