Глава 39
Ричер поднялся на крыльцо дома Джанет Солтер. Дверь была заперта. Он потянул ручку звонка. Провод появился из маленького бронзового глазка. Затем снова скрылся. Звякнул звонок, потом еще раз, вежливо и скромно, где-то глубоко внутри молчащего дома.
Никакого ответа.
Это хорошо. Она не услышит звонок в подвале. И даже если услышит, не выйдет, чтобы ответить.
Он надеялся.
«Я знаю, что делать, — сказала она. — Подвал, пистолет, пароль».
Он заглянул внутрь через матовое стекло. Свет в коридоре все еще горел. Он разглядел комнату. Стул. Столик для телефона. Лестница, ковер, картины. Пустая вешалка.
Никакого движения. Никого внутри. Никаких следов разрушения.
Все спокойно.
Сорок три способа проникновения в дом, по его собственным подсчетам; из них пятнадцать вполне практичных и восемь легких. Ричер отошел от двери, спустился с крыльца и зашагал по глубокому хрустящему снегу вдоль фундамента к задней части дома. Он знал, что на кухонной двери массивный латунный замок с язычком, аккуратно утопленным в пластину, обрамляющую замочную скважину. Пластина заделана в косяк — полоску из столетней мягкой древесины. Косяк был выкрашен, а вдоль двери шла изящная планка из лакированного каштана. Такую будет трудно заменить. Таким образом, учитывая все факты, правильно будет вломиться в дом с заднего хода.
Он отступил на шаг, поднял ногу и ударил каблуком по дереву под замком. Второй попытки не потребовалось. Ричер был крупным человеком, его мучила тревога, он ужасно замерз, терпение подходило к концу. Дверь уцелела, но всю пластину с замком вырвало из косяка, она со стуком упала на пол, и дверь распахнулась.
— Это я, — позвал он. — Ричер.
Джанет могла не слышать звонок, но треск ломающего дерева почти наверняка донесся до подвала. Он не хотел, чтобы у нее случился сердечный приступ.
— Это я, — снова позвал Джек.
Он вошел на кухню и закрыл за собой дверь, однако осталась щель в дюйм. Он вновь услышал знакомые звуки и ощутил запахи. Шипение насосов отопления. Запах остывшей кофеварки. Он вошел в маленький коридорчик и включил свет. Дверь у основания лестницы была закрыта.
— Джанет, — позвал он. — Это я, Ричер.
Никакого ответа.
— Джанет, — громче сказал он.
Никакого ответа.
Он спустился по ступенькам и сильно постучал в дверь подвала.
— Джанет?
Тишина.
Он нажал на ручку.
Дверь открылась.
Джек снял перчатку, вытащил из кармана пистолет и вошел в подвал. Там было темно. Ричер прислушался. Никаких звуков, если не считать шума в котле и попискивания насосов. Он пошарил левой рукой по стене, нашел кнопку и включил свет.
В подвале было пусто. Лишь косые тени на полу от балок потолка. Он прошел через котельную. Пусто. Только шум отопительной системы.
Ричер вернулся к двери. Посмотрел на лестницу через прицел пистолета. Никого. Ни движения, ни звука.
— Джанет? — позвал он.
Тишина.
Бесполезно.
Ричер вернулся на кухню. Прошел по коридору. Все выглядело именно так, как сквозь матовое стекло. Тишина. Стул, столик, ковер, картины, вешалка. Никакого движения. Никаких следов беспорядка.
Он нашел ее в библиотеке. Она сидела в любимом кресле. На коленях лежит книга, глаза открыты, посреди лба пулевое отверстие.
Точно третий глаз.
Девять миллиметров, почти наверняка.
Разум Ричера оставался пустым долгое, долгое время. Лишь тело испытывало боль. Оно медленно оттаивало. Уши горели так, словно кто-то прижимал к ним паяльную лампу. Потом к носу, щекам, губам, подбородку и рукам. Он сел в кресло в коридоре и, обхватив себя руками, принялся раскачиваться взад и вперед. Заболели ноги, ребра, наконец, кости рук и ног. Казалось, его сломали и растоптали.
У Джанет Солтер был непрочный череп. Пуля пробила его насквозь и застряла в обивке ее любимого кресла.
«У меня будет полно времени для чтения, когда эта суматоха уляжется», — сказала она.
Ричер подпер голову руками. Поставил локти на колени и посмотрел в пол.
«Я удостоена привилегии, — сказала она. — У меня появился шанс поступить в соответствии со своими принципами».
Джек потер глаза. И увидел на руках кровь. Ледяные иголки оставили множество мелких ссадин. Пока лицо не отогрелось, он ничего не чувствовал. А теперь появились тысячи мелких капель крови. Он провел по лицу ладонями, словно мылся, потом вытер руки о брюки. Посмотрел в пол. Отметил все изгибы узора на ковре и поднял глаза. Джанет Солтер смотрела на него. Она сидела по диагонали, напротив. Прямая линия. Вектор. Левее стойки лестничных перил, через дверь до ее кресла. Под пулевым отверстием у нее на лбу образовалась небольшая запятая. Не кровь, немного жидкости.
Он смотрел на нее так долго, сколько мог, потом опускал взгляд к ковру. И снова смотрел.
«Я не люблю проигрывать, — сказал он. — Для всех сторон будет лучше, если я не проиграю».
Служить и защищать.
Всегда на посту.
Пустые слова.
Он оказался обманщиком, фальшивкой и неудачником.
И так было всегда.
Он сел на стул. Никто не приходил. Вокруг гудел дом. Он не знал и продолжал издавать те же самые звуки, ни на что не обращая внимания. По трубам текла вода, стекла дребезжали в рамах, разбитая задняя дверь шевелилась под порывами ветра. Шелестела листва, и вся замершая планета содрогалась и стонала.
Ричер взял телефон. И набрал по памяти номер.
— Вы позвонили в Бюро трудовой статистики. Если вы знаете нужный вам номер, вы можете его набрать.
Он набрал 110.
Щелчок. Гудение.
— Да?
— Сьюзен, пожалуйста.
— Кого?
— Аманду.
Щелчок. Гудение.
— Ричер, — сказала Сьюзен.
Он не ответил.
— Ричер? Ты в порядке?
Он молчал.
— Говори со мной. Или повесь трубку.
— Ты когда-нибудь испытывала голод? — спросил он.
— Голод? Конечно. Иногда.
— Однажды я голодал шесть месяцев подряд. В Заливе. «Щит пустыни» и «Буря в пустыне». Когда нам приказали вышвырнуть Саддама из Кувейта. Мы прибыли туда в самом начале. И оставались до самого конца. И все время голодали. Есть было нечего. Моему отряду, я хотел сказать. И некоторым другим людям тылового эшелона десанта. Мы тогда считали, что это нормально, обычные трудности. При таких больших операциях кто-то должен что-то перепутать. Снабжение всегда проблема. Пусть уж лучше все будет нормально у тех парней, которые сражаются. Поэтому никто не жаловался. Но было совсем невесело. Я сильно похудел. Это было скверно. Когда мы вернулись домой, я жрал, как свинья, и вскоре обо всем забыл.
— А потом?
— Несколько лет спустя мы ехали в русском поезде. Нас кормили американскими пайками. Мне было скучно. Когда мы вернулись, я решил выяснить, что произошло. Ну, нечто вроде хобби. Одно потянуло за собой другое, ниточка довела меня до самого конца. Выяснилось, что один тип из отдела логистики продавал нашу еду в течение десяти лет. Ну, ты понимаешь, немного здесь, немного там — по всему миру. Африка, Россия, Индия, Китай — тем, кто мог платить. Он соблюдал осторожность, и никто ничего не замечал, запасы были огромными. Но в Заливе возникли проблемы. Он отправлял нам продовольствие на бумаге, но мы, в пустыне, голодали.
— Генерал?
— Он недавно получил повышение. Большую часть времени был полковником. Не самый умный парень, но он проявлял разумную осторожность и хорошо скрывал свои следы. Но я не мог так это оставить. Все свелось к одному: он или я. Дело было личным. Мои люди из-за него голодали. Я проверил все его банковские счета. Ты знаешь, на что он тратил деньги?
— И на что же?
— А он их почти не тратил. Откладывал. На пенсию. Однако он купил «Шевроле Корветт»1980 года. Он считал его классическим. Такие покупают коллекционеры. Однако «Корветт» 1980 года худший из всех «Корветтов». Настоящий кусок дерьма. Мощность двигателя составляла сто восемьдесят лошадиных сил. Я бегал быстрее. И в голове у меня что-то щелкнуло. Одно дело — голодать из-за выдающегося преступника, который придумал замечательную аферу. Но голодать из-за полнейшего идиота — совсем другое. Полнейшего, безмозглого, лишенного вкуса, убогого, жалкого маленького идиота.
— И ты его арестовал?
— Я подготовил дело так, словно речь шла об Этель Розенберг. Я сходил с ума. Все перепроверил по многу раз с начала и до конца. Я мог бы выступить с этим делом в Верховном суде. Я его арестовал. Я сказал ему, что расстроен. Он был в парадной форме. Надел все ордена и медали. Он рассмеялся мне в лицо. Я подумал: «Ты купил «Корветт» 1980 года, а не меня, ублюдок. И кто лучше?» Потом я его ударил. Я ударил его в живот, а когда он сложился, принялся колотить головой о свой письменный стол.
— И что случилось?
— Я проломил ему череп. Он провалялся в коме шесть месяцев. И с тех пор так и не пришел в себя. Ты не ошиблась. Меня сняли с должности. 110-й был для меня закрыт. Только тщательная подготовка дела меня спасла. Они не хотели, чтобы его материалы попали в газеты. В противном случае меня бы надолго посадили. И я ушел.
— Куда?
— Я не помню. Мне было очень стыдно. Я совершил плохой поступок. И испортил лучшую команду, которую мне когда-либо удавалось собрать.
Она не ответила.
— Я часто потом думал об этом, — продолжал Ричер. — Ну, ты понимаешь: зачем я так поступил? И не нашел ответа. До сих пор не могу.
— Ты сделал это ради своих парней.
— Может быть.
— Ты пытался исправить мир.
— Думаю, нет. Я не хочу исправить мир. Может быть, мне бы следовало, но я не хочу.
Она не ответила.
— Мне просто не нравятся люди, которые делают мир неправильным. Так лучше?
— Пожалуй. А что было дальше?
— На самом деле ничего. В этом и состоит история. Тебе следует заказать новый стол. В старом нет чести.
— Я хотела спросить, что произошло сегодня?
Ричер не ответил.
— Расскажи мне, — попросила Сьюзен. — Я знаю, что-то случилось.
— Откуда?
— Потому что ты мне позвонил.
— Я много раз тебе звонил.
— Когда тебе что-то было нужно. Значит, тебе что-то нужно сейчас.
— Я в порядке.
— Твой голос.
— Я проигрываю: ноль — два.
— Как?
— Двое погибших в бою.
— Кто?
— Полицейский и пожилая женщина.
— Ноль — два… это не игра.
— Ты прекрасно знаешь, что игра.
— Но это люди.
— Я знаю. На одного из них я смотрю прямо сейчас. И есть только один способ не приставить пистолет к своей голове — сделать вид, что это игра.
— У тебя есть пистолет?
— Лежит в кармане. Старый добрый револьвер калибра 0.38.
— Оставь его в кармане, ладно?
Ричер не ответил.
— Не прикасайся к нему, хорошо?
— Назови причину.
— Калибр 0.38 не всегда дает нужный результат. Да ты и сам знаешь. Мы все видели, как это бывает. Ты можешь окончить свои дни, как тот генерал.
— Я тщательно прицелюсь. По центру. Я не промахнусь.
— Не делай этого, Ричер.
— Расслабься. Я не собираюсь пускать себе пулю в лоб. Не мой стиль. Буду просто сидеть и ждать, когда моя голова взорвется сама.
— Я сожалею.
— Тут нет твоей вины.
— Просто мне не нравится думать об этом как об игре.
— Ты знаешь, что это игра. Должно быть. Только так ситуация станет терпимой.
— Ладно, на какой мы стадии? Последняя четверть?
— Дополнительное время.
— Тогда расскажи все, шаг за шагом. Введи меня в игру. Как если бы мы вместе работали.
— Я бы хотел.
— Но это так. Что у нас есть?
Он не ответил.
— Ричер, что у нас есть?
Джек сделал вдох и начал ей рассказывать, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, вернувшись к тому стенографическому стилю, который помнил еще с тех времен, когда говорил с людьми, понимавшими то, что понимал он, видевшими то, что видел он, и сразу схватывавшими то, что не требовало разъяснений. Он рассказал ей про автобус и метамфетамин, судебный процесс и тюрьму, полицейский департамент и кризисный план, про адвоката и защиту свидетеля, про бунт и Платона, про подземное хранилище, Петерсона и Джанет Солтер.
— Положи руку в карман, — такими были ее первые слова, когда он закончил.
— Зачем? — спросил Ричер.
— Вытащи пистолет.
— Теперь все в порядке.
— И более того. Это необходимо. Плохой парень тебя видел. Пока ты находился вдвоем с Солтер в доме. У него было пять часов.
— Он не приходил. Он находился все это время в тюрьме.
— Это лишь допущение. Мы ничего не знаем наверняка. Он мог проверить, отключить рацию, ускользнуть и вернуться. Нам даже неизвестно, был ли у них полный сбор. Да, план расписан в подробностях, но ты же понимаешь, что в реальном мире все идет не так, когда возникают серьезные проблемы.
— Так или иначе, я его не видел.
— Но ему это неизвестно. Если он тебя видел, то естественно предположить, что и ты его видел. Значит, он придет за тобой.
— Слишком много «если» и допущений.
— Ричер, подумай. Что может помешать убийце выйти сухим из воды? Он прикончил адвоката, Петерсона и Солтер — три пули из выброшенного пистолета. Он бережет четвертую для тебя — после чего он свободен. Никто никогда не узнает, кто он такой.
— Я и сейчас не знаю, кто он такой.
— Но он в этом не уверен. И он опасается, что со временем ты поймешь. Ты последнее препятствие на его пути.
— Почему же он до сих пор за мной не пришел?
— У него не было удобного случая. Другого правдоподобного объяснения нет. И с тобой он будет особенно осторожен. Еще в большей степени, чем с остальными. Адвокат был ничтожеством, Петерсон — обычным полицейским, а Солтер — безобидной пожилой женщиной. Ты — другой.
— Ну, не настолько другой.
— Тебе нужно вернуться в Рэпид-сити. Спрятаться там и поговорить с ФБР.
— У меня нет машины.
— У тебя есть телефон. Ты сейчас по нему разговариваешь. Положи трубку и позвони в ФБР. И будь настороже до тех пор, пока они не появятся.
Джек не ответил.
— Ты так и поступишь? — спросила она.
— Сомневаюсь, — ответил Ричер.
— Тебе прекрасно известно, что ты не несешь ответственности за этих людей.
— Кто бы говорил.
— Без тебя произошло бы то же самое. То, что ты оказался там, — один шанс из миллиона.
— Петерсон был хорошим парнем. И достойным полицейским. Он хотел стать еще лучше. Он был из тех, кто понимает, что ничего не знает. Мне он нравился.
Сьюзен ничего не ответила.
— И мне нравилась миссис Солтер. Она была хорошим благородным человеком.
— Тебе нужно выбираться оттуда. Ты в меньшинстве. Платон будет не один.
— Очень надеюсь.
— Это опасно.
— Для него, — сказал Ричер.
— Ты помнишь, как еще ребенком смотрел фильм про чудовище, которое появляется из лагуны?
— Эта история до сих пор в моем досье?
— В конце, в ссылках.
— И ты ее прочитала?
— Я заинтересовалась.
— Они все поняли неправильно. И отобрали у меня нож, я тогда ужасно разозлился.
— И в чем состояла их ошибка?
— Я не был генетической аномалией. Я родился таким же напуганным, как и все. Может быть, даже больше, чем другие. Я не мог спать и плакал вместе с другими. Но потом я устал от этого. И научился справляться со страхом. Усилием воли я превратил страх в агрессию. Оказалось, что это довольно просто.
— В шесть лет?
— Нет, в шесть я был уже опытным. Я начал в четыре. И к тому моменту, когда мне исполнилось пять, дело было сделано.
— И что ты творишь теперь? Превращаешь чувство вины в агрессию?
— Я дал клятву. Такую же, как и ты. Все враги, внешние и внутренние. Похоже, у меня есть по одному каждого вида. Платон и коррумпированный полицейский.
— Твоя клятва потеряла силу.
— Она никогда не теряет силу.
— Но как получилось, что у шестилетнего ребенка был свой перочинный нож?
— А разве у тебя не было?
— Конечно, нет.
— А сейчас?
— И сейчас нет.
— Тебе следует его купить.
— А тебе перебраться в Рэпид-сити и сделать все как следует.
— У нас нет времени.
— У тебя нет легального статуса.
— Ну, так внеси еще одну ссылку в моем досье. Или сбереги им время. Сделай копию. Три копии, для ФБР, УБН и для полицейских из Южной Дакоты. И отправь их прямо сегодня.
— Это не твое дело. Ты себя наказываешь. Ты не должен победить всех.
— Тебя поставили во главе 110-го?
— И я буду оставаться на этой должности до тех пор, пока захочу.
— На этот раз все было очень серьезно.
— Все дела важны.
— Но не в одинаковой степени. Я смотрю на милую пожилую женщину с дыркой в голове. И это значит для меня больше, чем чувство голода.
— Перестань на нее смотреть.
Ричер опустил взгляд в пол.
— Нельзя изменить прошлое, — сказала Сьюзен.
— Я знаю.
— Ты ничего не можешь искупить. И не должен. Этот тип заслужил оставаться в коме. Быть может, навсегда.
— Вполне возможно.
— Отправляйся в Рэпид-сити.
— Нет.
— Тогда приезжай в Вирджинию. Мы разберемся с этим вместе.
Ричер не ответил.
— Ты не хочешь приехать в Вирджинию?
— Конечно, хочу.
— Ну, так приезжай.
— Я приеду. Завтра.
— Сейчас.
— Сейчас середина ночи.
— Ты мне несколько раз задавал один вопрос.
— В самом деле?
— А потом перестал.
— И что же я спрашивал?
— Ты спрашивал, замужем ли я?
— И ты?
— Нет.
Ричер снова поднял глаза. Джанет Солтер смотрела прямо на него.
— Я уеду завтра, — сказал Ричер и повесил трубку.
Было без пяти два ночи.
Осталось два часа.
