Глава 32
Луна зашла, но небо на этот момент было чистым, сияли звезды. Харальда это радовало: благодаря звездам можно хотя бы понять, где верх, где низ. Мотор урчал успокоительно ровно. Они летели на высоте тысяча шестьсот метров, делали восемьдесят узлов в час. Турбулентность была меньше, чем ему помнилось по полету с Поулем, — то ли потому, что летели над морем, то ли потому, что стояла ночь, то ли по совокупности факторов. Харальд постоянно проверял направление по компасу, но сказать, насколько сильно «шершня» сбил с курса ветер, было нельзя.
Оторвавшись от рычага, он коснулся щеки Карен. Щека пылала. Убедившись, что самолет летит ровно, Харальд достал из ящика под приборной доской бутылку с водой, налил немного себе на ладонь и обтер ей лоб, охладить немного. Дышала Карен ровно, но дыхание, коснувшееся его руки, было жарким. Сон был болезненный, лихорадочный.
Пока он занимался Карен, горизонт слегка посветлел. Харальд глянул на циферблат: четвертый час утра. Похоже, половина дороги позади.
На пути «шершня» выросла стена тумана, и Харальд вошел в серую пустоту. Внутри шел дождь, по лобовому стеклу побежали струйки воды. В отличие от автомобиля дворники у «шершня» не предусмотрены.
Харальд вспомнил, как Карен говорила, что в тумане легко потерять ориентацию, и решил не совершать резких маневров. Однако клубящаяся перед глазами серость удивительным образом нагоняла сон. Захотелось разбудить Карен, поговорить с ней, но он знал, что нельзя: пусть отдохнет хоть немного после всех испытаний.
Ощущение времени исчезло. Харальд принялся придумывать, на что похожи клубы тумана. Разглядел голову лошади, капот «линкольна-континенталя», усатую физиономию Нептуна. А впереди, чуть левее, внизу, увидел катер с рыбаками, которые, задрав головы, в изумлении на него глядели.
«Это не воображение, — сказал он себе, очнувшись. — Туман рассеялся, катер — настоящий».
Поспешно взглянул на высотометр. Обе стрелки торчали вверх. Он на уровне моря. Потерял высоту, даже не заметив.
Повинуясь инстинкту, толкнул рычаг, чем поднял нос, и тут же услышал мысленно голос Карен: «Ни при каких обстоятельствах не задирай нос слишком резво — мотор захлебнется, потеряешь тягу и рухнешь».
Он осознал, что сделал, и вспомнил, как все исправить, но не знал, хватит ли времени. Самолет уже терял высоту. Опустив нос, Харальд до упора открыл дроссель. Пролетая мимо рыбацкого катера, он был на одном с ним уровне. Мог зарыться носом в волну. Мог удариться о нее шасси. Но не зарылся и не ударился, а продолжал лететь. Решившись бросить взгляд на высотометр, увидел, что поднимается вверх, и перевел дух.
— Не расслабляйся, ты, олух, — произнес он вслух, — не спи!
Самолет по-прежнему набирал высоту. Туман рассеялся, наступило ясное утро. Харальд посмотрел на часы. Четыре утра. Вот-вот взойдет солнце. Глянул сквозь прозрачную крышу кабины: справа мерцала Полярная звезда. Значит, компас не врет, они следуют на запад.
Перепуганный тем, что едва не зарылся в море, Харальд поднимался вверх в течение получаса. Температура за бортом снизилась; холодный воздух врывался в окно, разбитое им на тот случай, если в полете понадобится дозаправка. Харальд укутался в одеяло. Достигнув трех тысяч метров, он собрался уже прекратить подъем, как мотор чихнул.
Поначалу он даже не сообразил, что это за звук. Все это время мотор работал так ровно, что он перестал его слышать.
А теперь вот опять чихнул, и на этот раз Харальд понял, в чем дело. Самолет находится примерно в ста двадцати километрах от земли. Если мотор сдаст, они свалятся в море.
Мотор кашлянул снова.
— Карен! — заорал Харальд. — Проснись!
Девушка не отреагировала. Оторвав руку от рычага, он потряс ее за плечо.
— Карен!
Она открыла глаза. Выглядела получше, спокойнее и даже нездоровый румянец вроде бы спал, но, услышав звук мотора, сразу насторожилась.
— Что произошло?
— Не знаю!
— Где мы?
— Далеко отовсюду.
Мотор продолжал захлебываться кашлем.
— Чего доброго, рухнем, — забеспокоилась Карен. — Высота какая?
— Три тысячи метров.
— Дроссель открыт до упора?
— Да, я набирал высоту.
— В этом все дело. Наполовину прикрой.
Он послушался.
— Когда дроссель открыт до упора, — сказала Карен, — мотор всасывает воздух снаружи, а не из моторного отделения, а снаружи воздух холодней. А на такой высоте он настолько холоден, что в карбюраторе образуется лед.
— Что делать?
— Спускаться. — Она перехватила рычаг управления, отвела его от себя. — Спустимся, воздух станет теплее, лед растает… со временем.
— А если нет?
— Выглядывай какой-нибудь корабль. Упадем рядом, они нас спасут.
Харальд осмотрел весь горизонт, но кораблей не заметил.
При захлебывающемся моторе тяга была плохая, они быстро теряли высоту. Харальд достал из ящика топор, готовясь привести в жизнь свою идею соорудить плот из отрубленных крыльев. Рассовал по карманам бутылки с водой — хотя оставался вопрос, выживут ли они в открытом море достаточно долго, чтобы захотеть пить.
Он все смотрел на высотометр. Они опустились до трехсот метров, потом до ста. Море выглядело ледяным, черным, и по-прежнему ни одного судна.
Странное спокойствие снизошло на него.
— Похоже, нам конец, — произнес он. — Прости, что втянул тебя в это.
— Еще не конец, — ответила Карен. — Попробуй прибавить обороты, чтобы мы не так сильно треснулись о воду.
Харальд отодвинул дроссель. Мотор затарахтел, взяв ноту повыше. Пропуск, искра, пропуск опять.
— По-моему… — начал Харальд.
И тут мотор вроде бы поймал ритм! Продержал несколько секунд, потом промахнулся и, наконец, затарахтел ровно. Самолет начал подъем.
Харальд осознал, что они с Карен вопят от радости.
Число оборотов достигло тысячи девятисот без единого кашля.
— Лед растаял! — сказала Карен.
Харальд поцеловал ее. Это оказалось непросто, хотя они сидели в тесной кабине плечо к плечу, бедро к бедру. Повернуться было почти невозможно, да еще когда пристегнут ремнем… Но он исхитрился.
— Как приятно! — отозвалась Карен.
— Если выживем, всю жизнь буду целовать тебя каждый день! — счастливый, пообещал он.
— Правда? Смотри, жизнь может быть долгой!
— Хорошо бы!
Карен, довольная, улыбнулась и посоветовала:
— Надо проверить, сколько у нас горючего.
Харальд извернулся, чтобы взглянуть на прибор, установленный между спинками сидений. Прочесть данные было хитро: одна из шкал использовалась в воздухе, вторая — на земле, когда самолет стоит внаклон. Однако обе они показывали, что бак почти пуст.
— Мы на нуле, — сообщил Харальд.
— Так. Земли не видно. — Карен посмотрела на свои часики. — Летим уже пять с половиной часов, значит, до суши с полчаса, не меньше.
— Да это ничего, я могу залить бак. — Харальд, отстегнув ремень, кое-как перевернувшись, взгромоздился коленями на свое сиденье. Канистра с бензином стояла на багажной полке за сиденьями. Рядом лежали воронка и один конец садового шланга. Перед взлетом Харальд разбил окно и, просунув другой конец шланга в дыру, закрепил его, привязав к входному отверстию бака на боку фюзеляжа.
Но теперь он видел, что этот конец свободно болтается на ветру. Харальд выругался.
— Что такое? — спросила Карен.
— Шланг отвязался в полете. Я плохо его закрепил.
— Что же делать?
Харальд посмотрел на канистру, на воронку, на шланг, на окно.
— Придется засунуть его назад. Но отсюда это сделать нельзя.
— Ты не можешь выйти наружу!
— Как поведет себя самолет, если я открою дверь?
— Это сработает как тормоз. Скорость упадет, и самолет поведет влево.
— Ты справишься?
— Я смогу поддержать скорость, опустив нос, и попробую левой ногой дотянуться до правой педали.
— Давай проверим.
Проверили. Получилось.
Харальд открыл дверь. Самолет тут же резко двинул налево. Карен ступила на правую педаль — машина продолжила поворот. Карен двинула рычаг направо и заложила вираж — «шершень» все равно шел налево.
— Без толку, я не могу его удержать! — крикнула девушка.
Харальд закрыл дверь.
— Если выбить те окна, это почти уравняет зону аэродинамического сопротивления. — Он вынул из кармана гаечный ключ. Окна были из какой-то разновидности целлулоида, который прочней стекла, но он знал, что разбить его можно, потому что два дня назад уже сделал это с задним окном. Как мог далеко отвел руку с ключом, с размаху дал по окну, и целлулоид поддался. Постучав по осколкам, начисто выбил их из рамы.
— Попробуем еще раз?
— Погоди, нам надо набрать скорость. — Карен потянулась открыть дроссель и сантиметра на два подвинула рычажок дифферента. — Давай.
Харальд открыл дверь.
Самолет снова повело влево, но на этот раз не так круто, и Карен вроде бы сумела поправить это с помощью педали.
Встав коленями на сиденье, Харальд высунулся из дверного проема. Придерживая дверь правым плечом, вытянул правую руку и поймал бьющийся на ветру шланг. Теперь требовалось засунуть его в бак. Открытая съемная панель была видна, а горловина наливного отверстия — нет. Он направил конец шланга к панели, но резиновую трубку трепало ветром и вслепую попасть концом в отверстие не удавалось никак, все равно что в ураган вставить нитку в игольное ушко. И чем дольше он пытался, тем безнадежней казалось дело, потому что коченела рука.
Карен похлопала его по плечу. Он вернулся на место и закрыл дверь.
— Теряем высоту, — пояснила Карен. — Надо подняться.
Харальд подышал на ладонь, чтобы согреть.
— Так не пойдет, — сказал он. — Никак не попасть шлангом в дырку. Надо вставлять прямо рукой.
— Как?
— Может, — спросил он, подумав, — может, я наступлю одной ногой на крыло?
— О Боже!
— Скажешь, когда наберем высоту, ладно?
Через пару минут она кивнула:
— Давай, только будь готов закрыть дверь, как только я хлопну тебя по плечу.
Левым коленом упершись в сиденье, Харальд поставил правую ногу на укрепленную часть крыла. Левой рукой держась за свой ремень безопасности, наклонился, правой дотянулся до шланга, поперебирал его, пока не ухватил за самый кончик, а потом наклонился еще дальше и засунул его конец в отверстие бензобака.
Но тут «шершень» угодил в воздушную яму, его швырнуло в сторону. Харальд, потеряв равновесие, чуть не свалился с крыла, и сумел удержаться только потому, что вцепился в шланг и ремень. При этом тот конец шланга, что находился в кабине, под его тяжестью оторвался от бечевки, на которой держался, и Харальд невольно разжал руку. Шланг тут же унесло воздушным потоком.
Трясясь от пережитого, Харальд вернулся в кабину и закрыл дверцу.
— Что случилось? — спросила Карен. — Я ничего не видела!
Какое-то время он даже ответить не мог.
— Я уронил шланг, — наконец отозвался он.
— О нет!
— У нас нет горючего. — Харальд взглянул на бензиномер.
— Я не знаю, что делать!
— Придется мне встать на крыло и перелить бензин прямо из канистры. Потребуются две руки — одной я канистру не удержу, слишком тяжелая.
— Но ты сам не удержишься!
— Тебе придется левой рукой держать меня за ремень.
«Карен сильная, но вряд ли удержит меня, если поскользнусь. Впрочем, выбора нет».
— А управление как же?
— Уж как-нибудь.
— Ладно, но давай немного поднимемся.
Харальд огляделся. Земли нет как нет.
— Согрей руки. Сунь их под мою шубу.
Он повернулся, все еще коленями на сиденье, и обхватил ладонями ее талию. Под шубкой она была в тоненьком летнем свитерке.
— Сунь их под свитер. Да-да, прямо на тело. Я не против.
Она была такая горячая! Он не убирал руки все время, пока они поднимались. Потом мотор зачихал.
— Горючее кончается, — вздохнула Карен.
Мотор выправился, но Харальд знал, что она права.
— Что ж, начнем!
Карен выровняла самолет. Харальд отвинтил крышку канистры. В тесной кабине, несмотря на сквозняк, противно запахло бензином.
Мотор засбоил снова. Карен вцепилась ему в ремень.
— Я тебя крепко держу. Не волнуйся.
Он открыл дверцу, выставил правую ногу, пододвинул канистру поближе. Выставил и левую ногу, пока еще телом оставаясь в кабине. Страшно было до ужаса.
Поднял канистру и во весь рост встал на крыло. Не следовало смотреть через край крыла вниз, на море, но он посмотрел и желудок скрутило тошнотой, едва канистру не выронил. Закрыл глаза, сглотнул и взял себя в руки.
Открыл глаза, велев себе ни за что не смотреть вниз. Нагнулся над отверстием бензобака. Ремень, за который держала его Карен, впился ему в живот. Наклонил канистру.
Лить ровной струйкой из-за движения самолета было трудно, но спустя некоторое время он приспособился, то наклоняясь вперед, то отклоняясь, надеясь на сильную руку Карен.
Мотор, поначалу чихавший, вскоре заработал нормально.
Отчаянно хотелось вернуться в кабину, но горючего должно хватить до земли. Бензин лился медленно, словно мед. Часть его унесло ветром, еще больше пролилось мимо, но в основном он все-таки попал в бак.
Наконец канистра опустела. Харальд выбросил ее, левой рукой с облегчением взялся за дверной проем, забрался в кабину и захлопнул за собой дверь.
— Посмотри! — произнесла Карен, показывая вперед.
Вдалеке, у самого горизонта, показалась темная полоска земли.
— Аллилуйя! — во весь голос завопил Харальд.
— Молись, чтобы это была Англия, — сказала Карен. — А то кто его знает, куда нас могло снести.
Время тянулось медленно, но темная полоска понемногу налилась зеленью и стала ландшафтом. Понемногу обозначились пляж, городские постройки, порт, поля и гряда холмов.
— Давай взглянем поближе, — предложила Карен.
Они снизились до семисот метров, чтобы осмотреть город.
— Не могу сказать, Франция это или Англия, — признался Харальд. — Не был ни там, ни там.
— Я бывала в Париже и Лондоне, но на них это не похоже.
— Нам все равно скоро садиться. — Он взглянул на бензиномер.
— Только бы не на вражескую территорию.
Взглянув вверх, Харальд сквозь крышу увидел два самолета.
— Сейчас узнаем. Смотри.
Вытянув шеи, они смотрели, как два маленьких аппарата приближаются с юга. Харальд старался разглядеть, что у них на крыльях. Неужели немецкие кресты? Неужели все было напрасно?
Нет! Это два «спитфайра» Королевских военно-воздушных сил.
— Ура! — радостно завопил Харальд.
Самолеты подлетели совсем близко и с двух сторон взяли «шершня» в клещи.
— Надеюсь, они не примут нас за шпионов и не собьют! — пробормотала Карен.
Такой исход был весьма вероятен. Как бы дать понять англичанам, что они свои?
— Флаг перемирия! — сообразил он. Стащил с себя рубашку, высунул ее в разбитое окно. Белая ткань затрепетала на ветру.
Похоже, это сработало. Один из «спитфайров» обогнал «шершень» и покачал крыльями.
— Кажется, это значит «следуй за мной», — объяснила Карен. — Но следовать мы не сможем, горючего нет. — Она огляделась. — Ветер с востока, судя по дыму вон над той фермой. Сяду-ка я на это поле. — Она опустила нос и развернулась.
Харальд озабоченно смотрел на «спитфайры». Они кружили поблизости на одной высоте, словно хотели посмотреть, что будет. А может, сочли, что «шершень» большого вреда Британской империи не причинит.
Карен снизилась до трехсот метров и полетела по ветру над приглянувшимся ей полем. Вроде бы никаких помех. Развернулась против потока воздуха и пошла на посадку. Харальд орудовал педалями, выравнивая самолет.
Метрах в шести от земли Карен попросила:
— До конца закрой дроссель, ладно? — и слегка подняла нос.
Харальду показалось, что они почти коснулись земли, но самолет пролетел еще метров пятьдесят. И вот тут его тряхануло — они приземлились. Вскоре бег по кочкам замедлился. Когда самолет встал, в разбитое окно Харальд заметил, что на дорожке, всего в нескольких метрах, притормозив ногой велосипед, застыл парень и смотрит на них, разинув рот.
— Интересно все-таки, где мы, — вздохнула Карен.
— Привет! — по-английски окликнул Харальд велосипедиста. — Куда это мы залетели?
Парень смотрел на «шершня», словно тот был инопланетным аппаратом.
— Ну уж не на аэродром, это точно!
