Глава 28
Стресс после жесткой встречи с крепким противником нужно запивать более крепкими напитками. Коньяк после разговора с Одинцовым оказался слабым антидепрессантом, наутро Леонид получил от него только головную боль. Надо было чего-нибудь покрепче дернуть, чистого медицинского спирта, например, но не факт, что это помогло бы. Слишком уж сильное впечатление произвел на Леонида Одинцов. В какой-то момент ему показалось, что мент сожжет его своим взглядом…
И надо же было связаться ему с этим псом!..
Он вынул из холодильника бутылку пива, сорвал пробку и жадно сделал несколько глотков. Обычно он не похмелялся, но сегодня можно. Вдруг он проводит последний день на свободе… Со всех сторон засада. В секретном доме Кустарев с его девицей, вокруг «волкодавы» рыщут. Не успокоится Одинцов, пока не найдет своего опера.
Кустарев не дурак, он должен понимать, в какую историю вляпался. А Леонид постарался облегчить ему понимание – он не стал сажать его на цепь, создал нормальные условия для существования. Не надо озлоблять его… И еще Леонид поставил комнату, в которой находились пленники, на прослушку. Они сами должны были созреть для того предложения, которое он собирался им сделать, сами должны выбросить белый флаг. И когда это произойдет, он будет знать, какие чувства ими двигали – искренность или коварство. Он должен знать об их намерениях все, тогда можно будет принять решение…
Он выпил еще бутылочку и позвонил Глоту, который отвечал за пленников.
– Ну, как там?
– Да ничего, живые. Завтрак вот приготовили.
– А они заработали?
– Да я бы не сказал… – невесело усмехнулся Глот. – Крутят, мутят. Хотят сделку нам предложить, а потом кинуть…
Ему не надо было объяснять, на какую сделку собирался выходить Кустарев, и так все было ясно. Сначала он собирался заключить мир с Леонидом, на этом вырвать свободу, а потом предъявить обвинение… Впрочем, насчет иного решения Никиткин и не обольщался.
– Какая сделка? – скривил он губы. – Если они думают, что мы будем их «мочить», то это зря. Ты хочешь брать из-за них грех на душу? Не хочешь… И я не хочу. Пусть пока побудут там, а я потом позвоню, скажу, что делать…
Одинцов рвет и мечет, рано или поздно он выйдет на дом в районе Осташковского водохранилища, освободит Кустарева и отправится за Леонидом, чтобы надеть на него наручники.
Кустарева и его подружку можно убить, но Никиткин боялся об этом думать. Там, где Одинцов, все у него идет наперекосяк. И в этот раз его выведут на чистую воду – скорее всего, на плоту доказательной базы. Тогда все…
Не получилось у него удержаться на плаву. Надо валить из страны, пока не поздно. Есть у него небольшой «золотой парашют», на нем он и опустится в Лондон.
Оттуда и позвонит Одинцову, скажет, где находится Кустарев.
Человек строит дорогу, закатывает ее в асфальт, любуется темно-серой гладью покрытия. Сдержанная радость в душе, удовлетворение в каждой клеточке тела. И вдруг на этой дороге появляется боевой танк, взламывая асфальт своими траками. Обида, злость! Но против танка не попрешь! Эта мысль вызывает если не страх, то как минимум трепет. К тому же танк – это своего рода произведение искусства, на него интересно посмотреть, им даже можно полюбоваться…
Максим Одинцов как раз и напоминал такой танк, выкатившийся на дорогу новой жизни, которую проложил себе Лукомор. Он вернул свое влияние, более того, поднялся на новый уровень. Все у него путем, все в цвет. И вдруг Одинцов!
Он не наезжает, не давит, всего лишь ломает глянец асфальтного покрытия. Лукомор не хотел его видеть, но в то же время этот человек достоин был его внимания. Не было в этом городе людей, с которыми он мог бы общаться на равных. Не было, если не считать Одинцова. Он хоть и опасный противник, но с ним приятно иметь дело.
Руки ему Лукомор подавать не стал, но улыбнулся как родному. И даже сам отодвинул кресло от стола, сам поухаживал за почетным гостем. И еще знак подал, чтобы на сцену выпустили девочку, пусть покрутится вокруг шеста, чтобы настроение создать. Утром клуб не работает, но для своих все, что угодно. И для своих, и для самого Лукомора, который приехал сюда чисто для встречи с Одинцовым.
– Никиткин опера моего похитил, – с ходу начал Максим.
– Зачем?
– Выясняем.
– Плохо… – нахмурился Лукомор. – Я думал, Фраер успокоился.
– Ну, на рожон он старается не лезть. Думаю, Кустарев под горячую руку попал…
– Рубить эту руку надо.
Возможно, такой вот горячей рукой Фраер дал отмашку и на него самого. Притих для виду, сдал позиции, а у самого коварный план в голове. Лукомор должен успокоиться, ослабить бдительность, а когда это случится, ему в спину всадят острый нож. Так, чтобы наверняка…
– А кто тебя удерживает? – спросил Одинцов, холодно глядя на него.
– Как это кто? – опешил Лукомор.
– Я вашими делами не занимаюсь, для этого УБОП есть. – Ни одна черточка не дрогнула на лице мента.
Вор смотрел на него так, будто получил санкцию на Фраера и теперь имеет законное право убить своего врага…
– Есть УБОП, – кивнул он. – Там свои течения.
– Меня эти течения не интересуют. Мне Кустарева найти нужно.
– И чем я могу тебе помочь?
– Кустарев на машине был, в него врезался «Гелендваген» Никиткина. Где сейчас этот «кирпич», я не знаю, но думаю, где-то рядом. Возможно, на ремонте в автосервисе. Возможно, на каком-то твоем сервисе… И еще меня интересует машина Кустарева. Не думаю, что она в ремонте, но мало ли…
– Я тебя понял, командир. Подниму всех, кто работает.
– И чем быстрей, тем лучше. Время не ждет.
– Я понимаю… А если у машины «быки» Фраера будут, что с ними делать?
Одинцов ничего не сказал, но выразительно посмотрел на Лукомора. Он против мордобоя, но если это поможет узнать, где находится Кустарев, то возражений нет.
– А потом я с ними поговорю, – выдержав паузу, добавил он.
Это значило, что «быков» Фраера нужно было оставить в живых. Так Лукомор и не думал доводить все до смертного греха. Вот если Фраер попадет к нему в руки, тогда другое дело…
Машина остановилась напротив терминала. Ну вот, сейчас Леонид пройдет простой контроль, его пропустят через рамку металлоискателя, и он отправится в VIP-зал…
Он вышел из машины, водитель открыл багажник. Из машины открыл. Крышка открылась сама по себе, но Леониду показалось, что это сделала злая нечистая сила. В лице майора Одинцова и двух оперов, которые были с ним.
– Гражданин Никиткин!
Он не должен был выдать свое смятение и, сделав над собой усилие, принял невозмутимый вид.
– Гражданин Никиткин, вы задержаны по подозрению в похищении гражданки Ерофеевой.
– Задержан или арестован?
– Задержаны, – сквозь зубы процедил Одинцов.
– У вас есть постановление?
Постановления у Одинцова не было, зато имелась отчаянная наглость, причем с избытком. Он подал знак, и к Леониду подошли его оперативники. Чернышев дернулся, чтобы защитить хозяина, но откуда-то появились еще люди в штатском. Откуда они появились, Леонид не понял, поскольку его грубо сбили с ног и уложили на грязный асфальт лицом вниз. На руках защелкнулись наручники. Его обыскали, забрали документы, деньги.
– Ты пожалеешь, Одинцов! – пригрозил Никиткин.
Но жалеть пока приходилось себя самого. Оперативники оторвали его от земли, подвели к машине, сунули в салон, один поджал справа, другой – слева. Одинцов сел спереди.
– У тебя нет никаких доказательств, майор! – рыкнул на него Леонид.
– А кто сказал, что мне нужны доказательства? – через плечо спросил Одинцов.
– Нужны!
– И санкций у меня нет… Именно поэтому никто не знает, что мы поехали за тобой. Кто там у тебя «крыша»? Саньков? Якиров? Оба? Не буду спрашивать, как они твои бабки делят, я не завистливый. И ребята у меня порядочные, копейки ворованной не возьмут, слова лишнего не скажут. Юра, куда мы едем?
Леонид не услышал ответа на вопрос, который задал Одинцов.
– Юра знает, но не скажет. Зачем тебя раньше времени пугать? Приедем, узнаешь.
Каждое его слово напоминало удар молотка. Как будто не говорил он, а вбивал гвозди в крышку гроба.
– Куда мы едем? – спросил Никиткин.
– Я же сказал, приедешь, узнаешь…
– Я должен позвонить своему адвокату!
– Позвонишь… Если дадут, – усмехнулся Одинцов.
– Я еще раз спрашиваю, куда вы меня везете? Где мои люди? Где моя охрана?
Никиткин повернул голову, чтобы посмотреть назад, но сильная рука вернула его в исходное положение. И с такой силой вернула, что хрустнули шейные позвонки.
Пробок на дороге не было, машина выехала на развязку, свернула не влево, в сторону Москвы, а вправо. Но вряд ли Леонида везли в Санкт-Петербург. Конечный пункт будет намного ближе… Конечный?.. Неужели Одинцов задумал что-то страшное?
Панические мысли бесновались в извилинах, лишая покоя. Во-первых, у Одинцова нет доказательств, во-вторых, он знает, какую роль в судьбе Леонида играло его начальство. А ему нужно найти Кустарева, и он готов на все, чтобы найти своего подчиненного. На все, в том числе и на убийство… И за Кустарева спросит, и за себя отомстит…
– А кто такая гражданка Ерофеева? – спросил Никиткин.
– Девушка, которую ты подобрал вчера на улице. Юля ее зовут, – нехотя проговорил Одинцов.
– Не знаю такую.
– Ну, не знаешь и не знаешь. Мы ее сами найдем. И ее, и Кустарева. А с тобой о другом поговорим.
– О чем? И вообще, куда ты меня везешь, майор? – заголосил Никиткин.
– Туда и везем.
– Куда туда?
– Ты уже все понял, зачем спрашиваешь?
– Ты за все ответишь!
– А Прошник с Волховым за что ответили? В чем они перед тобой провинились? В том, что ты решил меня сожрать? Ладно, меня подставил, ты же двух человек убил… Ни за что убил… Ты нелюдь, Никиткин, на земле станет чище, если тебя убрать…
– Не имеешь права, Одинцов! Ты даже не представляешь, что тебе будет!
– Будет, – кивнул Одинцов. – Но тебе какое дело? Когда меня накажут, тебе уже будет все равно.
– Да пойми ты, я не знаю, кто такие Прошник и Волхов! – Леонид вытянул ноги, чтобы хоть как-то унять дрожь в коленях.
– Ты очень смелый мужик, Леня, – неторопливо проговорил Одинцов. – Большую кровь развел, не побоялся. Сколько там людей погибло, даже считать не хочу. Страшно считать. Меня подставил… Крутой ты мужик, смелый. А сейчас пытаешься разубедить меня в этом. Не надо меня разочаровывать, Леня. Умри как мужик.
– Одинцов, ты сошел с ума! Ты ненормальный!
– Для тебя это нормально. Или я играю не по твоим правилам? По твоим. Значит, все нормально. Ты по своим правилам и умрешь…
– А-а, я знаю! Ты меня разводишь! – истерично засмеялся Никиткин. – Разводишь как лоха! Не сможешь ты меня убить! Не сможешь! Закон не позволяет! И сам ты не сможешь! А-а, знаю, закошмарить меня хочешь!
Одинцов ничего не сказал. Он лишь зловеще улыбнулся, когда машина свернула на перекрестке какого-то населенного пункта. Возможно, эта дорога вела в лес или к какому-нибудь глубокому водоему.
– Я тебе поверил! Я знаю, что ты хочешь меня убить, но не знаю, что тебе сказать!..
В кармане у Одинцова зазвонил телефон, и сидящий рядом опер ударил Никиткина в бок, чтобы он заткнулся.
Майор практически ничего не говорил, он больше кивал, слушая человека на том конце невидимого провода. Наконец он положил трубку в карман.
– Юра, ты был прав, этот придурок не сжег машину, он ее в ремонт поставил.
– Нашли? – спросил опер, к которому обращался Одинцов.
– Нашли. В сервисе, на Линейной.
– Далековато.
– Ну, ты же знаешь, какие у Лукомора возможности.
– Где мои люди? – нервно спросил Никиткин. – Где Чернышев?
– С ними лукоморские разберутся… – невозмутимо сказал Одинцов. – Они знают, как это делать. Сначала допросят, а там видно будет. Может, и отпустят.
– А меня?
– А что ты знаешь такого, чего не знают твои люди?
– Ты не можешь меня убить! – в панических конвульсиях простонал Никиткин.
– Ну, ты же смог Прошника и Волхова убить! А почему двоих убил? Чтобы мне пожизненное дали… Эх, Леня, Леня, надо было сразу в Лондон смотать! Такой шанс упустил!
– У меня билет на руках. Если опоздаю, еще куплю…
– Уже опоздал. Уже не купишь… А на тот свет бесплатно…
– Куплю! У меня много денег! Давай договоримся! Сколько надо, столько и дам…
– Договоримся, – кивнул Одинцов. – Ответишь за свой беспредел и спи спокойно… Вечным сном…
Машина свернула с дороги, заехала в лес и почти сразу же остановилась.
– Мы глубокую яму выроем, – сказал Одинцов. – Трудно будет, но мы осилим, чтобы потом впросак не попасть, как ты с Мишей Веселым. Хорошо его надо было закапывать!
– Меня подставили! Понимаешь, меня подставили! – Леонида трясло так, что слова давались ему с трудом.
– Кто тебя подставил?
– А ты не понял! Ты же лучший мент! Ты самый умный и талантливый! – сардонически хохотнул Никиткин.
– Без истерик можно? – угрюмо глянул на него Одинцов.
– Без истерик… Нестроев меня подставил! Он давно мне отомстить хотел!
– За что?
– Долгая история…
Леонид судорожно думал, нужно было как можно скорее сочинить историю, в которую поверил бы Одинцов.
– Это плохо, – с сожалением сказал тот. – Времени у нас нет. Пока яму выроешь, пока закопаешь. И домой еще ехать надо, а то круглые сутки на ногах…
– Ну, хорошо, хорошо, это я похитил Ерофееву! – Леонид подался к Одинцову, словно хотел взять его за руки, чтобы удержать от опрометчивого поступка. Но не мог он этого сделать: руки были сомкнуты за спиной. – То есть не похитил… Она сама села ко мне в машину… Кустарев за ней поехал… Да, его мы похитили…
Одинцов сухо кивнул и зевнул в кулак.
– Тебе что, все равно? – удивился Никиткин.
– По-любому узнаю.
– Да, но освободить их могу только я! Один только мой звонок!
– Они живы?
– Да, конечно! Я же не дурак их убивать! Нормально все с ними! Я их даже не связывал!
– Звони!
Одинцов протянул телефон, но Леонид мотнул головой – пусть ему сначала руки освободят.
