Как обычно, Родик пришел в русский люкс Вятских бань раньше всех и занялся подготовкой парной. Действие это он нельзя сказать, что любил, но считал необходимым этапом банного священнодействия. Сначала он подмел парную при открытых окне и двери. Хотя до этого то же самое делал банщик, но, по убеждению Родика, под воздействием его рук все стало совершенно другим. Потом он открыл черно-багровое нутро печи и выплеснул туда шайку воды. Печь вздрогнула, забурлила и изрыгнула волну перегретого пара. Родик, натянув шапку почти до подбородка, присел, стараясь не попасть в обжигающие объятия вызванного им самим урагана. Пометавшись по парной и много раз отразившись от стен, пар, собрав все лишние запахи, вылетел то ли в дверь, то ли в трубу, то ли в окно. Парная «продулась». Чтобы выгнать остатки ненужного, Родик поднялся на полок и долго махал простыней. В парной стало легко и свободно, несмотря на скудное освещение, черноту стен и потолка, впитавших за многие десятки лет дым, тепло и многое другое, что приносили сюда люди. Где-то за деревянной обшивкой застрекотал сверчок. Так происходило всегда, когда парная очищалась.

Закрыв дверь и окно, Родик собственным маленьким ковшиком стал плескать в печь воду, стараясь по звуку выбирать самые горячие участки камней. Печь нехотя отдавала пар, и тот медленно заполнял собой все закоулки, обтекая тело Родика. Оно впитывало привычное тепло и вскоре дало команду рукам прекратить работу. Как бы не веря телу, Родик поднялся на полок, постоял и, подчиняясь неписаному правилу, несколько раз взмахнул простыней, «осаживая» пар. Сверху вниз пошла приятная горячая волна, доставившая Родику ожидаемое наслаждение. Постояв еще немного на полке и как бы вслушиваясь в пар, Родик, подчиняясь внутреннему голосу, спустился к печке, подкинул еще несколько крошечных ковшиков воды и, удовлетворенно закрыв печную дверь, вышел в предбанник готовить настой из трав.

За этим занятием его застал Григорий Михайлович, который на этот раз пришел необыкновенно рано — как правило, он появлялся последним, когда все, уже успев попариться, усаживались за стол для обсуждения очередной темы. Сегодняшней темой было принятие окончательного решения по поводу открытия нового, совместного теперь уже с США, предприятия, способного в будущем заменить имеющееся.

С момента первого разговора тет-а-тет на дне рождения Михаила Абрамовича прошло более полугода. Обещанного возвращения к нему так и не состоялось, несмотря на множественные инициативы Родика. Айзинский под разными предлогами сперва откладывал эту беседу, а потом откровенно заявил, что время для нее не настало. Это подтвердило худшие опасения Родика. Такая неопределенность, однако, не мешала Григорию Михайловичу активно участвовать в подготовке всего необходимого для нового совместного предприятия. Он даже лично съездил в Нью-Йорк к Дэвиду Сандлеру— Бориному родственнику — и привез оттуда документы специально открытого предприятия «Сальмон, ЛТД», призванного стать учредителем с американской стороны.

Родик много думал о том, что они делают очень серьезный шаг, не оговорив всего заранее. Однако высказывать свои опасения он не торопился, считая, что все остальные его просто не поймут. Поделиться же ничем не подтвержденными догадками по поводу Гриши ему было не с кем.

Этим в основном объяснялось, что все работы по прессам и спецодежде он провел через собственный кооператив и привлек совместное предприятие только на стадии использования полученной прибыли, которая сейчас в виде валюты хранилась на счете во Внешэкономбанке. Это тоже было опасно, но неизбежно, и хотя бы регламентировалось имеющимися документами. Все предчувствия, много раз посещавшие Родика ранее, вновь вернулись к нему, когда он увидел не по-банному закутанного в простыню Григория Михайловича, величественно входящего в предбанник.

— Привет, Родик! Как тут вкусно пахнет!

— У тебя есть возможность сегодня первым вкусить всю прелесть парной. Надевай шапку, и пойдем. Только заходи быстрее, а то пар выпустишь… Постой секунду, я поддам запахов. — Родик, широко размахнувшись, несколько раз оросил стены парной настоем трав. Разлился приятный густой аромат. — Заходи на полок. Я сейчас чуть-чуть откалибрую пар.

— Не надо, и так очень жарко! — взмолился Григорий Михайлович. — Давай посидим так… Пока мы одни, хочу поговорить с тобой о наших делах.

— Гриша, в парной не место. Вот отпаримся — тогда и поговорим, тем более мы уже много раз переносили разговор. Я предполагаю, ты хочешь наконец озвучить условия, с которыми я должен согласиться? Кажется, я даже знаю, что это за условия.

— Понимаю, что парная — не место, но сведения не для посторонних ушей, а здесь их точно нет. Кроме того, это не моя информация, я только передаю ее, поэтому все должно остаться между нами. Более того, я должен быть убежден, что если ты не примешь предложения, то разговор забудется.

— Гриша, такую уверенность ты обретешь лишь в случае моей смерти, а я планирую еще пожить. Я примерно догадываюсь, в чем суть твоего предложения. И говорю тебе сразу, что слушать его не стану. Заранее отказываюсь.

— Это твое окончательное решение?

— Да, ты же меня знаешь. Единственное, что хотел бы прояснить… Скажи, моя позиция перечеркивает твое участие в будущем совместном предприятии?

— Нет, наоборот. Я всемерно намерен участвовать. Более того, я должен стать генеральным директором с правами распоряжения всеми финансами, а ты при этом никогда — подчеркиваю, никогда — не будешь вмешиваться в мои действия.

— Здорово… Ты пытаешься у нас все отнять. Разговор идет о больших моих деньгах, да и ребята кое-что наработали. Мне чужого не надо, но и свое я так просто не отдам. Не знаю, почему ты стал таким резким, но и я не на помойке родился… Вот сейчас закрою тебя в парной минут на тридцать, а ребятам все объясню… Могу и просто тебе морду набить и забыть твое имя. Выбирай…

— Не горячись. Ты меня неверно понял. Я не пытаюсь отнять твои или чьи-нибудь еще деньги. Я только хочу, чтобы мои действия никто не контролировал.

— Ну, насчет «никто» я сомневаюсь. Смею предположить, что твое мифическое «правление» мечтает контролировать каждый наш шаг, и твое поведение — их прямое указание, для тебя равное приказу.

— Это мы с тобой не обсуждали. Кстати, «правление» совершенно не мифическое. Ты имел возможность сегодня в этом убедиться, но отказался.

— Оставим это. Мифическое или нет — вопрос терминологии. Что решено, то решено. Я больше не хочу о нем слышать. Давай поговорим теоретически. Предположим, я помогу тебе стать гендиректором и пообещаю не вмешиваться в финансовое руководство будущего предприятия.

Что мне это даст? Ведь ты в любое время можешь воспользоваться своими правами и переправить деньги в недоступное для меня место.

— Гарантирую, что этого не произойдет. Твои интересы я буду соблюдать. По сравнению с сегодняшней ситуацией ты только выиграешь. Более того, гарантирую сохранность твоих денег в любом, даже форс-мажорном, случае. Остальные тоже не пострадают.

— Слова, слова… Мягко стелешь, а разговор начал жестко.

— Сам виноват.

— Предположим, я поверил. А вдруг вернется старый социализм? Что, и тогда твои гарантии сохранятся?

— Да, более того, вы сможете получить свои капиталы в удобной для вас точке земного шара. Но это еще не все. Я гарантирую, что любые твои действия за рубежом будут иметь поддержку, или, точнее, не будут иметь противодействия с нашей стороны.

— С «нашей», говоришь… Интересно. Неужели есть такие возможности?

Григорий Михайлович молчал. Истолковав это по-своему, Родик задал давно мучивший его вопрос.

— А если я откажусь и ребят сагитирую?

— Твой путь за рубеж прервется. Возникнут и другие неприятности — это я тоже гарантирую.

— Очень похоже на шантаж… А первые гарантии твои мало чего стоят.

— Это не шантаж. Реалии. Гарантии — какие есть. Хотя понимай как хочешь. Послушал бы информацию — может, вышло бы иначе. Думай. Через час-полтора будем принимать решения по новому совместному предприятию. Я пошел, а то здесь для меня жарко… Да… Последнее. Сегодняшний разговор никак не повлияет на наши человеческие отношения. Это просто работа… Ничего личного. Я к тебе относился, отношусь и буду относиться с большим уважением, а сегодняшняя беседа меня в этом еще больше укрепила.

Родик посидел еще немного в парной и вышел в предбанник. Там никого не было. Хотя заниматься вениками было еще рано, он, чтобы привести мысли в порядок, положил их в большой таз и залил ледяной водой. «Пусть попьют, а то пересохли. Конец зимы как-никак», — подумал Родик.

Веников было шесть — четыре березовых и два уже использованных, дубовых. Невольно напрашивалась аналогия. «Похожи эти веники на нас. Когда-то их ветки были лучшими молодыми побегами дерева, потом их срезали, но очень хорошо о них заботились, чтобы листва не опала, а к моменту использования они благоухали и выполняли свое главное предназначение. Вот лежат они уютно, пьют воду и не знают, что сегодня их используют и выбросят. А если не выбросят, то они будут годны только для подметания грязных деревенских улиц, — вздохнул Родик и переключился на образный анализ только что услышанного: — Гриша, подлец, действительно, как березовый веник, — запах чудесный, хлестаться приятно, но пока есть листья. Сейчас у него с концов веток листья облетели, хлестнешь — больно, а завтра пятна и синяки по телу пойдут. Хороший банщик подрезает такой веник ножницами, но не выкидывает. И мне выкидывать негоже. Когда еще в лес за новыми вениками пойду? Нескоро, лето далеко. Можно, конечно, купить где-нибудь новый, но вдруг он окажется такой же или хуже. Да и деньги придется лишние тратить… Вот только где ножницы взять? Да и банщика не видно… Банщика обязательно надо поискать». Окинув веники удовлетворенным взглядом, Родик направился в душ. Упругие холодные струи приятно охладили голову, распрямляя волосы и щекоча кончики ушей. Мысли вновь вернулись к действительности: «Одного ума, чтобы себя защитить, мало. Надо что-то еще. Ведь нашлась же управа на корейцев в Душанбе, на туристических организаторов в Южно-Сахалинске. Похоже, ничего не остается, кроме как поддержать Гришу и изобразить хорошую мину при плохой игре. Если я верно понял намеки Абдужаллола, то поступил и собираюсь поступить правильно. Идти против системы — глупо. Пока поработаем под покровительством серьезной организации, но не связываясь с ней, а дальше посмотрим. Может быть, поэтому на нас до сих пор не «наехали» рэкетиры. Многие уже платят, а к нам никто не заходил. Даже к Юре, который светится на всю Москву. Хотя, возможно, «правление» и есть «крыша», и мы ей платим, не отдавая себе в этом отчета. Наверное, оттого Гриша так резко ведет себя — как и следует вести представителю «крыши». Вдруг это вообще все правильно?.. Необходимо сегодня очень четко закрепить принципы финансовых и других отношений. Пусть они будут опасными, но однозначными. Правила игры должны быть незыблемы, тогда можно и поиграть, а если ситуация изменится, то и выиграть. Противно, конечно, когда тебя насилуют, но что делать. Потерпим и, как говорится, «попробуем получить удовольствие». Гриша, если не блефует, рассчитал все верно, но по нынешнему состоянию. Структура его, вероятно, такая же догматическая, как и вся страна. Сегодня она, похоже, очень сильная. Проверить это не могу. А завтра?.. Вон, сколько сил было у советского социализма, а как быстро все изменилось при перестройке… Конечно, Гриша может блефовать. Если я повелся на блеф, то плохо и обидно. Однако был только один способ проверить это, но я от него отказался. А не отказаться было нельзя. Согласись я выслушать их предложения — и все, говори «да», становись рабом. Если же это блеф, то очень тонкий и многоступенчатый. Виртуозный. И раз так, то не стыдно проиграть. Победа и поражение — суть одно и тоже. Первое приятно, второе — нет, но последствия одинаково сильные, и их надо уметь правильно принимать. Именно это позволяет нормально жить. Придется вступать в игру, навязываемую Гришей. Хотя если задуматься, я в нее давно играю. Просто сегодня должен всем об этом заявить и больше не дергаться…»

Родик задумчиво переложил веники, смахнул пот с лица и зашел в парную. Поддал еще пара и лег, ничего не подстилая, на полок. Горячие доски обожгли тело, но он даже не пошевелился. Его эго хотело преодоления. Когда боль утихла, Родик перевернулся на живот, и жар впился в него с новой силой…

Выходя в предбанник, он услышал голоса Юры и Бори. Они что-то шумно обсуждали. Юра возбужденно покрикивал, а Боря рассудительно, судя по интонации, возражал. Родик, чтобы окончательно прийти в себя, снова занялся вениками. Слил холодную воду, запарил их в горячей и вернулся в парную, где и дождался Юру и Борю. Те все продолжали спорить.

— Ребята, подождите, — вместо приветствия сказал Родик. — Я сейчас поддам запаха, и пойдете на полок. Потише орите… Пар вспугнете…

— Родик, мы спорим о последствиях конфискации пятидесяти и сторублевых купюр, — сообщил Юра. — Я считаю, что это признаки инфляции, и надо ждать резкого скачка цен.

— Сегодня какой-то странный день. Я все время прошу не говорить в парной о делах. Попарьтесь спокойно, а потом за столом обсуждайте хоть всемирный потоп. Я вас успокою. Не знаю, что такое инфляция, но на этих пятидесяти- и сторублевках я заработал немного денег, покупая их за полцены и сдавая в банк по номиналу. Хватит спорить, сегодня у нас более важная тема, а сейчас дышите. Куда запропастились Сашка и Миша?

— Они в комнате отдыха что-то обсуждают с Гришей, — отозвался Боря. — Получили какой-то факс из Нью-Йорка.

У Родика дрогнула рука, и вода расплескалась по открытой чугунной двери печки, издав вместо привычного квакающего звука противное шипенье. Юра не преминул подвергнуть Родика критике.

«Действительно. Что-то я все принял слишком близко к сердцу и не в меру разволновался», — подумал Родик, а вслух беззлобно предложил:

— Иди сам побросай. Может, у тебя лучше получится. Ну грейтесь, а я пойду на массаж и после допарюсь.

Обычно Родик делал массаж в конце банной процедуры, да и то не каждый раз. Нарушать привычный банный цикл массажными процедурами, хотя многие так поступали, он считал неправильным. Сегодня же решил сделать это лишь с одной целью — под вполне благовидным предлогом уединиться, успокоиться и подумать. Да и париться в плохом настроении он считал вредным, а сейчас на душе было противно. Что-то засело внутрь и не давало покоя. Какая-то ненужная тревога поселилась и никак не хотела проходить.

Лежа на массажном столе и в очередной раз слушая разглагольствования массажиста о том, как он работал со спортивными звездами во время московской Олимпиады, Родик попытался выстроить схему своего поведения при обсуждении открытия нового совместного предприятия. Ясно, что бороться опасно, надо принимать их правила игры. Дальше поживем — увидим, кто кого. В крайнем случае можно уйти. Потеря денег — не самое страшное в жизни. Но как принять эти новые правила и при этом сохранить лицо? Получалось так, что Родик сам должен предложить в качестве генерального директора Гришу, а себе отвести скромную роль технического или научного директора без права банковской подписи. Миша это воспримет как должное, Сашка не поймет, а вот Боря и особенно Юра сильно удивятся. Юра затеет бузу. Надо как-то аргументировать такое предложение. Можно попробовать объяснить это занятостью в терраблоковом производстве, но Юру это вряд ли убедит. Следует придумать что-то повесомее. Однако как мучительно ни старался Родик, ничего толкового в голову не шло. И тут до его сознания донеслись слова массажиста: «Он сам не знал, а я ему повысил тонус икроножной мышцы, и он смог…»

Мысль родилась мгновенно. Надо навешать на Гришу обязательств, для выполнения которых он просто должен быть гендиректором, а заодно эти обязательства могут служить хоть какими-то гарантиями. Выбор обязательств был не велик, и Родик быстро их сформулировал. «Очевидно, что для реализации такой идеи надо точно выбрать психологически оптимальный момент и перестать стесняться передергивать. Гриша сам начал такую игру — пусть получит ответ. Все равно мы уже по разные стороны баррикад.

Хорошо бы еще ограничить полномочия гендиректора в части оплат. Жаль, нет времени. Можно было бы подготовить Юру, Борю и вернуться к старому разговору о проведении крупных оплат только по решению учредителей. Тут, без сомнения, появилось бы некоторое управление. Дэвид будет отстаивать интересы Бори. Боря, Юра и Саша останутся на моей стороне. Учитывая, что у Дэвида формально контрольный пакет, можно заблокировать любую оплату. Но сегодня протолкнуть такое вряд ли удастся, ребята не подготовлены. Хотя попытаться стоит. Кстати, не так уж все плохо. Если дойдет до конфликта, Гришу можно будет снять — у меня для этого есть необходимое количество голосов. Изменить расстановку сил очень трудно. Единственный путь — перековать Борю, но этого я не допущу. Борю надо привязать покрепче через мое производство и поскорее отфинансировать его научные исследования. Я давно ему это обещаю. Остается проблема влияния на текущую финансовую работу. С этим совсем сложно. Деньги могут утечь через зарплату, представительские расходы, хоз-нужды. Тут ничего не поделаешь. Единственное, что можно — регулировать входные денежные потоки. Придется, как и раньше, между заказчиком и совместным предприятием ставить свой кооператив, то есть возвращаться к уже существующей схеме. Обидно. Все наши старания по замене одного предприятия другим Гриша свел почти к нулю. Надо было предвидеть это с самого начала. Они не дураки, чтобы так просто упустить из рук работающую схему. Хотя кое-какой плюс есть. Больше не нужно задавать себе вопрос: «Кто вы, мистер Айзинский?» Жаль, я ребятам не могу все это рассказать. Им кажется, что у нас дружба и полное взаимопонимание. Они его даже хвалят… Остальное надо соображать по ходу обсуждения, и нельзя сбрасывать со счетов возможные положительные предложения Юры и Бори. Они вполне самостоятельные, а с ними Гриша вряд ли беседовал, считая, что, надев на меня ошейник, решит все вопросы…»

— Медленно принимайте вертикальное положение, Родион Иванович, — порекомендовал массажист. — Осторожно. Без резких движений.

Родик, чувствуя в теле приятную тяжесть, смыл под душем массажный крем и решил больше не париться с вениками, а только помыться и пойти в парную «на чистый пар». Парная за время его отсутствия приобрела запущенный и неопрятный вид — повсюду валялась листва, шайка для воды зачем-то закрывала шайку с травяным настоем, на полке кто-то бросил веник, который пересох и стал ни для чего непригодным, дверь печи была распахнута, и в остывшей парной стоял неприятный, спертый запах. Поворчав, Родик взялся за уборку. Скоро парная приобрела прежний вид. Пока пар осаживался, Родик тщательно помылся и бесцельно походил по предбаннику. Ребята плескались в бассейне. Гриши нигде видно не было. Вероятно, он, как обычно, курил в комнате отдыха. Родик это очень не любил, но терпел, поскольку Гриша не мог прожить без затяжки более десяти минут.

— Парная готова, — крикнул Родик, — заходите…

Стол в комнате отдыха был накрыт. Григорий Михайлович сидел во главе и величественно курил сигариллу. Дым, зависая под потолком, медленно уходил в монотонно шумящую вентиляцию, что, однако, не ликвидировало табачный запах, особенно неприятный Родику после ароматов парной.

Все это Родик не раз уже видел, но сегодня особенно разозлился. Впервые за все время общения он почувствовал ненависть к Айзинскому, впервые ощутил, что приобрел настоящего врага, с которым надо умно и осторожно бороться. Враг, притворяющийся другом. Враг опасный, постоянно находящийся рядом и готовый в любой момент нанести удар в спину. Враг умный, образованный и расчетливый. Раньше Родик с такими не сталкивался. Враги были по одну сторону, друзья — по другую. «Неужели, это еще одна особенность новой жизни?» — подумал он, стараясь придать лицу беззаботное выражение.

— С легким паром! — услышал Родик Юрин громкий голос и почувствовал, как ему в руку суют рюмку с водкой.

— С легким… — эхом откликнулся он и выпил, не почувствовав вкуса.

Все расселись за столом и принялись закусывать. Григорий Михайлович заговорил первым:

— Все документы для создания совместного предприятия имеются. Последний подтверждающий факс мы получили сегодня. Думаю, что в течение месяца придут и необходимые регистрационные бумаги. Надо вызывать Дэвида в Москву. Поэтому сегодня мы должны определиться со всеми вопросами. Прежде всего, хочу отчитаться по нашим затратам…

— Гриша, я вчера говорил с Дэвидом. Он предлагает сам оплатить американскую долю инвестиций, а вы мне отдадите эти деньги здесь налом за вычетом моей части расходов. Я потом с ним рассчитаюсь, претензий не будет, — вмешался Боря.

— Думаю, это нам не облегчит задачу, а, наоборот, усложнит. Оптимально было бы использовать имеющуюся валюту, купленную недавно на средства фирмы Родика. Ее можно отправить Дэвиду в Америку, а потом на счет нового совместного предприятия. Так мы сэкономим минимум пять тысяч долларов только на курсовых разницах. Родик, как ты на это смотришь?

Родик промолчал, сделав вид, что не расслышал, увлеченно выбирая кости из жареной рыбы.

— Хорошо, обсудим это позднее. Надо как-то учесть внесенный капитал при открытии «Сальмон, ЛТД».

— Эти деньги нужно внести в общие расходы. Дэвид делает нам одолжение, и это в какой-то мере послужит компенсацией, — предложил Миша.

— Разумно, — поддержал Юра.

— Итак, наши расходы на настоящий момент составили десять тысяч двести тридцать долларов. Оплата произведена по моим командировочным из средств совместного предприятия, остальное наличными рублями оплатил Родик. Доллары мы купили через торговый дом «Негоциант» по вполне сносному курсу. Прежде всего, нам необходимо определиться с долями. Как смотрите на то, чтобы предложить Дэвиду десять процентов от прибыли?

— Дэвид согласится при условии выплаты этой доли черным налом, можно даже в рублях, — ответил Боря.

— Согласовали? — уточнил Григорий Михайлович и продолжил: — Между нами я предлагаю делить следующим образом: мне и Родику по двадцать пять процентов, Саше пять, остальное поровну между Мишей, Юрой и Борей. Соответственно, и расходы возлагаются в той же пропорции.

— У меня нет на это денег, — заявил Саша. — Меня можно не включать в состав учредителей.

— Я оплачу Сашину долю, — впервые с начала обсуждения заговорил Родик. — Пять процентов — вполне справедливо, а вот мне и Грише, думаю, надо дать меньше — по двадцать процентов, Мише — девять, а Юре и Боре, соответственно, по восемнадцать. Я надеюсь, что всем ясно: обсуждаемые проценты не имеют отношения к процентам участия, которые будут записаны в документах. Формально пятьдесят один процент принадлежит американской стороне, а остальное — поровну каждому из здесь присутствующих в соответствии с уставными документами «Алинфа».

— Это ясно… Давайте сделаем для четверых по двадцать процентов, а Саше и Мише по пять? Лучше подкорректируем эти проценты зарплатами, — предложил Юра.

— Нормально… — поддержал его Боря.

— Я не возражаю, — отозвался Родик.

— Ну что же… Пусть будет так… — согласился явно недовольный Григорий Михайлович, понимая, что большинство не на его стороне, и продолжил: — Общий объем уставного капитала, чтобы мы смогли спокойно получить все документы и хорошую карточку внешнеэкономической деятельности, по моему мнению, должен составить в рублях двести тысяч, а в инвалютных рублях, соответственно, сто две тысячи. Такая сумма в валюте есть в нашем совместном предприятии — это то, что куплено на деньги Родика, а рублевую часть мы успеем набрать. Однако если Родик воспротивится, нам придется попросить Дэвида перевести сюда доллары и тогда воспользоваться предложением Бори. Потеряем много…

— Как показать внесение уставного капитала — дело десятое, а вот как ты, Гриша, представляешь нашу работу? Этого уставного капитала не хватит даже на трехмесячную зарплату, — спросил Юра, повернув, сам того не желая, обсуждение в нужное Родику русло.

— Юра, не волнуйся, наши с тобой направления я профинансирую. Коммерческую часть проведем на мои доллары, лежащие в старом предприятии, — подзадорил его Родик, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.

— Родик, я о другом. Гриша уже несколько месяцев рисует нам большую внешнеэкономическую программу. Только ради нее мы создаем новое совместное предприятие. Наши с тобой дела как шли, так и идут. С открытием нового предприятия мы, кроме новых хлопот, ничего не получим. Может быть, вообще прекратить эту деятельность, пока мы не увязли?

— Мне тоже это не ясно… — меланхолично заметил Боря.

— Сегодня, пока вас не было, мы с Гришей обсуждали эти вопросы. Гриша гарантирует, что в течение месяца с момента регистрации предприятия получит кредит, — поняв, что наступил подходящий момент, заявил Родик.

— Да… — не то подтвердил, не то спросил Айзинский, кинув на Родика осуждающий взгляд, и попытался перевести разговор на другую тему: — Я продумал штатное расписание. Предлагаю…

— Со штатным расписанием понятно. Важно у кого какие обязанности и права, — перебил Юра, уже находясь в возбужденно-боевом состоянии.

— Генеральным директором предлагаю Гришу, — заявил Родик. — Он будет оформлять кредит, и сам должен за него отвечать. Так что никто другой быть гендиректором не может. Да и опыта ему не занимать. Главбуха пусть подбирает сам. Если это будет Валентина Петровна — я не возражаю. Банковские подписи — первая у Гриши, вторая — у выбранного им главбуха.

— Я считаю, что кто-то из нас должен иметь вторую первую и вторую вторую подписи. Мало ли, что может случиться. Например, Гриша уедет в командировку, — предложил Юра.

— Юр, ты поясни, что тебя смущает. Невозможность провести ту или иную текущую оплату или возможность злоупотребления? — спросил Родик.

— И то и другое…

— Но тогда все должны иметь подписи, причем только первые. Это теоретически осуществимо, но в банке будут долго смеяться. Сомнения же твои это все равно не ликвидирует — каждый может злоупотребить. Есть более простой способ. Давайте введем понятие крупного платежа. Начиная с определенной суммы решение об оплате принимаем коллегиально, — предложил Родик.

— Это вариант. Надо обсудить, какова эта сумма, — поддержал Юра.

— Я думаю, что она должна быть эквивалентна десяти тысячам долларов, — предложил Боря.

— Почему десять тысяч, а не одна или сто тысяч? — спросил с издевкой Юра. — Я в течение дня десять раз перечислю по десять тысяч — вот тебе и сто. Родик, твое предложение не проходит.

— Почему? Можем ограничить дополнительно к сумме количество платежей на один счет, — возразил Родик.

— Так мы вообще ограничим все действия гендиректора. Зачем он такой нужен? Если не доверяем, давайте выберем другого, — резонно заметил Михаил Абрамович.

Григорий Михайлович молчал, курил сигариллу и, полуприкрыв глаза, смотрел в сторону Родика, но как-то мимо него. Вид у него был отсутствующий, однако Родик чувствовал, что Айзинский интенсивно ищет выход. Стало понятно: предложи Родик сейчас любой вариант, обеспечивающий Грише единоначалие, и тот на него согласится. Появился шанс достигнуть хоть какого-то компромисса. Родик начал отыгрывать ситуацию.

— Ребята, мы заговорились и рискуем «выплеснуть ребенка вместе с водой». Попробуем мыслить логически. Гендиректор во всех случаях имеет возможность злоупотребить. Миша прав — мы должны доверять ему, но и Юра прав. Он опасается, конечно, не злоупотреблений — это он сказал, как всегда, сгоряча. Он боится ошибки в очередности платежей, в приоритетности платежей, то есть может возникнуть ситуация, когда деньги, полученные, скажем, по Юриным работам, будут потрачены на что-то другое, а когда придется оплачивать его счета, то денег не найдется, и дело встанет. Юр, это тебя больше всего беспокоит?

— Ну… наверное.

— Так вот, такую ситуацию можно предусмотреть. Все новое — это давно забытое старое. Давайте вспомним целевое использование средств. По сути, это похоже на сегодняшнее функционирование фирм и филиалов. Естественно, гендиректор будет вести всю финансово-хо-зяйственную деятельность, периодически отчитываться, но при оплате сумм, превышающих тридцать процентов от остатка предыдущего дня, должен согласовывать перечисления с руководителем соответствующего направления. Надо издать приказ, по которому обязать бухгалтерию вести карточки по каждому направлению, и назначить ответственных за направления. По направлению Гриши это необходимо делать во всех случаях, поскольку банк проверяет целевое использование кредитных денег. Так что схема становится универсальной.

— А откуда ты взял тридцать процентов? — спросил Михаил Абрамович.

— Я рассудил очень просто. Это то, что мы закладываем в структуре цены на зарплату и хознужды, — пояснил Родик.

— Разумно… — ни к кому не обращаясь, заметил Боря.

Айзинский молчал. Воцарилась тишина, которую нарушил Михаил Абрамович.

— Вам не кажется, что мы практически вернулись к уже действующей схеме?

— Кажется… — почти одновременно произнесли Юра и Боря.

— Вы забыли один очень важный момент. Теперь мы можем свободно переводить прибыль в Америку, а из Америки в любую страну. Мы об этом давно мечтали. И еще… Мы не делаем отчислений на содержание чужого предприятия. Правление — это теперь мы. А схема, которой мы сегодня пользуемся, возможно, неплохая и продиктована практикой. — Говоря это, Родик понимал, что наносит Григорию Михайловичу решающий удар. После него тот должен либо от всего отказаться, либо смириться с создавшимся положением и как-то объяснить все произошедшее «правлению» в позитивном ключе, выдав за свою продуктивную идею. Вероятно, именно эту дилемму он обдумывал.

Родик почувствовал, что нужно дать Грише время. Поэтому он предложил всем выпить и закусить. Все, тоже желая передохнуть, с удовольствием принялись закусывать, а Юра налил водки и начал травить анекдоты. Родик очень не любил эту Юрину привычку и потому отправился в предбанник собирать свои банные принадлежности. Увлекшись, он не заметил, как в предбанник вошел Григорий Михайлович. Когда тот обратился к нему, Родик невольно вздрогнул.

— Родик, мне казалось, мы обо всем договорились…

— А разве я что-то нарушил?

— Конечно. Что это за фокус с кредитом? И идиотские ограничения по оплатам?

— А как я должен был объяснить свой отказ от финансового руководства? Мои не привыкли к такому. Требовалась мотивировка. Вообще все могло развалиться. Ты видел, как Юра и Боря нервничали? Ты же умный и опытный… Провел бы подготовку. А ты все на меня взвалил. Я что, факир? Ребята самостоятельные.

— Это ты их подговорил.

— Ну вот, как в пословице: «Глупый осудит, а умный рассудит». Клянусь, что я этого не делал. Да и когда? Ты же был все время здесь.

— У меня создалась очень трудная ситуация…

— Я всего не знаю, но мне кажется, что у тебя как раз все нормально. Если не трогать твою совесть. Это у меня масса проблем. Ты просто не врубился.

— Не думаю…

— А чего думать. Главное — ты гендиректор. Предложенный мной кредит закроет все твои взаиморасчеты с «правлением». Кто будет проверять, где и как ты взял кредит и кому и как ты его будешь отдавать? Включать кредит в расчеты с Дэвидом ты не должен. Все остальное прими как неизбежное. Неужели ты надеялся, что тебя будут качать на руках? Если хорошенько все взвесишь, то поймешь: ситуация для тебя нормальная. Это меня ты в шестую позицию поставил, но я проигрывать умею. Кстати, не забудь о своих гарантиях сохранности денег при любых катаклизмах и о содействии моим зарубежным начинаниям. На бумагу мы это перенести не можем.

— Мог бы и не напоминать… Ладно. Ты, наверное, прав. Ничего не остается, как соглашаться. Хотя я рисовал несколько иную картину. Перестроюсь…

— Ну, тогда пойдем продолжать совещание. Вопросов еще много, а сеанс кончится через сорок минут…

— Последнее. Ты не хочешь дать на время свою валюту?

— После сегодняшнего разговора — не хочу. Думаю на днях загнать эти деньги в Китай. Куплю «по совету друзей» пуховики. Как раз к сезону успею.

— Право твое, но мне понадобятся деньги не более чем на месяц. Это для оплаты по СП. Ты еще успеешь оплатить пуховики. Дело все же общее, и я иду на уступки.

— Ладно. Это последнее, на что я соглашусь. Но ты гарантируешь возврат моих денег, и если задержишь, то со штрафом. Другие возможные проблемы — тоже на твоей совести. Сделаем договор процентной финансовой помощи. Первый месяц — бесплатно, а потом по десять процентов в месяц. Устраивает?

— Процент безумный, но я согласен.

— Пошли завершать разговор. Веди совещание, а я помолчу. Ты выжал из меня все, что мог. Я чувствую себя изнасилованным.

— Артист! Кем же тогда я должен себя чувствовать?

— Подлецом…