Резкий щелчок бортового динамика и последующий поток слов, среди которых знакомым было только одно — «Каракас», разбудили Родика. В иллюминаторе появились уходящие вдаль огни ночного города и причудливо вьющиеся полосы шоссейных освещений.

Самолет развернулся, огни пропали. Внизу была черная бездна. Родик догадался, что это океан. Вскоре высветилась посадочная полоса, и самолет, слегка ударившись, плавно покатил по земле. Пока получали вещи, проходили пограничный и таможенный контроль, знакомились со встречающими — рассвело. Окончив все процедуры, погрузились в шесть странных то ли грузовых, то ли легковых автомобилей — спереди они напоминали двадцать первую «Волгу», только шире и выше ее, а сзади имели небольшие кузова. Бамперы у машин были настолько массивными, что при погрузке на них могли спокойно стоять несколько человек. Колонна этих автомобилей-чудовищ двинулась по шоссе, периодически уходящему в тоннели под поросшими лесом холмами. После второго тоннеля лес на холмах сменился плотно стоящими друг к другу лачугами, напоминающими наспех изготовленные из чего попало ящики.

— Из ит Каракас? — вслух изумился Родик.

Водитель понял его реакцию по-своему и начал что-то

объяснять по-испански.

Неожиданно взору предстали современные, темно-синие в лучах восходящего солнца небоскребы, между которыми были втиснуты традиционные бетонно-блочные здания. Узкие грязные улочки пропали, появились широкие проспекты, утопающие в тропической зелени. Наконец этот архитектурный кавардак кончился, и дорога вновь стала плавно подниматься по гористой местности между склонами, похожими на стены склада обувных коробок, в которых, судя по обилию мусора, ютились люди.

Первые яркие впечатления улеглись. Под монотонный гул мотора Родик заснул. Разбудил его Юра, сообщивший, что они уже приехали. Родик посмотрел на часы, потянулся и лениво заметил:

— Я бы поспал еще минут двести. В Москве раннее утро — самый сон.

— Все наоборот. Сейчас в Москве вечер, — усмехнулся Юра и, выйдя из машины, принялся копаться в кузове. Родику ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру.

Автомобили, заняв почти всю проезжую часть узкой улицы, стояли вдоль стены небрежно покрашенного здания, на углу которого была прикреплена вывеска со словом «HOTEL». На ступеньках около широких деревянных застекленных дверей, украшенных бронзовым литьем, Иван Петрович беседовал с молодым человеком, одетым в майку и шорты. Остальные члены делегации, помятые и заспанные, стояли на тротуаре, представляя собой совершенно неживописное зрелище.

Родик присел на капот автомобиля, ожидая указаний руководителя. Наконец Иван Петрович жестами попросил всех войти внутрь. В холле, плотно заставленном столиками и мягкой мебелью, все расселись. Молодой человек с лицом типичного, в понимании Родика, латиноамериканца, смущенно размахивая руками, на хорошем русском языке представился Габриэлем и сообщил, что он будет сопровождать делегацию на протяжении всей выставки. Потом раздал анкеты и объяснил, как и что заполнять. Походка, движения, манера поведения Габриэля вызывали в Родике какое-то отторжение, но это не было связано с его по-юношески нескладным телосложением, узкими покатыми плечами и длинной худой шеей, поросшей сзади мелкими кудрявыми черными волосами. Что-то другое, противоречащее советскому представлению о мужчине, будило это чувство. Таких в Москве называли: «мальчик», имея в виду нечто среднее между мужчиной и женщиной. Однако надо отдать Габриэлю должное, он все делал достаточно толково и четко, а по-русски говорил свободно и почти без акцента.

Всех волновал вопрос стоимости проживания, но Габриэль успокоил, что в переводе с боливаров отель в сутки им обойдется примерно в двадцать три доллара. Вскоре столь небольшая цена объяснилась. Жилая часть отеля состояла из блоков, включающих две комнаты, в каждой из которых находилось по четыре кровати и был один на всех туалет с ванной. Судьба (с которой Иван Петрович, видимо, был на короткой ноге) распорядилась так, что Родик и Юра поселились в одной комнате с Борей и Габриэлем, в соседней с ними устроились Иван Петрович, Илья, Георгий и Юлиан. Остальным мужчинам достались номера на противоположной стороне того же второго этажа. Женщин разместили, сославшись на отсутствие свободных мест, на последнем, третьем этаже.

— Надо обмыть поселение, — предложил Родик, как только вещи, включая надоевшие за дорогу ящики, заняли свои места в достаточно просторной комнате.

— Родион, что значит «обмыть»? — спросил Габриэль.

— Значит, будем пить водку, — доставая бутылку и расставляя на столе одноразовые стаканчики, прихваченные из самолета, пояснил Родик. — Вообще, Габриэль, ты русский сленг знаешь?

— Что значит «сленг»?

— Это слова, которые ты не найдешь ни в одном доступном учебнике или словаре, но без которых русский язык мертв. Ты раньше общался с советскими людьми в неформальной обстановке?

— Я вообще общался только с русскими эмигрантами, и то очень мало. Я учусь на втором курсе университета, изучаю филологию, а русский знаю с детства. У меня мама русская.

— Радуйся, Габриэль, с нами ты узнаешь то, чему не учат даже в Оксфорде. Ну а водку ты пьешь?

— Я люблю ром, но водку пробовал — у нас в магазинах продается. Мне она не слишком понравилась.

— Это была не та водка. Обещаю: через несколько дней ты водку полюбишь — кровь не обманешь. Юра, давай наливай, начнем воспитательный процесс, а то в Габриэле что-то слабо чувствуется русский дух, да и мужчина в нем пока еще не родился. Выпьем по полной, век наш не долгий.

— Молодец, Габриэль, — похвалил Юра, наблюдая, как тот мелкими глотками выпил полстакана водки. — Но так пить неправильно. Надо залпом. Вот, учись… Понял?

— Си-си! — пораженно округлив глаза, пролепетал Габриэль, наблюдая, как водка стремительно перелилась из бутылки в открытый Юрин рот. — А что значит: «век не долгий»? От водки умирают?

— Если неправильно пьют, то умирают, а будешь пить, как я учу — доживешь до ста лет, — убежденно заверил Юра.

— Кончай учить молодежь извращениям, — улыбнувшись, заметил Родик, открывая вторую бутылку. — И отцы наши пили по единой…

Необходимо было позвонить в Москву и заодно испытать аппарат. Оказалось, что напряжение в сети сто двадцать вольт. Нужен был трансформатор для подключения зарядного устройства. Аккумулятор успел разрядиться.

— Габриэль, ты не против пройтись с нами по магазинам? — спросил Родик.

— С удовольствием, Родион, — отозвался Габриэль и спросил: — У вас кредитные карточки или наличные?

— У нас наличные доллары.

— Надо будет зайти в банк и поменять, хотя кое-где у нас берут доллары. А что вы хотите купить? Если сувениры, то не торопитесь — я вам потом покажу, где лучше и дешевле.

— Нет, нам нужен трансформатор, то есть такой приборчик, который преобразует напряжение вашей сети в наше.

— Это не проблема. Таких адаптеров много продается. Надо только знать мощность. Пойдемте, я покажу. Это стоит очень мало денег.

Обилие магазинов даже видевшего Токио Родика удивило. Практически все первые этажи зданий были ими заняты. Здесь продавалось буквально все. Юру, попавшего в капиталистическую страну впервые, было невозможно оттащить от витрин. Он рассматривал никогда не виданные им вещи со страстью кладоискателя, нашедшего сундук с драгоценностями. Естественно, сначала его привлекли ювелирные изделия с уникальными многокаратными изумрудами, бриллиантами, рубинами и другими прозрачными камнями, которых было так много, что Родику пришлось из-за нехватки времени запретить Юре заходить в ювелирные магазины. Золото же продавалось на каждом углу — в виде цепочек, простых литых кулонов, брелков и медальонов на вес, по семь-восемь долларов за грамм. Юра при виде всего этого изобилия явно расстроился, а Родик назидательно сказал: «Понял мою правоту насчет народных промыслов? С такой конкуренцией можем вообще ювелирку не продать, а матрешек тут нет». Отвлек Юру от грустных мыслей магазин одежды. Пока Родик, которому было жарко в темных брюках и рубашке с длинными рукавами, переодевался в шорты, майку и шлепанцы за двадцать долларов, Юра впал в состояние покупательского безумия, вполне способного привести к потере всех денег. Убеждать его в том, что все эти вещи будут здесь завтра и вообще всегда, опытный Родик счел бесполезным.

Остановить покупательский ажиотаж можно было, только изъяв у Юры деньги. Родик проделал это с изяществом карманного вора. Вынув из Юриной барсетки бумажник, он скромно встал в углу магазина, наблюдая, как приятель набирает массу разнообразных вещей — джинсовые куртки и брюки, мужскую и женскую обувь, рубашки, детские вещи, колготки, носки и даже соломенную шляпу с широкими полями…

Завершился этот набег на магазин эффектно. Около кассы Юра страшно, почти до слез, расстроился, от чего у Родика даже защемило сердце, но он, считая, что поступает правильно, сдержался. Габриэль, не зная всего, подлил масла в огонь и посоветовал обратиться в полицию. Родик несколько успокоил Юру, предположив, что бумажник мог остаться в отеле. Юра принял такую версию, но больше не прилипал к витринам и всеми способами торопил попутчиков. Трансформатор они купили в первом же магазине электроники и, больше не задерживаясь, поспешили в отель.

По дороге Родик думал, как отдать Юре бумажник. Проще всего было положить его где-нибудь в комнате и случайно найти. Но обманывать не хотелось, поэтому он, как только зашли в комнату, во всем сознался.

На удивление, Юра обрадовался и даже, вопреки ожиданиям Родика, не стал ругаться. Он просто беззлобно сказал:

— Скотина же ты, Родик. Я страшно перенервничал.

На это Родик заметил:

— Ты думаешь, было бы лучше истратить все деньги на барахло? Если заработаем, то успеешь купить все, что захочешь. Давай лучше поставим аккумуляторы заряжаться и подумаем, где удобнее подключиться.

В комнате стоял телефон и лежала инструкция по набору международных и междугородних кодов. Прочитав ее, Родик понял, что телефонная сеть отеля работает через внутреннюю автоматическую станцию. Поэтому подключить аппарат в комнате было нельзя. Обследование уличных телефонов также ничего не дало — провода подходили таким образом, что добраться до них можно было, лишь разломав половину будки.

Оставался последний вариант: искать возможность подключения к частному телефону у кого-нибудь в квартире.

— Габриэль, — позвал Родик и на всякий случай спросил: — У тебя в Валенсии знакомые есть?

— Си, маэстро, здесь живет очень близкая подруга моей мамы. Она русская. А что?

— Понимаешь, Габриэль, мы, помимо участия в выставке, должны выполнять спецзадание нашего правительства и для этого поддерживать связь с Москвой по специальному телефону. Подключить его в отеле невозможно по ряду причин, и мы хотели бы воспользоваться какой-нибудь квартирой. Сможешь устроить?

— Сейчас позвоню Вере и договорюсь о нашем визите, — не поняв шутки, ответил Габриэль, преданно глядя на Родика.

Подумав, тот не стал разубеждать Габриэля и согласно кивнул…

Вера оказалась пожилой женщиной с очень приятным, располагающим к общению лицом. Узнав, что Родик и Юра из России, она искренне обрадовалась, сварила кофе, накрыла на стол и начала без умолку расспрашивать о жизни в Москве. Оказывается, она родилась в Аргентине еще до войны, а в Валенсии живет уже почти двадцать лет, у нее двое взрослых детей, которые уехали в Европу и там работают. Видит она их редко. О России ей очень много рассказывали родители, которые, к сожалению, уже умерли. Она представляет, как там тяжело жить, но с приходом Горби, может быть, все наладится… И еще она надеется, что когда-нибудь попадет в Россию, ей этого очень хочется.

Вера совершенно не возражала против звонков из ее квартиры. «Конечно, пожалуйста, подключайте все, что угодно, если даже надо заплатить — сама заплачу. Такое счастье принимать у себя дома соотечественников!» Более того, она на пенсии и имеет массу свободного времени, а потому с удовольствием окажет гостям посильную помощь, в том числе и на выставке.

Удивительно, но Родик, будучи достаточно деликатным и понимая всю наглость своего поведения, не чувствовал стеснения. Наоборот, ему было комфортно в этой небольшой квартирке. Задумываться над этим феноменом он не стал. Оставив Веру болтать с Юрой и Габриэлем, подсоединил аппарат и успешно переговорил сначала с Москвой, а потом с Душанбе. Все было в порядке. Лена и Окса порадовались, что он успешно добрался. Родик передал всем привет, попросил жену успокоить Юриных домашних, пообещал по возможности чаще связываться и успокоенный вернулся в гостиную. Поблагодарив Веру и сообщив Юре о результатах пробного звонка, он удобно устроился в кресле.

Слушая монотонную болтовню Габриэля и Юры, Родик ощущал приятную усталость — день явно удался. Хотелось сказать что-то приятное хозяйке, но нужных слов не находилось, поэтому он молчал и думал: «Во всех странах есть общее — вот такие добрые и почему-то одинокие женщины, готовые без колебаний отдать все свои душевные силы. Судьба часто сводит меня с такими женщинами, и, может быть, из-за этого я чувствую себя здесь столь раскованно. Надо придумать что-то в ответ. Подарю цветы. Интересно, какие она любит?.. Черт! Как можно было забыть?! Ведь завтра восьмое марта!»

— Ничего себе забегались, — вслух сказал он. — Юра, ты хоть помнишь, что завтра Международный женский день? Вера… Извините, не знаю, как ваше имя-отчество…

— Можно просто Вера. Мне так проще и приятнее.

— Но что вы! Нам будет неудобно. В России все обращаются друг к другу по имени и отчеству, — вмешался Юра.

— Старите меня. Но если хотите, то Вера Иосифовна.

— Вера! — продолжил Родик, по-своему растолковав ее слова. — Завтра в России празднуют Международный женский день и праздник Весны. Мы его называем «женским праздником». В этот день мужчины дарят всем женщинам цветы. Какие цветы вы любите?

— Родион — можно, я буду вас так называть? Я знаю про такую традицию. У вас есть и праздник мужчин — защитников родины. А цветы я люблю всякие. Главное, чтобы они были подарены от чистого сердца.

— Если вы не возражаете, то мы утром зайдем поздравить вас с праздником, а цветы я выберу сам и попробую угадать ваш вкус. Ведь у каждого есть любимые цветы, прощаясь, улыбнулся Родик.

— Буду очень рада вас завтра видеть, Родион и Юрий. Не обижайте Габриэля — он хороший и домашний мальчик. Спокойной ночи.

По дороге в отель Родик рассказал Габриэлю про советскую традицию, связанную с Международным женским днем и началом весны, а в конце объявил:

— Рано утром пойдем покупать цветы, потом поздравим всех наших женщин и поедем к Вере. Я хотел бы принести ей что-нибудь вкусное. Завтра посоветуешь что. На выставку двинемся к обеду, с Иваном Петровичем я договорюсь, чтобы он тебя не искал.

Вопреки стараниям Родика, женский праздник не получился. Четыре советские женщины, получившие от Родика, Юры и Габриэля цветы, хотя и обрадовались внешне, но пребывали в рабоче-озабоченном состоянии. Дежурно поблагодарив, они отправились на выставку. Каким образом поздравляли их другие мужчины и поздравляли ли вообще, Родик не узнал. Он воспринял эту непривычную ситуацию как неизбежное и постарался создать радостное настроение у Веры. Та же, по-девичьи смущаясь, искренне восхитилась подаренным ей огромным букетом алых роз.

— Дорогие мои, мне уже много лет никто не дарил цветов. Проходите, я вас ждала и приготовила праздничный стол. Я так рада… Габриэль, какой ты молодец, что познакомил одинокую старуху с такими очаровательными молодыми людьми. Я даже не подозревала, что в России еще остались настоящие хомбре… рыцари. Боже, как я рада… — повторяла она срывающимся от избытка чувств голосом.

В этот момент Родик вспомнил, что ничего не купил к столу.

— Габриэль, мы же с тобой забыли про вкусненькое! — воскликнул он.

— Не проблема. Здесь все рядом. Самое вкусное у нас — ром. Я сейчас сбегаю.

— Ром для дамы? — изумился Родик.

— Дамы у нас пьют ром, — вмешалась Вера. — Однако бежать никуда не надо. У меня все есть.

— Неважно, что у вас есть. По нашему обычаю, в гости с пустыми руками не ходят, — пояснил Родик. — Габриэль, сделай одолжение, добеги до магазина. Добудь еще и что-то похожее на торт. Вот деньги…

Пока Габриэль ходил, Вера забросала Родика вопросами о его личной жизни. Ее интересовало буквально все, даже то, что обсуждать было не принято. Родик терпеливо растолковывал ей, а она недоверчиво удивлялась. В ее представлении СССР чем-то напоминал ад, а личной жизни там вообще не существовало.

Наконец появился Габриэль, и хозяйка усадила всех за стол, в изобилии уставленный впервые виденными Родиком закусками. Вера ухаживала за гостями, разъясняя, из чего приготовлены блюда…

Как ни спешили Родик, Юра и Габриэль, но обидеть эту очаровательную женщину они не могли и засиделись за гостеприимным столом до обеда. Добрались до выставки они уже почти к закрытию…

Выставочный комплекс состоял из нескольких павильонов, в одном из которых отвели место для советской экспозиции. Повсюду царила неразбериха: кто-то возил и таскал ящики, кто-то расстилал ковролин, кто-то собирал замысловатые конструкции. Стучали молотки, гудели электрические инструменты, визжали пилы, лязгал металл, и казалось, что этой какофонии не будет конца. Однако вечером накануне открытия по какому-то волшебству почти все приобрело завершенный вид, и лишь уборщики со своими телегами и пылесосами вносили некоторый дискомфорт в многоцветную гармонию самых необычных сооружений, призванных рекламировать достижения человечества.

Родик и Юра заняли левую часть советского стенда, в центре которого разместились летательные аппараты. Место оказалось очень удачным, поскольку находилось напротив одного из входов в павильон и как бы разделяло входящих людей на два потока, огибающих советскую экспозицию и двигающихся к стендам, рекламирующим достижения текстильной и швейной промышленности Италии и Франции. Родик и Юра постарались сложить из изделий народных промыслов причудливую декорацию — так, чтобы она издалека привлекала посетителей необычностью расцветок и форм. Особенно выделялись матрешки и жостовские подносы. На фоне этих ярких пятен были установлены стеклянные кубы с украшениями. Шкатулки из невиданных в Америке чароита и уральского родонита соседствовали с Палехом и ростовской финифтью. По шкатулкам струились яшмовые, аметистовые и лазуритовые бусы. На черном бархате, переливаясь в лучах света, играли всеми цветами кольца, серьги, колье и браслеты из самых разнообразных самоцветов. Отдельный стенд занимали геммы на дымчатых раухах и кварцах, броши, подвески и кулоны из пейзажных агатов и яшм. Трудно было назвать хоть один поделочный или полудрагоценный камень, не представленный в том или ином виде.

Рядом с их стендом Лена разместила свои интерьерные изыски, тем самым увеличивая мощь эстетического удара.

По общему мнению, все это в совокупности не могло оставить публику равнодушной.

Вообще советская экспозиция выглядела достойно, но, как вдруг бросилось в глаза Родику, совершенно не демонстрировала могущества социалистической Родины. Он вспомнил ВДНХ, монреальский павильон, монумент Мухиной и подумал: «Неужели Горбачев сломал и этот необходимый для поддержания авторитета страны механизм? Завтра вся Венесуэла заговорит о Советском Союзе как о стране матрешек и летающих на дельтапланах медведей. Коммерция — коммерцией, а отчизну позорить нельзя. Надо что-то придумать».

Вечер перед открытием выставки Родик предложил всем провести в ресторане. Он хотел организовать банкет, но, вероятно, из экономии большинство членов коллектива, включая и Ивана Петровича, отказались. Предложение приняли только Борис и две Лены.

Родик пригласил и Габриэля, с которым у него, во многом благодаря Вере, начали устанавливаться покровительственно-отеческие отношения. Габриэль, воспитанный без отца, очевидно, ощущал нехватку мужского общения и с удовольствием выполнял любое задание. Родик же привык к нему, и возникшая было при первой встрече неприязнь исчезла. Поняв нежную и очень ранимую душу Габриэля, он почти перестал подтрунивать над ним, а если и делал это, то совершенно беззлобно. Габриэль, в свою очередь, почувствовал симпатию со стороны Родика и еще больше привязался к нему. Юра и Боря, видя такие отношения, охотно поддерживали доброжелательную атмосферу. Габриэлю, судя по всему, очень нравилось, что его приняли в коллектив, и он с готовностью участвовал во всех мероприятиях. Надо заметить, что от него было много пользы — ведь он не только знал русский язык, но и прекрасно ориентировался во всех вопросах жизни Венесуэлы, от цен на товары и услуги до политического устройства страны. Поэтому Родик переложил на его плечи массу забот, в том числе и выбор ресторана, предупредив, что еда и выпивка должны быть в национальном стиле и не очень дорогими.

Интерьер ресторана был действительно необычный и напоминал Родику декорации фильма про индейцев. Официанты все как один походили на Гойко Митича в роли Чингачгука — Большого Змея. Еще сильнее удивили Родика столы, снабженные жаровнями и сервированные вместо тарелок деревянными досками и грубыми, с клепанными ручками, ножами и вилками. Родик с согласия коллектива предложил Габриэлю сделать заказ на свой вкус. Через несколько минут официант привез столик, на котором, к всеобщему изумлению, лежали сырые продукты: куски свинины, говядины, курицы, кишки, сердце, печень, чьи-то хвосты, бараньи ребра, бананы, перец, что-то похожее на картошку, стручки каких-то бобовых растений и другие неизвестные овощи. Родик сообразил, что готовить будут прямо здесь. Стол заставили различными соусами, ромом, водой, пивом.

— Габриэль, — попросил Родик, делая вид, что это совершенно привычный способ приготовления пищи, — закажи побольше зелени и фруктов.

— Родион, в этом ресторане это презент. Бесплатно. Берите сколько хотите, — отозвался Габриэль, указывая рукой в дальний угол зала — на стол, заваленный всевозможной зеленью и фруктами, многие из которых Родик видел впервые.

— А хлеб где? — спросил Юра.

— А компот? — пошутила Лена.

— Хлеб будет, но плоский и не совсем пшеничный. Я не знаю, как это по-русски… А что такое «компот»? — не поняв шутки, ответил Габриэль и поинтересовался: — Хотите попробовать ящериц?

— Нет-нет-нет! — раздалось со всех сторон.

В это время послышалось шипенье, и над столом завитал приятный аромат жареного мяса. Официант с ловкостью фокусника заплетал косички из кишок, одновременно переворачивал кусочки печени и сердца, затем ненавязчиво раскладывал их на дощечки, не забывая при этом наполнять стаканы, улыбаться, что-то говорить, жарить мясо и овощи.

Все ели, но больше наблюдали за его непривычными манипуляциями. Виртуозно, не трогая руками, а используя только нож, он почистил бананы, посолил и принялся их жарить.

— Я это есть не стану, — заявил Юра.

— У нас бананы жарят. Это нормально, — успокоил его Габриэль. — Эти бананы не сладкие — тахадас, их сырыми не едят. По вкусу будет как картошка.

— А что случится, если все же съесть сырыми? — с подозрением спросил Родик, вспомнив о двух килограммах плохо чистившихся несладких гаванских бананов и некоторых изменениях, произошедших в его желудке за последние дни.

— Ничего страшного. Как сказать… Эстрэньимиенто… Просто они закупорят вас, как пробка бутылку.

— Так и есть, а я-то думал, что со мной происходит! Решил, что смена воды или пищи.

— И у меня то же самое, — грустно кивнул Юра. — Что делать?

— Можно съесть побольше манго, но только я покажу, какого сорта, — посоветовал Габриэль.

— Манго я никогда не пробовал, давай заказывай, — попросил Юра и добавил: — И еще бутылку рома — вкусный.

— А мне пива, — попросил Борис.

— Мы совершенно забыли про женщин, — сказал Родик. — И они что-то притихли. Красавицы, чего вы желаете?

— Мы наелись. Нам бы кофе, — хором сказали Лены.

— Негро или кон лече? — уточнил Габриэль.

— С молоком. И что-нибудь сладкое.

— Понятно. Значит, два кон лече и два паве. Попробуйте еще туррон. Вкусно.

— Давайте выпьем за успех на выставке, — предложил Родик.

Все подняли бокалы и выпили. Габриэль вдруг достал какую-то замысловатую конструкцию с перьями и кисточками и, смущенно протянув ее Родику, пояснил:

— Родион, это индейский амулет. Дарю его вам на счастье. Повесьте его на стенде, он принесет удачу и деньги.

Родик растрогался — такого внимания к себе он давно не чувствовал.

— Спасибо, Габриэль, я никогда этого не забуду. Приезжай ко мне в Москву. Я тебе там невесту найду.

В отеле Родик зашел в комнату Ивана Петровича и поделился с ним своими мыслями насчет отсутствия в общей экспозиции информации о достижениях СССР.

— Вы правы, Родион Иванович, — согласился Иван Петрович, — я тоже об этом уже не раз думал, но что мы можем сделать? Это первая в моей практике выставка, организованная без вмешательства государства. Все, что мы демонстрируем — никем не скоординированная частная инициатива отдельных предприятий. Раньше такое вообще не могло произойти. Вы не представляете, какой прежде был отбор, как тщательно продумывалась тематика. Соединить, извините, вашу ювелирку с самолетостроением и тем более со строительством никому в голову не пришло бы.

— А если мы устроим показ фильма об успехах социализма с хорошим фуршетом? — спросил Родик.

— У вас есть фильм и деньги на фуршет?

— Давайте обратимся в посольство. Там точно найдут и фильм и деньги. Они что-то вообще слабо с нами контактируют. Есть атташе или советники по экономике, по культуре. Давайте с ними переговорим. Габриэль утверждает, что русская община горит желанием с нами пообщаться. Пригласим их.

— Звонить — целая проблема. Очень дорого.

— Ну, это я беру на себя. Обеспечу вам хоть целый день переговоров. Мы тут познакомились через Габриэля с очень симпатичной русской старушкой. От нее можно звонить без ограничений. Кроме того, кто-то из посольства завтра, вероятно, будет на открытии.

— Давайте попробуем. Во всяком случае, я сделаю все возможное…

Открытие выставки прошло под зажигательную латиноамериканскую музыку. Выступили различные официальные лица — от мэра города до руководителя организационного комитета. Советский посол не приехал, и посольство представлял какой-то советник, не пожелавший или не уполномоченный выступать. Поэтому идеи Родика не только не воплотились, но даже и не обсуждались. После торжественной части все разошлись по стендам, а небольшая группа, к которой присоединились Родик, Иван Петрович и Габриэль, направилась осматривать экспозиции. Виктор и Алексей, несмотря на профессиональную обязанность быть в курсе всех событий, по выставке не пошли, что уже никого не удивляло — они вели какую-то свою обособленную жизнь.

Больше половины выставки занимали мировые достижения компьютерных, информационных и телекоммуникационных технологий. Даже Родика, уже знакомого с современной вычислительной техникой, поражали гигантские графические системы, компактные, но обладающие уникальным объемом памяти и быстродействием электронные комплексы, управляющие сложнейшими технологическими процессами. Быстродействие было фантастическим. В считанные минуты методом Монте-Карло решались задачи, над которыми много лет трудился в Москве целый институт прикладной математики, применяя из-за отсутствия мощных компьютеров численные методы.

«Почему наша могучая держава так отстала? Неужели из-за маразматиков типа Лысенко, отрицавших в свое время кибернетику? — думал Родик, собирая красочные проспекты, и сам себе ответил: — Вряд ли. Это было давно. Нефтедолларов достаточно. Могли бы купить, перенять, сделать собственные разработки. Специалисты и ученые у нас не хуже, а может быть, и лучше. Здесь что-то другое. Вероятно, непонимание перспектив. Руководство нашей страны из другого века. Догматики. Это как Сталин долго не мог понять перспектив ядерного оружия, и если бы Берия ему не объяснил, все сломалось бы еще в пятидесятые годы. Теперь же новое оружие — компьютеры, высокие технологии, существующие без нас. Сегодня это чужой, недосягаемый мир, а завтра он нас поглотит и уничтожит. Это ведь очевидно, и не понимать подобное — преступление перед собственным народом».

— Наши идиоты прислали какого-то случайного человека, а те, кто что-то определяет, даже не приехали, — обращаясь к Ивану Петровичу, посетовал Родик. — Не мешало бы им посмотреть. Мы не просто отстаем, а отстаем на десятки лет. Думаю, что будущее не за пресловутой группой «А», а вот за всем этим.

— Я с вами согласен, Родион Иванович, — отозвался Иван Петрович, до конца не поняв высказывание Родика. — Вообще-то должен был быть сам посол. Похоже, что-то случилось. Закончим осмотр — позвоню.

— Насчет «позвоню» — обратите внимание на мобильную связь. Мне перед отъездом показывали проект такой связи для одного микрорайона Москвы, а здесь уже все работает в масштабе штата. Вещь несложная, но даже в этом мы лет на пять отстаем. Вернее, все делаем, чтобы отстать. Навсегда… Еще лет двадцать назад у нас была подобная телефонная связь — система «Алтай». Во всех более или менее крупных городах СССР работала. Чиновники не были заинтересованы в ее массовом применении. Им хватало того, что сами могли пользоваться. А может, чего-то боялись. Сейчас вообще все подобные разработки заморозили. Остались несколько энтузиастов, но денег нет и не дают. Вероятно, ждут, когда Америка нам начнет продавать свое за наши хилые нефтедоллары. А ведь связь — это важнейший элемент безопасности страны…

— Да что там мобильная связь — она спецслужбам больше нужна. Вы посмотрите на телевизионные системы!

— Даже не хочу расстраиваться. Я уже в Японии насмотрелся. А вот строительные материалы надо потом обследовать дополнительно. Композиты. Особенно для отделочных работ. Что, не можем перенять или купить? Лепим, как при Петре, — слой бетона, слой мата. Хрущевские коробочки скоро разрушатся, а современных технологий почти не перенимаем и не создаем. Правда, Петр Николаевич что-то собирается демонстрировать, но, думаю, опозорится.

— А у Петра Николаевича другая задача — ему за границу надо было за казенный счет с девушкой съездить, — зло съязвил Иван Петрович.

Родик не стал реагировать на такой выпад и, чтобы перевести разговор на другую тему, попросил Габриэля вернуться на стенды, а сам принялся рассказывать Ивану Петровичу о своих японских впечатлениях.

Вернувшись к советской экспозиции, Родик поразился скоплению народа возле своего стенда.

— Что там происходит? — спросил он идущего навстречу Габриэля.

— Все эти люди хотят купить матрешки и спорят, кто первый, — ответил тот.

— Родик, слава богу, что ты появился! — обрадовался Юра. — Я не знаю, что делать.

— Габриэль, давай объясняй им, что матрешек хватит на всех, а если будут плохо себя вести, мы применим советский способ — одну матрешку в одни руки, — пошутил Родик и серьезно добавил: — Готовь счета-фактуры, начинаем продажу. Габриэль, помогай, десять процентов твои.

За первый день они продали почти половину матрешек. Родик честно разделил деньги и сказал:

— Ну, Юра, теперь можешь отправляться на любой шопинг.

Габриэль после получения своего гонорара куда-то исчез, что послужило поводом для самых невероятных предположений, но вскоре появился, гордо неся четыре бутылки рома.

— Смотрите, — сказал Родик, — «Алеша Птицын вырабатывает характер», серия первая…

Утром по дороге на выставку Иван Петрович, подойдя к водителю, взял микрофон и торжественно сообщил, что в стране произошли коренные изменения. Съезд народных депутатов СССР учредил пост президента СССР и отменил шестую статью Конституции, тем самым провозгласив многопартийную систему.

— Мы уехали из одной страны, а вернемся совсем в другую! — гордо заявил Иван Петрович.

Все молчали, ни восторгов, ни каких-либо других эмоций новость, похоже, ни у кого не вызвала.

— Президентом, конечно, станет Горбачев, — заметил Родик. — В чем же страна изменится? Вы кошку сколько угодно тигром называйте, а она кошкой и останется. А то, что теперь разные диссиденты, псевдодемократические клубы и объединения объявят себя партиями, по сути, вообще ничего не изменит. Интересно, как назовет себя общество «Память»?

В полемику никто, включая Ивана Петровича, не вступил. Так, в молчании и тишине, они доехали до выставки, и каждый занялся своим делом.

Потекли напряженные выставочные дни. Работы хватало всем, включая Веру, которая проводила на стенде все свое свободное время. Ей нравились выставочные вещи. Она быстро усвоила названия предметов и сырья, бойко разъясняла особенности народных традиций и художественные достоинства изделий. Без преувеличения можно было сказать, что успех продаж во многом зависел от нее.

Родик, привыкший за все платить, предложил ей, как и Габриэлю, процент от реализации. Вера так оскорбилась, что ему потребовалась масса усилий, чтобы сгладить эту неловкость. Отблагодарить Веру он все равно очень хотел и специально для нее отложил самую лучшую матрешку с видами Москвы и медальон, украшенный хризопразами. Подарить это все он планировал в конце выставки, предполагая, что она снова станет отказываться.

Матрешки продолжали пользоваться большой популярностью. Их не только продавали, но и дарили почетным гостям, посещающим стенд. Поэтому на третий день они закончились. Поток же желающих их приобрести все возрастал. Потолкавшись на стенде в надежде купить, как они выражались, «матешку», посетители приобретали, как правило, что-нибудь из хохломы. Вера и Габриэль заверяли их в том, что скоро из России будут приезжать часто и они смогут заполучить матрешки. Однако эмоциональных венесуэльцев это не успокаивало, и они удалялись в расстроенных чувствах.

Обычно потом они подходили снова и приобретали еще что-нибудь из изделий народных промыслов — вероятно, для родственников и знакомых. Можно даже сказать, что у стенда образовалось нечто похожее на клуб любителей русского народного творчества. Родик, не жалея времени, рассказывал завсегдатаям историю народных промыслов, отвечал на их бесчисленные вопросы о Москве и России, дарил мелкие сувениры. Вообще, он больше занимался тем, что называется «связями с общественностью». Дал несколько интервью для прессы, поговорил с представителями телевизионных компаний и русской общины, членами Общества советско-венесуэльской дружбы, муниципальными служащими, священниками, предпринимателями и просто любопытными, но в целом доброжелательными людьми. Наблюдения вызывали у Родика массу ассоциаций и сравнений. Так, толпа венесуэльцев, на его взгляд, существенно отличалась от советской толпы, вечно ругающейся и создающей очереди. Местные жители тоже шумели, но шумели, весело улыбаясь и любя друг друга.

Виктор и Алексей, появившиеся на второй день, предложили Родику подробно рассказать о его экспонатах, попросив разрешения записать все на магнитофон и пообещав включить особенно интересные сведения в статью о выставке. Родику, считавшему, что эти журналисты в лучшем случае совмещают свою работу со службой в КГБ, все это очень не понравилось, но для отказа оснований не было, и он минут двадцать пообщался с диктофоном. Этим внимание советской журналистики, да и вообще советских учреждений к их экспозиции ограничилось.

Юра занимался всем, но больше всего ему хотелось рекламировать ювелирку. Однако в первые дни не удалось продать ни одной вещи. Несколько успокаивала мысль о том, что это связано с ажиотажем вокруг матрешек. Когда они кончились, Юра даже обрадовался. Тем более, что это совпало с первой продажей — купили чудесный кулон с пейзажной яшмой, который так нравился Родику, что он загадал: «Если не продастся, подарю Оксе».

В обед поток посетителей резко уменьшался, и Родик посвящал эти часы осмотру выставки. Тратить драгоценное время на еду он себе не позволял, а покупал в кафе арепу — лепешку с сыром и какими-то морепродуктами, бутылку пива и методично, стенд за стендом, изучал мировые достижения. В этих походах его сопровождал Габриэль. Следуя примеру Родика, он тоже отказывался от обеда, хотя давалось ему это не легко. Родик собрал неплохую коллекцию визитных карточек и проспектов, раздал не менее сотни своих, хотя взятые из Москвы черно-белые рекламки кооператива, как он быстро понял, не соответствовали нормам зарубежной рекламной продукции. Это, конечно, смущало. «Но лучше так, чем никак, умный поймет», — решил Родик и, не стесняясь, вручал всем свои незамысловатые картинки с пояснениями на английском языке.

В выставочных павильонах представлялись самые разнообразные товары и промышленные технологии. Все это было ново, начиная от невиданного ранее показа одежды, разыгрываемого на уровне театрализованного представления с полуобнаженными красавицами, и дегустации экзотических алкогольных напитков до высочайших телекоммуникационных и информационных достижений, поразивших Родика еще в первый день. Однако Родиком руководило не столько желание постичь что-то новое, сколько потребность перенять и практически использовать неизвестные в стране современные достижения в своем кооперативе.

Самыми интересными с этих позиций, как и предполагал Родик при первом ознакомлении с выставкой, оказались строительные технологии. Судя по всему, в мире бурно развивались методы малоэтажного строительства. Двух-трехэтажные здания возводились в считанные дни за счет использования совершенно новых композиционных материалов, о которых советские строители если и знали, то только теоретически. Родик во всем этом хорошо разбирался — львиная доля его докторской диссертации была посвящена подобным материалам, правда, он рассматривал их для иных целей. Петр Николаевич в силу своих служебных обязанностей тоже интересовался такой тематикой и просветил Родика: советское строительство не ориентировано на малоэтажные здания, и вообще по всем современным понятиям жилищную проблему можно решить только постройкой домов высотой не менее восьми этажей. Родик с этим не спорил, но предполагал, что малоэтажное строительство имеет огромное будущее, в союзных же республиках оно — уже настоящее. Наиболее сильное впечатление произвели на него машины американской фирмы «Терраблок», изготавливающие прямо на строительной площадке кирпичи-терраблоки из обычного грунта, извлекаемого при земляных работах. По прочности эти кирпичи практически не уступали обычным, а кладка производилась сухим способом и не требовала применения каких-либо связующих растворов, в том числе и цементных. Соединение обеспечивалось за счет диффузии по совершенно плоским и лишенным окисной пленки поверхностям. Такие кирпичи, по всей вероятности, являлись самым дешевым и экологически чистым строительным материалом в мире. Сырье лежало буквально под ногами. Терраблоки обещали вызвать огромный покупательский интерес, учитывая, что они являлись следующим шагом после обычного глинобитного строительства, широко применяемого в СССР от Украины до Таджикистана. Представитель фирмы рассказал, что еще год назад американский инженер Роберт Гросс в качестве демонстрации метода построил под Москвой в городе Солнечногорске маленький жилой дом, который до сих пор эксплуатируется. Однако никто в Советском Союзе не хочет внедрять эту прогрессивную технологию, хотя еще в прошлом веке русские цари строили таким способом дворцы и даже появился Указ об учреждении училища глинобитного строительства. Технология эта разрабатывалась для американской лунной программы НАСА, в рамках которой проводились широкомасштабные исследования и испытания грунтоблоков, в том числе и на сейсмичность. Результаты оказались очень хорошими, что позволило рекомендовать этот метод для более широко применения, и сегодня его используют в Европе, а в Германии и во Франции даже организованы учебные центры. И конечно же, фирма заинтересована в выходе на советский рынок, особенно на южные районы России и Украины, а также Среднюю Азию.

Представитель фирмы оживился еще больше, увидев в визитной карточке Родика один из адресов — «город Душанбе». Родику тут же выдали груду проспектов и каталогов и выразили надежду на дальнейшее успешное сотрудничество.

Очень заинтересовали Родика способы придания товарного вида самым простым бытовым предметам. Формы и покрытия были столь разнообразными и выполнялись с использованием настолько простых технологических приемов, что не перенять это было просто глупо. Например, почему наши заводы делают уродливую типовую посуду — Родик понимал, но что мешает кооперативам брать эту же посуду и придавать ей нормальный товарный вид, было не понятно. «Может, это инертность? — думал Родик. — Приеду, сразу организую такое производство. Скуплю ножи, вилки, ложки из низкокачественной нержавейки и покрою их нитридом титана. Будет красиво и гигиенично».

Идея Родика о презентации советских достижений вообще заглохла. У Родика, увидевшего совершенно другой подход к научно-техническому прогрессу, тоже пропало желание показывать, как советский народ варит сталь, добывает нефть, запускает ракеты и выращивает пшеницу. Он уже понял: почти все, что составляет гордость отечественной промышленности, никого здесь не интересует и является уделом развивающихся стран. Достижения, воспетые в песне «зато мы делаем ракеты, перекрываем Енисей», не могли заслонить явные отставания в части удовлетворения сегодняшних потребностей человека. А то, чем каждый советский человек жил раньше, — светлым завтра, уже не казалось таковым. Да и было ли оно, это светлое будущее? Возможно, сотрудники посольства поняли это раньше, чем он, и поэтому вели себя так индифферентно.

Передовые страны активно совершенствуют сферы услуг, торговли, транспорта, высоких технологий и на этой основе создают большую часть национального продукта. Так к Родику пришло осознание того, что живет он не в великой державе, а всего лишь в сырьевом придатке Запада. «Наверное, правительство и Горбачев это тоже понимают, но как неуклюже действуют! Неужели они думают, что специалиста из оборонки можно перевести на выпуск стиральных машин? Да эти стиральные машины будут похожи на танки! А с этой многопартийной системой вообще все работать перестанут. Раньше был один райком, а теперь их образуются десятки. Секретарши, экспедиторы, отделы кадров, водители и прочая обслуга. Бездельников станет на порядок больше. Оставшиеся трудящиеся побегут бороться за демократию и, как это уже происходит в Душанбе, Карабахе, Сумгаите, Тбилиси и других местах, вместо работы будут шуметь на демонстрациях. Надо переходить к новому иначе, более плавно, и начинать стоило лет десять-пятнадцать назад, когда еще не было такого бурного технического прогресса. Сегодня каждый день промедления — это месяцы и годы отставания, а то и отставание навсегда. Не успеем мы построить новое, только все развалим», — думал Родик, глядя на возможности компьютерных систем проектирования деталей машин, и с горечью, непонятно к кому обращаясь, вслух заметил:

— У нас все еще чертят на кульманах, а здесь любой разрез — нажатие кнопки, ни калек, ни линеек, да еще и в цвете. Наши конструкторы даже в кино этого не видели.