Выехав из автосервиса, Родик решил остаток дня провести с дочерью. «Пойду с ней в кино. Мало я ребенку уделяю времени», — думал он, укоряя себя в очередной раз.

Доехав до кинотеатра «Прага», он изучил рекламы, но ничего достойного десятилетней девочки не выбрал. Висевшая при входе афиша с репертуаром других кинотеатров тоже не заинтересовала.

«Ладно, свожу ее в кафе-мороженое, — подумал Родик. — Во всем сегодня неудачи. Но кафе-то уж никуда не денется. Мороженое, слава богу, в нашей стране еще делают. Посижу дома, перекушу и дождусь ее прихода».

Наташа еще была в школе. В ожидании ее Родик залез в холодильник, нашел копченый колбасный сыр, который ему очень нравился, отрезал приличный кусок. Затем забрался в свое любимое кресло и от нечего делать продолжил то ли вспоминать, то ли анализировать теперь уже совсем недавние события…

Кооперативное движение многое изменяло в жизни советского человека, в том числе ценности. Раньше, чтобы быстро получить какую-нибудь услугу в сфере бытового обслуживания, требовалась водка. Все оценивалось бутылками водки. Тележка навоза — три бутылки, починка смесителя — одна бутылка, врезка замка — одна бутылка, привозка дров — две бутылки и так далее. На работе за все — от ускорения исполнения производственных заказов до изготовления предметов для домашнего хозяйства — бутылки не брали — только спирт. Поэтому спирт, наряду со связями, являлся основным двигателем, без которого сделать карьеру было немыслимо.

То, что Родик научился доставать спирт в практически неограниченных количествах, стало значительным фактором на пути достижения жизненных целей.

Самый примитивный способ добычи спирта во всех НИИ состоял в придумывании обоснований его необходимости для протирки деталей научного оборудования. На каждую поверхность или контакт, по стандартам СССР, требовалось определенное количество спирта. Для протирки повсеместно применялась технология «тонкого слоя», состоящая из трех этапов: наливания, выпивания с задержкой дыхания и выдыхания на протираемую поверхность. Отдельные рационализаторы на последнем этапе обходились рукавом пиджака или пальцем. Еще более предприимчивые товарищи пренебрегали такой технологией и просто разбавляли спирт водой или другими полезными для здоровья жидкостями и по мере необходимости пили.

Оборудование протиралось в соответствии с регламентом, устанавливаемым исполнителем. Как правило, поводом для протирки служила хорошая погода, плохая погода, конец рабочей недели или рабочего дня, день рождения, праздник и, конечно, командировка, куда везли его, замаскировав под минеральную воду.

Такой способ получения и использования спирта Родика не устраивал, поскольку на научно-технический прогресс, связанный с ускорением внедрения разработок и изготовления деталей, необходимых для исследований, спирта не хватало, а если быть полностью правдивым, то не оставалось. Требовался революционно новый метод, при котором спирта хватило бы на все. Вот тут-то и пришла в голову Родика, без преувеличения, гениальная мысль — разработать и выпускать изделия из спирта или, точнее, изделия, в которых основным материалом является спирт. Можно будет бесконечно испытывать такие изделия, списывать их после испытаний, а спирт оставлять. Допустимо испытания и не проводить, а только оптимизировать конструкцию.

Техническую реализацию своей мысли Родик оформил в виде авторского свидетельства на изобретение, включил, как и полагалось, в авторы всех, имеющих отношение к внедрению в промышленное производство, изготовил опытные образцы. В общем, проделал все необходимое, довел изделие до государственных испытаний и был очень рад, поскольку количество спирта, имеющегося в его распоряжении, к этому моменту увеличилось в несколько раз. Не учел он одного: применять изделие должны были в Вооруженных силах, а в политическом управлении Советской армии служили люди, которые тоже когда-то протирали «тонким слоем» и понимали, что спирт достанется не только Родику, но и солдатам. В общем, эти начальники изделие запретили самым решительным образом. Животворный источник иссяк.

Родик был чрезвычайно упорным в достижении поставленных целей и через некоторое время изобрел материал для все того же изделия со свойствами лучшими, чем спирт, но не имеющий пищевой ценности и жидкого состояния. Хитрость состояла в том, что для его производства на химических заводах требовалось спирта не меньше, чем выпускалось материалов. Для химического завода это было совершенно обычно, и ни у кого не вызывало возражений. Начался серийный выпуск, и у Родика наконец появился совершенно неиссякаемый источник спирта. Несколько раз в месяц он посылал доверенного человека на завод с двумя двадцатилитровыми канистрами и якобы для получения контрольных образцов. На самом же деле в канистры наливали спирт, а соответствующее количество материала просто не производили. Всех все устраивало.

С тех пор каких-либо проблем со срочным изготовлением деталей на опытном производстве института, их доставкой, получением дефицитного сырья, выпуском документации и иллюстративного материала у Родика не было. То, что для других делалось месяцами, а иногда годами, Родик получал по системе монтера Мечникова, описанной еще Ильфом и Петровым и действующей в СССР повсеместно.

К сожалению, с появлением НТТМ и кооперативов люди почувствовали вкус денег, и спирт, хотя все еще использовался, значительно потерял свои волшебные качества ускорителя научно-технического прогресса. Именно поэтому кооператив теперь служил Родику заменителем спирта, и внедрение всех научных разработок Родик был вынужден проводить через кооперативное эльдорадо, раздавая кому надо в том или ином виде деньги. Это не считалось взяткой, скорее воспринималось как возмещение не доплаченной государством зарплаты. Вся работа сплелась в один узел, в котором трудно было отличить кооперативные нити от государственных. Теперь, когда он решил уволиться, стало необходимо развязать узел, но так, чтобы сохранить в целости все нити, придумав новые способы плетения или заменив одни нити другими. Родику пришлось бы долго реализовывать такую программу, но помогла судьба.

Помимо спирта и денег, советскому человеку больше всего хотелось наград. Примером для подражания в этом стремлении служил генеральный секретарь Брежнев. То время, когда награды давали за достижения, а их было много, давно прошло. Крупных достижений, достойных наград, начало не хватать, а желание их получать еще больше окрепло.

Ордена, медали, премии, конечно, вручали, но поводов становилось все меньше, а претендентов на них — все больше. Это стало очень модно. Советский человек — самый изобретательный в мире — быстро сообразил, что достижения можно имитировать.

Вот тогда-то в высших эшелонах научной элиты был разработан чрезвычайно надежный и очень простой способ рождения псевдодостижений. Группа известных ученых, возглавляемая, как правило, несколькими академиками, подкрепленная авторитетом научных учреждений, ими же и руководимых, пользуясь полной некомпетентностью партийных руководителей, объявляла о «великом открытии». Оно, конечно же, являлось блефом, и после получения за него наград забывалось. Особенно легко это осуществлялось в секретных областях науки, где за грифом «секретно» можно было скрыть все, что угодно. Эта схема реализовывалась очень просто, поскольку отечественных оппонентов, способных дойти до партийных руководителей, просто не существовало, а иностранцы к таким вопросам не допускались. В целом развитию научного прогресса это сильно не вредило. Время жизни «великого открытия» было невелико, а расходы — ничтожны по сравнению с общим объемом финансирования науки в стране. Поэтому моральных мук никто не испытывал, добычу в виде премий, орденов, медалей, фондов зарплаты делили и с гордостью демонстрировали.

Несколько лет назад, еще до защиты докторской, Родик попал в самый центр такой интриги. Особенной принципиальностью он не отличался и даже был не прочь принять в ней участие. Однако «великое открытие» целиком перечеркивало докторскую диссертацию Родика, которая была практически готова. Поэтому Жмакин вынужденно встал в оппозицию и повел активную борьбу против ветряных мельниц. За время этой борьбы Родик пережил многое: отказался от государственной премии; чуть не потерял все, в том числе и свободу, когда один из академиков написал письмо в ЦК партии, в котором обвинил Родика в «варварском уничтожении нового материала, способного спасти…»; обрадовался, что на дворе не тридцать седьмой год и его не расстреляли, а всего лишь потребовали написать никого не интересующее объяснение; убедился, что честные и хорошие люди все-таки существуют, но и плохие не бедствуют.

За два-три года все участники «великого открытия» удовлетворили свои желания, получив ленинские и государственные премии, ордена и медали в таком количестве, что досталось и личным водителям, дипломникам и лаборантам. А затем его предали забвению, да такому, что некоторым сборникам научных конференций того времени присвоили гриф секретности «особой важности». После этого Родик перестал интересовать академиков, занявшихся новым «великим открытием». Смешно, но они даже подписали положительные отзывы на его диссертацию, защита которой прошла «на ура», поскольку сидевшие в ученом совете люди хорошо знали всю предшествующую историю. Такая история повторилась относительно недавно и всполошила всю отрасль. Вице-президент Академии наук одной из союзных республик, ощутив свою обделенность наградами, заявил, что изобрел чудо-сталь, обладающую невиданным комплексом аномально высоких характеристик. Возглавляемый им институт в лице известных ученых создал соответствующую теорию. Подтверждением того, что имеется практическое значение, послужили результаты, якобы из-за отсутствия денежных средств полученные на образцах, видимых исключительно под электронным микроскопом и поэтому не подлежащих демонстрации.

На этот раз «великое открытие» рекламировалось тайно и лишь перед первыми лицами государства. Специалисты прикладных институтов под предлогом особой государственной важности допускались только до прочтения общих описаний.

В результате было принято характерное для периода перестройки решение: миновав ряд необходимых для проверки стадий, сразу начать изготовление и испытание опытных образцов. Создание таких образцов потребовало в связи с их многофункциональностью привлечения нескольких десятков крупных предприятий различных министерств, в текущих и перспективных планах работы которых ничего подобного не предусматривалось. Пока шли согласования и изготавливались образцы, «изобретатели» успели получить премии, ордена, квартиры. Проведенные испытания показали не только отсутствие эффекта, а, наоборот, ухудшение всех свойств, но это уже никого не интересовало, а, может быть, даже устраивало.

Последствия же «великого открытия» были ужасающими. Потеря государством нескольких сот миллионов рублей в сравнении с ущербом, нанесенным науке и производству, выглядела досадным эпизодом и никого не интересовала. Самое страшное состояло в том, что утратили силу прежние Постановления, Решения и разработанные на их основе планы-графики, а также другие директивные документы, без которых при социализме все теряло смысл. Более того, на самом высоком уровне вышли указания направить деятельность целых отраслей народного хозяйства в диаметрально противоположном направлении. В результате огромные коллективы в различных частях страны сначала остановились, затем заметались и, наконец, перепрофилировали свою деятельность на решение других задач, что привело к потере многолетних производственных связей, составляющих основу производства.

Такое положение должно было повлечь за собой необратимые последствия. Однако на этот раз то ли благодаря тому, что в отделах ЦК еще работали профессионалы, понимающие, несмотря на действия руководителей партии и правительства, необходимость срочного исправления ситуации, то ли по каким-то другим причинам, но государственная машина невиданно быстро развернулась в противоположенную сторону.

В кратчайшие сроки и в небывалых количествах появились Постановления ЦК и Совмина, а на ответственных исполнителей, одним из которых был Родик, взвалили массу срочной организационно-технической работы. Все стонали, жалуясь на неимоверную гонку, а Родик радовался. Его все это избавляло от необходимости изобретать способы расплетения узлов. Он получил редчайшую возможность создать совершенно новую схему, в которой можно было оптимально учесть интересы своего кооператива, не вредя общему делу, а, наоборот, внося в него дополнительные экономические рычаги, позволяющие повышать эффективность всего процесса.

Под его руководством любые бумаги, даже связанные с внедрением, подписывались мгновенно, в денежных средствах его не ограничивали. Родик умело запустил весь свой научный задел в широкомасштабную внедренческую работу как для серийных, так и для опытных изделий на четырех крупнейших заводах страны.

Работы были на разных стадиях выполнения, и, чтобы все завершить, потребовался бы не один год. Родика это не устраивало. Терять деньги, подводить людей он не мог. Выход один — исключить институт из цепочки финансирования кооператива. Для этого следовало переоформить договоры, поставив заводы между институтом и кооперативом, а впоследствии иметь дело только с заводами. Сложность состояла в том, что оборонные заводы не работали с кооперативами. Предстояло убедить заводское руководство в том, что кооператив Жмакина — не кооператив.

В Душанбе при связях Родика можно было сделать многое. Он зарегистрировал новый кооператив под названием «Научно-производственное объединение "Дельта"», получил разрешение на печать, в которой слово «кооператив» отсутствовало, сделал гербовые в красных корочках удостоверения для сотрудников, выпустил официальные типографские гербовые бланки. В общем, обзавелся всеми атрибутами государственного предприятия.

На все заводы он разослал от института письма, из которых следовало, что в связи с конверсией и перестройкой промышленности внедрение научных разработок будет происходить через научно-производственное объединение. Это не вызвало удивления, поскольку такое происходило повсеместно. Переоформление договоров уже было делом техники.

На все ушло несколько месяцев. Нити были распутаны, некоторые заменены на новые, и Родик с чистой совестью подал заявление об увольнении.

Как он и ожидал, проблемы начались уже при подписании заявления. Директор вызвал заместителей и дал указаниє назначить комиссию по проверке деятельности лаборатории. В течение нескольких часов помещения опечатали, а вечером Жмакина официально ознакомили с приказом об общей инвентаризации материалов.

Родик был совершенно честен как перед собой, так и перед родным государством. Однако все было не совсем просто. В институте существовало правило, по которому списание расходных материалов, предназначенных для научных целей, производилось в день их получения. Делалось это из-за того, что воровать их никто не мог из-за отсутствия у них потребительских качеств, а бухгалтерии так работать было очень удобно. По документам материалы были списаны, а подразделения расходовали их по мере надобности, и, конечно, кое-что накапливалось. Никого это не смущало и, более того, отступление от этого правила негласно каралось. Родик моментально вычислил возможные неприятные последствия, связанные с наличием у него неучтенных материалов на огромную сумму. Директор придумал очень простую и мерзкую комбинацию — за более чем сорокалетнюю историю института ничего подобного никому в голову не приходило. Однако Родик, со свойственной ему самоуверенностью, быстро нашел выход, который теоретически не мог прийти в голову директора, не знакомого с кооперативными возможностями….

Уже к обеду следующего дня Жмакина вызвали в кабинет директора и ознакомили с результатами инвентаризации. Директор, явно торжествуя, заявил, что вынужден обратиться в ОБХСС, хотя и не хочет этого делать. Комиссия поддерживала его, особенно усердствовал заместитель по режиму и кадрам. Лишь заместитель по науке, который очень ценил и уважал Родика, пытался защитить его, но делал это неуверенно, вероятно понимая бесперспективность своих намерений. Родик, злорадствуя в душе, в самый разгар ситуации положил перед комиссией целую стопку накладных, из которых следовало, что все найденные материалы получены им от некоего научно-производственного объединения (то есть того самого кооператива, который Родик создал в Душанбе). Директор сначала не понял, а разобравшись, нанес следующий удар:

— Я уверен, что эти материалы подготавливались для хищения и были ложно списаны. Мы имеем дело с уголовным преступлением! — гневно заявил он и тут же отдал распоряжение проверить, когда и как эти материалы попали на территорию института, а также сравнить их с ранее полученными через отдел снабжения.

Молва моментально облетела институт. Директора не любили, но и Родик всегда вызывал у коллег целую гамму чувств — от зависти до уважения. Конечно, были и друзья, которые откровенно поддерживали его не только словами, но и действиями. Однако основная масса сплетничала в курилках и с нетерпением ждала финала, предрекая крушение карьеры Жмакина.

А Родику снова повезло. Неизвестно почему, но после подсчета материалов комиссия повторно не опечатала помещения. Более того, его подписи на актах даже не потребовали. Появилась возможность все изменить, и прежде всего следовало быстро избавиться от материалов.

На территории института шла стройка, на которой давно выкопали огромный котлован. Как ни жаль было материалов, в основном состоящих из порошков особо чистых металлов, после окончания рабочего дня все отнесли в котлован и закопали.

Утром следующего дня сотрудник Родика оформил документы на въезд автобуса для получения опытных образцов для испытаний. Автобус ЛИАЗ был недавно по случаю куплен Родиком и зарегистрирован на научно-производственное объединение. Выписывание пропуска проходило без участия директора и тем более членов комиссии и не вызвало сложностей. Через несколько часов автобус благополучно покинул территорию института, а у охраны остались копии накладных, как две капли воды похожие на те, которые Родик дал директору. Конечно, целесообразно было хотя бы часть материалов отправить на автобусе и тем самым сохранить их, но Родик боялся рисковать — ведь автобус могли задержать на проходной, а дальше — химический анализ, доказательство происхождения, и вся история раскрутилась бы в обратную сторону. От накладных же легко отказаться под массой предлогов.

Комиссии потребовалось несколько недель на то, чтобы выполнить только первую часть поручения директора. Результаты были очевидны, но Родик не волновался. Он держал в руках акты, утвержденные директором, на списание всех материалов и накладные о возврате научно-производственному объединению их собственности. Пропал сам предмет обсуждения. Без ответа оставался только вопрос о том, как попали эти материалы в институт, но это не касалось Родика. Нарушение режима въезда на территорию института было вне его компетенции. Пусть разбираются с охраной. В остальном все хорошо. Получил материалы, отдал, а то, что их номенклатура совпадает с полученной институтом, так это случайное совпадение. Чего в жизни не бывает. Да и полного совпадения нет, поскольку количества отличаются.

Как ни старались, а обвинить Жмакина в чем-то серьезном не получалось. Родик не смог отказать себе в удовольствии пошутить по поводу закона Ломоносова о сохранении энергии: «Если где-то что-то убудет, то непременно где-то что-то прибудет».

Директор был взбешен. Родик не слышал, как он орал на заместителя по режиму и кадрам, но, зная директора, представлял себе это в лицах… Несколько успокоившись, директор вызвал всех, включая Жмакина, в свой кабинет.

Все молчали, понимая, что сделать уже ничего нельзя.

— Я вас предупреждал, что так и будет, — резюмировал заместитель директора по науке, обращаясь к присутствующим. — Если даже Родион Иванович что-то и сворует, то сделает это так, что ничего не докажешь. Мое мнение: Родиона Ивановича надо отпускать. Конечно, он должен все дела кому-то сдать. За отведенное по КЗОТу время этого не сделать. Надо попросить Родиона Ивановича пойти нам навстречу и сдавать дела по мере возможности и готовности…

На этом закончилось сражение Родика с директором. Он выиграл последний бой, определяющий исход всего сражения. А московская земля получила еще один клад, и, кто знает, может быть, потомки найдут его и будут строить научные гипотезы для объяснения столь странного его состава, защищать диссертации об экономическом могуществе первой в мире социалистической державы…

Вспоминая все это, Родик усмехнулся: «Здорово я их приделал… Представляю, как директор сейчас бесится, а народ расстраивается, лишившись зрелища. А что он может предпринять? Я практически уже не сотрудник института. Процесс, как выражается самый худший в нашей стране, пошел…»

Послышался звук открываемого замка, и в комнату вбежала дочка.

— Папчик, ты дома? — удивилась она. — Что-то случилось?

— У папчика сегодня неудачный день. Сначала в затор попал, потом лобовое стекло разбили. Пока менял, полдня прошло. Решил на работу не ехать, а сводить тебя в кафе. Не возражаешь?

— Вот здорово! Конечно, не возражаю. А как же мама? Она только вечером появится. Как мы без нее?

— Оставим записку, она к нам приедет.

— Хорошо. А куда мы пойдем?

— Право выбора за тобой.

— Тогда на улицу Горького, в кафе, которое напротив «Елисеевского». Помнишь, мы туда в конце прошлого года ходили и вы мне даже немного шампанского разрешили выпить?

— Поехали. Только шампанское не обещаю.