Глава 15
Арне Олафсен от Петера Флемминга ускользнул.
Петер маялся этим, пока варил яйцо для Инге на завтрак. Когда Арне ушел от наблюдения на Борнхольме, Петер небрежно бросил подчиненным: дескать, никуда не денется, скоро поймаем, — но жестоко ошибся. Посчитал, что Арне не хватит находчивости уйти с острова незаметно, и оказался не прав. Как это Арне удалось, он и не знал, но сомневаться, что тот был в Копенгагене, не приходилось, поскольку постовой-полицейский видел его в самом центре города. Полицейский начал преследование, но Арне от погони ушел. И словно испарился.
Некая разведывательная активность, несомненно, велась по-прежнему, с ледяным презрением указал начальник Петера, Фредерик Юэль.
— Олафсен, очевидно, проводит отвлекающие маневры, — заявил он.
Генерал Браун выразился прямодушней.
— Убийством Поуля Кирке прервать работу шпионской сети явно не удалось, — укорил он. И ни слова о назначении Петера руководителем отдела. — Я буду вынужден передать это дело гестапо.
«Разве это справедливо? — размышлял Петер. — Ведь это я раскрыл шпионскую цепь, нашел тайник в тормозной колодке самолета, арестовал механиков, провел обыск в синагоге, арестовал Ингемара Гаммеля, отправился в летную школу, убил Поуля Кирке, вспугнул Арне Олафсена. И все же такие, как Юэль, который не сделал решительно ничего, свели мои достижения на нет и перекрыли продвижение по службе, которого я заслуживаю. Но я еще не сказал своего слова».
— Я смогу найти Арне Олафсена, — пообещал он вчера генералу Брауну.
Юэль принялся возражать, но Петер задавил его возражения.
— Дайте мне двадцать четыре часа, — попросил Петер. — Если завтра к вечеру не посажу его под арест, передавайте дело в гестапо.
Браун согласился.
Раз Арне не вернулся в летную школу и не поехал к родителям на Санде, значит, скрывается у кого-то из приятелей, таких же шпионов, как он. Но все они теперь залегли на дно. Однако есть человек, который знает многих из них. Это Карен Даквитц. Она была подружкой Поуля, ее брат учится в школе с его двоюродным братом. Карен не шпионка, в этом Петер уверен, — значит, залечь на дно у нее причин нет. Она-то и приведет к Арне.
Взбив сваренное всмятку яйцо с солью и ложкой сливочного масла, он отнес поднос в спальню. Усадил Инге, вложил ей в рот ложку с яйцом. Ему показалось, что еда ей не понравилась. Попробовал сам, нашел, что вкусно, и дал еще ложку. Почти сразу она выпихнула еду изо рта, как младенец. Яйцо потекло по подбородку, закапало ворот ночной рубашки.
Петер смотрел на это в отчаянии. Последнюю неделю она пачкалась уже несколько раз. Что-то новое…
— Инге никогда бы такого не сделала, — пробормотал он.
Петер поставил поднос на столик, вышел из спальни и направился к телефону. Набрал номер гостиницы на Санде и попросил позвать отца, который уже с раннего утра всегда бывал на работе. Когда тот взял трубку, произнес:
— Ты был прав. Пора устроить Инге в клинику.
* * *
Петер рассматривал Королевский театр — сооруженное в девятнадцатом веке здание с куполом из желтого кирпича. Фасад весь в колоннах, пилястрах, капителях, консолях, венках, щитах, лирах, масках, русалках и ангелах. По краю крыши — урны, факелы, светильники и четырехногие создания с крыльями и женской грудью.
— По-моему, это перебор, — буркнул Петер. — Даже для театра.
Тильде Йесперсен рассмеялась.
Они сидели на веранде гостиницы «Англетер», откуда прекрасно видна Новая Королевская площадь, самая просторная в городе. В театре проходила генеральная репетиция новой постановки «Шопенианы», в которой участвовали ученики балетной школы. Петер и Тильде ждали, когда выйдет Карен Даквитц.
Тильде делала вид, будто читает газету. Заголовок на первой полосе гласил «Ленинград в огне». Даже нацисты поражались, как хорошо складывается их русская кампания, утверждая, что успех «превосходит воображение».
Чтобы снять напряжение, Петер поддерживал светскую беседу. Пока что его план терпел крах. Карен была под наблюдением весь день, единственное ее передвижение состояло в том, что она пошла в школу. Но бесплодное беспокойство подтачивает силы и чревато ошибками, поэтому он старался расслабиться.
— Как думаешь, архитекторы специально строят так, чтобы на обыкновенных людей театр нагонял страх и они, не дай Бог, туда не пошли?
— Ты что, считаешь себя обыкновенным?
— Конечно.
По бокам парадного входа высились две позеленелые статуи сидящих фигур больше натуральной величины.
— Кто эти двое?
— Хольберг и Эленшлегер.
Он знал эти имена: выдающиеся датские драматурги.
— Знаешь, я драму не очень люблю, слишком много болтают. По мне, так лучше сходить в кино, на фильм повеселей, с Бастером Китоном или с Лорел и Харди. Ты видела тот, где эти парни белят известкой комнату и тут кто-то входит с доской на плече? — Он хмыкнул, представив эту сцену. — Я чуть на пол не свалился от смеха.
Тильде одарила его своим загадочным взглядом.
— Удивил. Никогда бы не подумала, что ты любишь дешевые фарсы.
— А что, по-твоему, я должен любить?
— Вестерны, где в перестрелках доказывают торжество правосудия.
— Ты права, это я тоже люблю. А ты? Тебе нравится театр? Культуру в целом копенгагенцы одобряют, но большинство их внутри этого здания так никогда и не побывали.
— Я люблю оперу. А ты?
— Ну… музыка ничего, а сюжеты просто дурацкие.
— Никогда об этом не думала, — улыбнулась Тильде, — но так и есть. А как насчет балета?
— Балет? Не вижу в нем смысла. И костюмы такие странные! Честно говоря, меня смущают трико у мужчин.
Тильде опять рассмеялась.
— Ох, Петер, какой ты смешной! Но мне все равно нравишься.
Смешить ее он не собирался, но комплимент принял с удовольствием. В руке Петер держал снимок, который забрал из спальни Поуля Кирке: Поуль и Карен сидят на велосипеде, Поуль в седле, а Карен на раме, оба в шортах. У Карен потрясающие длинные ноги. Оба на снимке так счастливы и полны сил, что Петер пожалел даже на мгновение, что Поуля больше нет. Пожалел и тут же строго одернул себя: Поуль сам преступил закон и выбрал стезю шпиона.
Фотография требовалась, чтобы узнать Карен. Девушка привлекательная, с широкой улыбкой и целой копной кудрей, полная противоположность круглолицей Тильде с ее мелкими аккуратными чертами. Кое-кто в управлении поговаривал, что Тильде фригидна, потому что с ходу пресекала все ухаживания.
«Но мне-то знать лучше», — думал Петер.
Ни словом не обмолвились они о неудачной ночи в отеле на Борнхольме. Петеру было неловко даже поднимать эту тему. Извиняться он и не думал — это еще унизительней. Но в уме зрела задумка столь неожиданная, что он предпочитал держать ее на задворках сознания.
— Вот она, — встрепенулась Тильде.
Петер посмотрел через площадь. Из дверей театра выходила группа молодых людей. Он тут же выделил Карен. На голове лихо сидит соломенная шляпка-канотье, широкая юбка горчично-желтого летнего платья соблазнительно пляшет вокруг колен. Черно-белая фотография не передавала ни разительного контраста между белой кожей и огненно-рыжими волосами, ни зажигательности, которая была очевидна даже на расстоянии. Казалось, девушка не просто спускается по ступенькам, а выходит на сцену.
Молодые люди группкой пересекли площадь и свернули на Строгет. Петер и Тильде встали с места.
— Прежде чем мы уйдем… — начал Петер.
— Что?
— Ты придешь ко мне на квартиру сегодня вечером?
— Какой-то особый повод?
— Да, но я предпочел бы не объяснять.
— Хорошо.
— Спасибо.
Петер заторопился за Карен. Тильде следовала за ним, держась на расстоянии, как они и договорились.
Строгет — узкая улочка, кишащая покупателями и автобусами, часто запруженная незаконно оставленными автомобилями.
«Удвоить штраф, и проблема решена, — подумал Петер, не выпуская из виду соломенное канотье Карен. — Господи, только бы она не домой!»
Одним концом Строгет упиралась в Ратушную площадь. Тут компания разбежалась в разные стороны. Карен осталась с одной из девушек, они шли, оживленно болтая. Пройдя сад Тиволи, остановились, вроде бы чтобы распрощаться, но продолжали беседу, такие хорошенькие и беззаботные в послеполуденном свете.
«О чем еще можно разговаривать, ведь весь день провели вместе», — в нетерпении рассуждал Петер.
Наконец подружка Карен пошла к Центральному вокзалу, а Карен в обратную сторону.
«Что, если у нее свидание с кем-нибудь из подпольщиков?» — размечтался Петер, спеша за ней.
Увы, Карен приближалась к Вестерпорту, пригородной железнодорожной станции, откуда идут поезда до родной деревни Карен, Кирстенслот.
Так не годится. У него осталось всего несколько часов. Ясно, что на явочную квартиру она его не приведет. Придется форсировать ситуацию.
Петер перехватил Карен у входа в вокзал.
— Простите! Мне нужно с вами поговорить.
Глянув на него равнодушно, она не остановилась.
— В чем дело?
— Мы можем поговорить минутку?
Карен вошла в здание и начала спускаться по лестнице, ведущей к платформе.
— Мы уже разговариваем.
Он изобразил, что взволнован.
— Я ужасно рискую уже потому, что подошел к вам!
Это подействовало. На платформе она остановилась, нервно огляделась.
— О чем вы?
Глаза у нее просто чудесные, необыкновенно чистого зеленого цвета.
— Это касается Арне Олафсена.
В зеленых глазах мелькнул страх, и Петер возликовал: «Инстинкт меня не подвел. Она что-то знает…»
— А что с ним? — тихо, но отчетливо проговорила Карен.
— Вы ведь его друг?
— Нет. Но я с ним знакома, дружила с его приятелем. С ним же знакома шапочно. А почему вас это интересует?
— Вы знаете, где он сейчас?
— Нет.
Голос ее звучал твердо, и Петер недовольно признал, что, кажется, она говорит правду. Но сдаваться не хотел.
— Вы не могли бы передать ему сообщение?
Карен помешкала, прежде чем ответить. У Петера подпрыгнуло сердце.
«Раздумывает, солгать или не солгать», — понял он.
— Может быть, — сказала она наконец. — Точно не знаю. А что за сообщение?
— Я из полиции.
Карен отшатнулась.
— Нет-нет, я на вашей стороне! — Он видел, что девушка сомневается, можно ли ему верить. — К службе безопасности я не причастен, занимаюсь дорожным движением. Но работаем мы рядом, и порой я слышу, что там происходит.
— И что вы услышали?
— Арне в огромной опасности. В отделе безопасности знают, где он скрывается.
— О Господи!
Однако она не спросила ни о том, чем занимается отдел безопасности, ни о том, какое преступление совершил Арне, и совсем не удивилась, что тот скрывается.
«Следовательно, — с триумфом заключил Петер, — ей известно, в чем он замешан».
Этого достаточно для ареста, но у него имелась идейка получше. Подпустив в голос взволнованности, он торопливо проговорил:
— Его собираются арестовать сегодня!
— О нет!
— Если вы знаете, как известить Арне, прошу вас, ради Бога, в ближайший час постарайтесь передать ему это предостережение!
— Я не думаю…
— Это опасно. Нельзя, чтобы меня с вами увидели… Я должен идти. Извините! Постарайтесь помочь Арне… — Он развернулся и торопливо пошел прочь.
На верхних ступеньках лестницы Петер миновал Тильде, которая притворялась, будто изучает расписание поездов. Партнерша не взглянула на него, но он знал, что Тильде его заметила и продолжит слежку за Карен.
На другой стороне улицы мужчина в кожаном фартуке разгружал телегу с ящиками пива. Петер встал за телегой, снял свою мягкую шляпу, запихнул ее под пиджак и надел кепку с козырьком. Он по опыту знал, что такой простой трюк удивительно изменяет внешность. Пристальное рассматривание не пройдет, но на беглый взгляд выглядишь совсем другим человеком.
Не покидая прикрытия, он следил за выходом из вокзала, и вскоре дождался Карен. В нескольких шагах позади нее маячила Тильде.
Петер пошел следом. Завернув за угол, они прошли улицу, которая соединяла сад Тиволи и Центральный вокзал. В следующем квартале Карен повернула к Главному почтамту, величественному классическому зданию из красного кирпича и серого камня. Тильде вошла за ней.
«Она собирается позвонить», — взволновался Петер и побежал к служебному входу.
Показал свой полицейский жетон первой же встречной молодой женщине и велел:
— Приведите мне дежурного, срочно!
Вскоре к нему подошел сутулый служащий в поношенном черном костюме.
— Чем могу служить?
— Только что в главный зал вошла девушка в желтом платье, — сообщил Петер. — Нельзя, чтобы она меня видела, но я должен знать, что эта особа делает.
Дежурный затрепетал.
«Надо полагать, — подумал Петер, — ничего столь же волнующего в его профессиональной жизни еще не случалось».
— О Боже! Пройдемте за мной, — выдохнул дежурный.
Он заторопился по коридору и открыл какую-то дверь. За дверью оказалась комната с длинной, вдоль стены с маленькими окошками, стойкой, и перед каждым окошком — табурет. Дежурный приник к одному из окошек.
— Кудрявые рыжие волосы и соломенная шляпка? — уточнил он.
— Точно.
— В жизни бы не сказал, что преступница!
— Что она делает?
— Листает телефонный справочник. Надо же, такая хорошенькая и…
— Если будет звонить, мне нужно знать, о чем пойдет речь.
Дежурный заколебался. Строго говоря, без особого разрешения прослушивать частные телефонные переговоры Петер права не имел, но надеялся, что телеграфист об этом не догадается.
— Это крайне важно, — веско произнес он.
— Не уверен, что я вправе…
— Не беспокойтесь, беру на себя всю ответственность.
— Она кладет справочник на место…
Нельзя допустить, чтобы Карен позвонила Арне, а Петер не знал, о чем они говорили.
«Если понадобится, — подумал он, — под дулом пистолета заставлю этого телеграфного соню сделать что говорю».
— Вынужден настоять, — повысил Петер голос.
— У нас тут свои правила.
— И все-таки…
— О! Справочник она положила, но звонить, похоже, не собирается, — с облегчением переведя дух, пробормотал телеграфист. — Уходит!
Ругнувшись, Петер побежал к выходу. Чуть-чуть приоткрыл дверь и в щелку увидел, как Карен переходит через улицу. Подождал, когда выйдет Тильде, выскользнул вслед за ней.
Он разочаровался, но не ощущал себя побежденным. Карен определенно знала кого-то, кто может иметь контакт с Арне. Она нашла его имя в телефонной книге.
«Но какого черта сразу не позвонила ему? Может, боялась — и правильно делала, кстати, — что все разговоры на всякий случай прослушиваются полицией или немецкой службой безопасности?
Или же ей требовалось не позвонить, а узнать адрес? И теперь, если мне повезет, она идет как раз по этому адресу?»
Выпустив Карен из поля зрения, Петер держался за Тильде. Идти за ней всегда было одно удовольствие. Приятно иметь законный повод поразглядывать ее круглую попку.
«Интересно, понимает она, что я на нее пялюсь? И не нарочно ли так покачивает бедрами? Кто знает, что у женщины на уме…»
Они пересекли островок Кристинсборг и пошли по набережной. Гавань лежала справа, а старинные постройки острова, где расположилось правительство, — слева. Прогретый за день воздух здесь свежел от соленого ветерка, долетающего с Балтийского моря. Широкий простор пролива рябил грузовыми судами, рыбачьими лодками, паромами, датскими и немецкими военными кораблями. Два веселых матросика попытались пристроиться к Тильде, но она резко их осадила, и они тут же отстали.
По набережной Карен дошла до дворца Амалиенборг и там свернула. Следуя за Тильде, Петер пересек широкую площадь, обрамленную зданиями в стиле рококо, в которых проживало королевское семейство. Отсюда путь лежал в Нибодер, квартал небольших домиков, когда-то построенных под недорогое жилье для моряков.
На улице Святого Павла Карен сбавила шаг, вглядываясь в ряд желтых домиков с красными крышами. Очевидно, искала нужный ей номер. Петер, наблюдая это издалека, почувствовал возбуждение, почти восторг охотника, чующего добычу.
Карен помедлила, оглядела улицу, проверяя, нет ли за ней слежки. Поздновато сообразила, но что тут скажешь, она в этом деле новичок. Да и в любом случае она не обратила внимания на Тильде, а Петер был слишком далеко, чтобы его узнать.
Карен постучалась в дверь.
В тот момент, когда Петер поравнялся с Тильде, дверь отворили. Кто отворил, не видно было. Карен, что-то сказав, вошла внутрь, и дверь закрылась. Петер отметил номер дома — пятьдесят три.
— Как думаешь, Арне там? — спросила Тильде.
— Либо он, либо тот, кто знает, где он.
— Что намерен делать?
— Ждать. — Петер огляделся и на другой стороне улицы заметил угловой магазинчик. — Пойдем туда. — Они перешли улицу и встали, разглядывая витрину. Петер прикурил сигарету.
— В магазине наверняка есть телефон, — заметила Тильде. — Может, позвонить в управление? Вызовем подкрепление и возьмем дом штурмом. Мы же не знаем, сколько шпионов там.
Петер обдумал эту идею.
— Нет, пока нет, — решил он. — Посмотрим по ситуации.
Тильде, кивнув, сняла свой синий беретик, достала из кармана и повязала неприметный пестрый платок. Петер смотрел, как она подпихивает под него свои светленькие кудряшки. Карен выйдет — а синего беретика нет, Тильде неузнаваема, — и вряд ли насторожится.
Прихорошившись, Тильде молча вынула сигарету из пальцев Петера, затянулась и вернула сигарету. Жест был до того интимный, словно она его поцеловала. Петер почувствовал, что краснеет, и отвернулся взглянуть на дом номер пятьдесят три.
Дверь распахнулась. Карен вышла на улицу.
— Смотри! — окликнул он Тильде.
Дверь закрылась, Карен ушла одна.
— Черт, — выдохнул Петер.
— Как поступим? — спросила Тильде.
Петер быстро перебрал варианты. Предположим, Арне находится в желтом домике. Тогда нужно вызвать подкрепление, ворваться в дом и арестовать Арне и всех, кто там есть. Если же Арне в другом месте и Карен направляется туда, следует идти за Карен… Впрочем, нельзя исключать, что Арне найти ей не удалось и, отчаявшись, она идет на станцию, чтобы вернуться домой.
— Мы разделимся, — принял решение Петер. — Ты следишь за Карен, а я звоню в управление и беру дом штурмом.
— Все, я пошла. — Тильде заторопилась за Карен.
Петер вошел в магазинчик, один из тех, где можно купить все необходимое, от овощей и хлеба до мыла и спичек. На полках рядами громоздились банки с консервами, на полу вязанки дров и мешки картофеля. Грязновато, но оживленно. Он предъявил полицейский значок седовласой женщине в покрытом пятнами фартуке.
— Телефон у вас есть?
— Да, но только за деньги.
Он порылся в кармане, выискивая мелочь, и нетерпеливо спросил:
— Где он?
— Там, — мотнула она головой на занавеску в глубине магазина.
Бросив монетки на стойку, Петер прошел в небольшую гостиную, где воняло котами. Схватил трубку, вызвал полицейское управление, и его соединили с Конрадом.
— Похоже, я нашел, где прячется Арне. Дом пятьдесят три по улице Святого Павла. Вызови машину и вместе с Дреслером и Эллегардом быстро сюда!
— Уже бегу, — отозвался Конрад.
Повесив трубку, Петер поспешил на улицу. Если за это время кто-то и успел выйти из дома пятьдесят три, он еще в зоне видимости. Петер огляделся. Старик в рубашке без воротничка выгуливал старенькую собачку, оба переставляли ноги с болезненной медлительностью. Веселый пони вез тележку без бортов с дырявым диваном. Стайка мальчишек гоняла мяч по проезжей части, за неимением футбольного — теннисный, вытершийся от старости. Ни следа Арне.
Петер перешел на другую сторону улицы. На минутку расслабившись, он подумал о том, как здорово будет арестовать старшего сынка Олафсенов. Какая отличная выйдет месть за то, что когда-то они унизили Акселя Флемминга. Да еще сразу после того, как младшего исключили из школы! Теперь, когда станет известно, что Арне разоблачен как шпион, гегемонии пастора Олафсена придет конец. Как он может проповедовать и наставлять, если с пути сбились оба его сына! Ему придется лишиться сана.
«Отца это порадует», — усмехнулся про себя Петер.
Дверь дома пятьдесят три отворилась. Петер, сунув руку под пиджак, коснулся рукоятки оружия под мышкой. На пороге показался Арне.
Петер воспрянул духом. Арне сбрил усики и покрыл темную шевелюру кепкой, какие носят рабочие, но Петера не обманешь.
Ликование сменилось опаской. Попытка в одиночку задержать преступника часто заканчивается неудачей. Тому кажется пустяком убежать, если перед ним всего один полицейский. А когда полицейский в штатском, как Петер сейчас, и авторитет его не подкреплен формой, то положение еще хуже. Если преступник оказывает сопротивление и приходится идти врукопашную, прохожие, которым невдомек разобраться, кто есть кто, могут даже вмешаться — и отнюдь не на стороне правосудия.
Петеру и Арне уже случалось драться, двенадцать лет назад, когда между их семьями разгорелась ссора. Петер крупней, Арне мускулистей и крепче, потому что много занимается спортом. Тогда дело кончилось вничью. Обменялись несколькими ударами и разошлись. Сегодня Петер вооружен. Но не исключено, что и Арне тоже.
Захлопнув за собой дверь, Арне пошел по тротуару по направлению к Петеру.
Они сближались. Арне шел, пряча глаза, держась ближе к стенам домов, как ходят те, кто скрывается. Петер шагал по бордюрному камню, не отрывая глаз от лица Арне.
На расстоянии метров в десять Арне мельком глянул на встречного. Петер перехватил этот взгляд, цепко следя за выражением лица Арне. Сначала озадаченность, потом узнавание, шок, ужас и — паника.
Как пригвожденный, Арне замер на месте.
— Ты арестован, — четко произнес Петер.
Арне, впрочем, успел оправиться, на губах мелькнула знакомая беспечная усмешка.
— Петер-пряник! — пробормотал он, вспомнив детское прозвище.
Петер понял, что Арне собирается дать деру. Он выхватил пистолет.
— Быстро лицом вниз на землю, руки за спину!
Арне, похоже, не столько испугался, сколько обеспокоился. Петер прозорливо подумал, что беспокоит его не пистолет, а что-то совсем иное.
— И что, ты в самом деле станешь в меня стрелять?
— Если понадобится.
Петер угрожающе направил на него пистолет, хотя отчаянно хотел взять живым. Гибель Поуля Кирке завела расследование в тупик. Нужно допросить Арне, а покойника не допросишь.
Арне загадочно улыбнулся, развернулся и побежал.
Петер выпрямил руку, в которой держал пистолет, прицелился. Метил в ноги, но кто его знает, куда попадешь, когда стреляешь в таких условиях. Между тем Арне удалялся и шанс остановить его слабел с каждой секундой.
Петер нажал на спусковой крючок. Арне бежал по-прежнему.
Петер продолжал стрелять. После четвертого выстрела Арне споткнулся. Еще один выстрел, и Арне упал — так тяжко, как падает неживое, и перекатился на спину.
— О Господи, только не это, — пробормотал Петер, бросившись к нему, но по-прежнему держа на прицеле.
Арне лежал неподвижно. Петер опустился перед ним на колени.
Арне открыл глаза. Лицо его посерело.
— Чертов придурок, лучше бы ты меня убил.
* * *
В этот вечер на квартиру к Петеру пришла Тильде в новой розовой блузке, вышитой цветочками по манжетам. Розовое ей шло, проявляло и подчеркивало женственность. Погода стояла теплая, и под блузкой, похоже, ничего не было.
Петер провел Тильде в гостиную. Закатное солнце светило в окно, наполняя воздух неземным, странным сиянием, размывая очертания мебели, картин на стенах. Инге сидела у камина лицом к комнате, как всегда, тихая и безучастная.
Петер притянул Тильде к себе и приник к ее губам. Она замерла в изумлении, но на поцелуй все же ответила. Он погладил ее по плечам, по бедрам.
Тильде отстранилась и подняла на него глаза. В них он увидел и желание, и тревогу. Она перевела взгляд на Инге.
— Ты уверен, что это правильно? — спросила Тильде.
Петер коснулся ее волос: «Молчи!» — и жадно поцеловал. Атмосфера накалялась. Не прерывая поцелуя, он расстегнул розовую блузку, обнажив мягкую белую грудь, погладил теплую кожу. Тяжело дыша, она снова его отстранила.
— А как же она? Как же Инге?
Петер обернулся к жене. Она смотрела прямо на них, взор ее был пуст и лишен всякого выражения.
— Тут никого нет, — спокойно произнес он. — Вообще никого, ясно?
Тильде посмотрела ему в глаза, полные сострадания и понимания, любопытства и страсти.
— Хорошо, — кивнула она. — Хорошо.
Он зарылся лицом в ее мягкую голую грудь.
