ГЛАВА 13

— Толтийский корабль вышел на стационарную орбиту, — доложил старшина. — Находится прямо над островом. Как вы приказали, мы послали им сообщение. Но они до сих пор не ответили.

Рамстан не стал смотреть вверх. Он знал, что не сможет увидеть чужой корабль, но ему так и хотелось задрать голову и попристальнее вглядеться в яркую синеву неба.

— Отлично, — сказал он. — Продолжайте передавать. Если это и не произведет никакого эффекта, то по крайней мере будет им досаждать. И даст понять, что мы знаем об их присутствии.

«Аль-Бураг», окрасившийся в желтый цвет, находился примерно в пятидесяти метрах отсюда. Он снова принял форму звездной рыбы. Вокруг бродили члены экипажа, по большей части раздетые — они явно вознамерились приобрести природный загар.

В пятидесяти метрах в противоположном направлении сине-зеленый океан обрушивал на желтый песок пляжа огромные белогривые волны Ветер дул с запада, принося пряный аромат с большого лесистого острова-скалы, находящегося в десяти километрах отсюда. Деревья, в тени которых стоял Рамстан, напоминали земные пальмы. Их листья колыхались под бризом. Желто-алые птицы с черными туканьими клювами и хрящевым рогом на макушке сновали над островом. В кроне раздвоенного баобабоподобного дерева порхало какое-то многоногое насекомое небывало зеленого цвета, раскидывая клейкие сети. Вот пролетела крошечная птичка, и сеть, рванувшись, окутала ее. Вскрикнув, жертва исчезла в ротовом отверстии насекомого, откуда тянулась липкая нить. Бранвен содрогнулась.

— Вебн прекрасен, но и здесь есть злые твари.

— Ерунда, — возразила Тойс. — В этом насекомом нет никакого зла. Ведь оно должно питаться, не так ли? И оно действительно прекрасно. Не желаете ли посмотреть на него поближе?

Она протянула электронный бинокль.

— Нет, спасибо. Я и раньше видела их достаточно близко.

Лихорадка Бранвен к этому времени поутихла; температура тела была только на одну десятую градуса выше нормальной. Ху дала ей разрешение отправиться с похоронной делегацией в качестве переводчика. Они отошли на полкилометра от берега, и там тело Вассрусс, убранное венками, с траурной лентой на груди, было привязано к обломку скалы и опущено в море. Тысячи темно-коричневых перепончатоногих гигантов образовали концентрические круги вокруг места упокоения Вассрусс и пели радостные песни.

Теперь, когда Рамстан выполнил обещание, данное им Вассрусс, не было никакого повода задерживаться здесь. Но Рамстан не давал приказа на отлет. И казалось, никто не собирается критиковать его за это. Экипаж был в длительном увольнении на берегу и все еще не утомился от безделья. Хотя внутри «Аль-Бурага» никто не страдал от тесноты, но там не было вольного неба, простора для бега по земле, буйной растительности и настоящего солнца. А еще на Вебне можно было ловить рыбу и плавать вместе с дружелюбными тюленями-кентаврами, гулять по лесам и холмам и заниматься любовью, укрывшись средь деревьев или валунов.

Зловещий толтийский корабль, висящий над головами и недоступный невооруженному глазу, был с легкостью позабыт всеми, кроме Рамстана. Он помнил о нем каждую секунду бодрствования, а порою и во сне. Корабль был незримой тенью, омрачавшей красоту и блеск острова и моря.

Размышляя об этом, Рамстан шел через лес по тропе, протоптанной какими-то крупными зверями. Дикие животные до такой степени не боялись чужаков, что казались почти домашними. Достигнув подножия базальтового пика, возвышавшегося над островом, Рамстан повернул обратно. Но, пройдя несколько метров, остановился. Путь ему преграждал Бенагур — коренастый, с бычьей шеей и ассирийской бородой.

— Я и не знал, что Ху позволила вам покинуть корабль, — сказал Рамстан.

— Я был пай-мальчиком, — саркастически отозвался Бенагур. — И не проявлял никаких странностей со времени того самого припадка. Который, как я считаю, не был симптомом безумия. Вы не верите в Бога, и вы украли глайфу. Но… — он сделал паузу, — возможно, я был не прав в одном. Вы верите в бога, в бога тенолт.

— Вы окажете себе плохую услугу, если будете продолжать в том же духе, — парировал Рамстан.

Рык Бенагура казался отголоском шума моря, обрушивавшегося на скалы у восточного побережья. И как шум океана, он говорил об опасности.

— Это меня и злит! Я знаю, что вы похитили глайфу, но не могу это доказать! И если я публично обвиню вас, вы просто прикажете изолировать меня или снова отправите в лазарет! Но это вы сумасшедший, Рамстан! Вы подвергаете нас всех величайшей опасности, но вас это не волнует! Вы умрете в наказание за свой грех, но умрем и мы, невинные!

Кровь ударила в голову Рамстану — он чувствовал свою вину и ненависть к Бенагуру. Его руки наполовину сжались в кулаки. Он сделал шаг вперед. Бенагур не отступил. Он пригнулся и слегка приподнял левое плечо, словно принимая боксерскую стойку. Его руки тоже готовы были сжаться в кулаки.

Рамстан хотел было броситься на Бенагура. Но вдруг увидел, как что-то промелькнуло под гигантским деревом у подножия низких холмов за спиной Бенагура. Промельк стал фигурой в зеленом. Плащ с капюшоном был ярко-зеленого цвета, а лицо под капюшоном оставалось неразличимо, скрыто в тени Неизвестный вскинул руку и медленно качнул ею туда-сюда, из стороны в сторону. Капюшон колыхнулся, как будто увенчанная тюрбаном голова под ним качнулась вправо-влево. Жесты были понятны без слов — этот человек говорил «нет».

Аль-Хизр, Зеленый, Странник.

Если это действительно был Илия, древний еврей, то он заботился о Рамстане, оберегая атеиста и бывшего мусульманина, а не благочестивого иудея Бенагура.

Но аль-Хизр был суфий, древний суфий, а суфии могли быть иудеями, христианами, равно как и мусульманами.

«Я сошел с ума, — подумал Рамстан. — Бенагур был прав, я сошел с ума».

Зеленая фигура мелькнула и исчезла.

Рамстан сделал шаг назад и разжал пальцы. Голос его дрожал:

— Вы опасны, Бенагур, вы безумны. Вы почти спровоцировали меня на нападение на вас.

Он отступил еще на шаг.

— Это ловушка, да? Вы держите связь с офицерами по вживленному передатчику?

Бенагур взревел:

— Нет! Я пришел сюда, чтобы в последний раз воззвать к вашей чести и чувству долга! К вашему разуму или тому, что от него осталось! Но я вижу, что это бесполезно!

— И что теперь?

— Я выдвину официальные обвинения! Лучшее, что вы сможете сделать, — это арестовать меня, но обвинения не останутся без внимания! Будет проведено расследование! Вашу каюту обыщут! И найдут глайфу! И…

— И?.. — тихо спросил Рамстан. Его голос теперь был тверд, как стальная балка опоры корабля.

— Быть может, они… — Бенагур указал вверх, на незримый толтийский корабль, — … они удовлетворятся возвращением своего бога! Господи, Рамстан! Даже такой безумец, как вы, мог бы понять, в какой опасности мы все находимся! Мы все можем погибнуть, и погибнуть ни за грош! Я не знаю, что побудило вас взять глайфу, какое дурацкое вожделение…

— Это странное слово, — сказал Рамстан, слегка улыбаясь. — Вожделение! Почему вы употребили именно его?

Несмотря на улыбку, он почувствовал, как от макушки до пят его пробрал ледяной озноб. Ведь это действительно было вожделение. И он понятия не имел, отчего оно овладело им. И он, и Бенагур зациклились именно на этом термине. Быть может… и сам Бенагур испытал тогда вожделение?

Бенагур заявил:

— Это глайфа заставила вас вожделеть ее!

— Это просто артефакт, — возразил Рамстан. — Вы утверждаете, что она живая? Настоящий бог? Живой идол? Кто здесь безумен, Бенагур? Вы или я?

— Я чувствовал это там! — закричал Бенагур. — Я почувствовал безграничное, бескрайнее зло. И я поддался ему, да, Рамстан, поддался, ибо я лишь человек и могу поддаться искушению! Меня искушали поддаться злу! Но меня спас Господь, Он явил мне несказанное Добро, Его истинную Природу! Он явился, и на миг открыл мне Свое лицо, и этим спас меня!

«Возможно, мы безумны оба», — подумал Рамстан.

И тогда в его сознании появилась первая смутная мысль о том, что он и Бенагур, быть может, сейчас находятся вовсе не на морском берегу мира Вебн. Не в реальном мире. Что они просто думают, что находятся здесь. Им кажется, что они здесь. А где же они на самом деле?

На миг перед его взором мелькнуло то место, где они могли находиться, и он тут же отбросил этот образ.

Рамстан покачал головой, а потом помотал ею, как будто пытаясь вытрясти какую-то мерзкую тварь, присосавшуюся к ней, например огромную вошь. Нечто отвратительное и кровососущее.

— Нам больше нечего сказать друг другу, — промолвил Рамстан. — По крайней мере здесь.

Он зашагал прочь, хотя не был уверен, что сделал правильно, повернувшись спиной к Бенагуру. Этот человек не был трусом, но, будучи вне себя от ярости, вполне мог наброситься на капитана сзади. Рамстан не стал оглядываться на Бенагура, чтобы тот не подумал, что Рамстан боится его.

Пройдя через лес, мохнатым воротником скрывавший горловину полуострова, Рамстан снова вышел на берег. В полукилометре в глубине суши на фоне ясного неба сиял могучий «Аль-Бураг».

На солнцепеке в парящем кресле развалился нагишом главный инженер Индра. На широченном подлокотнике кресла стояла полупустая бутылка калафальского вина. В руках у инженера была книга, квадрат шириной в полметра и толщиной в сантиметр. Рамстан остановился за спиной Индры, читая фонетически записанные слова, плавно появляющиеся и исчезающие одно за другим. Индре не надо было водить глазами из стороны в сторону и сверху вниз. Рамстан узнал книгу — «Мальтийский сокол», классический американский роман двадцатого столетия, переведенный на терранский.

Индра почувствовал, что Рамстан загородил от него солнце. Он тронул клавишу управления на боковой поверхности книги, и текст прекратил движение. Индра повернулся; на темном лице сверкнули белые зубы.

— Капитан! Я надеялся найти вас! Рамстан обошел кресло кругом.

— Зачем?

Индра встал, держа книгу двумя пальцами.

— Вы должны помнить — некоторое время назад я говорил вам, что корабль вырастил в себе новый контур.

— Да.

— Я определил, что это за контур. Рамстан сказал:

— Я знаю, что это. Это контур личной привязанности. По крайней мере он имеет такую конфигурацию.

— Вы знаете это!

— Я не биоинженер, но я знаю о корабле больше, чем кто бы то ни было.

Индра спросил:

— И как вы к этому относитесь? Я имею в виду… отвечаете ли вы на эту привязанность взаимностью? Любовью?

— Быть любимым не всегда то же самое, что любить, — холодно ответил Рамстан. — У нас нет времени на эксперименты. Еще и это… — он указал в небо. — Я не хочу заботиться еще и о том, чтобы корабль не впал в истерику или панику, если ему покажется, будто я в опасности.

— Корабль — не собака, — сказал Индра, — хотя в нем могут развиться некоторые собачьи душевные качества. Я могу исследовать, каким образом конфигурация привязанности повлияет на общий настрой корабля. Но это займет время.

— Удалите этот контур, — велел Рамстан. Индра нахмурился и закусил губу.

— Это не совет, а приказ. Исполняйте немедленно!

— Слушаюсь, сэр! — ответил Индра, отсалютовал и ушел. Некоторое время Рамстан смотрел ему вслед, а затем и сам направился к кораблю. Увидев Бранвен Дэвис, он остановился. Она была так прекрасна, что у него заныло сердце.

Рамстан остановил ее и спросил, как ее здоровье, хотя этим утром читал медицинский рапорт.

— Я чувствую себя прекрасно, — ответила Дэвис. — Лихорадка исчезла так же неожиданно, как и возникла, и доктора не знают, откуда она пришла, что ее вызвало и куда она подевалась.

— Будем надеяться, что она не вернется, — подхватил шутливый тон Рамстан. Он помолчал, собираясь с духом; потребовалась вся его храбрость, чтобы сказать: — Не желаете ли сегодня вечером поужинать со мной в моей каюте?

Она улыбнулась, но отказалась:

— Нет, сэр, благодарю за честь.

Рамстан был потрясен. Он не ожидал, что она откажет ему. Ему не отказывала еще ни одна женщина.

Хотя он считал, что его лицо не выражает ничего, но, видимо, что-то на нем все же отразилось. Бранвен сказала:

— Простите. Я не хотела обидеть вас, капитан. Но я говорила с некоторыми женщинами…

— Какое это имеет значение? Ведь вы не одна из них. Вы другая.

— Все они говорят, что любили вас и вы любили их. Или, по крайней мере, вы так говорили. Но вскоре — очень вскоре, как они сказали — вы стали проявлять холодность, а потом откровенное отвращение.

— Я никогда не проявлял отвращения! — воскликнул Рамстан. — Они солгали!

Если бы это была не Бранвен, а кто-нибудь другой, он не стал бы даже обсуждать этот вопрос. Он презирал себя за это самоуничижение.

— Все они? — вздохнула Дэвис. — Что ж, не буду спорить. Как бы то ни было, — она коснулась пальцем его руки и не сразу его отвела, — я не отвергаю вас. Я отвергла только ваше приглашение на ужин. Я не готова лечь с вами в постель и, быть может, никогда не буду готова. Но я не питаю к вам неприязни.

— Но вы и не любите меня, — сказал Рамстан. Он был удивлен — он никогда не произносил таких слов.

— Некоторые люди излучают тепло, и за это их любят, — сказала она. — А в вас нет тепла.

— Я капитан корабля, — ответил он.

— И так горды, и так одиноки, — рассмеялась Бранвен. — Нет, дело не в этом. Вы оставались бы отстраненным и одиноким, будь вы просто юнгой. Капитан Ирион была очень хорошим командиром, но помимо этого в ней было еще что-то, за что люди ее любили. — Бранвен ненадолго смолкла, затем сказала: — Вы сердитесь. — Она отняла палец от его руки, и Рамстану на миг показалось, что на этом месте осталась рана и кровь испаряется, образуется ледяной шрам…

— Да, я сержусь, — сказал он. — Но не на вас. На другое…

Он почти верил в то, что говорит правду.

— До встречи, — сказал он и зашагал прочь. Войдя в свою каюту, Рамстан вызвал мостик.

Отозвалась старший лейтенант Озма Гэррик.

— Пусть коммодора Бенагура немедленно арестуют. Его следует поместить в его каюту, а не на гауптвахту, и он должен находиться там до тех пор, пока доктор Ху не обследует его. Доложите мне немедленно по исполнении.

Гэррик поглядела на него, как будто желала услышать от него причины такого приказа, но, конечно же, ничего не сказала. После этого Рамстан вызвал Индру.

— Вы еще не начали работу над тем контуром?

— Я еще не начал операцию.

— Приказ отменяю. Однако будьте в постоянной готовности.

Индус улыбнулся, но не сказал ничего.

Рамстан был рад, что Индра не задавал ему вопросов. Он и сам не мог бы ответить, почему отменил операцию.

Рамстан сел и стал барабанить пальцами левой руки по бедру. Потом вызвал мостик.

— Гэррик, возобновите передачу сигналов на толтийский корабль. Если они ответят на вызов, немедленно сообщите мне.

Лицо Гэррик исчезло из восьмиугольника. Рамстан несколько минут сидел неподвижно — даже пальцы замерли. Потом он со вздохом поднялся и подошел к переборке. Несколько секунд спустя он уже положил глайфу на стол. Пробежав пальцами по поверхности, Рамстан заново поразился тому, как художник, умерший зоны назад, смог изваять это все так замысловато, чудесно и тонко, и при этом поверхность глайфы была совершенно гладкой на ощупь.

Он негромко сказал самому себе:

— Если бы я только знал, что замышляют тенолт!

Голос, прозвучавший в ответ, заставил его резко повернуться. Глаза Рамстана расширились, лицо побледнело, сердце неистово забилось. Но в комнате не было ни души.

— Аллах!

Он произнес еще несколько слов на арабском, и большинство этих слов были проклятиями. Все тот же голос сказал — или как бы сказал:

— Они знают, что ты похитил меня. Но они не хотят нападать, пока ты находишься на корабле.

Больше всего они желают снова заполучить меня. Я должна была предостеречь тебя.

Рамстан склонился над столом, опираясь на его край. Сердце его уже замедлило биение, но дыхание по-прежнему вырывалось из груди толчками.

— Почему… ты говоришь… голосом Бранвен Дэвис?

Только теперь его больно задела мысль, что глайфа читает его мысли. Он был возмущен. Никто и ничто не имело права на такое вторжение.

— Нет, я не читаю твои мысли и не могу этого делать, — сказала глайфа голосом Хадижи, матери Рамстана.

— Если ты не можешь… тогда… откуда ты знаешь… о чем я подумал?

— Я знала, что ты подумаешь, будто я прочла твои мысли, — произнес голос.

Рамстан не плакал уже долгие годы. Но сейчас из глаз его хлынули слезы.

— Пожалуйста, не говори этим голосом, — попросил он.

— Ну что ж. Как насчет этого? — рявкнул голос Бенагура.

— Нет!

— Тогда я буду говорить с тобой, как твоя мать.

— Нет!

— Ты привыкнешь к этому и со временем полюбишь. Я думаю, ты слишком долго носил в себе свое горе, хотя и не осознавал того, насколько глубоко оно в тебе похоронено.

— Голос вызывает во мне такое чувство, как будто она говорит со мной из могилы, — прошептал Рамстан. — Или… как будто ты — склеп и она обращается ко мне оттуда.

— В некотором смысле так и есть, — отозвалась глайфа.

Рамстан попросил ее объяснить, но глайфа проигнорировала его вопрос. Она сказала:

— Ты полюбишь слушать ее голос. Твоя каюта всегда была для тебя словно бы чревом, где ты находил убежище. Теперь, слушая этот голос, ты даже в большей мере почувствуешь себя вернувшимся в материнское лоно. Быть может, это не столь хорошо. Но тебе, кажется, такое необходимо.

— Если ты не можешь читать мои мысли, то как же ты знаешь так много о Дэвис и Бенагуре, и Аллах знает о ком еще?

— Я могу улавливать колебания и видеть предметы на расстоянии, — сказал голос его матери. — Я могу отслеживать явления электрического и электронного ряда. Я могу отслеживать и другие вещи.

— Ты можешь видеть и слышать происходящее за пределами каюты?

— Да, конечно.

— На каком расстоянии?

— Довольно далеко.

— Ты не можешь назвать мне точное расстояние?

— У меня есть причины не делать этого.

— Ты можешь велеть капитану «Попакапью» убираться и оставить нас в покое?

Глайфа не ответила. Рамстан сказал:

— Очевидно, не можешь.

— Или у меня могут быть причины не желать этого.

— Очевидно также, — продолжал Рамстан, — что ты можешь оказывать воздействие на электрические явления издалека. Как ты делаешь это?

— Объяснения покажутся тебе бессмысленными.

— Но ты же можешь отыскать нужные слова в моей памяти, составить фразу на терранском или арабском, промодулировать, придать должную интонацию, сделать правильные ударения, и так далее. Ведь когда ты используешь для разговора голос моей матери, ты делаешь это. Я хочу сказать, ты употребляешь слова, которых моя мать никогда не слышала и не читала. К тому же прежде чем переводить, ты должна сперва подыскать слова на своем языке. Как ты осуществляешь перевод? Я имею в виду, что, если даже ты осуществляешь разговор со мной как передачу некоего рода кодовых сигналов или чего-то еще, сами эти сигналы для меня не будут иметь смысла, если я восприму их напрямую. Ну так…

— Для тебя должно быть довольно того факта, что я могу все это, — сказала глайфа. — Итак, вернемся к твоему первому вопросу. Что собираются предпринять тенолт? Они хотят вернуть меня обратно и не собираются при этом использовать силу, боясь потерять меня, хотя отчаяние и толкает их к этому. Кроме того, насколько они понимают, ты мог спрятать меня где угодно, не только на «Аль-Бураге». Быть может, на Калафале или Валиске, или даже на Вебне. Хотя они бы заметили это, разве что ты нашел бы какой-нибудь способ обмануть их. Помимо всего прочего, я их бог. Они испуганы и смущены тем, что я позволила тебе похитить себя. Или же — и это тревожит их больше всего — возможно, что ты, Рамстан, сумел похитить меня потому, что ты еще более могуществен, чем я. Однако я сомневаюсь, что кто-либо на их корабле осмелится высказать такое предположение. Это никому так просто с рук не сойдет, даже их высшему жрецу.

Раздался сигнал. Рамстан вздрогнул и быстро произнес несколько слов, отключая передачу видеоизображения из своей каюты. В восьмиугольнике экрана появилось лицо Гэррик.

— Коммодор Бенагур арестован и препровожден в свою каюту, сэр. Доктор Ху, согласно вашему приказу, отправлена провести медицинское обследование.

— Благодарю, лейтенант, — бросил Рамстан и отключил связь.

Глайфа сказала:

— Несчастный Бенагур. Он мистик и в своих поисках неведомого поймал его отблеск. Или же в рубище величия рядился кто-то еще? Например, Противоборствующий. Ведь может же Противоборствующий иметь свое величие, которое не так-то просто отличить от истинного величия?

— Кажется, ты насмехаешься, — нахмурился Рамстан.

Хотя он не любил Бенагура, в этот момент он испытывал жалость к нему. Возможно, потому, что испытывал жалость и к самому себе тоже. Хотя скорее Рамстан чувствовал замешательство и беспомощность, вызванную этим замешательством. Он терпеть не мог такое состояние и презирал себя за то, что поддался ему. Он должен был идти прямо вперед, вопреки всему. По крайней мере до сегодняшнего дня он так думал. Теперь же… он отнюдь не был в этом уверен.

Рамстан должен был задать глайфе несколько вопросов, хотя и терпеть не мог этого делать. Он хотел бы иметь возможность самому найти ответы на них.

— Что такое болг?

Последовала пауза, словно вопрос застал глайфу врасплох. Но Рамстан мог истолковать ее молчание и по-другому.

— Болг? — переспросила глайфа. — Я не слышала этого имени в течение очень долгого времени. Столь долгого, что ты мог бы лишиться рассудка от одной лишь попытки представить себе это время.

— Ну и?.. — настаивал Рамстан.

— Это имя чудовища хаоса. Народ, который говорил на этом языке, погиб очень давно. Если точнее, несколько…

— Чего — несколько?

— Неважно. Где ты услышал это слово? Рамстан рассказал ей, что случилось в калафальской таверне. Это даже доставило ему некое удовольствие, если не считать пробуждения отрицательных эмоций, связанных с тем происшествием. Глайфа не наблюдала за ним, когда он был в таверне. Потому, что не могла, или потому, что предпочла не делать этого? Или же глайфа по какой-либо причине лгала и еще до этого знала о случае в таверне все?

— Многие участвуют в этой войне, — сказала глайфа. — Мне это известно давно, но я по-прежнему не знаю многих из них. Но у меня достаточно времени, по крайней мере я на это надеюсь.

— Что это значит? — спросил Рамстан. Ответа не последовало.

Было очевидно, что глайфа знает кое-что об уничтожении жизни на Валиске. Рамстан спросил ее, было ли случившееся там воздействием болга.

— Сейчас болг воздействует на все сущее во вселенных.

— Что ты понимаешь под «вселенными»?

— Тебе не следует стремиться узнать все за один раз. Ты не сможешь вместить все это.

В душе Рамстана снова вспыхнул гнев.

— Чем я являюсь? Просто пешкой?

— Пешки отнюдь не просты. Ничто из необходимого не является простым. Ты точка фокуса, быть может, сам фокус. И не думай, что этим словом я превращаю тебя в вещь. Фокус может быть и личностью.

Если глайфа могла залезть ему в мозги, активизировать воспоминания и лингвистические модули, то она, конечно же, могла и управлять эмоциями. Как иначе объяснить, почему он похитил глайфу? Капитан, несущий ответственность за корабль и его экипаж, никогда бы и не помыслил о таком поступке. Рамстан подверг «Аль-Бураг» и людей огромной опасности, но и сам не смог бы с уверенностью сказать — ради чего.

Конечно же, это глайфа желала, чтобы он забрал ее, и заставила его совершить этот поступок, как будто Рамстан был роботом.

Хриплым голосом он изложил глайфе эти соображения.

И как обычно, получил от нее полуответ:

— Я не могу вложить свои желания в сознание другого. Я не могу управлять тем, чего нет.

— Ты, должно быть, наблюдала смерть Вассрусс, — сказал Рамстан. — Что такое эти три дара? Каков смысл этой песни из вопросов и ответов?

— Время для этого еще придет, — ответила глайфа.

— Я сыт по горло твоими загадками! — зарычал Рамстан. — Я выкину тебя отсюда! Я сказал — выкину! И пусть тенолт забирают тебя!

Молчание, — Говори, черт тебя побери! — заорал Рамстан. — Если я не получу полные и точные ответы, я выкину тебя отсюда! Я тебе покажу!

Удалилась ли глайфа неведомо куда, отключив внешние чувства? Или же спряталась в своей несокрушимой скорлупе и посмеивалась — хотя как может посмеиваться такая штука?

Рамстан ухватил покрепче яйцо, поднял его на несколько сантиметров над столом, а потом отпустил. Глайфа со стуком упала, но не покатилась.

Если он вынесет ее наружу, это заметят. И экипаж будет точно знать, что он взял глайфу.

Лучше, пожалуй, вынести ее ночью и отнести на какое-нибудь видное место, скажем, на вершину скального выхода в полукилометре отсюда. Когда наступит день — или, быть может, еще до этого, — толтийский оператор у магнископа заметит ее. И толтийский корабль со всей возможной скоростью спустится, чтобы забрать своего бога.

Его посадка, конечно же, будет замечена, и экипаж «Аль-Бурага» будет настороже. И только Рамстан будет знать, почему тенолт направляются к ним, но не скажет этого никому.

Но что, если толтийский капитан, заполучив глайфу, решит отомстить? Считает ли он ее похищение святотатством? Будет ли он нападать на «Аль-Бураг»?

Или же, если капитан «Попакапью» предпримет атаку, глайфа остановит его? Возможно, она не захочет останавливать тенолт после случившегося.

Рамстан расхаживал по каюте взад-вперед, склонив в раздумье голову так, что длинный подбородок почти касался груди. Руки капитана были заложены за спину. В конце концов он взял глайфу, положил ее в сумку и вновь поместил в стенной сейф. Палуба чуть заметно подрагивала, как будто «Аль-Бураг» разделял душевное смятение и беспокойство своего капитана. Мысль об этом показалась Рамстану совершенно нелепой. «Я чересчур уподобляю корабль человеку, пожалуй, даже влюбленной женщине», — сказал он сам себе.

Послышался сигнал вызова с мостика. Доктор Ху хотела поговорить с Рамстаном о Бенагуре. Рамстан почти немедленно отправился к ней. Но, шагая по коридору, он размышлял, что же все-таки заставило его сохранить глайфу. Было ли это его собственное решение? Или же глайфа незаметно подтолкнула его к этому?