Глава 28
Тюрьма находилась пятью милями севернее, в конце той самой старой дороги, которая вела в город от автострады. Дорога была совершенно прямой, словно строители положили на карту линейку. По шоссе, тщательно вычищенному от снега и посыпанному солью, постоянно ездили машины. День посещений. Автобусы курсировали от города до тюрьмы и обратно.
Они потратили восемь минут, чтобы проехать пять миль. В течение первых семи минут Ричер ничего не видел впереди, если не считать темного мрачного неба и льдинок в воздухе. Потом он разглядел тюрьму: сначала на горизонте появился рассеянный свет, который вскоре разделился на сотни голубовато-белых одуванчиков, сиявших над блестящей оградой из колючей проволоки. Ограда была длинной, около двенадцати футов в высоту. И двенадцать футов в ширину. С внешними и внутренними сетками из туго натянутой проволоки. Пространство между ними заполняли распущенные кольца армированной колючей ленты. Вдоль верхнего края шли тугие витки такой же проволоки. Они раскачивались на ветру, поблескивая в свете прожекторов, установленных на высоких матчах, совсем как на стадионах. Расстояние между мачтами составляло тридцать футов.
Территорию освещали огромные перевернутые вниз металлические чаши, собранные в группы по четыре, с мощными лампами внутри. Через каждые сто футов стояли сторожевые башни, высокие сооружения на широко расставленных опорах, со специальными прожекторами, направленными на кабины, и ведущие к ним мостики. Из-за лежащего повсюду белого снега свет был ослепительным. За оградой находился трехсотъярдовый, залитый ярким сиянием заснеженный двор, в центре которого располагалось гигантское скопление бетонных зданий. Они занимали площадь большого поселка или маленького города. Внутри и снаружи зданий горел свет. Вдоль фасадов шли маленькие ряды окон, напоминающие иллюминаторы на борту корабля. Крыши покрывал снег, похожий на толстое белое одеяло.
— Дареный конь, — сказал Петерсон. — Дойная корова.
— Впечатляет, — заметил Ричер.
Так и было. Огромный тюремный комплекс занимал сотни акров. Бескрайний бассейн яркого света на фоне темной прерии делал его похожим на космический корабль инопланетян, зависший над землей, не знающий, совершить ли посадку или улететь отсюда подальше в поисках более гостеприимных мест.
Дорога переходила в широкую квадратную площадь перед главными воротами. Вдоль ее края находились автобусные остановки и урны. Петерсон проехал мимо них. Ворота представляли собой туннель из стен и колючей проволоки в качестве потолка, достаточно высокий для тюремных автобусов и широкий для двух полос — одной для въезда, другой для выезда. На каждой линии имелось трое ворот, образующих два огороженных участка. Петерсон въехал в первые, и они тут же закрылись. Их автомобиль оказался между двумя закрытыми воротами. Из двери появился тепло одетый охранник, посмотрел на них, вернулся обратно, и ворота впереди открылись. Петерсон продвинулся вперед на тридцать футов. Затем повторилась та же процедура.
Когда открылись последние ворота, Петерсон направился дальше к зданиям, находящимся на оживленной улице, снег на которой был утоптан множеством ног и проехавших машин. Очевидно, автобусы высаживали посетителей сразу за последними воротами. Ричер представил женщину и ребенка, которых видел в кафе, в накинутых на плечи одеялах из мотеля. Сначала они брели по снегу к далеким зданиям, потом возвращались обратно.
Петерсон припарковался как можно ближе к входу для посетителей. За дверью находился пустой и печальный казенный вестибюль с влажным линолеумом, выкрашенными в зеленый цвет стенами и лампами дневного света на потолке. Здесь стояла рамка рентгеновского контроля и металлодетектор, а также маявшиеся без дела трое охранников. Петерсон их знал. Они его знали. Через минуту Ричера провели через боковую дверь в помещение для дежурных охранников. Новое здание, но комната выглядела не слишком чистой и ухоженной. Здесь было жарко, пахло старым кофе, новым потом и дешевой формой из полиэстера. Почти все место занимали пять стульев и письменный стол с компьютером. Охранник включил его, ввел пароль и вышел из комнаты.
— Федеральная тюрьма, федеральная база данных, — сказал Петерсон.
Оказалось, что он не слишком хорошо в ней ориентировался, и ему пришлось немного помучиться, прежде чем он обнаружил то, что искал. Он поджимал губы, что-то ворчал себе под нос и качал головой. И все же наступил момент, когда он убрал руки с клавиатуры, откинулся на спинку стула и стал читать.
— Сначала все то же самое, — сказал он. — Южноамериканец, место рождения неизвестно, точный возраст неизвестен, но предполагается, что ему за сорок; он живет в Мексике, владеет ломбардами в Чикаго, Миннеаполисе, Милуоки, Де-Мойне и Индианаполисе, подозревается в торговле наркотиками в тех же городах и содержании проституток там же.
— Что-нибудь новое? — спросил Ричер.
— Раньше мы не знали названий городов.
— А кроме этого?
— Ничего определенного. Только предупреждают, что он очень крут. Платон добрался до самых верхов, а туда не попадешь, если поешь в хоре. Здесь пишут, что он убил сотни человек. Очевидно, это необходимое требование, чтобы сделать у них карьеру. Де-Мойн не особенно впечатляет, но Чикаго — уже совсем другой уровень. Он не любитель.
Потом Петерсон снова принялся нажимать на клавиши и просматривать документы. Поджатые губы, затрудненное дыхание.
— Этот парень владеет собственным самолетом.
— Как и многие другие люди.
— «Боинг 737». Пассажирский самолет, приспособленный для личных нужд. Предположительно, приобретен у обанкротившейся мексиканской авиакомпании.
Ричер промолчал.
Петерсон прищелкнул языком и стал искать дальше.
— Он невысок, — добавил Петерсон. — Его рост всего четыре фута и одиннадцать дюймов.
— Правда?
— А какой у тебя рост?
— Шесть футов и пять дюймов.
— Ты выше его на восемнадцать дюймов. Это полтора фута.
— Он почти карлик, — сказал Ричер.
— Однажды один человек назвал его карликом. И пришел в себя в больнице, с отрезанными ногами.
Сьюзен Тернер вернулась в свой кабинет в Рок-Крик после долгой поездки по городу в час пик. Она припарковалась на зарезервированном для нее месте, прошла сквозь входную дверь и поднялась по каменной лестнице. Перила все еще оставались металлическими, а коридор второго этажа — узким. Пол по-прежнему устилал линолеум. Как и прежде, слева и справа по коридору находились двери с матовыми стеклами, за которыми размещались кабинеты. Ничего не изменилось с тех пор, как здесь работал Ричер. Возможно, покрасили стены, но все остальное осталось таким же. Каждый кабинет был оснащен согласно протоколу министерства обороны. В ее кабинете стояли знаменитый металлический стол, три телефона с тридцатью линиями, эргономическое кресло на колесиках, шкафы с документами и два стула с изогнутыми ножками, для посетителей. С потолка на трех цепях свисала люстра, имеющая форму чаши. В ней светилась энергосберегающая лампочка. На столе имелся компьютер с быстрым защищенным Интернетом. У нее был ноутбук с независимым беспроводным выходом в Интернет. На стене висела новая карта мира.
Она села. Никаких сообщений. Никто не пытался связаться с ней из министерства ВВС. Ричер больше не звонил. Она подключила свой цифровой диктофон в USB-порт. Допрос заключенного записался в аудиофайл. Программа распознавания голоса превратит его в письменный документ. Оба новых файла отправятся в соответствующие инстанции. В Техасе, Флориде и Нью-Йорке будут произведены аресты. Затем почти наверняка последует благодарность в приказе и рекомендация по присвоению Бронзовой Звезды.
Ричер получил Бронзовую Звезду много лет назад. Сьюзен Тернер об этом знала, потому что у нее на столе лежало его досье — старая толстая картонная папка, в которой едва помещались многочисленные документы. Она читала ее множество раз. Джек-прочерк-Ричер, родился 29 октября. Семья военного, но его карьеру нельзя назвать семейной — отец служил в морской пехоте. Мать была француженкой. Закончил Вест-Пойнт. Прослужил в армии тринадцать лет. С самого начала попал в военную полицию, что, по мнению Сьюзен, поднимало его над всеми остальными, однако у него постоянно возникали разного рода проблемы. Он говорил то, что было необходимо сказать, и его не волновало, кто находится перед ним. Он делал то, что было необходимо сделать, и его не интересовали последствия. Он срезал углы и разбивал головы. Его разжаловали в капитаны за то, что он сломал ногу гражданскому лицу. Понижение в звании — это всегда закодированное послание: пора искать себе другое место, приятель. Однако он остался и снова дослужился до майора. Величайшее возвращение всех времен. Потом его перевели в 110-й. Первый командный пост. Во многом Ричер стал основателем отдела.
Ее предшественник, но никак не пример для подражания.
Однако за тринадцать лет службы он был награжден Серебряной Звездой, медалью «За отличную службу в Вооруженных силах», орденом Доблестного легиона, Солдатской медалью, Пурпурным Сердцем и Бронзовой Звездой. Очевидно, он обладал талантом. Из чего следовало, что при соблюдении корпоративной этики, отца-военного и матери-американки он бы сейчас занимал должность начальника штаба.
Причудливая карьера.
Серебряной Звездой и Пурпурным Сердцем Ричера наградили за Бейрут. Он служил офицером связи между армией и морской пехотой, когда казармы подверглись бомбардировке. Тогда он получил серьезное ранение и проявил себя как герой. Все остальные его награды были обезличены, из чего следовало, что они связаны с засекреченной информацией.
В Бейруте его поместили в госпиталь, а потом перевезли в Германию для восстановления. В файле имелась медицинская карта. Он был здоровым человеком. Рана зажила быстро и полностью. От нее остался уродливый шрам. У него было превосходное зрение, рост составлял шесть футов и пять дюймов, а когда Ричер попал в Германию, он весил двести сорок фунтов. Она не нашла нигде отметок касательно его внутренних слабостей.
Ричер обладал многими умениями. Он считался специалистом по стрелковому оружию и однажды с рекордным результатом выиграл соревнования по стрельбе из винтовки на расстоянии в тысячу ярдов. В досье также говорилось, что его физическое состояние заметно выше среднего, что он превосходно ориентируется на местности, прекрасно знает английский и французский, неплохо говорит по-испански, хорошо владеет холодным оружием и безупречен в рукопашном бое. Сьюзен знала, что означает последнее утверждение. Это все равно что драться с работающей цепной пилой.
Крутой парень, обладающий высоким интеллектом.
К внутренней стороне папки была прикреплена фотография. Цветной снимок, слегка потускневший от времени. Короткие непокорные волосы, яркие голубые глаза, слегка набрякшие веки, прямой твердый взгляд. И два заметных шрама: один возле уголка левого глаза, другой — на верхней губе. Лицо казалось высеченным из камня талантливым скульптором, который очень спешил. Ровные жесткие поверхности. Мощная шея. Широкие плечи. Длинные руки с крупными кистями.
На губах застыла улыбка — одновременно терпеливая и раздраженная, словно он понимал, что снимок сделать необходимо, но у фотографа осталось три секунды до того, как камеру запихнут ему в глотку.
Джек-прочерк-Ричер.
В целом Сьюзен не сомневалась, что с этим человеком было бы интересно познакомиться. И что иметь такого друга замечательно, а врага — очень опасно.
Она сняла трубку и набрала номер приятеля, который служил в ВВС. Спросила, есть ли новости. Он ничем ее не порадовал. Она спросила, когда их можно ждать. Приятель ответил, что скоро. Она сказала, что ей нужно срочно.
— Пытаешься произвести на кого-то впечатление? — спросил он.
— Нет, — ответила Сьюзен Тернер и повесила трубку.
На последней странице досье Ричера имелись перекрестные ссылки на другие досье. Всего семьдесят три. Все они были засекречены, что не удивило Сьюзен Тернер. Обычно вся военная информация имеет ограниченный доступ. Первые семьдесят две ссылки относились к тринадцати годам его службы и имели такую высокую секретность, что ей было бы непросто до них добраться. Вероятно, оперативные рапорты. Семьдесят третья ссылка, менее высокого уровня, относилась к давним временам. Более того, тогда Джеку-прочерк-Ричеру было всего шесть лет. Совсем маленький мальчик. И это показалось ей странным. Рапорты о семейных проблемах должны находиться в архивах морской пехоты из-за его отца.
Так почему же армия хранит документ, касающийся шестилетнего мальчика?
Она написала по электронной почте запрос на однократный пароль для входа в архив Управления персоналом.
Когда они покидали тюрьму, процесс повторился в обратном порядке, но к нему добавился тщательный осмотр выезжающего автомобиля. Петерсон остановился у первых запертых ворот, и к ним подошли двое охранников с фонариками, один проверил багажник, другой — заднее сиденье. Затем они поменялись местами и повторили процедуру. Центральные ворота распахнулись, Петерсон въехал во второй отсек. Третий охранник изучил их документы и махнул рукой, показывая, что они могут ехать.
— Что ты думаешь? — спросил Петерсон.
— О чем? — спросил Ричер.
— О системе безопасности.
— Она вполне адекватна.
— И все?
— А большего не требуется.
— Я считаю, что она очень надежна.
— В конце концов их подведет природа человека. Прошел всего год. Достаточно, чтобы два охранника проявили нерадивость одновременно. Рано или поздно это произойдет. Так бывает всегда.
— Пессимист.
— Реалист.
Петерсон улыбнулся, и его машина поехала обратно к городу.
К огороженному особняку Платона, расположенному южнее на тысячу семьсот миль, катил небольшой конвой, состоящий из трех черных «Рейнджроверов». Все машины были совсем новенькими, с затемненными стеклами, спортивная модель переделанного «Лендровера» с двигателем от «Ягуара» с наддувом. Отличные машины для езды по плохим дорогам, а других в той части Мичоакана, где жил Платон, не найти. В каждой машине сидело по два человека — всего шесть, всем за тридцать, все обладали почти двадцатилетним опытом, все одеты в черное и вооружены.
И все они уже работали на Платона прежде.
Из чего следовало, что все они немного боялись.
Три машины сделали последний поворот, и им осталось преодолеть оставшуюся пыльную милю до ворот. Все три водителя знали, что их уже изучают в бинокль. Они прошли точку возврата. Конвой продолжал двигаться со скоростью пятьдесят миль в час, водители старались держаться рядом, потом сбросили скорость, чтобы их приближение не выглядело агрессивным. Говорят, что охранники у ворот виллы Платона имели в своем распоряжении противотанковые ракеты. Или гранатометы. А еще ракеты типа «земля-воздух» против правительственных вертолетов. Может быть, это было правдой, может быть, нет, но ни у кого не возникало желания узнать, чем на самом деле вооружена охрана.
Три машины остановились на значительном расстоянии от ворот, шестеро мужчин вылезли наружу и встали под лучами жаркого вечернего солнца. До заката было еще далеко. Никто к ним не подходил. Они знали, что их идентифицируют издалека. Больше никто вмешиваться не станет. Они знали, что их хорошее поведение гарантируется не обыском, а тем фактом, что их сестры, матери, бабушки и кузины находятся неподалеку. Наблюдать, как с лица близких тебе людей сдирают кожу, очень неприятно. А жить с ними после этого — еще более страшное испытание.
Заработал бензиновый двигатель, и ворота начали медленно открываться. Минуту спустя последняя машина въехала на огороженную территорию, и ворота закрылись.
Петерсон довез Ричера до дома Джанет Солтер, который стал для него основным пунктом назначения — как днем, так и ночью. Он прошел по подъездной дорожке, и женщина-полицейский из дневной смены впустила его в дом. Джанет Солтер находилась в библиотеке, в своем любимом кресле, и читала в круге света. Вторая женщина-полицейский стояла у окна, спиной к комнате. Все под контролем, все в порядке.
Джанет Солтер показала Ричеру свою книгу.
— Я читаю Шерлока Холмса, — сказала она.
— «Пес, который не лаял ночью»?
— Точно.
— Я уже об этом подумал. Ваша соседка живет с той стороны, с которой дует ветер. Из того, что ее собака не лаяла, еще не следует, что там никого не было.
— Я хочу показать вам другой том, который стоит в гостиной, — сказала Джанет Солтер. Она положила книгу и встала с кресла. Ричер последовал за ней в соседнюю комнату. Она закрыла за собой дверь. — Байкеры действительно уехали?
— Да, — ответил Ричер.
— Они вернутся?
— Думаю, нет.
— Значит, я в безопасности?
— Боюсь, что нет.
— Почему шеф Холланд позволил им уехать?
— Законы маленького города, — ответил Ричер.
— Из чего следует, что, если все пойдет по плану и я выступлю в суде, только одного человека посадят, как вы выражаетесь.
— Это правда.
— Но мой договор был совсем другим. Задача состояла в том, чтобы поймать всю шайку. А теперь они станут проблемой для какого-то другого города.
— Потом для следующего и так далее.
— Это неправильно.
— Так устроен мир.
— Я имела в виду, что не стоило подвергать меня такому риску ради столь минимальной выгоды.
— Вы хотите отступиться?
— Да, полагаю, так я и сделаю.
Было без пяти шесть вечера.
Осталось десять часов.
