Глава 3
Будильник разбудил Петера Флемминга в полшестого утра. Он прихлопнул звонок и сел в постели. Инге лежала на спине с открытыми глазами, смотрела в потолок, безучастная, словно неживая. Поглядев на нее, он поднялся. В маленькой кухоньке включил радио. Репортер-датчанин зачитывал трогательное заявление немцев по поводу гибели адмирала Льютенса, который десять дней назад затонул на линкоре «Бисмарк», подбитом английской торпедой. Петер поставил на огонь кастрюльку с овсяной кашей и собрал поднос: выложил столовые приборы, намазал маслом ломоть ржаного хлеба, заварил эрзац-кофе.
Не сразу он понял, отчего чувствует такой прилив сил. Вчера в деле, над которым работал, наметился прорыв.
Петер служил следователем (должность его называлась «детектив-инспектор») в группе безопасности подразделения копенгагенского отдела уголовных расследований, в задачу которого входило присматривать за профсоюзными деятелями, коммунистами, иностранцами и прочими потенциальными возмутителями спокойствия. Начальником отдела был суперинтендант Фредерик Юэль, человек неглупый, но ленивый. Выпускник знаменитой Янсборгской школы, Юэль придерживался латинской поговорки «Quieta non movere», то бишь «Не буди спящего пса». Когда-то его предок адмирал разгромил в морском сражении шведов, и им гордилась вся Дания, но с тех пор минуло триста лет и боевитость в роду явно иссякла.
За последние четырнадцать месяцев объем работы отдела возрастал, по мере того как добавлялись к списку противников оккупационного режима все новые и новые имена.
Пока что единственной внешней приметой сопротивления было издание подпольных газет, подобных «Положению дел», той, что выронил тогда мальчишка Олафсен. Юэль считал подпольные издания безобидными, если не сказать полезными, как способ выпускать пар, и потому отказывался преследовать издателей. Такое отношение к оппозиции бесило Петера. Предоставить свободу действий преступникам, на его взгляд, было сущим безумием.
Немцам не слишком нравилось, как вяло Юэль подходит к делу, но пока до открытого конфликта не доходило. Со стороны оккупационных властей Юэля поддерживал генерал Вальтер Браун, профессиональный военный, потерявший легкое во французской кампании 1940 года. Браун превыше всего ставил необходимость поддерживать в Дании спокойствие. Он не будет понукать Юэля, если его сверху не принудят.
Петеру стало известно, что экземпляры «Положения дел» контрабандой попали в Швецию. До сих пор он был вынужден следовать правилам поведения, установленным пассивным начальником, но теперь появилась надежда, что известие о распространении газеты за пределы страны поколеблет спокойствие Юэля.
Вчера вечером Петеру позвонил приятель. Специально позвонил сообщить, что видел газету в самолете компании «Люфтганза», прибывшем рейсом из Берлина в Стокгольм с посадкой в Копенгагене. Новость, что ни говори, важная. Именно этим объяснялся тот факт, что Петер проснулся сегодня в приподнятом настроении. Кто знает — может, он на пороге триумфа.
Овсянка на воде сварилась, Петер добавил в нее молока, сахару и понес поднос в спальню. Помог жене сесть, попробовал кашу, не слишком ли горяча, и стал кормить Инге с ложки.
Год назад, как раз перед тем как ввели ограничения на горючее, Петер и Инге ехали на пляж, когда в них врезался спортивный автомобиль. У Петера оказались сломаны обе ноги, но он быстро оправился, а Инге ударилась головой и прежней больше не станет.
Тот, кто в них врезался, Финн Йонк, сын известного университетского профессора, вылетел из машины и мягко приземлился в кусты. Водительских прав у него не оказалось, их отняли после предыдущей аварии, а кроме того, он был пьян. Но Йонки наняли лучшего адвоката, и тот исхитрился отложить суд на год, так что Финн все еще никак не наказан за то, что лишил Инге разума. Эта семейная трагедия, в глазах Петера, была еще одним вопиющим примером того, как избегают возмездия преступники в современном мире. А вот нацисты подобного не допускают — такого придерживался он мнения.
Покормив Инге, Петер отвел ее в туалет, потом в ванную. Она всегда была чистюлей и аккуратисткой. Это ее свойство нравилось Петеру. Особенно чистоплотна бывала после сношения: тщательно мылась. И он это одобрял. Не все девушки так себя ведут. Одна, с которой Петер спал, певичка из ночного клуба — познакомился с ней во время авианалета, и у них завелась интрижка, — обижалась, что он потом моется, говорила — это неромантично.
Инге никак не реагировала на то, что он ее моет. Петеру пришлось научиться быть таким же бесстрастным, даже когда касался самых интимных ее мест. Он завернул жену в большое полотенце, вытер нежное тело и принялся одевать. Труднее всего он справлялся с чулками. Скатывал каждый до мыска, а потом осторожно натягивал его на пальчики Инге, огибал пятку и раскатывал чулок вверх по голени и выше, пока не приходила пора пристегнуть чулок к поясу. Поначалу делал это так неловко, что тонкий капрон рвался, пуская стрелки, но Петер был упрям и проявлял большое терпение, когда намеревался добиться чего-то, так что теперь был в этом дока.
Он помог ей надеть платье из желтого хлопка, застегнул на руке золотые часики и браслет. Сказать, который час, она не умела, но ему казалось, что ее взгляд почти веселеет, когда она замечает, как блеснуло на запястье украшение.
После того как он ее причесал, они оба погляделись в зеркало. Инге, хорошенькая светловолосая блондинка, до аварии обладала кокетливой улыбкой и умением застенчиво трепетать ресницами. Теперь ее лицо лишилось всякого выражения.
Когда на Троицу они навещали родителей Петера, отец попытался уговорить его поместить Инге в частную клинику. Петеру клиника была бы не по карману, но это Аксель предложил взять на себя. Он сказал, что хочет освободить сына, но это был только предлог. На самом деле ему отчаянно хотелось внука. Петер же был твердо убежден, что его обязанность — заботиться о жене. В его системе ценностей долг стоял на первом месте. Увильнув от выполнения долга, мужчина теряет право уважать себя.
Он привел Инге в гостиную, усадил у окна. Оставил играть радио, чуть приглушив звук, и вернулся в ванную.
Лицо, глядящее на него из зеркала, было правильным и хороших пропорций. Инге раньше говорила, что он красив как киноактер. После аварии в рыжей утренней щетине появились седые волоски, а вокруг рыже-карих глаз — сеть усталых морщинок. Но голова по-прежнему сидела гордо, а в прямой линии губ читалась непоколебимая добродетель.
Побрившись, он повязал галстук и надел наплечную кобуру с немецким «Вальтером ППК», облегченной и укороченной моделью, разработанной для криминальной полиции, а потом на кухне, не присев, сжевал всухомятку три ломтя черствого хлеба, приберегая масло для Инге.
Сиделка должна прийти ровно в восемь.
Между восемью и пятью минутами девятого настроение Петера поменялось. Он принялся мерить шагами небольшую прихожую. Зажег сигарету и тут же нетерпеливо смял ее в пальцах. То и дело смотрел на часы. Когда стрелка подобралась к десяти минутам девятого, он уже разозлился. Разве мало того, что он и так делает? Заботится о жене и совмещает это с напряженной и крайне ответственной работой следователя полиции. Сиделка не имеет права так его подводить!
Когда в восемь пятнадцать она позвонила в дверь, отворив, он встретил ее криком:
— Как вы посмели опоздать?
Пухленькая девятнадцатилетняя девушка в тщательно отглаженной форме, с волосами, аккуратно уложенными вокруг наколки, и чуть подкрашенным круглым лицом не ожидала такого приема.
— Простите, — смешалась она.
Он отступил в сторону, впуская девушку и борясь с искушением ее ударить. Наверное, она это почувствовала, потому что сжалась, протискиваясь мимо него.
Петер последовал за ней в гостиную.
— Время, чтобы сделать прическу и накраситься, у вас нашлось! — зло заметил он.
— Я ведь извинилась!
— Вы что, не понимаете? У меня важная работа! У самой на уме ничего, кроме парней да гулянья в саду Тиволи, и умудрилась-таки опоздать!
Девушка испуганно глянула на револьвер у него под мышкой, будто боялась, что он, чего доброго, вытащит его из кобуры.
— Автобус опоздал… — пробормотала она.
— Значит, надо садиться на тот, что приходит раньше! Нескладеха!
Девушка ойкнула на грани слез.
Петер отвернулся, чтобы не дать ей оплеуху. Если она обидится и уйдет, станет еще хуже. Надел пиджак, направился к двери.
— Посмей только опоздать еще раз! — крикнул он и ушел.
На улице он вскочил в трамвай, направляющийся к центру города. Закурил, жадно, рывками затягиваясь, но справиться с собой не мог. Удалось это, только когда, выйдя на своей остановке, он увидел здание полицейского управления. Вызывающе современное, оно внушало спокойствие уже одной своей массой, как бы припавшей к земле. Ослепительно белый камень говорил о чистоте и неподкупности, а ровные ряды одинаковых окон наводили на мысль о порядке и предсказуемости правосудия.
Сумеречным вестибюлем он вышел во внутренний двор, скрытый в сердцевине здания: круглое просторное внутреннее пространство, окольцованное двойной колоннадой, создающей крытую галерею, как в монастырских дворах, — пересек двор и вошел в свой отдел.
Там он столкнулся с детективом-констеблем Тильде Йесперсен — одной из немногих женщин, служащих в копенгагенской полиции. Молодая вдова полицейского, по части сообразительности и физической подготовки она не уступила бы ни одному парню в отделе. Петер часто задействовал ее, когда требовалось организовать наблюдение: женщина в роли соглядатая не так вызывает подозрения. Она была недурна собой: голубоглазая кудрявая блондинка с ладной пышной фигурой, которую женщины осудили бы за чрезмерность, а мужчины одобрили бы.
— Автобус опоздал? — сочувственно спросила Тильде.
— Нет. Сиделка, которая присматривает за Инге, опоздала на четверть часа. Вертихвостка пустоголовая!
— Вот некстати!
— Что-то случилось?
— Боюсь, да. У Юэля сидит генерал Браун. Оба хотят тебя видеть.
«Вот не повезло: опоздать как раз в тот день, когда здесь Браун!»
— Чертова девка, — в который раз помянул он сиделку и направился к кабинету начальника.
Юэль обладал военной выправкой и проницательным взглядом голубых глаз, которые отлично подошли бы и его предку адмиралу. Проявляя вежливость к Брауну, он заговорил с Петером по-немецки. Все образованные датчане свободно владели немецким — впрочем, как и английским.
— Где вы пропадаете, Флемминг? Мы заждались!
— Прощу прощения, — по-немецки ответил Петер, не пускаясь в объяснения: оправдываться считал ниже собственного достоинства.
Генералу Брауну было за сорок. Вероятно, когда-то он слыл красавцем, но взрыв, погубивший его легкое, отхватил также и часть челюсти, так что правую половину лица обезобразило. Не исключено, именно из-за увечья он всегда был подтянут и одет в безупречную полевую форму, дополненную высокими сапогами и пистолетом в кобуре.
Он был вежлив и в разговоре разумен, а говорил так тихо, будто шептал.
— Соблаговолите взглянуть на это, инспектор Флемминг. — Он разложил по столу Юэля несколько газет, развернутых так, чтобы видна была одна особенная статья. Статья, понял Петер, в каждой газете была одна и та же: о нехватке в Дании сливочного масла, с упреками в адрес немцев, которые, дескать, все масло вывозят в Германию. Одна из газет была канадская «Глоб энд мейл», две другие — американские «Вашингтон пост» и «Лос-Анджелес таймс». Среди них красовалась и подпольная датская — «Положение дел». Рядом с профессиональными изданиями выглядела она жалко и любительски, но статья, которую они перепечатали, попала к ним именно из нее. Это был маленький, но триумф антинемецкой пропаганды.
— Нам известны имена тех, кто занимается этой доморощенной публицистикой, — с олимпийским спокойствием произнес Юэль.
Петера покоробило. Сказано было так, словно это Юэль, а не его достославный предок победил шведский флот в бухте Кёге.
— Разумеется, мы можем их всех арестовать, но я предпочел бы оставить все как есть, под строгим присмотром. Тогда, если они совершат что-то серьезное — взорвут мост, например, — мы будем знать, чьих рук это дело.
На взгляд Петера, это была глупость. Сейчас их надо арестовывать, сейчас, а не когда примутся взрывать мосты! Но он уже не раз говорил Юэлю, что думает по этому поводу, так что теперь стиснул зубы и промолчал.
— Такие меры были бы приемлемы, будь эта деятельность ограничена пределами Дании, — указал Браун. — Но история разошлась по всему миру! Берлин в ярости. Надо иметь в виду: последнее, что нам нужно, — карательные операции. Тогда город наводнят гестаповцы в ботфортах, начнут мутить воду, бросать людей в тюрьмы, и одному Богу известно, чем все закончится!
Петер чувствовал себя очень довольным. Новость произвела как раз то действие, на которое он рассчитывал.
— Я уже этим занимаюсь, — громко произнес он. — По моим данным, американские газеты получили информацию от новостного агентства Рейтер, а оно раздобыло ее в Стокгольме. Полагаю, «Положение дел» контрабандой вывозится в Швецию.
— Отличная работа! — похвалил Браун.
Петер искоса глянул на Юэля, который, похоже, злился.
«Еще бы, — подумал Петер. — Как следователь я сильнее, и истории вроде сегодняшней лишний раз это подтверждали».
Два года назад, когда должность начальника отдела освободилась, Петер претендовал на нее, но досталась она Юэлю. Петер, будучи несколькими годами моложе, имел больше раскрытых дел. Юэль, однако, принадлежал к узкому кругу городской элиты, которая состояла из однокашников и, по мнению Петера, сговорилась делить между собой все лучшие посты и не подпускать к ним тех, кто со стороны, будь они даже в сто раз толковее.
— Но как его вывезли, это «Положение дел»? Все посылки проверяет цензура.
Петер помедлил с ответом. Разумнее, конечно, прежде чем говорить о своих подозрениях, сначала получить какое-то им подтверждение. Информация, которую ему сообщили из Швеции, может оказаться неверной. Однако Браун, извольте, роет землю и бьет копытом, и увиливать от ответа сейчас не время.
— У меня есть некоторые соображения. Вчера вечером мне позвонил приятель, наш стокгольмский коллега. Он осторожно навел в Рейтер справки. Подозревает, что газета прибывает туда с рейсом «Люфтганзы» из Берлина в Стокгольм, который делает у нас промежуточную посадку.
Браун в возбуждении покивал.
— Значит, если обыскать всех пассажиров, которые садятся на самолет в Копенгагене, мы найдем последний номер газеты!
— Да.
— Сегодня есть рейс?
У Петера упало сердце. Это не его метод, он так не работает. Предпочитает получить проверенную информацию, а уже потом начинать облаву. Однако по сравнению с вялостью и осторожностью Юэля агрессивный подход Брауна покорил приятной новизной.
— Да, через несколько часов, — отозвался он, скрывая сомнения.
— Тогда приступайте!
Поспешишь — людей насмешишь. Спешкой можно дело испортить. И потом, Петер не мог позволить, чтобы Браун перехватил инициативу.
— Я могу внести предложение, господин генерал?
— Разумеется.
— Действовать надо осторожно, не привлекая внимания, чтобы не вспугнуть тех, кого мы ищем. Предлагаю создать группу, куда войдут наши следователи и немецкие офицеры, но находиться она будет здесь, в управлении, буквально до последней минуты. Пусть все пассажиры соберутся к вылету до того, как группа приедет. Я один поеду в Каструп, чтобы все подготовить. Когда пассажиры сдадут багаж на проверку, самолет приземлится и пополнит запас горючего, никто не сможет ускользнуть незамеченным. И тогда мы нанесем удар.
Браун понимающе улыбнулся.
— Вы опасаетесь, что колонны марширующих по аэропорту германцев испортят игру?
— Ни в коем случае, господин генерал, — не поддержал его Петер. Не дело подсмеиваться над оккупантами, даже если они сами над собой шутят. — Очень важно, чтобы вы с вашими людьми сопровождали нас, на случай если возникнет необходимость допросить граждан Германии.
У Брауна окаменело лицо: его приструнили за самоуничижительную остроту.
— Вы правы, — буркнул он и пошел к двери. — Позвоните, когда группа будет готова к выезду.
Петер перевел дух. По крайней мере удалось сохранить за собой контроль. Оставалось сожалеть только о том, что энтузиазм Брауна, возможно, слишком поторопил события.
— Какая удача, что удалось выявить тропу контрабандистов, — снисходительно произнес Юэль. — Отличная работа, Флемминг. Правда, тактичней было бы предуведомить меня до того, как вы доложили об этом Брауну.
— Виноват, — отозвался Петер.
Сказать правду, предуведомить Юэля не сложилось: когда вечером позвонил шведский коллега Петера, босс уже уехал с работы. Но оправдываться Петер не стал.
— Что ж, — пожал плечами Юэль. — Соберете группу, пошлите ее ко мне на инструктаж. Потом отправляйтесь в аэропорт и позвоните, когда пассажиры будут готовы подняться на борт самолета.
Выйдя от Юэля, Петер вернулся в общую комнату, к столу Тильде. Окинул жадным взглядом ее блузку разных оттенков голубого, как у девушки на картине французского художника, элегантную юбку, деловой жакет.
— Как прошло? — спросила она.
— Ничего, удалось сгладить ситуацию.
— Молодец!
— Сейчас будем устраивать облаву в аэропорту, — добавил он, уже зная, кого из агентов возьмет с собой. — Поедут Бент Конрад, Петер Дреслер и Кнут Эллегард.
Детектив-сержант Конрад с энтузиазмом поддерживал все немецкое. Детективы-констебли Дреслер и Эллегард не имели сильных политических предпочтений и особых патриотических чувств, но были сознательными полицейскими, которые действовали по приказу и приказ выполняли на совесть.
— Мне бы хотелось, чтобы ты поехала тоже. — Он посмотрел Тильде прямо в глаза. — Вдруг подозреваемый окажется женщиной и ее понадобится обыскать.
— Хорошо.
— Юэль сам вас проинструктирует. А я сейчас прямо в Каструп. — Петер пошел к выходу, но вернулся. — Как там малыш Стиг?
Сынишке Тильде недавно исполнилось шесть лет, за ним в рабочее время присматривала бабушка.
— Хорошо. Уже бойко читает, — улыбнулась она.
— Вот увидишь, быть ему шефом полиции!
У Тильде погасло лицо.
— Я не хочу, чтобы он стал полицейским.
Петер кивнул. Мужа Тильде убили в перестрелке с бандой контрабандистов.
— Я понимаю.
— А ты сам бы хотел, чтобы твой сын занимался этой работой? — как бы оправдываясь, добавила она.
— Ну, у меня детей нет и вряд ли будут. — Петер пожал плечами.
— Кто знает, что сулит будущее, — загадочно промолвила Тильде.
— Это правда. — Петер отвернулся: ни к чему затевать такой разговор в загруженный работой день. — Ладно, я позвоню.
— Пока.
Петер Флемминг взял один из черных «бьюиков», принадлежащих полицейскому управлению, но без знаков отличия. Недавно автомобиль оборудовали радиоустановкой, работающей как на прием, так и на передачу. Выехав из города, он по мосту попал на остров Амагер, где располагается аэропорт Каструп. Денек стоял солнечный, и с дороги было видно, сколько народу жарится на пляже.
Консервативный костюм в узкую белую полоску, галстук с неприметным рисунком — Петер вполне мог сойти за коммерсанта или даже юриста. Портфеля не было, поэтому для большего правдоподобия он прихватил с собой папку, куда вложил бумаги, вынутые из мусорной корзины.
Подъезжая к аэропорту, он почувствовал беспокойство. Будь у него день или два, можно было бы установить, каждым рейсом везут контрабанду или только некоторыми. Бесила вероятность ничего не найти сегодня. Облава подпольщиков насторожит, и они переключатся на какой-нибудь другой способ доставки. И тогда начинай все сначала.
Аэропорт представлял собой россыпь невысоких зданий, расположенных по одну сторону единственной взлетной полосы. Немцы бдительно его стерегли, но гражданские полеты по-прежнему выполнялись и «Люфтганзой», и датской авиакомпанией «DDL», и шведской «ABA».
Петер поставил машину перед зданием Центра управления полетами. Секретарше управляющего сказал, что представляет отдел авиационной безопасности при правительстве Дании, и та тут же ввела его в кабинет Кристиана Варде — начальника. Этому маленькому человечку с дежурной улыбкой коммивояжера Петер предъявил полицейское удостоверение.
— Сегодня пройдет особая проверка рейса в Стокгольм, — сказал он. — Она санкционирована генералом Брауном, который вскоре сюда прибудет. Нам нужно все подготовить.
По лицу управляющего пробежал страх. Он потянулся к трубке телефона, который стоял у него на письменном столе, но Флемминг накрыл аппарат рукой.
— Нет, — покачал он головой. — Пожалуйста, никого не предупреждайте. У вас есть список пассажиров, которые поднимутся на борт здесь?
— Да, у секретарши.
— Попросите ее, пусть принесет.
Варде попросил, девушка принесла листок и передала его Петеру.
— Самолет из Берлина прибудет вовремя? — спросил Петер.
— Вовремя. — Варде поглядел на часы. — Должен сесть через сорок пять минут.
Времени подготовиться хватало.
«Мы облегчим себе задачу, если досмотрим только тех пассажиров, кто сядет в самолет здесь, в Дании», — сообразил Петер.
— Свяжитесь с пилотом и сообщите, что выходить из самолета в Каструпе сегодня запрещено всем, включая пассажиров и экипаж.
— Будет сделано.
Петер просмотрел список, который принесла секретарша. В нем было всего четыре имени: два датчанина, одна датчанка и немец.
— Где сейчас пассажиры?
— Должны регистрироваться.
— Примите их багаж, но не грузите в самолет, пока мои люди его не осмотрят.
— Хорошо.
— Пассажиров также обыщут, перед тем как они поднимутся в самолет. Что-то еще загружается здесь в самолет помимо пассажиров и их багажа?
— Кофе и бутерброды — накормить пассажиров, и еще мешок с почтой. Ну и, разумеется, топливо.
— Еду и питье также следует осмотреть, да и почту тоже. И я поставлю человека присматривать, как идет дозаправка.
— Да.
— А теперь идите свяжитесь с пилотом. Когда все пассажиры пройдут регистрацию, найдите меня, я буду в зале вылета. Только, пожалуйста, постарайтесь держаться так, словно ничего особенного не происходит.
Варде вышел из кабинета.
Петер направился в зону вылета, ломая голову, не упустил ли чего важного. Там уселся на скамью в зале ожидания, исподтишка разглядывая пассажиров. Гадал, кто из них закончит сегодняшний день в тюрьме, а не за границей. В расписании на сегодняшнее утро значились рейсы в Берлин, Гамбург, столицу Норвегии Осло и город на юге Швеции Мальмё.
В зале находились только две женщины: молодая мать с двумя детьми и прекрасно одетая седая дама.
«Седая вполне может оказаться контрабандисткой, — подумал Петер. — Респектабельная внешность удобна как маскировка».
Трое пассажиров были в немецкой военной форме. Петер сверился со списком: интересующего его немца звали полковник фон Шварцкопф. Лишь один из военных был в звании полковника. Но не очень верилось, что немецкий офицер, да еще в таком чине, возьмется тайком перевозить через границу подпольную датскую газетенку.
Остальные мужчины выглядели в точности как Флемминг: костюм с галстуком, шляпы на коленях. С усилием изобразив на физиономии скуку и вынужденное терпение, словно он тоже дожидается посадки в самолет, Петер наблюдал за присутствующими, чтобы не упустить примет волнения, предчувствия приближающейся проверки. Кое-кто из пассажиров в самом деле заметно нервничал, но это могло объясняться обычным страхом перед полетом. Главное, чтобы никто не попытался выбросить пакет или спрятать бумаги здесь, в зале.
Появился Варде, сияя улыбкой так, словно встреча с Петером доставила ему радость.
— Все четыре пассажира зарегистрированы, — доложил он.
— Отлично. — Пора начинать. — Скажите им, что «Люфтганза» в порядке особой любезности предлагает некую услугу, и пригласите в свой кабинет. Я приду следом.
Варде, кивнув, направился к стойке «Люфтганзы». Пока он обращался к путешествующим в Стокгольм с просьбой пройти за ним, Петер по таксофону дозвонился Тильде и сообщил, что все готово к проверке. Они направились в кабинет Варде: тот во главе маленькой процессии, Петер — в ее хвосте.
Когда все собрались в кабинете, Петер открылся им, кто он такой. Показал свой полицейский значок немцу-полковнику.
— Я действую согласно распоряжениям генерала Брауна, — сообщил он, чтобы погасить зреющую вспышку протеста. — Он на пути сюда. Когда прибудет, все объяснит.
Полковник, ни слова не сказав, с недовольным видом уселся. Седовласая дама и два коммерсанта-датчанина последовали его примеру. Петер прислонился к стене, выискивая в их поведении признаки виноватости. У каждого в руках что-то есть: у дамы — вместительная сумка, у офицера — тощий портфель с документами, у коммерсантов — портфели потолще. Чертова газетка легко поместится где угодно.
— По чашечке кофе, чтобы скрасить ожидание? — жизнерадостно предложил Варде.
Петер взглянул на часы. Самолет из Берлина вот-вот сядет. Перевел взгляд на окно: действительно, трехмоторный «Юнкерс Ju-52» заходил на посадку.
«Уродливая машина, — подумал Петер, — поверхность рифленая, как шиферная крыша сарая, а третий пропеллер, который торчит из носу, похож на свиной пятачок».
Однако приближался он на скорости, удивительно малой для такого тяжелого самолета, и в целом эффект производил величественный. Вот он коснулся земли и покатил к аэровокзалу. Открылся люк, члены экипажа выбросили на поле тормозные колодки подложить под колеса, чтобы самолет во время стоянки не укатило куда-нибудь ветром.
Пока пассажиры пили эрзац-кофе за счет аэропорта, прибыли Браун и Юэль, а с ними четыре агента, которых назначил Петер.
Флемминг внимательно наблюдал, как его подчиненные просмотрели содержимое дамской сумки и портфелей мужчин.
«Вполне логично, если газетка находится именно там, — думал он. — Предатель может заявить, что взял ее почитать в дорогу… хотя вряд ли ему это поможет».
Однако ничего криминального в ручной клади не оказалось.
Чтобы обыскать седую даму, Тильде увела ее в соседнюю комнату, а трое мужчин, не выходя, сняли с себя верхнюю одежду. Браун сверху вниз охлопал полковника, сержант Конрад — датчан. Никаких результатов.
Петер немного скис, но сказал себе, что контрабанда скорее всего находится в основном багаже.
Пассажирам позволили вернуться в зал ожидания, но на борт попросили не подниматься. Их багаж рядком стоял на бетонированной площадке перед аэровокзалом: два новых на вид чемодана из крокодиловой кожи, принадлежащих, несомненно, седой даме, вещевой мешок (вероятно, полковника), коричневый кожаный чемодан и еще один дешевый чемодан, фибровый.
Петер смотрел на них, уверенный, что где-то там «Положение дел» непременно найдется.
Бент Конрад принес ключи, которые предоставили ему пассажиры.
— Бьюсь об заклад, что это старуха, — обращаясь к Петеру, тихо пробормотал Бент. — Мне вообще кажется, она еврейка.
— Ладно, начинай, — велел Петер.
Конрад пооткрывал все чемоданы, и Петер принялся в них рыться. Юэль и Браун стояли у него над душой, и множество народу наблюдало за обыском, толпясь у окон в зале ожидания. Петер воображал тот триумфальный момент, когда выхватит газету из чемодана и, выставив на всеобщее обозрение, помашет ею над головой.
Чемоданы из крокодиловой кожи были забиты дорогими старомодными тряпками, которые он вытряхнул на землю. Вещмешок содержал в себе бритвенный прибор, смену белья и идеально выглаженную форменную рубашку. В коричневом чемодане коммерсанта, помимо одежды, обнаружились документы, и Петер внимательно их просмотрел. Но газеты там не было, как и вообще чего-либо подозрительного.
Дешевый фибровый чемодан он оставил напоследок, рассудив, что из всех четверых не слишком процветающий коммерсант скорее всего подастся в шпионы.
Чемодан оказался полупустым. Белая мужская сорочка и черный галстук подтверждали слова владельца, что он едет на похороны. Кроме того, там лежала сильно потрепанная Библия. А газет — нет, не было.
Флемминг в отчаянии подумал, что, похоже, страхи его оправдались и день для облавы выбран не тот.
«Надо же было повестись на провокацию и начать действовать без предварительной подготовки! Нет, надо держать себя в руках. Дело еще не кончено».
Достав из кармана перочинный нож, он поддел острием подкладку дорогого чемодана и прорвал наискось белый шелк, да с такой неожиданной яростью, что Юэль за спиной тихо ахнул от изумления. Петер просунул руку в разрез, поводил ладонью. К сожалению, ничего.
Такую же операцию, и с тем же успехом, он произвел с кожаным чемоданом коммерсанта. В фибровом подкладки не было, и вообще он был такого устройства, что непонятно, где там можно сделать тайник.
С горящим от отчаяния и смущения лицом он вспорол по шву кожаное дно холщового вещмешка полковника и прощупал все там. Тоже ничего.
Подняв глаза, Петер увидел, что Браун, Юэль и остальные уставились на него с удивлением и даже, чуточку, страхом. Он понял, что ведет себя как сумасшедший.
«Ну и пожалуйста», — подумал Петер.
— Возможно, ваша информация была неверна, Флемминг, — вяло проговорил Юэль.
«То-то ты был бы рад, — мстительно подумал Петер. — Но я еще не закончил».
Он заметил Варде, который наблюдал это действо из окна зала ожидания, и поманил его. Тот явился с неизменной улыбкой. Но улыбка приувяла, когда он увидел, что сталось с чемоданами пассажиров.
— Где мешок с почтой? — спросил Петер.
— В багажном отделении.
— Ну и чего вы ждете? Несите его сюда, болван!
Варде ушел. Петер, с отвращением махнув рукой на устроенный им разор, велел своим подчиненным «избавиться от этого хлама».
Дреслер и Эллегард кое-как распихали вещи по чемоданам. Пришел носильщик с тележкой, чтобы доставить багаж к «юнкерсу».
— Постойте! — воскликнул Петер, когда тот взялся за ручку тележки. — Обыщите его, сержант.
Конрад обыскал и ничего не нашел.
Варде притащил почтовый мешок, Флемминг вытряхнул из него письма. Каждое было помечено печатью цензора. Из всех только два конверта были достаточного размера, чтобы внутри поместилась газета, один белый, другой коричневый. Петер вскрыл белый. Там оказалось шесть копий какого-то юридического документа, вроде бы контракта. В коричневом лежал каталог Копенгагенского завода стекольных изделий. Петер, не в силах больше терпеть, громко выругался.
Тут подвезли для осмотра столик на колесах, на котором стоял поднос с бутербродами и несколько кофейников. Это была его последняя надежда. Один за другим он открывал кофейники, заглядывал внутрь, выливал кофе на землю. Юэль пробормотал, что это лишнее, но Петер находился в таком состоянии, что предпочел не услышать. Сорвав с бутербродов льняные салфетки, перебрал и бутерброды. К его ужасу, ничего постороннего среди них не нашлось. Вне себя, отчаянно надеясь обнаружить газету под бутербродами, схватив поднос, он сбросил бутерброды на землю, но под ними оказалась только еще одна льняная салфетка.
Понимание, каким унижением обернется эта неудача, заводило его все сильней.
— Начинайте заправку, — распорядился он. — Под моим наблюдением.
К «юнкерсу» подогнали бензовоз. Полицейские, затушив сигареты, смотрели, как закачивают авиационный керосин в крылья самолета. С мыслью, что все впустую, Петер, окостенев лицом, упорно стоял на своем, потому что просто не мог придумать, что еще сделать. В прямоугольных окнах самолета виднелись лица пассажиров, без сомнения, любопытствующих, отчего это немецкому генералу в компании шести штатских вздумалось полюбоваться на дозаправку.
Емкости для горючего заполнены, крышки завинчены. Откладывать вылет дальше невозможно.
Петер не знал, что и придумать. Он ошибся в расчетах и выглядел дураком.
— Пассажиры могут подняться на борт, — сдерживая ярость, распорядился он и, совершенно уничтоженный, вернулся в зал вылета.
Ему хотелось кого-нибудь задушить. Сесть в лужу на глазах у генерала Брауна, не говоря уж о суперинтенданте Юэле! Тот, кто выбрал когда-то начальником отдела Юэля, а не его, может торжествовать. Юэль даже, чего доброго, воспользуется этой неудачей, чтобы избавиться от Петера, и запихнет его в какой-нибудь второстепенный отдел вроде службы организации движения.
Он встал у окна, чтобы посмотреть на вылет. Юэль, Браун и вся команда полукругом встали у него за спиной. Варде тоже переминался с ноги на ногу неподалеку, старательно делая вид, будто случившееся — в порядке вещей. Все вместе они смотрели, как поднимаются на борт четверо разгневанных пассажиров. Кто-то из наземных служб вынул из-под шасси тормозные колодки, забросил их на борт, после чего люк задраили.
Самолет покатил от места стоянки. И тут на Петера снизошло озарение.
— Остановите самолет! — приказал он, обращаясь к Варде.
— О, ради Бога… — вмешался Юэль.
Варде, казалось, вот-вот заплачет.
— Господин генерал! — обратился он к Брауну. — Мои пассажиры…
— Остановите самолет! — повторил Петер.
Варде по-прежнему просительно смотрел на Брауна. Поколебавшись, Браун кивнул:
— Делайте, как вам говорят.
Варде взялся за телефон.
— Господи, Флемминг, надеюсь, вы осознаете, что делаете, — вздохнул Юэль.
Самолет выкатился на взлетную полосу, сделал разворот и вернулся к стоянке. Люк открылся, и тормозные колодки снова выбросили к ногам наземной команды.
Во главе с Петером его команда направилась к самолету. Пропеллеры, замедлив вращение, остановились. Два механика в комбинезонах принялись устанавливать тормозные колодки.
— Подайте-ка мне эту штуку! — окликнул Петер одного из них.
Тот с испуганным видом повиновался.
Колодка представляла собой треугольный деревянный брусок сантиметров тридцати высотой — весь в грязи, тяжелый и монолитный.
— А теперь второй, — велел Петер.
Механик подлез под фюзеляж и достал вторую колодку.
Выглядела она так же, как первая, но на вес показалась легче. Повертев ее, Петер обнаружил на одной из сторон скользящую крышку, как у пенала, и отодвинул ее. Внутри оказался аккуратный пакет, завернутый в промасленную бумагу.
С невыразимым облегчением Петер перевел дух.
Механик повернулся и пустился бежать.
— Задержите его! — крикнул Петер, но и так было ясно, что задержать надо.
Увернувшись от одного из преследователей, беглец попытался проскочить мимо Тильде, видно, считая, что оттолкнуть женщину труда не составит. Не тут-то было. Тильде развернулась, как балерина, пропустила его мимо себя, а потом сделала подножку. Механик полетел носом вниз. Тут подскочил Дреслер, схватил его за плечо, рывком поставил на ноги и вывернул руку за спину.
— Арестуйте второго механика. Он не мог не знать, что происходит, — кивнул Петер Эллегарду и перевел внимание на пакет.
Он развернул промасленную бумагу. Вынул два экземпляра «Положения дел», передал их Юэлю. Юэль посмотрел на газету, потом на Петера. Петер, глядя ему в глаза, выжидательно молчал.
— Отличная работа, Флемминг, — нехотя признал Юэль.
— Я просто делаю что положено, — улыбнулся Петер.
Юэль отвернулся, ничего не сказав.
— Надеть наручники и отправить в управление для допроса, — приказал Петер своим агентам.
Но это было не все. В пакете лежало еще что-то. Петер извлек несколько листков бумаги, скрепленных вместе. На них — напечатанные на машинке столбцы по пять цифр. Петер поразглядывал их в недоумении, пока не сообразил, какая удача ему выпала. На такое он не смел и надеяться. Похоже, это зашифрованное послание.
Он подал бумаги Брауну:
— Господин генерал, похоже, мы раскрыли шпионскую сеть.
Браун, глянув на бумаги, даже побледнел.
— Похоже, вы правы!
— Полагаю, в германской армии имеется подразделение, которое занимается расшифровкой вражеских депеш?
— Не сомневайтесь, имеется.
— Прекрасно, — улыбнулся Петер.
