Глава 36
Холланд и Ричер обсудили проблему между собой, поискали слабости в своей гипотезе, но так ничего не нашли, после чего теория стала для них очевидностью. Коррумпированный полицейский в городе делал бесполезными поиски приехавшего туда чужака. Такой полицейский мог спокойно остановить осторожного адвоката посреди пустынной дороги. Да и смерть Петерсона вскоре после объявления о перехвате большой партии метамфетамина объяснялась наличием такого полицейского в Болтоне. Должно быть, этот тип сообразил, что необходимо начать действовать немедленно. Утром будет сделан звонок в УБН в Вашингтон — так обещал Холланд на полицейской волне. Элементарно. Коррумпированный полицейский остановился на парковке и подозвал проезжавшего мимо Петерсона, который, ничего не подозревая, встал рядом с ним.
Кроме того, коррумпированный полицейский должен был уехать вместе с остальными, когда прозвучала сирена. Вот почему Джанет Солтер осталась жива во время бунта в тюрьме, продолжавшегося пять часов.
— Это моя вина, — сказал Холланд. — Мое заявление по рации убило Эндрю.
— Я мог поступить так же, — сказал Ричер. — Более того, иногда я так делал.
— Я пытался ему помочь.
— Непредвиденные последствия, вам не следует себя винить.
— Но как может быть иначе?
— Зачем он вообще туда поехал? Его смена закончилась. И он не мог случайно проезжать мимо — его дом находится в другой стороне.
— Он всегда был на посту — во всяком случае, мысленно. И вполне мог направляться домой. Не так уж сильно он отклонился в сторону. Может быть, на пару минут. Типично для Эндрю, который всегда старался все делать хорошо. Еще немного времени для общего дела. Еще одна последняя проверка.
Ричер промолчал.
— Я полагаю, что за всем стоит мексиканец, — сказал Холланд. — Тот, о котором мы постоянно слышим.
— Платон, — сказал Ричер.
— Как ты думаешь, он давно подкупил нашего парня?
— Около года назад, — ответил Ричер. — Создается впечатление, что все это продолжается год.
— Деньги?
— Как и в большинстве случаев.
— И кто он?
— Я не знаю.
— Наверное, кто-то из новых. Я его почти не знаю. Впрочем, теперь мы никому не можем верить. Департамент погрузился в хаос. И опять моя вина. Я не справился.
Ричер молчал.
— С чего следует начать? — спросил Холланд.
— Расскажите мне про Каплера.
— У него были проблемы в Майами. Однако никаких улик найти не удалось. До нас дошли только слухи. Майами — там полно денег и наркотиков.
— Замечательно.
— Но это всего лишь слухи.
— Вам следует присмотреть за ним. И за Лоуэллом. Что с ним случилось год назад? И еще нужно обратить внимание на Монтгомери. Иногда люди, которые обнаруживают жертву, сами оказываются убийцами.
— Стоит ли мне привезти их в участок?
— Еще лучше собрать в участке полицейских. Посадить перед собой весь ваш проклятый департамент, и тогда можно будет не сомневаться, что предатель перед нами.
— Но как я могу такое сделать?
— Конечно, можете.
— Но стоит ли?
Ричер не ответил. Один из главных вопросов, которые встают перед полицейским: а что, если я не прав?
— Команда, охраняющая миссис Солтер, в порядке. Они никуда не выходили сегодня вечером. Ведь так? Они не прятались на удаленных парковках. У них есть алиби. Они видели друг друга, да и ты не спускал с них глаз.
— Верно.
— Значит, их можно не трогать.
— Их вы должны предупредить в первую очередь, — сказал Ричер. — Если этот тип почувствует, что сеть затягивается, он может предпринять последнюю попытку убить Джанет Солтер.
— Они его остановят.
— Нет, если вы их не предупредите. В дом входит их коллега полицейский. Что они станут делать? Начнут стрелять, а потом задавать вопросы?
— Они прикончат его потом.
— Но будет слишком поздно.
— Тогда это будет самоубийственная миссия.
— Возможно, он к этому готов. Он должен знать, что рано или поздно его поймают, наверняка понимает, что он уже мертвец — как бы ни развивались события дальше. Он между молотом и наковальней. Два убийства или три — ему все равно конец.
— Он может не прийти в участок, нарушив мой приказ.
— И сразу себя выдаст. Нарисует мишень у себя на спине. И решит все ваши проблемы.
— Так следует ли мне объявить общий сбор?
— Я бы так поступил, — сказал Ричер. — Это долг любого полицейского департамента — убрать преступников с улиц.
Холланд сделал нужные звонки. Сначала он отдельно побеседовал с четырьмя женщинами и тремя мужчинами, которые охраняли миссис Солтер. Разговоры получились тяжелыми. Один из наших коллег — убийца. Верьте только себе. Затем он сделал общий вызов по рации, объявив, что все офицеры должны собраться в участке через полчаса. «Небольшая тактическая ошибка», — подумал Ричер. Ему не следовало требовать, чтобы его подчиненные собрались немедленно. Едва ли это могло ускорить события, а преступник получил тридцать минут форы, что позволит ему закончить работу на фоне всеобщего смятения. Им предстояло пережить трудные полчаса.
Холланд вернул микрофон на место и снова снял трубку.
— Ким Петерсон еще ничего не сообщили, — сказал он.
— Не нужно звонить ей по телефону, — сказал Ричер. — Лучше сделать это лично.
— Я знаю. Сейчас позвоню дежурному, чтобы он отвез к ней тебя. Я хочу, чтобы это сделал ты. Дежурный доставит тебя к ней и заедет за тобой через час. Часа хватит.
— Вы серьезно?
— У меня нет на это времени. Я буду очень занят здесь.
— Но у меня нет статуса, — сказал Ричер. — Я всего лишь незнакомец, случайно проезжавший мимо.
— Ты с ней знаком, — сказал Холланд. — Ты провел ночь в ее доме.
— Это ваша работа, а не моя.
— Уверен, что тебе приходилось приносить подобные известия.
— Дело не в этом.
— Не сомневаюсь, что у тебя хорошо получится.
— Вовсе нет.
— Ты должен, — сказал Холланд. — А я не могу, понимаешь? Не могу, и всё.
Платон провел час на сиденье 1А, слева перед кабиной, но потом его охватило беспокойство. Ночные воздушные перелеты вызывали у него скуку. Днем внизу открывался хоть какой-то вид, даже с высоты в семь миль. Пустые коричневые пространства, но там находилось достаточно дорог, домов и городов, где живут новые клиенты, которые ждут, чтобы их нашли и обслужили. А вот ночью он не мог их видеть. Царившую внизу темноту разрывали лишь цепочки далеких огней.
Он встал и двинулся по проходу мимо своих людей, мимо последнего кресла первого класса в пустое пространство, где раньше стояли кресла эконом-класса, и окинул взглядом лежащее на полу оборудование. Его люди все проверили, однако он сделал это еще раз: ведь он был Платоном, а они — нет.
Продукты, вода, не слишком интересно. Семь курток, семь шапок, семь пар перчаток. Все новое и вполне адекватное. Куртки, большие и теплые, с подкладкой из гусиного пуха. «Норт фейс», — популярный производитель, все черные. Шесть среднего размера и одна на мальчика. Пистолет-пулеметы «Хеклер и Кох». Короткие, массивные, футуристические, смертельные. Его любимые. Еще здесь было семь маленьких рюкзаков, в каждом лежали запасные обоймы и фонарики.
Платон сразу понял, что его люди не учли одну проблему. Лямки рюкзаков следовало выпустить на максимум, чтобы их можно было надеть поверх громоздких курток. Очевидный вывод. Требовалось просто немного подумать, однако они этого не сделали.
Он — Платон, а они — нет.
Лестницы производства американской компании «Вернер» — алюминиевые, длиной в тридцать два фута в раздвинутом состоянии, рассчитанные на максимальную нагрузку в двести пятьдесят фунтов. На всех желтые наклейки с предупреждениями. Они слегка дребезжали из-за работающих двигателей самолета. Каждая весила около двадцати футов. Их придется оставить. Лучше использовать подъемную силу самолета для сорока лишних пачек в вощеной бумаге, чем везти с собой четыре бесполезные лестницы.
Конечно, то же самое относилось к шести бесполезным мужчинам. Их также придется оставить. Девятьсот фунтов легко заменяемых плоти и крови — или четыреста пятьдесят пачек метамфетамина? Никаких сомнений.
Платон уже представлял обратный полет. Он знал, что ему будет сопутствовать успех. У него имелось много преимуществ. Просто он лучший, и у его врагов нет никаких шансов. Его человек на земле служил лишь страховкой, и не более того.
Считалось, что Калеб Картер занимает самое низкое место на тотемном столбе. «Какая ирония судьбы», — думал он. Калеб кое-что знал о тотемных столбах и культуре коренных американцев в целом, да и вообще о многих вещах, но ему не хватало системы, которая могла бы принести дивиденды в виде оценок за среднюю школу или преимуществ при приеме на работу. Поэтому его отправили в управление исправительных учреждений. Самый распространенный выбор для его выпускного класса. Возможно, для многих будущих выпускников. Он прошел подготовку, ему выдали рацию и форму из полиэстера и назначили охранником в окружную тюрьму. Калеб стал самым молодым и новым членом команды из четырех человек. Иными словами, он получил самое низкое место на тотемном столбе.
Вот только называть положение нового члена команды самым низким на тотемном столбе совершенно неправильно. Каковы размеры тотемного столба? Двадцать, тридцать футов? Коренные американцы не были глупцами. Они ставили самого важного парня вниз. На уровень глаз. Кто захочет оказаться на высоте в тридцать футов от земли, где тебя никто не увидит? Как в супермаркетах. На полки, которые находятся на уровне глаз, всегда кладут лучший товар. Тот, что приносит высшую прибыль. Таким образом, низкое положение на тотемном столбе на самом деле — высокое. И наоборот. В некотором смысле. Распространенное заблуждение. Лингвистическая инверсия. Калеб Картер не знал, почему так получалось.
Ночная смена была легкой работой. Камеры заключенных запирали до того, как начиналось их дежурство, и не открывали до тех пор, пока они не уходили. На практике команда Калеба имела только одну серьезную обязанность — следить, не требуется ли кому-нибудь срочная медицинская помощь. Заключенные могут начать пускать пену изо рта или биться головой о стену. Некоторые из них не знали, какие назначения они получат. Другие пытались повеситься при помощи комбинезона. Они производили жалкое впечатление.
Проверять арестантов полагалось десять раз за смену, каждый час. Естественно, большинство из них пропускали. Иногда все. Проще сидеть в дежурке и играть в покер на пенни, или смотреть порнографию по компьютеру, или трепаться по телефону. Поначалу Калеб опасался, что их накажут за халатность. Новая работа, новая жизнь, он приступил к работе, исполненный энергии и энтузиазма, приготовившись относиться к ним максимально серьезно. Но всякий новичок должен найти в команде свое место. И он довольно быстро справился с этой задачей. Уже через месяц Калеб перестал беспокоиться о своих обязанностях. На что рассчитывает департамент, который платит жалкие десять долларов в час?
Однако бунт в тюрьме, случившийся прошлым вечером, вывел всех из равновесия. В результате командир смены решил назначить три обхода за ночь. Один из них даже сделал сам. Сегодня ночью Калеб рассчитывал на два, но прошло уже четыре часа смены, а они продолжали сидеть в дежурке, и он решил, что будет всего один. Причем в самое ближайшее время, и отправиться в него предстоит Калебу, потому что он самый главный человек на тотемном столбе. Что вполне его устраивало. Он проведет обход довольно скоро, но еще не сейчас, ведь в данный момент он изучал сайты с голыми толстыми девушками и непристойными животными. Заключенные могли и подождать.
Ричер выбрался из побитого седана возле подъездной дорожки, посмотрел вслед уехавшему дежурному и направился к дому Петерсонов. Получилось, что он шагает по белому туннелю из громадных, высотой в пять футов, сугробов. Впереди виднелась развилка, правая дорожка вела к сараю, левая — к дому. На открытом пространстве дул довольно сильный ветер, и Ричер подумал, что никогда в жизни так не мерз. Мороз достиг своей кульминации. Однажды в Саудовской Аравии, в начале Войны в заливе, в полдень, термометр показывал шестьдесят градусов. Сейчас в Южной Дакоте было минус тридцать четыре, а при таком ветре — и все сорок пять. Подобные температуры тяжело переносить, но Ричер точно знал, что для него лучше.
Он добрался до развилки и свернул налево, к дому. Дорожка была расчищена и посыпана солью и песком — возможно, последнее, что сделал Петерсон дома. Десятиминутная работа. Он позаботился о том, чтобы у Ричера не возникло проблем, когда тот приедет сообщить вдове о его смерти.
Впереди появился дом, красные доски, красная дверь, казавшиеся коричневыми в голубом сиянии луны. Мягкий желтый свет в окне. Слабый аромат древесного дыма из трубы. Ричер шел к дому. Было ужасно холодно, и ему стало казаться, что он забыл, как это делается. Точно жертва удара. Ему приходилось концентрироваться. Левая нога, правая нога, шаг, следующий, каждое движение тщательно контролируется. Словно он учился совершенно новому умению.
Он добрался до двери. Помедлил секунду, выдохнул замерзший воздух из легких, поднял руку и постучал. Толстый материал перчатки и дрожь превратили уверенный двойной стук — так намеревался поступить Ричер — в легкие приглушенные удары. Самый неприятный звук в мире. После полуночи для жены полицейского ничего не может быть хуже. Хороших новостей ждать не приходится. Ким все поймет в первую долю секунды. Вопрос лишь в том, как упорно и как долго она будет сопротивляться. Ричер знал, как это произойдет. Он стучал во множество разных дверей после полуночи.
Она открыла. Один взгляд, и последняя абсурдная надежда исчезла с ее лица. Это был не ее муж. Он не потерял ключи в снегу и не напился настолько, что не в силах попасть в замочную скважину. Она упала так, словно под ней открылся люк.
Калеб Картер взял с полки фонарик с четырьмя батарейками и проверил рацию — включена и работает. У фонарика мощный луч. Батарейки в порядке. К стене был прикреплен пюпитр, рядом на бечевке висела ручка. Калеб расписался за пятый обход. Первые четыре подписи были фальшивыми. Никто даже головы не поднял. Он вышел из дежурки в коридор.
С точки зрения юрисдикции окружная тюрьма не имела ничего общего с исправительным заведением штата, а оно, в свою очередь, — с федеральной тюрьмой. Однако все три исправительных учреждения находились в одном месте и были построены одной компанией. В камерах окружной тюрьмы сидели арестованные местные жители, которых не выпустили под залог. Они ждали суда. Все они считались невиновными, пока суд не докажет обратное. Некоторых Калеб знал по школе. Примерно четверть арестованных находились здесь после суда, их признали виновными, и они ждали несколько дней, пока их не переведут в другое место.
Жалкая компания.
Всего было шестьдесят камер, расположенных в два этажа, в форме буквы V, по пятнадцать в каждой секции. Нижнее восточное крыло, верхнее восточное, нижнее западное крыло и верхнее западное. В основании V имелась металлическая лестница, далее находились столовая и комната отдыха, так что нижний этаж имел форму буквы Y.
Все шестьдесят камер были заняты, как и всегда. Финансирование поступало извне, и складывалось впечатление, что политики из Пирра или Вашингтона хотели, чтобы их вложения работали с полной отдачей. В городе все считали, что как только в тюрьме освобождаются камеры, законы становятся более суровыми. Если в тюрьме появлялась свободная койка, тебя могли схватить даже за унцию травки. И наоборот. Если все шестьдесят коек были заняты, то даже за две унции ты получал лишь удар по голове.
Органы правопорядка. Выбранная Калебом карьера.
Он начал с дальнего конца нижнего восточного крыла, быстро прошел вдоль стены, включил фонарик и обратно двинулся медленнее. Камеры находились слева от него. Он положил фонарик на плечо — получилось классно, к тому же луч теперь находился на одном уровне с его глазами. Камеры отделялись от прохода прутьями, справа стояла койка, в дальнем левом углу — раковина и туалет, напротив коек — узкие столики шириной с полку. На койках лежали мужчины. Большинство из них спали, что-то бормотали, храпели под тонкими серыми одеялами. Некоторые бодрствовали, и их прикрытые веками глаза воровато поблескивали, когда на них падал луч фонарика.
Калеб свернул у основания V и проверил нижнее западное крыло. Пятнадцать камер, пятнадцать коек, пятнадцать мужчин. Двенадцать спит, трое нет, никаких признаков беспокойства.
Он поднялся по лестнице в восточное верхнее крыло. Тот же результат. Калеб не знал, зачем они вообще делают обходы. Тюрьма больше всего напоминала склад или дешевый отель. Неужели в отелях проверяет своих клиентов каждый час? Он так не думал.
Полнейшая чепуха.
Калеб перешел в верхнее западное крыло и зашагал немного быстрее, чем обычно. Тени прутьев двигались по мере того, как луч его фонарика перемещался вперед. Первая камера, пустое пространство слева, сгорбленная фигура под одеялом справа, не спит, вторая камера, пустое пространство справа, сгорбленная фигура под одеялом справа, спит. Третья камера — то же самое.
И так далее, до самого конца. В шестой камере лежал толстый парень. Тот, который отказывался говорить. В отличие от байкера в седьмой.
Вот только байкера в камере номер семь не было.
Камера семь, верхнее западное крыло, пустовала.
