Глава 9
Человеческая жизнь начинается с шока – с рождения, когда в мучениях и страданиях ломишься через тернии к свету. И утро – такой же бешеный стресс. Спать хочется невыносимо, организм рвется обратно под одеяло, как новорожденный – в теплые околоплодные воды. Свернуться бы в позе эмбриона, и спать, и спать. Но суровый мир зовет, и приходится вытягивать себя из сна, собственная воля, как руки акушера, вытягивает сознание в жестко-яркий свет бытия.
Кустарев с трудом поднялся с кровати, прошел в ванную, встал под холодный душ – это его взбодрило и вытолкнуло в гостиную. Квартира у него небольшая, двухкомнатная, места для тренажеров не было, но Гриша в них и не нуждался. Если есть желание размяться, можно обойтись даже без обычного эспандера. Упал – отжался, сел – поднялся. Отжимания, приседания, прыжки на месте. Главное, делать все в быстром темпе, с полной самоотдачей. За полчаса можно задать себе настрой на целый день…
Но Грише хватило и трех минут. Он вдруг вспомнил, что у Одинцова большие проблемы, значит, нужно спешить.
Первым делом он узнал у оперативного дежурного, где находится Одинцов. Увы, но со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Жестко насел на начальника подполковник Свиблов, потребовал изолировать его от общества, чтобы Одинцов не вставлял ему палки в колеса. Как будто у Максима Львовича не было его оперов.
– Сговорились вы там, что ли? – подавляя зевок, благодушно усмехнулся оперативный.
Оказалось, что совсем недавно к Одинцову в камеру пожаловал старший лейтенант Ожогин.
Дежурный по изолятору с пониманием отнесся к рвению старшего лейтенанта Кустарева. Одинцова в управлении, может, любили не все, но не было человека, который не уважал бы его. Кто-то просто уважал, а кто-то еще и боялся…
Дверь во вторую камеру была открыта. Еще один штрих, указывающий на особое расположение к арестанту. И сама камера наводила на такую же мысль. Помещение больше походило на гостиничный номер, чем на тюремную камеру. Возможно, полковник Саньков подозревал, что рано или поздно его возьмут под белы ручки, поэтому и позаботился о соломке под задницу.
Одинцов сидел за столом. Голова и щеки гладко выбриты, в глазах бодрость, синяя рубашка, темно-серый пиджак нараспашку. Только кобуры с оружием точно нет. И Юра Ожогин здесь. Худощавый, поджарый, мощный, как племенная гончая. Взгляд спокойный, серьезный, умный, но не пытливый. Он не задавал вопросов, он просто слушал собеседника, полагаясь на его знания и опыт. Но это Юра сейчас такой спокойный. Стоит ему почуять запах добычи, как он сразу встанет в стойку – и вопросы с хищным прищуром задавать будет, и за зверем гнаться, чтобы сбить его с ног и вцепиться зубами в горло… А ради Одинцова он любого порвет…
Они как будто совещались, но между ними не бумаги шелестели, а кипяток дымился.
– Разрешите, товарищ майор!
– Как настроение, Гриша? – кивнув, спросил Одинцов, внимательно глянув на Кустарева.
– Боевое.
– Что по Караваеву?
– Да есть подвижки…
Гриша занимался ограблением на улице Горького. Человек пешком возвращался с работы, на неосвещенном участке улицы его подкараулили, ударили по голове, забрали часы, деньги. Гриша наладил контакт с местным участковым, опросил множество людей в районе. И подозрения у него появились, причем вполне реальные. Но разве Одинцова это сейчас интересует? Ясно же, что про Караваева он для проформы спросил. Он хоть и под арестом, но руку с пульса снимать не собирается.
Да и не под арестом он еще. Нет пока ордера, просто со Свибловым обострять не хотелось. В принципе мужика понять можно: и конфликт у Одинцова с Прошником был, и пистолет системы «ТТ» в машине нашли. А ствол незаконный – это само по себе уже статья и основание для ареста… За баллистической экспертизой не заржавеет, Свиблов костьми ляжет, чтобы ускорить процесс.
– С Караваевым пока повременим, – начальственно глянул на него Юра.
Гриша кивнул. Как ни крути, а руки у Одинцова связаны, поэтому Ожогин будет его замещать. Это назначение даже не обсуждалось.
– Прошника отрабатывать будем. Прошника и Волхова, – тихо, с оглядкой на прикрытую дверь сказал Ожогин. – Если это подстава… А это подстава! Кто-то должен был вывести этих придурков на Львовича.
– И должен был, – кивнул Одинцов, – и вывел.
– Как это все было? – спросил Кустарев.
– Как было? А так и было. Сидели мы с Кирой, пили кофе. Поставили машину на мойку, заплатили, заказали кофе… Кофе, скажу вам, дрянь…
– А мойка где?
– Да это в принципе без разницы… – Одинцов посмотрел на Гришу с легким возмущением во взгляде – он вроде и понимал его интерес к ситуации, но ему не нравилось, что подчиненный устраивает начальнику допрос, – а потом все-таки добавил: – На московском повороте мойка.
– Мойка на три бокса, кафе, шиномонтаж, – вспоминая, проговорил Кустарев. – Гаражи.
– Да, гаражи. Прошник и Волхов за гаражами скрылись. Я за ними пошел, а они скрылись… Надо было догнать их да в наручники…
– Я знаю эти гаражи, – покачал головой Кустарев.
Обычно гаражные кооперативы находятся под охраной, а там полная безнадзорность и бесконтрольность. Гаражи тянулись в две линии, образуя длинный внутренний двор, но сами эти ряды застраивались абы как, и никакой между ними колючей проволоки, никаких дощатых перегородок, заходи кто хочешь… И заходили, и брали. Вскрывались гаражи, угонялись машины. Сейчас, правда, уже не угоняют. Зачем возиться с тяжелыми железными воротами, вскрывать хитроумные замки, нарываться на капканы в гараже, когда вокруг полно бесхозных машин?.. Но криминогенную ситуацию создавали сами владельцы гаражей и арендаторы. Пьянки с мордобоем и поножовщиной, полуподпольные автомастерские, где разбирались угнанные машины. А еще захламленный внутренний двор уводил в сосновую рощу, тянувшуюся до самого шоссе. В этой роще Одинцова могла ждать засада. А еще на него могли напасть в самом дворе. Напасть, ударить, затащить в какой-нибудь гараж…
– Вдруг вас там ждали?
– Была у меня такая мысль, – кивнул Одинцов. – Думаешь, я не понимал, что к чему? Понимал… Но недопонял…
– Никиткин Туманова и Еремеева убил, чтобы Лукомора подставить. Мишу Веселого не пощадил. И где Татаринов, непонятно… Что для него какой-то там Прошник?
– И Волхов, – добавил Ожогин, в раздумье глядя на Кустарева.
– Кто они вообще такие?
– А вот это выяснять надо. Кто такие, в чем плавают… На мойке они были, а что они там делали? Машину мыть приехали?
– Да нет, не было у них машины… Не похожи они были на людей, у которых могла быть машина, – покачал головой Одинцов. – На местных деревенских жителей – да. На деревенских алкашей? И за таких можно принять. Но если они алкаши, то еще не совсем опущенные. А как они на мойку попали? Так следили за мной. Мы с Кирой в Москву ехали, по пути заглянули на мойку, и Прошника с Волховым подвезли.
– Вы так думаете или видели, как их подвозили?
– Гриша, я не понял, ты что, допрос мне устраиваешь? – нахмурился Одинцов.
– Допрос свидетеля.
– Ну, если свидетеля… А если ты сомневаешься во мне… Сомневайся, Гриша, сомневайся. Мог я Прошника убить. И неучтенный пистолет у меня мог быть, – совершенно серьезно сказал Одинцов. – И алиби у меня нет. Я с Кирой ночь провел, а она – лицо заинтересованное. Прошник ее оскорбил, я за нее заступался. И за нее мстить мог, по ее же просьбе…
– Но в ночь убийства вы были дома?
– А кто докажет? Мы с Кирой люди простые, видеокамер у нас нет. Соседи по ночам спят, за нашим домом не присматривают…
– Кто-то другой присматривал. Вы же сами говорите, что за вами следили…
– Не заметил я слежку, Гриша. Ты это хотел спросить? – грустно усмехнулся Одинцов.
– Если вы не заметили слежку, значит, вас грамотно вели. И вас вели, и Прошника с Волховым за вами везли. Если так, то за вами целый эскорт был. У вас дома камер нет, но, может, на автомойке есть?
– Если там есть камеры, то запись давно уже ушла, – покачал головой Ожогин. – Неделя прошла, запись давно уже стерлась…
– А свидетели? Может, мойщики машин что-то видели?
– Мойщики в боксах были, работой были заняты. Да и не стали бы Прошника на виду высаживать. Я уже думал об этом, Гриша. Всю ночь думал…
– Может, водители были, которые очереди ждали? – не унимался Кустарев.
– Были водители. И машины в очереди стояли. Но я же говорю, Прошника не стали бы высаживать на виду… Думал я об этом, думал…
– И что скажете?
– Да пока ничего. Работать надо, пробивать Прошника и Волхова. Может, подъезжал к ним кто-то с предложением. Может, с ними тогда еще кто-то был…
– А если к ним там, на мойке, подходили?
– Кто подходил? – глянул на подчиненного как на досадливое недоразумение Максим.
– Ну а кто их завербовал против вас?
– Ты, Гриша, и мертвого достанешь… – свысока усмехнулся майор и вдруг вытянулся в лице: – И у меня в голове достал… Был, Гриша, момент, был! Буфетчица на Прошника отреагировала! Увидела его и отреагировала! «Опять?» – спросила она.
– Что «опять»?
– Да вот не знаю. А надо узнать. С буфетчицей поговорить. Она и кофе наливала, и за мойку принимала. Не совсем она буфетчица, больше администраторша. Да, Гриша, всю ночь я думал, – растерянно улыбнулся Одинцов. – С зашоренной головой думал, поэтому бревна не разглядел. А ты этим бревном в глаза ткнул. Это хорошо, что я про буфетчицу вспомнил, знала она этих чертей, знала… Что, если это ключ?
– Как эта буфетчица выглядела?
