1666 год
Время шло.
Примерно через год после казни Ивана Разина, был наконец заключен мир между Россией и Речью Посполитой и начались переговоры в деревне Андрусово.
Армию, большей частью, отозвали домой.
В том числе — и Юрия Долгорукова.
Ну да, для войны он подходит, а вот в мирное время — другие таланты требуются.
Лёшка присутствовал на торжественной встрече. Царь полководцев захвалил, жаловал драгоценными подарками и закатил пир горой.
Алексею это все было безразлично.
Его дело и его жизнь была в школе.
Там учили людей, там были несколько опытных производств, там неподалеку разводили овец, а Софья, выписав из заморских стран диковинные овощи, пробовала разводить их на опытном участке, как она назвала это место. Лёшка сначала не понимал, почему этот участок называется опытным, но потом решил, что видимо, там нарабатывается опыт и успокоился.
Здесь же…
Софья регулярно рассказывала ему, кто и что из себя представляет, поэтому смотреть было интересно. Еще забавнее было разговаривать — и видеть, как один из бояр потеет под шубой от страха не понравиться наследнику, второй пытается заискивать, а третий — завоевать расположение подарком.
Но это он сейчас разбирается…
А вот и искомый человек.
Юрий Долгоруков был у царя одним из первых. Земно поклонился, получил в награду несколько деревенек и золото, еще раз поклонился и отошел.
Алексей проводил его взглядом.
Ну, если вот так посмотреть — что можно сказать о мужчине?
Немолод, уж седина на висках. Крепок. Лицо жесткое, даже жестокое. Такой будет гнать полки на врага до победы, не думая, сколько крови придется пролить. Солдаты таких не любят, а это важно. Как Софья говорила?
Слуга царю, отец солдатам?
Ну, на слугу он тоже не слишком похож. Слишком уж властолюбив. Это в каждом движении, в каждом жесте, слове, улыбке чувствуется.
Такому дай власть — он возьмет и еще запросит, а ведь и так комнатный боярин, и так к царю приближен… случись что с отцом, кто опекать царевича будет?
Этот подомнет кого хочешь… нужен ли ему такой человек рядом? Он — не принадлежит Алексею, скорее постарается, чтобы было наоборот. Вот Ордин-Нащокин уже весь принадлежит царской семье, с потрохами, а этот горд избыточно… не пойдет.
И сына он в комнатные стольники пропихнул, все при царе… не пойдет.
Интересно, что придумала Софья?
* * *
К вопросу ликвидации Долгорукова, Софья подошла со всей серьезностью.
Как-никак, герой, царем обласкан, так что если заподозрят убийство — копать будут по полной и всерьез.
И головы полетят, уж ее-то точно. Сидеть в монастыре или бежать оттуда и скитаться невесть где, а также терять все наработки Софье не хотелось.
Смерть должна была выглядеть естественной. Более чем.
Значит, кинжал отменялся. Несчастный случай?
Где ты, родной двадцать первый век. Там это организовывалось легко и с блеском, здесь же — специалистов таких не было.
Посвящать кого-то?
Ой, не надо. Такие дела тихо делаются, чтобы потом никто не подкопался.
Идею подсказала прежняя жизнь.
Яд и только яд.
Какой?
Да хотя бы и бледные поганки. Найти легко, собрать несложно, а уж яд из них выделить, имея такого специалиста, как Ибрагим?
Вообще не вопрос.
Остальное разделили на несколько частей.
Поганки со всеми предосторожностями собирал Софьин «женский батальон». Яд готовил Ибрагим, причем молчали и о том, и о другом.
А уж спустя несколько недель…
Подарков Долгорукову несли много, самых разных и интересных, подлизываясь к временному фавориту царя. И эти два проскользнули незамеченными.
Роскошная чаша, золотая, с каменьями (от сердца оторвал Степан Разин). Трофей из одного его похода. Софья мужчину понимала, сама восхищалась. Идеальная форма, алые и голубые камни, эмаль…
Яд был нанесен на камни на ножке. Из расчета, что чашу будут брать в руки и вертеть. А потом — мало ли.
Но этого именно что было мало.
И в ход пошла еще и книга. Роскошный том по военной тематике, с гравюрами, на немецком языке — Софья сама восхищалась.
Ядом пропитали страницы так, что несколько уголков в разных местах слиплись.
Отослали подарки, якобы от Матвеева, который как раз был в отъезде.
И принялись ждать результата.
Софья так никогда и не узнала, что сработало. Чаша ли, книга ли…
Ее это никогда и не волновало. Главное — что спустя три дня Юрий Долгоруков скончался в страшных мучениях. Царь приказал провести дознание, но ничего толком не выяснили.
Сынок Юрия, Михайла, вопил, что убийц отца найдет, но — вот афронт! Врачи-то считали его смерть вполне естественной.
А точнее — по неосторожности. Софья потом узнала, что Юрий грибы любил во всех их видах, вот и свалили всю вину на поваров. Вот тут ее совесть пригрызла, чего уж там. Неповинных людей было жалко. Она постановила себе узнать, кто пострадал — и помочь. Либо им, либо семьям.
Но Алексею ничего не сказала.
Ни к чему такое на мальчишку взваливать. Она-то выдержит, она еще и не такое вынесет.
Ради чего?
А вот ради того. Ради своей страны. Ну и брата тоже.
Вульгарно? Пошло?
Простите, Долгоруков — мужик сильный, с характером, да еще и герой-победитель в глазах толпы. А Романовы на троне неустойчивы. Тишайший все на здоровье жалуется, оно и понятно. На организм, ослабленный ртутью, посты и молитвы хорошо не подействуют. А случись с ним что?
Лёшке править.
А при нем кто-то вроде опекуна, регента, как ни назови… нет, ни к чему нам такие герои. Умер — и Бог с ним.
* * *
* * *
— Хочу в поход пойти…
Степан Разин смотрел на царевича с уважением. Как-никак, за брата он отомстил с его помощью. Царевич сказал — царевич сделал. Не отказался от своих слов, не забоялся, что там, как там — неизвестно, а только умер супостат.
Туда и дорога.
А только одно другого не отменяет. Добыча нужна, деньги нужны, казаки — они ж тоже разные бывают. Есть те, кто крепко на хозяйстве сидит, таким в поход сходить, добычу приволочь уже и не очень-то, родное гнездо обустраивать надо. Если куда и пойдут — недалеко.
Но есть и казачья вольница, из тех, у кого ни детей, ни плетей. И война с ляхами закончилась, теперь на Дон бежит куча народу, которым тоже кушать хочется. Вот они-то за Стенькой готовы и в огонь и в воду.
А вот куда бы?
Вариантов было много. Персы, османы, ляхи, германцы…
Ладно.
Ляхов — отметаем. Нового витка войны царь не выдержит. Головы полетят только так.
Персы? Да вроде пока торгуем, нет уж. Торговых соседей надо любить и жаловать, и так торговля не идет толком. К нам едут, а вот от нас… да монету — и ту из привозной перечеканиваем, а отзывов о месторождениях все нет и нет.
А куда можно еще?
Странный вопрос. Крымское ханство. Можно или нет?
Азов. Наш любимый выход к азовскому морю, а там и Черное, и с черкесами поговорить постепенно можно. Выдать царевну за какого-нибудь черкесского принца или еще как-то подвязать их… посмотрим?
Что надо для организации всего этого веселого похода?
Да как и Наполеону. Деньги, деньги и еще раз деньги. Вожак — есть. Степан тот еще умник, но людей привлекать умеет. Есть в нем то, что называется харизмой. Есть…
А если попробовать сделать его, пусть пока не воеводой, но хотя бы придать походу какую-то официальную направленность?
А где взять деньги?
Да, народ к нему идет, но ведь не с голыми же руками ломиться на стены Азова? Нужно доставить туда казаков, продукты, оружие, обозы… это немало. А в козне после этой воны такой голяк, что казначею украсть нечего.
Где взять деньги?
Те, кто могут их дать — просто не потянут столько. Ну, сотню вооружить, но не более того. И все равно это кусаться будет.
Софья едва не плакала от бессилия. У нее даже была одна идея, которая теоретически могла принести казакам победу, могла…
Были все ингредиенты, все было, если правильно хранить и правильно применить — мокрое пятно останется на месте любой крепости.
Но — деньги, деньги…
Ладно, к Азову они доберутся по Дону, на стругах, а если уж точно…
Корабли — были. Софья не зря выписывала английских корабелов, не зря они осели на Волге, ох не зря. Народ это был умный, серьезный и тертый. Понимая, что назад в Англию хода нет и что надо как-то выживать здесь — они расстарались вовсю. Да, педантичны они были до крайности, как и большинство пуритан, да своей верой они могли кого угодно за Можай загнать, да, на них косились все попы и они образовали нечто вроде английской слободы — ну и пусть!
Важно было другое.
Корабли — были. В настоящее время восемь штук, но построенных из хорошего леса, не за страх, а за совесть и готовых прослужить еще хоть двести лет. Плюс вооружение. Команда, обученная — и качественно. Постройка одного корабля обходилась в дикую сумму, Софья только зубами скрипела, но денег не жалела. Изворачивалась пока…
А что делать?
Это как бусы — начинаешь с одного шарика, а нитка вытягивается все длиннее и длиннее. И самым проблемным было обучение команд. Сейчас корабли еще кое-как начинали себя окупать, но именно, что только начинали. Что такое фрахт знали все, но вот привычки к нему у Русских купцов не было. К тому же, конкурентов в любом времени было принято давить всеми методами. Но если для тех же англичан потеря одного корабля была вовсе не трагична, то для Софьи, у которой на счету была каждая копейка…
Единственный вопрос, который пришел в голову не Софье, а Алексею был прост.
А что скажет папа?
Софья призадумалась. А и правда — что?
Кто у нас сейчас у османов? Ибрагим дал подробную информацию, добавив, что сейчас, конечно, могло что-то и поменяться. Но сведения заставили Софью призадуматься.
Ранее османы и правда были силой. А вот с 1600 года у них начались разные мелкие неприятности. То султан душевнобольной, то его янычары свергают, то он от них избавляется… короче — бардак.
С другой стороны — Мурад, который правил примерно двадцать лет назад вроде как опять вставил зубки одряхлевшему льву. И пребольно выкусил ими Багдад и Тавриз. С другой стороны, крымчаки из-под его руки вырвались и теперь воевали с казаками сами по себе.
За Мурадом пришел Ибрагим, при котором зубы опять выпали, а сейчас правил его сын Мехмед, мальчишка, которому еще и двадцати не было.
Сам по себе он ничего особенного не представлял, но при нем правил великий визирь — Мехмет Кепрюлю. Умный и серьезный противник, он сейчас приводил в порядок хозяйство. А вот как скоро они окажутся в состоянии воевать?
Да очень скоро!
И Россия опять втянется в войну, но не на своих условиях и кое-как.
Надо посоветоваться с отцом.
* * *
Сказать, что Алексей Михайлович выслушивал детей без удовольствия?
Это еще мягко. Не будь Лёшка наследником — влетело бы обоим по первое число.
И ни черта они не понимают! И не разбираются! И молитвы — хорошо, но на чудо рассчитывать не приходится, так что не надо, вот НЕ НАДО лезть куда не просят!
Прокричавшись, царь призадумался — и тоже решил, что на Дону многовато народа собирается для мирного решения проблемы, но вот куда их….
В Сибирь?
Отлови и загони. Им терять нечего, так что легко не дадутся.
Может быть, и лучший способ избавиться — сплавить эту вольницу куда подальше, к крымчакам, даже сопроводить по дороге, чтоб не потерялись. И пусть там нервы друг другу треплют. А ежели что — можно откреститься. Не мои то казаки! Не мои — и все тут!
После переговоров в деревне Андрусово было решено, что к России вернется Смоленск, все земли, которые были отданы Речи Посполитой еще пятьдесят лет назад — то есть Северская земля с Черниговом и Стародубом, Невель, Дорогобуж, ну и за компанию — Левобережная Малороссия. Киев отходил к России, а Запорожской Сечью собирались управлять совместно.
Софья искренне сочувствовала Сечи, но помочь ей ничем не могла. Вот, если повезет, Лёшка ее потом назад отвоюет.
А сейчас можно было этим прикрыться. Вот, не устроило людей польское самоуправство — и сорвались они в поход!
Азов?
В тридцать седьмом его казаки не только брали, но и удержали — и ничего! Может, и в этот раз справятся?
Хотя и турки так просто не сдадутся. В Азове три ограды: наружная в виде земляного вала со рвом и палисадами, средняя — каменная стена с бастионами, и внутренний каменный замок. В трех верстах выше Азова на обоих берегах Дона турки возвели две каменные башни — «каланчи» и конечно, установили на них пушки. На северном протоке Дона вообще располагается каменный замок с милым названием «Лютик». Неясно только — от цветочка — или от «Лютого зверя»? То есть по Дону к Азову не подойдешь — разнесут.
Но ведь можно подойти до определенного места, а там ножками? А припасы, орудия и прочее — подвозить по Дону. И подкрепление тоже…
Тем более, что Разин набрал уже человек около тысячи и останавливаться на достигнутом не собирался.
Правда вот и гарнизон Азова был около шести тысяч человек…
Да и турки, хоть и воевали с Веной, но развернуться им было, как почесаться. И поляки тут же подключатся…
Нет уж.
А вот отправить казаков в Польшу грабить — в те области, которые отошли полякам — почему бы нет?
И им польза, и царю поменьше проблем.
Софья подумала — и согласилась. Да и царь это одобрил и обещал помочь деньгами и оружием.
Оружие. Вот испытания нового оружия пока полностью провалились. Софью очень тянуло испытать полученную взрывчатку, но лучше было не рисковать.
Против взрыва нет приема. Порох тут уже знали, но грамотную взрывчатку делать еще не научились. А вот Софья знала — как.
Большой ее заслуги тут не было. Просто девяностые — неспокойные года. Любой, кто выживал в это время, приобретал весьма специфические познания. Да и бог бы с ней, со спецификой, достаточно просто прочитать кое-какие места из Жюля Верна, чтобы узнать много интересного. Так что…
Вариантов было много. Но вот оформились они, когда Софья услышала о некоем аптекаре Глаубере, который умудрился получить кучу кислот, солей, а среди них и аммиак. Услышав эту фамилию, Софья запрыгала от радости и кинулась к Алексею.
Алексей помчался к отцу и кинулся тому в ноги, умоляя пригласить гения на Русь-матушку. Тишайший умилился, приказал одному из бояр — и делегация двинулась в Нидерланды, в маленький городок Китцингер. Алхимик оказался жив, но не слишком здоров. Зато одинок, склочен и слегка обижен на соотечественников. Узнав же о том, что его очень просят пожаловать на Русь, он поломался, но полный пансион, любовь, уважение, неограниченные средства на опыты, а главное — благодарные ученики подкупили сердце гения. Он согласился и выехали бы раньше, да мужчина приболел и решили ждать лета. Шестьдесят два года, вредное производство, что тут еще скажешь? А тем временем старый алхимик и восьмилетняя девчонка, по разуму бывшая чуть помладше него, списывались. Активно и с большим интересом.
К сожалению, все теории химика Софье были глубоко чужды, но вот получение аммиака в промышленных масштабах?
Аммиачной селитры?
А там еще и легкая, «белая» нефть, которую таки нашли и доставили ей. Перегнать сейчас уже несложно, и использовать легкие фракции по назначению. А если перегонять в промышленных масштабах — это Софья отлично знала по строительному прошлому, можно получить мазут, гудрон, керосин… да радоваться надо! Даешь керосинки по теремам?!
Стабилизатором можно взять просто протертый в порошок сахар, тоже дело. Дорого, ну да ладно, чтоб соседа зарыть — на все изжоги пойдешь. Оставались корпус и детонатор, а то подобная взрывчатка легко набирала воду, да и окисляться ей было ни к чему. Но и этот вопрос решился. Нельзя запаять в металл?
Зато можно в стекло. Благо, нужное стекло тут уже выдувать умели. Вот тут Софья вообще ничего не знала, кроме старой истории о финикийцах — и единственное, что приходило ей в голову — промышленныйь шпионаж.
Потом Стеньке были даны еще указания — тащить на Русь всех ученых и все книги, которые они найдут. Мужчина не возражал. Это ж не серебро, да и что на Дону с книгами делать?
Лопухи там как-то привычнее…
Софья отлично понимала, что со взрывчаткой будет уйма проблем, но надеялась, что такое оружие окажется эффективнее огнестрела. Местного — так точно.
Увидев эти «огнестрелы» Софья подавилась слюной и кашляла с полчаса. Ей-ей, этими ужастиками только врага по башке лупить до победного. А стрелять сложно. Вес — восемь кило, дальность — максимум двести метров, а точность — три-четыре. Метра, не сантиметра! Метра!
Попадешь, только если цель у тебя на стволе повиснет. Потому и стреляли-то залпом, чтобы скосить побольше. А перезарядка занимала до пяти минут — у обученного товарища! У необученного же — все десять!
И?
Стрелять невыгодно. А вот взрывать…
Софья всерьез задумалась о динамите. Нитроглицерин сделать было несложно. Ладно, сложно, но ей ведь не в промышленных масштабах, а только для внутреннего употребления. А вот кизельгур… хотя диатомиты вообще не редкость. Нобель-то все это творил на российской территории…
Одним словом — она пока проводила свои опыты. Медленно, осторожно… заодно и показывая ученикам. Не все, вовсе не все. Нитроглицерин она попробовала получить, с трудом добилась нескольких достаточно грязных капель и решила дальше не вязаться. Вот приедет Глаубер — тогда они вместе поработают.
Время пока еще терпело.
Да и Степан обещал поделить войско. Да, народу сбегалось много, но вот и беда-то, что большая часть для войны была просто непригодна. Надо было готовиться, это грозило занять несколько месяцев, а пока — работаем.
Время шло.
Приехал Глаубер — и был быстро взят в оборот.
Но получить взрывчатку — не проблема. А вот как сделать так, чтобы ее враги не получили? Софья задумалась всерьез и надолго. Уж что-что, а шпионаж — это искусство вечное и бесконечное. Как только узнают, за ней и ее секретами просто охота начнется, а Дьяково — не самый укрепленный пункт страны. И что?
В башне жить?
Не говоря уж о том, что отец может узнать — и тогда вообще станет нерадостно.
А тем временем на сцене появилась еще одна фигура в виде десятилетнего мальчишки с вихрами темных волос и настолько живым характером, что его можно было назвать энерговеником. Но уж никак не Григорием Андреевичем. Строгановым.
Софья, будучи абсолютно не в курсе о Строгановых, вот как-то не пересекались их интересы, вдруг с интересом узнала, что означенные товарищи сидят на Урале вот уж почти сто десять лет, причем первые земли им были пожалованы еще Иваном Грозным. А с тех пор… Урал — богатая кладовая. И золото, и серебро, и драгоценные камни, и меха… да много чего. А вот люди…
На данный момент глав-Строгановым был Дмитрий Андреевич Строганов из младшего поколения Строгановых. Старшими там до сих пор считали первопроходцев. Аникея, его сыновей, внуков…
Была у Строгановых такая привычка — вкладывать деньги в царские начинания — и получать за это бонусы для себя. Например, землю. Право именоваться с отчеством. А сейчас…
Сейчас Строганов хотел получить людей, а если удастся — приблизиться еще к царскому трону. Где можно пообщаться с царевичем? Да в школе, в его школе, которой оказывает покровительство государь, которая после устроенного представления прочно заняла место если и не элитного, то уж точно весьма полезного учебного заведения. Опять же, здесь и боярские дети, и стрелецкие… почему нет?
Дмитрий предложил простую сделку. Его сына берут в школу, а взамен он спонсирует поход Разина к Азову. Удастся его там взять, не удастся — пусть крымчаков по дороге пощиплют, почему нет? Но его сына берут и не выгоняют…
Разумеется, все это было изложено вовсе не так.
Прибыл он со всем почтением, преподнес царевнам дорогие изумрудные ожерелья, Алексею — саблю, долго кланялся, а кончилось все дело банальным торгом. Софья подумала — и решила отказаться.
Лёшка едва не взвыл, но потом прислушался к сестре и согласно закивал. У руководителя школы должно быть право и выгонять, и наказывать, иначе же… Да бардак начнется! И этим все сказано!
Сравнить только школы начала и конца двадцатого века! Пока образование было ценностью — люди ночами учились! Сутки не спали над книжками! На стульях учили — если засыпаешь, падаешь со стула и тут же просыпаешься.
И конец двадцатого? Когда учителя бегают за деточками и уговаривают их поучиться, а те еще и нос воротят, мол, это мне не надо, а вон то не пригодится! И что получается в итоге? Толпа «быстрорастворимых» юристов-экономистов-менеджеров, к которым профи в этой области относятся с известной долей брезгливости?
Примерно так. Здесь Софья этого допускать не собиралась. Не хочешь учиться?
Пошел вон, тварь неблагодарная! На твое место сотня других найдется.
К тому же не стоило давать Строганову шанс почувствовать себя благотворителем. Так что Софья, со стонами и вздохами, задушила личную жабу и уселась за расчеты с карандашом в руках. Что и где она может еще выгадать?
Ладно еще — корабли. Самое время испытать их в деле, благо, реками родная страна богата, а если что — волок нам в помощь. Механизм отработан.
Впрочем, считать ей все это не пришлось. Строганов пожаловал снова, спустя пять дней и торговля развязалась с новой силой. Сошлись на том, что Гришу берут в школу и учат со всей ответственностью, а он не отлынивает и не бегает от учебы. В свою очередь, за ним приглядывает царевна Татьяна, чтобы никто деточку не обидел, а там уж как пойдет. Сам обособится — сам и дурак. А если решит засунуть фанаберии подальше и примется работать над собой и дружескими отношениями — тут возможны вариации.
А самое главное и важное…
Строганову тоже не помешали бы вооруженные силы. На Урал бежало много людей — и не все из них были преисполнены благости. Это и Аввакум подтвердил.
И пошаливали там оч-чень часто и весело. Софья подумала….
А ведь — решение?
Ей нужна кузница для обкатки своих кадров. Строганову нужны люди на рудники и заводы. Да и строить надо. А в школе ребята уж по четыре года обучаются, в том числе и оружием владеть.
Почему не отправлять их практиковаться именно туда? Где-то же надо нарабатывать реальный опыт?
Допустим, двое-трое ее ребят — и десяток казаков. И пусть поработают.
* * *
Васька просто сидел и смотрел в окно. Это было так непривычно для живого и веселого мальчишки, что Михаил забеспокоился.
— Вась, ты чего?
Васька посмотрел на паренька, с которым тоже успел сдружиться за последние годы. И все равно, что тот — княжич, зато умница и человек хороший.
— Миш, нас на практику отправляют.
— Чего?
— На Урал едем. Почти на год.
— Правда?! А почему?!
— Царевич собрал всю нашу группу и объявил, что учили нас на совесть, а теперь хотят, чтоб мы свои силы в поле попробовали.
— В поле?
— Ну, на Урале.
— Да какое ж там поле?
— Мы к Строганову едем. Места там лихие, а Дмитрий Строганов обещал следопытов нам дать, чтоб мы следы читать научились. Опять же, горы посмотреть, а если еще и чего интересного найти…
— А что интересного на Урале?
— Царевич баял, золото там есть и драгоценности. Надо только увидеть и взять…
— Что ж никто не увидел?
— Не знаю.
— Цельный год? А я как же?
— А вы на следующий год поедете по Руси-матушке. А еще знаешь что нам царевич сказал?
— Что?
— Что будет ждать от нас рассказов о каждом дне пути. По ним и решать будет, кто чего стоит. О людях, нами встреченных. А ежели ему наши рассказы пригодятся, награда большая будет…
Васька не знал, что идею подала Софья. Выпускники действительно поедут на практику. Но по дороге…
Слухи, сплетни, торговля, попутчики… пора составлять и политическую карту страны. Кто на каком месте сидит, с кем связан, сколько ворует — раньше она могла полагаться только на Ордина-Нащокина, сейчас она получала своих людей. И еще невесть сколько их будет потом. Второй выпуск поедет к родителям, третий, четвертый — и информация будет стекаться в школу. А здесь с ней будут работать аналитики.
Да-да, были среди детей и такие, которых отправлять куда-то было расточительством. Одна девушка и трое ребят, которые просто созданы были для этой работы.
Софья так не видела и не понимала взаимосвязи между людьми и событиями, как они. И неудивительно. Разный тип мышления…
Этих она оставляла в школе.
Васька об этом н знал, но приказ царевича исполнить собирался как можно лучше. Из кожи вывернется и назад завернется.
Кто он был пять лет назад? Васька-нищий, ни цифири, ни грамоту не разумел, не знал, удастся ли день прожить. А сейчас Василий, царевичев воспитанник, один из лучших учеников школы, первый ее выпуск. На него равняться и другие будут, а значит, ему себя ронять никак не след.
Царевич ему жизнь подарил — и Васька ему жизнью отслужит. А то как же иначе?
* * *
Софья еще раз проверила списки.
Да, все едут на Урал, но надо помнить, что это — дети. И распределять их в группы по пять-шесть человек с учетом вкусов, пристрастий, знаний, умений, да, еще и дружбу учесть не худо бы…
И пусть учатся работать в командах. Уже сейчас она понимала, что план ее удастся — помощники будут на славу! Какой выпуск — и ни одного неблагодарного! В двадцать первом веке хоть из какого дерьма человека вынь, отмой, а потом начнется… рисование фигвамов!
Здесь же…
Из глаз этих мальчишек и девчонок смотрела суровая жизнь. Они понимали. Что погибли бы через год-два, они были благодарны царевичу за избавление их от страшной участи — и собирались отслужить.
И отработают вложенное в них по полной программе, когда Лёшка сядет на трон…
— Сонь а, Сонь? Ты занята?
— Что случилось, братик?
Занята она могла быть для любого, но не для родных. Эту истину она уже усвоила, прогадив — себе можно не лгать — прежнюю семью. В этой жизни повторять такие ошибки не стоит.
— Сонь, придумай что-нибудь, а? Мне скучно!
— С чего бы вдруг? — искренне удивилась Соня. — День у Алексея был расписан до такой степени, что до ветру бегать приходилось по расписанию. Куча учителей, обязанности по школе, тренировки… и вдруг — скучно?
— Ребята на Урал уезжают…
Софья вздохнула.
— Алешенька, милый, так ведь мы — царские дети. Нас если и отпустят, то с таким зоопарком…
Что такое зоопарк мальчишка уже знал, но все равно фыркнул.
— Отец и в походы ходил…
— Лешенька, я что-нибудь придумаю… обещаю тебе.
И придумала.
Действительно, мальчишки начали скучать. Вот и пусть прогуляются до Архангельска. Сопровождение у них будет, дорога хорошая, тепло, а как приедут…
Корабли строили в Архангельске, матросов натаскивали там же, на верфях, на учебных кораблях — Софья понимала, что флот нужен, но хороший и большой.
Из огрызков исторических романов она помнила, что в океанах водятся пираты. Конечно, где потеплее, но ежели наймут…
А ведь наймут.
Когда Русь выйдет на моря, конкуренты взвоют и примутся ее давить. И корабли должны быть оснащены не только пушками, но и командой, которая способна справиться с любой ситуацией.
Кто может научить?
А вот именно, что беглые англичане, на которых старательно закрывал глаза царь, как бы ни наушничали ему бояре.
И иноверцы-де, и православные души развращают… царю было политически безразлично. Своих церквей они не строят, живут слободой, к тому же погонишь их из Архангельска, потом и из Москвы гнать придется…
Нет, лучше уж сделать вид, что он просто не знает. Денег у него не просят, делом полезным заняты — ну и чего еще?
Пусть царевич развлекается…
Боярыня Морозова только за голову схватилась, услышав от сына о предполагаемом маршруте, но потом успокоилась. Все ж таки с царевичем едет, не один. За последнее время эта сумрачная женщина просто расцвела. У нее был любимый и любящий сын, было интересное дело, ее никто не преследовал за веру, что еще надо благопристойной вдове?
Разве что нового мужа найти, но это вряд ли. Софья подозревала, что Феодосия сыта по горло браком со стариком — и просто не рискнет поверить, что бывает лучше. Тем более, не рискнет вверить кому-то свою жизнь и состояние, да и жизнь сына — тоже.
Одним словом, Феодосия посоветовалась с царевной Анной — и женщины принялись собирать ребят в дорогу.
Алексей Михайлович это решение одобрил. Софья чуть погрустила, но только чуть. Сюрпризы валились один за другим — и Аввакум вдруг заявил, что скоро Собор состоится, нового патриарха будут избирать взамен Никона. Вот он хотел бы съездить…
Софья только плечами пожала.
— Зачем, отче?
— Друзей надо знать, отроковица, — буркнул протопоп. — а врагов и еще лучше.
— Врагов ли?
— Кого бы ни выбрали, другом он нам не будет.
— А Никон не вернется?
— Нет, государыня царевна, Никону патриархом уже не бывать. Зело зол, да и мирское в нем слишком кипит… Гордыню он свою усмирить не мог, захотел власти и над телами и над душами человечьими, вот и поплатился.
Софья кивнула.
Ну да, Алексей Михайлович уже больше пяти лет вел переговоры, рассылал письма и даже собрал в Москве двоих патриархов, а уж более мелких духовных чинов — ситом просеивай.
— А стоит ли тогда туда ехать?
Аввакум решительно кивнул. За это время он отъелся, принял благообразный вид и был совершенно не похож ни на того, кто метал громы и молнии против никонианской ереси, ни на ссыльного, которому осталось только стиснуть зубы и держаться до конца. Новое появилось в нем за эти годы и Софья, глядя на мужчину, была довольна. Сейчас из его глаз светилась мудрость.
Так часто бывает. Когда пытаешься предать свой опыт детям, да еще рассказываешь как, и что, и зачем… поневоле начинаешь переосмысливать свой опыт. Передумывать, рассматривать со всех сторон — и так часто тебе не нравится отразившееся в детских глазенках.
Дети ведь невинны. Им не объяснишь про грязь, гордость, гордыню, упрямство… и Аввакум видел, что путь, который он выбрал, ведет в тупик.
А новый?
В том-то и разница, что когда пути не предлагают — стоишь на своем и дерешься до последнего. А вот когда есть он…
Когда и для тебя, и для твоих детей есть будущее — то, которое ты сам им построишь, человек способен на чудеса.
— Стоит. Смотреть, кто за нас, кто против, с кем союзы заключать, кому следующим патриархом быть…
— Следующим?
— Кого бы сейчас не назначили — долго ему не продержаться. Только чтоб успокоилось чуть. А вот кто потом будет…
Он не договорил, но Софья поняла. Царю нужен свой патриарх, который, в идеале, примирит две воинствующие группировки. Медленно, постепенно, лет так за сто… она конца этого процесса не увидит, да и пусть! Лишь бы получилось. И не было костров, на которых горят иноверцы. А того пуще — не выродилась бы церковь в продажных попов, которые за ключи от машины тебе и дворнягу окрестят — и сортир освятят…
Она помнила…
Бывало в девяностых и такое, и еще мерзопакостнее бывало… и единственный встретившийся ей приличный поп не искупал громадного количества продажных.
Одним словом — все разъехались. Наступили тишина и спокойствие.
Ненадолго.
* * *
Аввакум не рассчитывал на многое, отправляясь в Москву. Но приехал, поселился в доме у Феодосии Морозовой, а наутро отправился в храм, как и всегда привык. Помолиться….
Тесен мир религиозный…
— Аввакум, да ты ли это?!
— Феогност! Тесен мир!
Отца Феогноста Аввакум знал давно и в свое время презирал за слишком мирную позицию. Как так! Не хочет человек ничего добиваться, ничего отстаивать, ни за что бороться, служит себе — и служит. Прихожанами уважаем, любим, начальство его ценит — дельные сотрудники без амбиций, даже если такие слова пока и не придуманы — в цене в любые века.
Зато вот прихожане своего батюшку ценили. Не ругается, никого не клеймит, просто служит и служит, теплом, заботой, пониманием людские души спасает…
— Ты надолго ли в Москву?
— Да…
— Ох, прости, друже. Служба сейчас начнется. Не задержишься ли? Чаек у меня хороший, да медок липовый есть…
Разумеется, Аввакум задержался. И на службе, и ради чая. И, прихлебывая ароматную жидкость, расспрашивал о делах житейских, делах церковных…
Вот дураком отец Феогност отродясь не был, но и беды в своем рассказе не видел. И обстоятельно повествовал Аввакуму, что Никон все равно надеется на свое восстановление. Привык он, что царь — друг его. А оно эвон как повернулось…
Он-де считал, что не может собор судить патриарха, а царь написал, что патриарх может быть царю подвластен, потому как царь — блюститель церкви, такое вот дело.
И продолжается это долго, и сколько еще будет — неизвестно…
Что в Москву сейчас съехались митрополиты — из Новгорода — Питирим, из Казани — Лаврентий, из Ростова — Иона, а к тому ж Феодосий, Павел Крутицкий, архиепископы Филарет Смоленский, Иларион Рязанский, Арсений Псковский, Иоасаф Тверской — а сколько к тому ж архимандритов, игуменов, епископов — и перечислить страшно. И для начала решать будут, что с книгами делать. А то как раскол пошел, так и идет, хорошо хоть не ширится…
Аввакум на это только улыбнулся. А потом зная, что Феогност не выдаст, признался то ли ему, то ли себе…
— Бог — он в душе быть должен. Самаритянин, вон, помог в свое время, а праведные мимо проезжали. И кто из них более богу угоден?
— Тебя ли я слышу, брат?
Аввакум только улыбнулся. Да, если б не царевичева школа — давно б он голову сложил в своем неистовстве. А сейчас вот смотрел и понимал, что плетью обуха не перешибешь, и пытаться не стоит. Зато есть у него возможность пойти в обход — и воспитать себе достойных преемников, которые, может быть, и смогут колесо повернуть.
— Так все мы… взрослеем.
Феогност усмехнулся в ответ.
— А знаешь ли ты, что соратники твои приехали?
Аввакум знал про то, что из Соловецкого монастыря привезли старцев, но про остальных…
— А что решать должны?
— Сначала порешали то, что царь-батюшка задал — о греческих патриархах — признаем ли мы их православными. Далее — правдивы ли книги их, и последнее, верно ли решили при Никоне священные тексты править.
— И какой же ответ был?
— А ты, чай, не догадываешься?
Аввакум привычно кулаки стиснул…
Ему-то понятно было, что тексты неверные, да и греки свои, чай, не раз правили — так что теперь под них подделываться? Но так же и ясно было, что царь сейчас стоит твердо, и сдвинуть его не удастся. А значит — нечего и стучаться, куда не пускают. Вот, подождать немного, царевич-от намного серьезнее к его словам относится и понимает, что и с греками ссориться не с руки, но и веру истинную ломать тоже не след. Не бывает так, чтобы либо черное, либо белое. И ответ они найдут…
Только вот искать надо будет вместе, а ежели друзья его старые сейчас в сибирские земли пойдут да под казни и муки — нет, это не дело…
Вместе б они куда как больше сделали! Только уговорить их надо…
— А далее что?
— Друзей твоих убеждают, дабы они веру новую приняли.
— И как?
— Кто на словах и согласился, душой все равно ее не принял. Великая беда от того быть может, да ты и сам знаешь…
Еще бы Аввакуму не знать.
— А…
— Патриарший иподьякон Федор, да еще священник Лазарь да дьяк Федор громко объявили, что они-де от веры своей не отрекутся.
— И?
— Пока их словесно увещевают. А вот что потом будет…
Аввакум передернул плечами, на спине кольнули шрамы от плетей и кнутов. Да что там, клочка целого на ней не оставалось когда-то, как и выжил — не знает. Молился, бредил, опять молился…
— Мне бы с ними поговорить…
— Как бы они и тебя предателем не заклеймили…
Аввакум пожал плечами. Вот уж что его не волновало! Он-то правду знал, а слова — ветер. Но вот троих друзей терять не хотелось, а куда их и что с ними…
С Феогностом они еще долго сидели. Разговаривали, попивали чаек, обсуждали, кто новым патриархом станет взамен Никона, а наутро пошел Аввакум бросаться царю в ноги.
* * *
Сильно стараться не пришлось, провели его к Алексею Михайловичу едва ли не сразу — и Аввакум ему в ноги бросился.
— Не губи, государь! Помилуй души грешные, неразумные!
Подействовало отлично. Алексей Михайлович протопопа своей царской дланью поднял и принялся расспрашивать о каких душах речь идет. Оказалось — о тех самых упертых старообрядцах. О Лазаре и двух Федорах.
Аввакум умолял, настаивал, просил, уверял в их дальнейшем раскаянии…
Царь сначала не соглашался, но потом задумался. Нужен ли ему раскол, да такой активный?
Отнюдь.
И слава Богу, Аввакум сидит тихо, ведь если бы он начал народ к бунту скликать да греческие книги обличать — волнений было бы намного больше. Но ведь не лезет никуда, сидит себе уж несколько лет у царевича в Дьяково, как и нет его. Любо-дорого поглядеть. А что за друзей своих просит… только вот куда их?
Ведь начнется смута…
Но и тут Аввакум знал — куда.
Да на Урал! Царевичевы воспитанники туда едут, вот с ними и…
Развращать и склонять к старой вере? Да к чему, государь? А и то — пусть попробуют. Известно же, что даже Христа дьявол искушал. Чего и стоит-то вера без искушений?
С этим царь согласился. И с Уралом, пожалуй, тоже. Пусть там воюют, если пожелают. Опять же, он выглядит милосердным и кротким. Да и народ мутить ни к чему лишний раз, и без того много бед на страну валится…
Когда поедут?
Вот, чуть дороги подсохнут — и Бог в помощь…
По результатам разговора довольными остались оба собеседника. Оба получали необходимое им. А уж кто останется в выигрыше?
Время покажет…
Старые друзья, Аввакума, конечно, сразу не приняли. Лаялись по-всякому, предателем называли, а он только знай свое повторяет.
Мол, подождите, братья, сами поймете да убедитесь.
Так оно и получилось, что на Урал в конце весны отправились не только четыре десятка детей из школы царевичевой, но и десяток монахов. Аввакум вызвался проводить их, сколь можно будет, проследить, как устроят на месте да и вернуться.
Нельзя сказать, что Софья отпускала его с радостью, но — куда деваться? Такой человек, как волна, в горсти не удержишь. И хорошо, что такие люди есть — и что он с ними.
* * *
Васька сидел у речушки с удочкой. Нравилось ему это занятие, а пока было время и возможность…
На Урале они были уже третий месяц. Шел август, теплый и уютный, дождей было мало — и можно было ходить босиком без опаски.
В тайге ему нравилось. Их всех вместе отправили. Ваську, Митроху, Тришку, да еще двоих ребят из их группы — Мишку да Ероху. Петруху оставили при царевиче, поскольку он с бумагами был дока, а вот в чем другом, стрелять там, али саблей махать не давалось ему. Ровно не под то руки заточены. Зато любой пергамент в руки возьмет и все скоренько обскажет — про что там, от кого, чего ожидать можно… талант.
Потому царевич его при себе и оставил.
Васька этому не особо завидовал. Ему пергаментами шуршать не нравилось, куда как интереснее было новые места узнавать да разведывать.
А еще пробы брать, да в кулечки заворачивать, да надписывать, что и откуда… и называлось это чудным словом «геологоразведка». Так это царевич называл, сами-то ребята по-простому говорили — разведка. Ведь верно же!
Знать, что где в земле лежит надобно. Жаль только что многое они отличить не могут. Но на то есть кто поумнее их. А жаль, что его дальше тому не учили… эх, жаль.
Может, как вернется в школу, царевичу в ноги броситься?
По нутру ему это дело!
И Урал он полюбил всей душой.
Строганов свое слово сдержал. Поселили ребят в деревне у одинокого охотника Данилки, заплатил тому немного денег — ну мужчина и принялся таскать ребят по лесу.
Мишка с Митрохой тут же к охоте пристрастились и поди-ка, так ловко у них взялось, что спустя месяц бобыль Данила нахвалиться на них не мог. Любого зверя скрадывали, только что на медведя пока не ходили, но Данила все намекал, что и это надо устроить…
Тришка — тот заскучал быстро. Потом прибился к местному травнику и у него все время проводил. А вот Васька с Ерохой с радостью мотались по горам и лесам вслед за старателями. Сейчас их взял с собой пожилой старатель Дмитрий — и ребята с радостью познавали новую науку.
Какая руда, да где встречается, да как ее распознать, как кайлом работать, как песок промывать… науки было много, и Васька старательно запоминал все, а то и записывал на клочки бересты, чтобы потом рассказать в Школе.
Хорошо будет туда вернуться… а сюда, на Урал, вернуться будет еще лучше!
Нравилось ему здесь….
Нравились горы, вздымающиеся прямо в небо, нравились леса и поля, нравилось учиться, нравились даже истории про Великого Полоза, которые рассказывали им старатели… ей-ей, ежели есть Великий Полоз (а после полученных знаний Ванька в том сильно сомневался), вот бы с ним перевидеться! Порасспросить!
Сколько интересного он может открыть людям!
Замечтавшись, Васька едва не упустил удочку. Чертыхнулся, перехватил удилище поудобнее и поволок из воды здоровущего налима. Как бы не сорвался…
Ну же, иди сюда, иди ко мне…. Врешь, не уйдешь!!!
Наконец Васька выдернул рыбу из воды, придавил всем телом, бьющуюся на траве… есть! Здоровущий!
— Ероха!
Приятель ждать себя не заставил, примчался тут же — и присвистнул.
— Ишь ты! Какой красавец!
— Хватит нам?
— Хватит.
— Тогда бери, а я сейчас обмоюсь — да и приду.
Ероха послушно утащил рыбу — сегодня его черед был кашеварить, а Васька отложил в сторону самодельную удочку, наклонился к ручью, обмыл грудь, живот, руки, наклонился умыться — и вздрогнул.
Что-то блеснуло на дне.
Солнце?
Или….
Он осторожно зачерпнул горсть песка, одну, вторую, вытряхнул их прямо на свою рубаху… блазнится ему?
Он осторожно подхватил рубаху и потащил к месту привала. Вот придет Дмитрий — тогда и порешаем…
Но Ваське не мерещилось.
То ли Великий Полоз решил явить мальчишке свою милость, то ли молодые глаза больше увидели, но крупинки действительно оказались золотом.
Еще три дня Дмитрий и мальчишки потратили, чтобы разведать все досконально, а потом Дмитрий запретил им кому-либо говорить.
Золото — оно многих в соблазн вводило. Тут и кровь пойдет, и жадность, а Великий Полоз этого не любит. Придет ночью, да уведет золото…. Нет. Дан вам приказ от царевича — только царевичу и доложите. Не Строганову, ни кому другому, а ему и только ему.
Васька с Ерохой переглянулись — и согласились. И друзьям говорить не надо.
От греха…
Повидавшие и голод, и нищету и злость людскую, мальчишки повзрослели рано. И отлично знали цену людской доброте да жалости. Там, где кошелек с монетами замаячит — любого перешибут. А тут ведь золото….
Дмитрий и сам молчать собирался. Свой у него интерес был.
Пока царевичу сообщат, да пока тот соберется на Урал своих людей прислать — много времени пройдет. Чай, ему попользоваться хватит.
Но только ежели никто про это место не узнает. Бывалый старатель видел, что жила хорошая — и собирался чуток промыслить золото, пока погода стоит. Все равно мальчишек скоро увезут… но повезло мальцу.
Хотя давно известно, Полоз к детям благоволит, а этот, к тому же, не жадный вовсе.
На золото смотрел — и глаза у него горели, да вот только жадности в них не было. а восторг от удачно сполненного поручения — был. От того, что нашел!
Да и второй не хуже. Чуток Ваське завидовал, что есть — то есть, ну так зависть — она тоже разная бывает. Вот у него была добрая. Мол, свезло другу, мне бы так. Но не мрачное: лучше б ты, паскуда, утонул, чем такая удача мимо меня прошла. А то ведь всякое бывает….
Хорошие ребята…
* * *
В столице тем временем свое разворачивалось.
От раскольников да старцев избавились, теперь надо было остальное порешить. Софья, конечно, не знала, что уже пошли расхождения с ее вариантом истории. Неоткуда. А тем не менее, если бы раскольников не убрали — было бы все куда острее. Они бы подчиняться отказались, предали бы их анафеме — и пошло-поехало.
А так — пока решили, что никого предавать не станут и осуждать тоже. Более того, что надобно священников обучать так же, как в царевичевой школе детей учат, а ежели священник не обученный, то и служить его не допускать. А то многие и читать-то не умеют, молитвы на память бормочут — не дело это. Ой, не дело. А там… одно поколение обучить правильно, второе, самые ярые противники умрут, опять же, дети вырастут, которые будут уже все по новому чину справлять… а пока — пускай их.
Аввакум был знаменем, а когда он не то, чтобы отказался от борьбы, а скорее, отошел в сторону — народ и растерялся. А вот царь времени не терял.
И собирал в Москву всех, кого надобно.
Александрийского да Антиохийского патриархов, архиереев из Константинополя и Палестины, Грузии, Сербии и Малороссии.
Мало было низложить Никона, важнее было найти ему подходящего преемника.
* * *
Неспокойно было и на Дону. Степан Разин собирал войско, чтобы пошалить у ляхов. С ним же отпросился из царевичевой школы и Фролка — саблей помахать, кровь разогнать…
Отпустили, хоть и со вздохами.
Впрочем, Степан, узнав об этом, прислал в школу еще два десятка казаков — сам выбирал, кого поопытнее, кто в воинском деле дока. Пусть детей обучают.
Как бы вот так еще исхитриться, чтобы у них на Дону детей грамоте да счету обучали? А то ведь не все и имя свое написать могут, а от учености польза большая, это он сам видел.
Ладно. Вот ежели он большую добычу возьмет, тогда можно будет и поговорить о школе — но уже у них, на Дону. Чай, не откажет царевич в учителях?
К Алексею Алексеевичу у Степана отношение было сложное.
С одной стороны — мальчишка мальчишкой, Фролка рассказывал. С другой же…
И решения его, и слова, и дела, за которые отец его бы не помиловал, до сих пор о Долгоруком сожалея… Царю-то он в друзьях ходил, а только не замечал Алексей Михайлович своей слабости.
С Борисом Морозовым так было, опосля него с Никоном — была в нем некая слабинка, которую чуяли и на которую давили сильные люди.
Может, и верно, что Долгорукова убрали…
Только свято место пусто не бывает. И все чаще рядом с троном маячила тень боярина Матвеева….
* * *
Время шло.
Для Софьи оно отмечалось своими вешками.
Приехал из Москвы Аввакум — вешка. Тем более, что он привез с собой потрясающего человека — батюшку Феогноста. И это было очень удачно. Священники спорили, ссорились — и вместе дружно накидывались на тех, кто смел чем-то задеть оппонента. А ведь вроде бы один — за старую веру, второй же новую принял, но могут вместе работать?
И это хорошо, потому как царь-батюшка уже не раз намекал, что Аввакум в школе, да рядом с царевичем… а теперь можно и возразить. Ан нет, у нас тут и другие есть…
Царица родила мальчика, названного Иваном — вторая вешка. И болеет, болеет…
Софья съездила на крестины ребенка и только головой покачала, придя к матери.
Лежит в постели… нет, к черноволосой красавице, которую она помнила, это никакого отношения не имело. Вся опухшая, вся… волосы словно посеклись, глаза запали… царь-то счастлив, у него еще один наследник, а вот Мария, бедная… еще одних родов ей не выдержать.
Софья смотрела на мать — и отчетливо понимала, что так оно и есть. Не выдержать.
А она не остановится. Мария всю жизнь прожила под гнетом памяти о Касимовской невесте, мужниной нелюбви и теремных гадюк. Ей самое важное доказать, что не зря! Что именно ее и только она, что она своего мужа достойна и должна ему детей рожать…
И объяснить ей ничего не получится.
Анна, неотлучно находящаяся при сестре, тоже смотрела тревожно. С ней-то Софья и попыталась поговорить. Куда там!
— Тетя Анечка, поздорову ли?
Анна Морозова только вздохнула, глядя на племянницу. Софью она не слишком любила за то, что та была далеко — и непонятна. А еще — дружна с Феодосией Морозовой, и частенько Анна от нее похвальбы в адрес Софьи слышала. И все чаще проскальзывало, что вот-де, попалась бы Ванечке такая жена — так о лучшем и не мечтать бы. Понятное дело, бабьи глупости, а только все равно по сердцу царапает. Почему у кого-то все впереди, а у нее жизнь уже прошла?
Почему эта соплюшка что-то меняет, с братом в Дьяково живет, а Анна сама и пискнуть не насмелилась, когда венчали ее с постылым стариком? Хотя кто б ее слушал тогда? Вожжами бы отец отходил — и всех разговоров, он-от счастлив был, что с царем да его воспитателем породнился.
Он и сейчас счастлив, а вот ее жизнь загублена, и Машенька болеет, ох, горе горькое…
— Поздорову. А ты, Софьюшка? Давненько мы тебя не видели…
Шляются тут всякие…
— Так Алешенька в отъезде, вот и не могу я уехать свободно, — Софья улыбнулась, отбивая первый выпад. — Дел-то в любом дому полно, тебе ли не знать, тетушка?
Зато я полезная, а ты кто? Ни дома, ни детей…
Намек Анна отследила, губы в нитку сжала.
— И что ж тебя к бедной вдове привело, Софьюшка?
— Матушка, — без обиняков объявила Софья, присаживаясь на удобный стул. — Что лекари говорят, сколь серьезна ее болезнь? Кроме тебя никто и знать-то не может. Тятенька в эти дела вникать не будет, у теток спрашивать бестолку, а ты матушке ближе всего. Может, нужно чего? Так ты скажи, достанем!
Анна только головой покачала. То девчонка зубки показала, то тут же стала спокойной и рассудительной… да какая ж она на самом деле — Софья?
Девочка молчала и улыбалась. И анна вдруг решилась выплеснуть ей то, что и подушке своей не доверяла.
— Ох, боюсь я за Машеньку…
— За то, что еще одних родов ей не перенести. Чай, и Феденька слабеньким потому родился. Двенадцатый ребенок, шутка ли?
— Ей наследника подарить охота…
— Алёша есть. Федя, Семенушка, Ванечка, вот. Мало ли?
— Ей — мало.
Софья глазами сверкнула.
— Тетя, меня она не послушает, так хоть ты с ней поговори! Ведь сведет она себя в могилу, как есть сведет! Может, хоть травницу ей присоветовать? Отвары укрепляющие пусть попьет! Девки рассказали — три дня у нее кровотечение не останавливалось! Загубит она себя!
Насчет травницы Софья не зря говорила. У нее их было даже две. Сами прибились к школе, а там и остались. И Анна, и сама Софья с ними говорили — и пришли к выводу, что тетки грамотные. Просто не любили их попы, сильно не любили.
Бесовское искусство. Человеку страдать суждено, а они тела лечат, да души калечат…
Софье же такие и нужны были. Так что тетки обменивались опытом с Ибрагимом, совместно гоняли и девчонок и мальчишек — и все были довольны, кроме местного священника. Хотя кто его будет слушать, когда у них еще и Феогност появился?
Мысли у Софьи были в сторону крововосстанавливающего — ну, тут все понятно. Печенку в товарных дозах, гранатовый сок, список знаком любому донору. А еще… ей очень хотелось мамаше дать противозачаточные — да, были тут и такие, правда, в основном губками пользовались, но все-таки! Помогало иногда!
Только глядя на реакцию Анны, она отчетливо понимала — матушка откажется. Насильно такое с человеком не сделаешь, а просить ее — она откажется. Человек такой.
Так беседа ничем толковым и не обернулась. Ушла Софья с отчетливым ощущением беды — с ним же и домой вернулась. А ведь умри мать — отец и еще раз жениться может… Не стар еще, да и после избавления от свинцового отравления — здоровьем окреп. И куда это завести может?
Одни Милославские казне обходятся не дешевле войны с ляхами. Еще одну партию пиявок в казну запустить?
Тьфу!
Разговор с Марфушей тоже радости не добавил. Сестрица ныла и канючила, не желая учиться. Понятное дело, на попе-то оно сидеть удобнее. И головой думать не надо, и тело упражнять не надо и вообще — жрать и спать, вот наши радости! Пришлось надавить, сказав сестрице, что тетехой она может быть, сколько влезет. Но — Софья своих девушек отзовет обратно и пусть Марфушенька гниет в тереме до старости. Подействовало.
Чему царский терем не учит — это пробиваться. То есть учит, но не царских дочерей. Они-то и так на вершине. А вот отличить грязь от правды их и не учат. Печалька…
И работать над собой, и к чему-то стремиться, и… да сотня этих «и». Хорошо, когда характер есть! Или вот как она — попаданка. А обычной девочке что делать? Только и остается ждать напутственного пинка.
Алексей вернулся незадолго до осенних дождей, решительно испортивших дороги. Спрыгнул с коня, загоревший, веселый, крепко обнял тетку, потом сестру…
— Сонюшка, какая ж ты большая стала!
— На себя посмотри, — отшутилась Софья. — Ишь, вымахал!
— Соскучился я…
— Я тоже скучала, братик…
— Что новенького у вас?
— Да покамест ничего. Дети — и те еще с практики не вернулись, так что все тихо-тихо.
— А меня не обнимут?
Ванечка Морозов еще больше вытянулся за это время, волосы на солнышке выгорели, улыбка широкая…
Софья повисла у него на шее, поцеловала в щеку, благо, дело в тереме было, только при своих.
— Ванечка, какой ты стал!
— Какой?
— Красивый! Пара лет — и тетушка тебе жену искать начнет!
Софья так и не поняла, почему при этих словах Ваня нахмурился. Она пристально посмотрела на Алексея.
— Алешенька. А ведь и тебя отец приневолит, хошь не хошь… Надо бы нам заранее данные на девушек собирать, да приглядываться. А то окрутят с нелюбимой — всю жизнь маяться будем!
Алексей только головой покачал.
— Соня, не хочу я жениться слишком рано! Лучше давай придумаем, как отказаться?
— Обещаю подумать, — серьезно заверила Софья. — Но и ты обещай посмотреть. Да и Ванечке не мешало бы…
— Я сам себе невесту выберу, — Ваня Морозов сверкнул глазами и вышел из комнаты.
Софья пожала плечами.
— А что я такого сказала? Алешенька, а ты что-нибудь интересное привез?
— А то ж! Книг тебе накупил целый воз! Сейчас в терем принесут — глядеть будем, что детям давать, что оставить…
Софья радостно закивала.
Книги!!!
Царевичеву школу мучал жесточайший кадровый голод. Да и пособий катастрофически не хватало.
Можно было обходиться двумя-тремя учителями, когда детей была всего одна группа. Даже когда две, в конце концов, много времени занимала физическая подготовка. А вот когда их несколько?
Но и эту проблему решил Алексей, привезя из Архангельска нескольких иноземцев. Да и свои кадры подрастали. Было несколько человек в первой группе, которых грешно было отпускать на сторону. Вот как есть — прирожденные учителя. Оставь их при школе — и пусть детей чтению-письму учат, счету, опять же, сразу людей разгрузить можно будет…
Софья пока кое-как выворачивалась, перекраивала расписание и люто завидовала школам двадцатого века.
У них были учебники! А тут до кошмара доходило! Где сорок учебников взять?
А ведь надобно уже не сорок! Пусть бояр можно было заставить обеспечивать детей хотя бы необходимым книжным минимумом, пусть что-то удавалось вытрясти из казны, но мало, мало…
Софья дошла уже до того, что в качестве наказания провинившимся назначалось переписывать книги. По две, по три страницы — так и изворачивались.
Сейчас у нее появилось еще четверо учителей.
Франц Тольмер, молодой немец, или, как их здесь называли, немчин, бежавший из родной страны по причине нежелания становиться монахом и мотающийся по свету. Книжная ученость ценилась не очень, а на мечах он был не обучен. Младший сын захолустного барона, которому даже Дьяково показалось бы роскошным имением, он постранствовал по свету — и наконец судьба свела его в Архангельске с Федором Михайловичем Ртищевым, который, не долго думая, пригласил юношу в царевичеву школу.
Латынь и греческий Франц знал в совершенстве, вполне прилично разговаривал по-французски и по-итальянски, был обучен письму на всех этих языках и отлично считал. Даже немного баловался астрологией, а потому Алексей Алексеевич счел его подходящей кандидатурой. Двое англичан — пуритане, которых ничего не держало в родной стране после кончины Кромвеля, оба занимали когда-то мелкие чиновничьи должности, но кто бы их там оставил при Карле? В Архангельске они оказались не к месту, но письмо, чтение, счет — это все знали, а что еще надо детям для начала? Пусть и англицкий учат, в жизни все пригодится. Первая группа вон, на восьми языках болтает, пишут, правда, на них намного хуже, но это еще впереди.
А вот четвертый…
Софья что-то смутно припоминала, но откуда она его знала?! Откуда?!.
Четвертого звали Сильвестр Медведев.
Достаточно молодой парнишка желал учиться, учиться и еще раз учиться. Был он подьячим в Курске, потом перебрался в Москву — и попался на глаза сначала Симеона Полоцкому. А потом Ордину-Нащокину. Вот от него мужчина — уж под тридцатник, и перешел к Софье в школу.
Впечатление он производил достаточно приятное. Темные волосы, темные глаза, ухоженная бородка, красивые руки, но самое главное — голос. Глубокий проникновенный, завораживающий — и недюжинное обаяние, прямо-таки аура, окружающая его…
Софья с радостью избавилась бы от него, но…
Было поздно. Его увидела тетка Татьяна.
Оставалось только чертыхнуться, принять его на должность учителя — и следить, следить, следить, чтобы сближение не зашло за все рамки.
А в октябре вернулись и дети с практики.
* * *
— Золото?! Твою же ж мать, золото…
Алексей был счастлив. Софья же…
Простите, но с золотом ожидалось больше проблем, чем удовольствия.
Его надо добывать — то есть рудники, рабочие, охрана…
Золото надо как-то обрабатывать, придавать ему форму, его надо перевозить по стране, его надо куда-то сбывать… И как?!
Она бы не возражала попробовать самостоятельно, ей и финансирование не помешает, но допустит ли это отец? Вот где вопрос…
Вообще, Строгановым разрешалось добывать руды, торговать ими, но они в основном специализировались по галлиту. А золото — все ж не соль…
А еще, если они сами попробуют его разрабатывать… простите — это не передвижения по стране. Это серьезное самовольство.
Софья плюнула и решила, что надо падать царю в ноги. Просить разрешения и соизволения, ну а там — как получится. С тем и прибыли в Кремль.
В этот раз — только Алексей и Софья. Татьяна осталась на хозяйстве, Анна решила приглядывать за сестрой, очень уж ей симптомы были знакомы.
Медведев… медведь его покусай!
Алексей Михайлович детям был рад. Принял их радушно, обнял, даже Софью расцеловал. Возможно, потому что редко видел. Девочка иллюзий насчет отца не питала. Может, ее и любят, но Алексея всяко любят больше. А она — просто приложение к брату.
Она не обижается.
В конце концов, этот человек ей отец чисто биологически, а родительской любовью она и в двадцать первом веке сильно отягощена не была.
Сначала, как водится, выпили сбитня, закусили сладостями, поболтали о разном. Царь порадовался, какой у него наследник растет, царевич отцом восхитился, пожелал ему удачи с Собором, поблагодарил за все сделанное. И только потом перешли к делам.
— Тятенька, на земле нашей золото есть.
Вот тут Алексей Михайлович ушки торчком поставил.
— Золото?
— Да, тятенька. На Урале его нашли, да пока только нам то и ведомо. А вот что дальше с тем знанием делать — тебе решать.
Алексей Михайлович прищурился на нарочито покорного сына.
— А ты что сделал бы, Алешенька?
Это Алексей уже во всех подробностях с сестрой обговорил.
— Я бы, тятенька, добывать его начал. Рудник бы там поставил, оборудовал его получше, да рабочим платил исправно. Опять же, деревеньки там поставил, а чтоб никто их жителей не обижал — охрану бы завел посерьезнее. Добывал бы золото, да на монетный двор его свозил, дабы монету свою чеканить.
— А охранять как?
— А казаки на что? Полк в такую глушь не пошлешь, да и не с кем там воевать, а разную нечисть гонять казаки как раз подошли бы. И голодными они на Урале не останутся. Сейчас на Дон много народу бежит, а прокормить сами себя не могут…
Вот ежели им посулить, что землицу дадут, да пшеницу сеять разрешат, да на обзаведение малую толику выделят…
— Нет в казне денег, сынок.
— Чтобы золото добывать — и денег нет?
Алексей возмутился бы, но вовремя заметил хитрые искорки в синих отцовских глазах. И тоже улыбкой предложил:
— Тятенька, так, может, я малую денежку найду? Только я и людям тогда пообещать должен буду многое. Ведь рудник еще построить надо, деревеньку поставить, это не одного дня дело….
— А золото то не на Строгановской земле?
Алексей замотал головой.
— Нет, тятенька. Они о том даже и не знают.
— И как потаить удалось?
— Случайно получилось. Мальчишки нашли, а охотник, что с ними был, молчать им приказал, потому как за такие открытия кровью платят.
— Умный человек…
— А потому, тятенька, покамест только мы об этом знаем. А что далее — тебе решать.
— Подумать надо, сынок.
Алексей не возражал. Пусть отец думает, только…
— Тятенька, просьба у меня. Покамест где рудник находится, только я знаю. Пусть так и останется.
— А дети, что нашли его?
— Не было там детей, тятенька. Охотник нашел, да мне и принес. Помер он намедни, как есть — помер.
Алексей Михайлович кивнул.
— Своих защитить хочешь?
— Да, тятенька. Ведь ежели Строгановы узнают…
— Такой куш мимо них…
— Закон там размытый, тятенька. А медведи и вовсе законов не знают… неграмотные они.
— Ох, сынок…
Тишайший от души рассмеялся, представив себе неграмотного медведя.
— А ты, Сонюшка, что скажешь?
— Как ты, тятенька решишь, так и ладно будет. Недаром же ты государь всей земли православной…
Ответ явно понравился.
— Сонюшка, а ты ведь красавицей у меня растешь…
Софья пожала плечами. О красоте, с ее точки зрения, говорить было рано. Да и не было у нее ничего такого, что здесь красотой считалось. Ни стати, ни косы золотой, ни кожи белой…
Смугловатая, с родинками, волос темный, мягкий, глаза тоже темные, большие. Худая как щепка и подвижная, как ртуть. Нет, тут просто отец хочет ей что-то ласковое сказать, а как это сделать — и не знает.
Вот с обещанием царя подумать дети и отбыли.
А думать Алексею Михайловичу было некогда.
Второго ноября приехали Антиохийский и Александрийский патриархи. Седьмого же Алексей Михайлович обратился к ним с речью и передал подготовленные к Собору документы. Тоже время и силы…
Не говоря уж о том, что ожидали Никона, а уж сколько он нервов у царя истреплет… приятно ли это — видеть, как бывший друг ради выгоды своей тебя топит и грязью поливает?
В конце ноября Никон явился на Собор. Там его принялись обвинять в клевете на царя — а нечего благодетеля грязью поливать, да и вообще нечего на людей клеветать.
Обвиняли его и в том, что он незаконно изверг из сана Коломенского епископа Павла, что лез он на земли других областей, устраивая там монастыри, что оставил он своевольно Патриарший престол и паству — и, что больше всего порадовало Софью с Аввакумом — в следовании католическим обычаям!! А нечего перед собой крест носить!
Никон как мог отбрехивался, заявляя, что этим судьям вообще судить его невместно. Они-де сами в своих городах не живут. И вообще, пусть его Константинопольский патриарх судит. Но Собор все равно постановил на своей. Никон был лишен сана и сослан в Ферапонтов монастырь. А все монастыри, которые он незаконно подгреб, вернулись законным архиереям. Одобрили почти единогласно. Двое попов оказались против — один митрополит и один архиепископ. Но их просто придавили массой, до кучи наложили на них епитимью и дополнили законом. Вот если четыре Патриарха решение принимают — пересмотру оно не подлежит. Нечего!
Софья только руки потерла.
Главное — было произнесено. Следование католикам.
А под это дело мно-огое подогнать можно. И аккуратно переделать, когда Лёшка на престол взойдет. Медленно, осторожно, так, чтобы и от остального мира не закрыться, и щель между старой и новой верой замазать. Дайте время, а желание уже есть!
На Соборе и Патриарха Московского и всея Руси выбрали. Иоасафа Второго. Причем — с откровенной подачи Тишайшего. А уж сколько царю интриговать пришлось — Бог весть.
Софья, кстати, одобрила. Хоть и в возрасте мужчина и песок из него сыплется вместе с диагнозами, но голова ясная и намерения самые благие. Помирить всех, кого можно.
Аввакум вообще был в восторге. С Иоасафом он общий язык найти мог, в отличие от многих. С точки зрения девочки это что-то говорило о терпении и незлобливости Патриарха.
Кроме того, Собор принял пару решений, который Софье не понравились. Например, поделили светское и духовное. Но в то же время духовники оказались подсудны светским властям. Сначала их отлучали, а потом судили. Оставалось выяснить, не начнется ли тут то же, что и с депутатами. По принципу — с Дона выдачи нет?
Но что самое главное — было принято решение о массовом обучении грамоте всех священников. А то понтов много, а знаний мало. Что это за поп, который и Библию-то не читал, потому как читать не умеет?
Хуже было другое. Церковь решительно топала на сближение с греками. Но… время пока еще было, не за один же день это сделано будет?
Хотя с точки зрения Софьи, делать этого не стоило. Где Греция, там и Турция, а чего хорошего христиане от мусульман получали? По рогам?
Эххх… вломить бы тем, кто раскол на религиозной почве сеет — да так, чтобы лично у Бога осведомлялись о своей правоте!
Бог-то един, а уж как ему молиться — да хоть и головой вниз и на китайском языке — Ему-то какая разница!
Миллионы галактик, миллиарды звезд — и кто-то всерьез думает, что творцу есть дело именно до конкретной этой?
Ну-ну…
Остальные решения были скорее церковными, поэтому Софья пропустила их мимо ушей. Не царской это дочери дело, как там правильно иконы писать. Пусть иконописцы разбираются, им за это деньги платят.
А у нее и так дел хватало.
Время шло…
* * *
После Рождества Алексей Михайлович таки принял решение по золоту.
Идеалом оказался вариант, при котором открывать месторождения было необходимо, но нужно было и сообщать о них государству. А вот кто чего потаит — того бить плетьми и вообще считать изменником родины.
Это первое.
А второе — после доклада, царь уже и будет решать, оставить разработку месторождения за человеком — или забрать месторождение в пользу государства, а товарищу выплатить нескромную сумму за пользу отечеству. Ежели человек хочет сам рудник разрабатывать — честь ему и хвала, но не все полезно в частных руках. Тут смотреть надобно.
Софья порадовалась — и уточнила, а что с их рудником-то будет?
И вот тут царь совершил этакий финт ушами.
Отлично понимая, что золото из казны начнут тащить лопатами, и пользы не добьешься, он решил отдать все права на разработку — сыну!
Царевичу Алексею Алексеевичу.
Пусть-де мальчик зубки пробует. Заодно и казне прибыток.
Софья подумала. Получалось, что даже потери по неопытности Алексея все равно оказывались меньше тех, что будут по излишней опытности того же Ильи Милославского. Или Матвеева. Или еще кого…
Грустно…
Но зато Алексей получал фактически карт-бланш на создание прииска. А это важно.
И Софья засела за бизнес-план.
А спустя пару недель в Дьяково прибыл ее двоюродный дядя. Иван Богданович Милославский.
Пришлось принять.
****
Дядя не впечатлил. Видимо прохвост — это фамильное. Или половым путем передается. Иван Богданович был высок, осанист, симпатичен — и производил общее впечатление надежности и порядочности. Потому и не понравился. Софья впечатлениям никогда не доверяла, прекрасно зная, как легко казаться и как тяжко — быть. Да и остальное…
Полководец-то он хороший, и голова у него светлая, иначе бы его в Челобитный приказ не пустили, но — здесь он зачем?!
Оказалось — почуял выгоду.
Про золото почти никто и не знал, а вот этот — пронюхал. И пришел к царевичу с просьбой. Мол, ты, государь царевич, разреши мне помочь в освоении рудника. Людишками, деньгами, охраной, опять же… а я в долгу не останусь. Да и многого не попрошу… так, процентик с прибыли. А в знак моих самых честных намерений прошу принять вот эту сабельку драгоценную. И правда — ценная. Камней на рукояти столько, что на пару деревенек хватит.
Алексей только присвистнул.
Нет, вслух-то конечно, было сказано, что царевич думать изволит, за подарок благодарствует, но ответ даст ближе к весне. Когда сам поймет, что с рудником делать.
Где рудник-от?
Да недалече, я сам ездил, но это тайна, тссс…..
А золото есть, точно, я лично видел…
И ведь не лгал. Ездил? Да, в Архангельск. Но кто сказал, что нашел там золото? Не было такого!
Сам золото видел? Еще бы!
Васька в кисете привез почитай что цельную горсть.
Что-то подсказывало Софье, что скоро окрестности Архангельска испытают необычайный прилив народа. Она попросила Ордина-Нащокина навести справки — и получила вскоре ответ.
Клан, всегда клан и только клан. А место государства — сороковое.
Милославские решили подгрести под себя и царевича. Школа им была неинтересна, что с нее получишь! А вот золото…
Ну и кого подослать?
Да Ивана Милославского!
Умен, красив, о войне рассказать умеет, сам воевал — мальчишки на это падки! И Алексей свет Алексеевич заслушается. А уж ежели кто восхитился, да похвалил — ну, тут и дальше можно из него веревки вить.
Софья понимающе покивала.
Не по нраву Милославским, что часть царской семьи не под их контролем. Они ведь только на Марии и держатся, а ее состояние ни для кого не секрет. Умрет она — и пошатнутся Милославские. А ставку на них делать…
Можно бы, да нужно ли? Не те они слуги, ой, не те…
Где первоначально деньги взять для разработки золота?
А найдем. И полетели письма.
С деньгами обещала помочь боярыня Морозова, хоть и со своим условием. На Урал сослали друзей Аввакума — и она желала, чтобы те жили в деревнях рядом с рудником. Ну и чтоб заботились о них не за страх, а за совесть. Софья не возражала.
Процент с прибыли?
Окститесь, дети!
Деньга пойдет — вернете потраченное. А она и так за Иванушку благодарна. Какой молодец вырос!
Самое забавное, что Феодосии это и правда почти ничего не стоило.
Тащили из казны оба брата Морозовы, состояние у них было одно из крупнейших, столько даже Милославские пока не наворовали. А тратить — а куда? Феодосия жила скромно, насколько могла. Ванечка — в школе, Анна Морозова — при царице. И куда тратить?
На хорошее дело.
Оставалось найти людей, знакомых с горным делом — и обеспечить охрану. Ну и все самое необходимое….
Работы — непочатый край. И это пока еще Строгановы не знают. А как начнется дело?
Что они предпримут? Урал покамест их вотчиной был, а тут — пусти на шаг, пролезут на тридцать. Ох, сложно….
Но сдаваться Софья не собиралась. Покусаемся!
* * *
Строганов также навестил царевича ближе к весне — и принялся жаловаться.
Несправедливость-то какая, царевич!
Я, на своей земле ваших людей принял, а вот они мне о таком — и не сказали! Ай-яй-яй, неблагодарность-то какая! Чернющая! Громаднющая!
Алексей Алексеевич покивал — и полностью согласился.
Неблагодарность. Только вот месторождение не на вашей земле. Его вообще в тайге открыли. Как делить будем, ежели там вся земля пока еще царская?
Строганов замялся.
Упускать деньгу ему явно не хотелось. Так-то, если б никто не знал, он бы расстарался и этот кусочек себе прирезать. А сейчас — поезд ушел. Но царевич явно был готов делиться.
Сторговались достаточно быстро.
Золото надо было не только добывать — его надо было еще и обрабатывать. Перевозить, хранить, а с учетом геополитической обстановки это превращалось в ту еще задачу.
А потому — охрану собирались делать комплексную. Стрельцы, казаки, люди Строганова… конечно, рано или поздно кто-то договорится воровать, но скорее поздно, чем рано. Да и тасовать их можно по мере надобности.
Все равно прежде, чем разработки дадут результат — пара лет точно пройдет. Все успеют и прикинуть свою выгоду, и смириться…
Перевезти людей, обустроить их на новом месте, определить месторождение, выкопать шахту, рядом же устроить заводик для выплавки из руды чего поприличнее, хотя бы и слитков — работа не на год. Минимум — два-три.
Тут и разинские сборы пригодились.
Пока людей охранять, пока добро, а кое-кто из тех, что на Дон бежал, и порадовался возможности на Урал переехать. Так уж получилось, что ежели царевич этим делом занимается — то они получаются царевичевы люди и спрос с них другой, и подати другие.
Да и люди нужны. Не в шахте работать, так землю пахать, охотится, рыбу ловить, дома ставить, заводик класть… тем, кто работать хочет, дело завсегда найдется.
И даже тем, кому сабля в руках милее лопаты. Места небезопасные, охрана завсегда нужна, вот там и пригодятся…
И побежали годы.