Цюрих оказался примерно таким, каким Трэвис его себе и представлял. Он сидел рядом с Пэйдж в последнем внедорожнике автоколонны, петлявшей по улицам, направляясь к сердцу города. Четко вырисовывавшиеся под темным небом старинные здания спускались к воде, где впереди внизу проступали из тумана строения, обрамлявшие береговую линию. По улицам города расползались серые клочья тумана, в который автоколонна нырнула как раз перед поворотом на Театерштрассе.

Впереди и справа, словно вырастая прямо из воды, высился единственный на несколько прибрежных кварталов девятиэтажный дом. Пэйдж и остальные в машине, возможно, сами того не осознавая, отреагировали на его появление. Руки непроизвольно подтягивали застежки бронежилетов, покрепче перехватывали оружие. Пальцы нервно постукивали по подлокотникам.

Операторы отделения надели боевое снаряжение на борту «Чинука». Спрашивать, не найдется ли чего-нибудь и для него, Трэвису не пришлось. Нашлось. Помимо кевларовой брони его снабдили крохотным наушником и микрофоном, которые уже были включены и настроены на волну команды. Оружие ему тоже дали — такую же винтовку, как и у остальных. Такую же, из какой он уже убивал, стоя на коленях у земляной ямы на Аляске.

Пэйдж позвонила по сотовому в «Пограничный город», обновляя информацию. С момента их приземления в Мейрингене она выходила на связь каждые пять минут. В настоящее время на высоте в тысячу футов над Цюрихом кружил нашпигованный электроникой разведывательный самолет «Авакс». На площадках к северу и югу от города стояли наготове шесть боевых вертолетов, а еще дальше несли дежурство «Ф-18», готовые сбить любой самолет или вертолет, появившийся без разрешения в пределах пятидесяти миль от города. Каждая дорожная камера наблюдения на много миль вокруг была оснащена особыми фильтрующими линзами, позволявшими сквозь ветровые стекла получать высококачественное изображение всех водителей на улицах ночного города и пригородов. Эти изображения передавались в информационный центр, где была установлена программа, способная немедленно опознать Аарона Пилгрима и нескольких его ближайших сподвижников. На этот случай были приведены в боевую готовность и дожидались сигнала три отделения из берлинского филиала «Тангенса».

Но Трэвис видел: ничто из этого Пэйдж не успокаивало.

Камень, ножницы, бумага.

Снаружи здание выглядело великолепно. Старинный, возносящийся к небу каменный фасад. Великолепное мощение на подходе. Поблескивавшая, ловя и отражая в тумане огни ночного города, ограда из кованого железа.

Внутри дом выглядел как жилище одержимого навязчивым неврозом, неспособного пройти мимо компьютерного магазина, чтобы не прикупить целую серию машин, и уже сделавшего это несколько сот раз.

Трэвис не был силен в компьютерах: за год, прошедший после освобождения, он этим устройством так и не обзавелся, а в те времена, когда отправился в тюрьму, слова «электронная почта» еще не вошли во всеобщий обиход. Правда, он видел, как его брат ведет свои дела прямо из дома, да и сам в последние месяцы несколько раз выходил в Сеть, посещая библиотеку Фэрбенкса, но на этом его опыт исчерпывался. Впрочем, достаточного было одного взгляда на интерьер дома 7 по Театерштрассе, чтобы понять, что навыки пользователя все равно бы ему не помогли: тут спасовали бы и конструкторы суперкомпьютеров. Возможно. Во всяком случае, «Тангенс» наверняка привлекал к работе лучших из лучших.

Начиная с фойе первого этажа, где несли караул шестеро бойцов одного из берлинских подразделений, все внутреннее пространство здания, от стены до стены, от пола до потолка, было заполнено переплетающимися проводами, кабелями, системными блоками, экранами, консолями и еще невесть какими приспособлениями, не то что предназначение, но и названия которых были Трэвису неведомы. Настоящие электронные джунгли, освещенные собственными звездами мерцающих светодиодов. То здесь, то там к стенам и потолку были привинчены вентиляторы, направленные на самые плотные скопления проводов, запущенные на максимальную скорость и, наверное, работавшие в таком режиме годами. Повсюду слышалось тихое гудение кондиционеров: тепло, излучаемое их двигателями, отводилось через встроенную систему каналов к наружным стенам.

— С тех пор как вы обосновались в здании, электричество здесь не отключалось? — спросил Трэвис у Пэйдж.

— О, нет, — ответила она так, словно он спросил, не жонглировала ли она острыми лезвиями. За этим ответом крылось больше, чем она хотела показать, и он, полагая, что достаточно скоро все равно это узнает, промолчал.

— Дом подключен к городской сети, но у него имеется и собственный аварийный генератор, достаточно мощный, чтобы обеспечить питание. Слава богу, за эти четыре года его приходилось включать лишь дважды.

Когда они двигались через фойе к лестнице, Трэвис приметил в углублении нечто, плохо сочетавшееся со всем остальным убранством. Больше всего это походило на мастерскую художника. Мольберт у стены, несколько пустых холстов, сваленных в углу, покрытые пылью тюбики из-под масляных красок.

— Что это? — поинтересовался он.

— Ничего, насколько мне известно, — ответила Пэйдж. — Возможно, это осталось от прежнего хозяина, владевшего зданием до Пилгрима.

Они прошли дальше, к подножию лестницы. Электрические джунгли расползались из фойе вверх по мраморным ступеням, оплетая перила лианами кабелей и оставляя посередине проход, достаточный лишь для того, чтобы свободно пропустить одного человека. Пэйдж пошла впереди, Трэвис сразу за ней.

На каждом этаже в стороны от прохода на лестнице расходилось по полдюжины тоннелей. Какой бы цели они ни служили при Пилгриме, теперь «Тангенс» приспособил их для своих нужд. Трэвис видел, что по большей части они вели к наружным стенам, а потом вдоль них — к окнам, у некоторых из которых занимали свои позиции снайперы или наблюдатели «Тангенса».

На третьем этаже Пэйдж повела группу в сторону от лестницы по одному из таких тоннелей. Пройдя мимо трех снайперских постов, тропа снова пошла через нагромождение кабелей, аппаратуры и светодиодных индикаторов, пока не уткнулась во что-то вроде поляны — расчищенного круга диаметром около дюжины футов. В центре его находился стальной ящик размером с прикроватный сундучок. С находившегося над ним навеса спускался толстый пук проводов, уходивших в отверстие в крышке. Та была приварена к корпусу.

Выйдя на свободное пространство, Пэйдж отступила в сторону, но ровно настолько, чтобы не заслонять ему обзор. При этом, чтобы выйти из тоннеля и приблизиться к стальному коробу, ему пришлось бы сдвинуть ее с дороги.

— Ближе мы не подходим, — пояснила она. — Опыт первого обследования здания научил нас осторожности. Всего в здании пять таких ящиков, и мы даже не пытались их открыть.

— По причине полного отсутствия любопытства, верно? — спросил Трэвис.

Пэйдж криво усмехнулась.

— Ага. Ну и еще потому, что они покоятся на подставках, очень чутко реагирующих на малейшее изменение давления. Стоит нажать на крышку или положить руку на ящик, как произойдет нечто скверное. То же самое, что и в случае обесточивания здания.

И снова Трэвис не стал уточнять, что именно. Его глаза скользнули по тонким черным подложкам под углами ящика, к которым тянулись проводки.

— Следуйте за мной, — промолвила Пэйдж. — Повторяйте мои движения. Ни в коем случае не приближайтесь к ящику на меньшее расстояние, чем я.

С этими словами она шагнула на площадку и начала огибать ее, двигаясь вдоль наружной стены, опутанной проводами. Трэвис следовал за ней. Дважды Пэйдж останавливалась и указывала на провода, подведенные к сенсорным подложкам. Трэвис и так их видел, но понимал, почему она это делает.

Спустя мгновение они оказались по другую сторону ящика, и Трэвис увидел именно то, что и ожидал. Всю заднюю металлическую стенку, а также пол возле нее покрывали смутно различимые в тусклом мерцании светодиодов письмена, те же самые, какие он видел увеличенными на стене офиса Пэйдж. Подлинная надпись оказалась выполнена шрифтом размером с газетный, и сперва ему показалось, что текста тут на добрых полчаса чтения.

Но через несколько секунд он понял, что был не прав.

Там наличествовала всего одна фраза, лишь многократно, словно маниакально, повторенная. Она была начертана, быть может, тысячу раз, в разных направлениях, но слова были одни и те же. И читались просто.

Он перевел для Пэйдж предложение и рассказал про его многократный повтор. В ее реакции смешались растерянность и беспокойство, как будто это не только удивило ее, но и вывело из равновесия, причем подтолкнув в худшем из возможных направлений.

Некоторое время она молча смотрела на него, а потом уточнила:

— И это все?

— Все.

Она перевела взгляд с него на остальных, все еще стоявших в тоннеле. Один из операторов «Тангенса» — Халсет, кажется, — самый старший в подразделении, на вид лет под пятьдесят, уже вбивал эту информацию в наладонник.

Трэвис проследил за взглядом Пэйдж, обдумывавшей значение услышанного. Должно быть, за четыре года «Тангенс» подключал к работе с этим текстом лучших специалистов по дешифровке, пропускал через самые современные программы в надежде получить тысячу страниц неоценимых данных. А в итоге получили четыре слова. Причем никто понятия не имел, что, черт возьми, они означают.

— Есть еще четыре таких ящика, — сказала наконец Пэйдж. — Идем туда.

Если в ее голосе и звучала какая-то надежда, Трэвис ничего подобного не услышал.

Расчищенные площадки находились на четвертом, пятом, шестом и восьмом этажах. И площадки, и ящики имели одинаковые размеры, равно как и площадь, занимаемая надписями. Но вот сами надписи и по размеру, хотя не так уж значительно, и по содержанию везде были разными.

Расшифровывались они по порядку следующим образом:

Задолго до того, как они добрались до последнего ящика, реакция группы в целом и Пэйдж в частности была для Трэвиса очевидна. Он никогда не видел столько тревоги и отчаяния, собранных воедино.

— Ну что ж, надо для порядка взглянуть и на последнюю штуковину, — уныло обронила Пэйдж и повела его обратно к лестнице.

На середине пролета, по пути к девятому этажу, переплетение проводов закончилось: дальше шли ничем не загроможденные ступени. На вершине лестницы находилась площадка десять на десять футов, отгороженная слева и справа стенами. Попасть в остальные помещения девятого этажа можно было только через двойные двери в дальнем конце площадки. Они были закрыты, а перед ними, словно часовой на посту, громоздилась не радующая глаз штуковина.

Трэвис увидел выходящие из отверстий в полу тонкие проводки — те самые, которые были подсоединены к подложкам, реагирующим на перепады давления, на нижних этажах: все они, как оказалось, замыкались на стоявшем на площадке устройстве. Потом он увидел и другие сенсорные подложки, просунутые в щели под двойными дверями и тоже подсоединенные проводами к тому же предмету.

Трэвис сразу понял, что это такое, хотя никогда не видел воочию подобных изделий и никак не рассчитывал когда-либо увидеть. То есть в кино, конечно, видел, но полагал, что там они не больно-то похожи на настоящие. Так оно в общем-то и было, но он все равно узнал изделие с первого взгляда. Это был конус высотой со стиральную машину, тускло-зеленого цвета, с нанесенной краской темно-красной звездой. Одна сторона устройства была открыта, обнажая сложное переплетение проводов и плат, к которым были подключены все провода, связанные с индикаторами давления на каждом этаже. Потревожить любую из подложек означало привести устройство в действие.

— У Пилгрима имеются связи, — заметил Трэвис.

— У Пилгрима имеются связи, — подтвердила Пэйдж, а потом добавила: — Ракеты русских вначале не имели такой точности, как наши, и они стремились скомпенсировать этот недостаток за счет увеличения мощности боеголовок. Это боеголовка ракеты СС-18. Во-первых, обогащенный уран. Во-вторых — тритий. Мощность заряда около пяти мегатонн. Вполне достаточно, чтобы обратить в пар все в радиусе двадцати миль отсюда.

— Теперь понимаю, почему это местечко так нервировало ваших ребят, — промолвил Трэвис.

Пэйдж посмотрела на него, и в ее глазах он увидел не подтверждение, а одно лишь опустошение.

— Нет, — сказала она, — не понимаете.