Глава 9

Мэрилин Стоун пропустила ланч, потому что была очень занята, но ее это ничуть не огорчило, поскольку ей нравилось, как теперь выглядел их дом. Где-то в разгар работы она вдруг поняла, что смотрит на происходящее совершенно спокойно, и немного удивилась собственной реакции, ведь, в конце концов, она собиралась продать свой дом, который сама совсем недавно выбирала, потратив на это немало сил и времени. Именно о таком доме Мэрилин мечтала всю жизнь. Но реальность превзошла все ее ожидания. В самом начале даже мысли об этом доме приводили ее в восторг, а когда она туда переехала, у нее было ощущение, что она умерла и попала в рай. Но сейчас она смотрела на него как на выставочный экземпляр, предмет, предназначенный на продажу. Она не видела комнаты, которые обставляла и в которых жила, получая от этого огромное удовольствие. Мэрилин Стоун не испытывала боли, не бросала печальные взгляды на уголки, где они с Честером развлекались, ели, спали, смеялись. Ее переполняла решимость довести дом до такого состояния, чтобы перед его красотой не смог устоять ни один покупатель.

Сначала, как она и планировала, приехали грузчики. Мэрилин велела им вынести жертвенник из прихожей и кресло Честера из гостиной. Не потому, что оно было плохим, просто оно оказалось здесь лишним. Честер очень его любил и выбирал так, как мужчины обычно выбирают вещи, — за удобство, а не за стиль и соответствие остальной обстановке. Это кресло — единственное, что они привезли сюда из своего прежнего дома. Он ставил его под углом к камину. И в конце концов Мэрилин поняла, что оно ей тоже нравится. Как ни странно, благодаря ему их гостиная выглядела не как картинка из модного журнала, а как уютная комната, где приятно проводить вечера. И именно по этой причине его следовало убрать.

После длительных размышлений Мэрилин приказала грузчикам вынести из кухни громадный стол, который придавал ей солидный вид, создавая впечатление места, где планируются и готовятся серьезные трапезы. Но без него кухня стала представлять собой огромное свободное пространство — тридцать футов выложенного плиткой пола, идущего до самого эркера. Мэрилин знала, что, если хорошенько отполировать плитку, свет из окна будет от нее отражаться, создавая дополнительное ощущение простора. Она поставила себя на место предполагаемого покупателя и спросила, что понравилось бы ей больше: солидная кухня или большая просторная кухня? Так что стол отправился в грузовик перевозчиков мебели.

К нему присоединился телевизор из рабочего кабинета. У Честера были проблемы с телевизорами. Видео убило ту сторону его бизнеса, которая имела непосредственное отношение к любительскому кино, и он не спешил покупать новейшие модели, выпущенные его конкурентами. Телевизор был устаревшей моделью «Ар-си-эй», без специальной консоли, с блестящей рамкой из фальшивого хрома вокруг экрана, похожего на серый аквариум для рыбок. Когда Мэрилин смотрела в окно поезда, подъезжавшего к станции «Сто двадцать пятая улица», она видела экземпляры и получше, выставленные на тротуары перед домами. Поэтому она велела убрать телевизор из кабинета, а вместо него поставить книжный шкаф из гостевой комнаты. Оглядев результаты своих трудов, Мэрилин пришла к выводу, что так стало даже лучше. С книжным шкафом, кожаными диванами и темными абажурами комната выглядела просто классно. Рабочий кабинет культурного, умного человека. Место, где приходят озарения. Словно покупатель приобретает стиль жизни, а не всего лишь дом.

Мэрилин потратила довольно много времени, выбирая книги для кофейных столиков, а затем приехала девушка флорист с картонными коробками, полными цветов. Мэрилин попросила ее вымыть все вазы и оставила наедине с европейскими журналами, велев скопировать картинки из них. Когда прибыл служащий из офиса Шерил с табличкой «Продается», она отправила его поставить табличку около почтового ящика на подъезде к дому. В тот момент, когда грузчики собрались уезжать, появились садовники, и им пришлось некоторое время маневрировать на подъездной дорожке. Мэрилин провела бригадира по саду, объясняя ему, что необходимо сделать, и умчалась в дом, прежде чем взревели газонокосилки. Молодой человек, занимавшийся бассейнами, подошел к двери одновременно со службой уборки. Мэрилин пару мгновений смотрела на них, пытаясь решить, с кого начать. Затем приказала уборщику подождать и отвела юношу к бассейну, объясняя ему, чего она от него хочет. После этого она бегом вернулась в дом, чувствуя, что проголодалась, потому что пропустила ланч, но зато удовлетворенная тем, сколько полезных дел успела переделать.

Оба старика прошли в прихожую, чтобы проводить Ричера. Старик долго дышал через свои трубки, чтобы набраться сил и встать со стула, затем медленно покатил перед собой баллон, частично опираясь на него, как на палку, частично толкая перед собой, как тележку с клюшками для гольфа. Его жена шла перед ним, шелестя юбками, которые задевали за стены узкого коридора и дверные ручки. Ричер, держа под мышкой кожаную папку, следовал за ними. Пожилая женщина открыла дверной замок, а старик стоял, тяжело дыша и цепляясь за ручку тележки. Открылась дверь, и внутрь ворвался приятный свежий воздух.

— Здесь еще живет кто-нибудь из прежних друзей Виктора? — спросил Ричер.

— А это важно, майор?

Ричер пожал плечами. Он уже давно понял, что лучший способ подготовить людей к плохим известиям — это тщательно изучить ситуацию от самого начала и до конца. Они внимательнее слушают, если им кажется, что ты использовал все возможности.

— Просто я хочу побольше узнать о вашем сыне, — ответил он.

У них сделался озадаченный вид, но они были готовы обдумать вопрос Ричера, потому что он являлся их последней надеждой и в буквальном смысле держал в руках жизнь их сына.

— Наверное, Эд Стивен из скобяной лавки, — сказал наконец мистер Хоби. — Они с Виктором были закадычными друзьями с детского сада и до двенадцатого класса школы. Тридцать пять лет назад, майор. Я не понимаю, какое теперь все это может иметь значение.

Ричер кивнул, потому что теперь это действительно не имело никакого значения.

— У меня есть номер вашего телефона, — сказал он. — Я вам позвоню, как только что-нибудь выясню.

— Мы на вас надеемся, — сказала пожилая женщина.

Ричер снова кивнул.

— Было очень приятно с вами познакомиться. Спасибо за кофе и кекс. Я вам очень сочувствую.

Они ничего не ответили, потому что он произнес бессмысленные слова. Тридцать лет нестерпимой боли, а он им сочувствует? Ричер пожал дрожащие худые руки стариков, вышел на заросшую травой дорожку и, глядя прямо перед собой, вернулся к «таурусу». В руках он продолжал держать кожаную папку.

Ричер развернул машину на подъездной дорожке и, цепляясь обоими боками за разросшиеся кусты, проехал по ней, свернул направо и двинулся на юг по тихой дороге, которую оставил, чтобы отыскать дом стариков. Впереди появился город Брайтон, дорога стала шире и значительно лучше. Он миновал заправочную станцию и пожарное депо, затем муниципальный парк с площадкой для бейсбола, супермаркет с большой парковкой, банк, несколько крошечных магазинчиков с общей витриной в глубине улицы.

Парковка супермаркета, похоже, являлась географическим центром города. Ричер медленно проехал мимо и увидел детский сад, окруженный ровным строем растений в горшках под разбрызгивателем, от которого над поляной висела радуга. Дальше стоял большой сарай, выкрашенный темно-красной краской: «Скобяная лавка Стивена». Ричер съехал с дороги и припарковал «таурус» около магазина пиломатериалов, расположенного за лавкой.

В лавку вела непримечательная дверь в конце сарая, за ней открывался лабиринт проходов, забитых самыми разнообразными предметами, которые Ричеру никогда не доводилось покупать. Винты, гвозди, болты, ручные и электрические инструменты, контейнеры для мусора, почтовые ящики, листы стекла, оконные рамы, двери, банки с краской. Лабиринт вел к центру помещения, где в форме прямоугольника под яркими флуоресцентными лампами выстроились четыре прилавка. Внутри стояли мужчина и два молодых человека в джинсах, рубашках и красных полотняных передниках. Мужчина был худым и невысоким, лет пятидесяти, а юноши — явно его сыновьями, более молодыми версиями того же лица и телосложения, лет двадцати и восемнадцати.

— Эд Стивен? — спросил Ричер.

Мужчина кивнул, чуть склонил голову набок и приподнял брови, как это делает человек, который вот уже тридцать лет имеет дело с покупателями и поставщиками, без конца задающими ему самые разные вопросы.

— Могу я поговорить с вами про Виктора Хоби?

На мгновение на его лице появилось непонимание, затем он взглянул на своих сыновей, словно промчался назад, сквозь их жизни и дальше в те времена, когда он знал Виктора Хоби.

— Он погиб во Вьетнаме, так ведь? — сказал он.

— Я бы хотел о нем поговорить.

— Очередная проверка по просьбе родителей? — спросил он без всякого удивления и немного устало.

Видимо, в городе хорошо знали о проблемах семейства Хоби, их терпели, но они больше не вызывали у людей сочувствия.

— Я хочу понять, каким он был. Мне сказали, что вы его хорошо знали.

У Стивена снова сделался озадаченный вид.

— Ну да, наверное. Но мы тогда были детьми. После средней школы я видел его всего один раз.

— Расскажете мне о нем?

— Вообще-то я очень занят. Мне нужно заняться разгрузкой товара.

— Я могу вам помочь. Заодно и поговорим.

Стивен уже собрался отказаться от его помощи, потом взглянул на Ричера, оценил его размеры и улыбнулся, как рабочий, которому предложили бесплатно воспользоваться погрузчиком.

— Ладно, это во дворе, — сказал он.

Он вышел из-за прилавков и провел Ричера в заднюю дверь. Рядом с открытым сараем с железной крышей стоял на солнце запыленный пикап, загруженный мешками с цементом. Полки в открытом сарае были пустыми. Ричер снял пиджак и положил на капот грузовика.

Мешки были сделаны из плотной бумаги. Со времен своей работы в Ки-Уэсте Ричер знал, что, если ухватиться обеими руками за середину мешка, тот сложится пополам и разорвется. Нужно было взяться за угол мешка и поднять его одной рукой. Кроме того, так Ричеру не грозило запачкать новую рубашку. Мешки весили по сто фунтов, поэтому он брал по два сразу, в каждую руку, и нес, выставив перед собой, чтобы не касаться тела. Стивен наблюдал за ним так, словно попал на представление цирка.

— А вы тем временем рассказывайте мне про Виктора Хоби, — проворчал Ричер.

Стивен пожал плечами.

— А что я могу вам рассказать? Понимаете, мы были детьми. Наши отцы являлись членами торговой палаты. Его отец был печатником. А моему принадлежал этот магазин, хотя в те времена здесь торговали только пиломатериалами. В школе мы не расставались. Пошли в детский сад в один день, окончили среднюю школу тоже в один день. После этого я видел его всего один раз, когда он приезжал в отпуск из армии. Он провел во Вьетнаме год и решил снова туда вернуться.

— А каким он был человеком?

Стивен снова пожал плечами.

— Мне не хочется высказывать свое мнение по этому поводу.

— Почему? Что-нибудь нехорошее?

— Нет-нет, ничего подобного, — сказал Стивен. — Тут нечего скрывать. Он был отличным парнем. Но я сейчас выскажу мнение одного ребенка относительно другого ребенка, причем мнение тридцатилетней давности. Вы меня понимаете? Возможно, это мнение ничего не стоит.

Ричер остановился, держа перед собой мешки весом по сто фунтов, и посмотрел на Стивена. Тот стоял, опираясь о столбик, в своем красном переднике, тощий, но жилистый и сильный — так, по мнению Ричера, и должен выглядеть осторожный бизнесмен-янки из маленького городка. Человек, чье мнение может оказаться очень надежным.

— Хорошо, я это понимаю. И приму в расчет. Стивен кивнул в ответ, словно они установили правила игры.

— Сколько вам лет?

— Тридцать восемь, — ответил Ричер.

— Из здешних мест?

Ричер покачал головой.

— На самом деле я ниоткуда.

— Ладно, в таком случае я должен вам кое-что объяснить, — сказал Стивен. — У нас очень маленький провинциальный городок, мы с Виктором родились здесь в сорок восьмом году. Нам было пятнадцать, когда застрелили Кеннеди, шестнадцать, когда появились «Битлз», и двадцать во время беспорядков в Чикаго и Лос-Анджелесе. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Другой мир, — проговорил Ричер.

— Именно, — сказал Стивен. — Мы выросли в другом мире. В нем прошло все наше детство. Для нас настоящим смельчаком был тот, кто украшал бейсбольными карточками колеса своего велосипеда фирмы «Швинн». Помните об этом, когда услышите то, что я вам скажу.

Ричер молча вытащил девятый и десятый мешки из кузова пикапа. Он слегка вспотел и волновался о том, в каком состоянии будет рубашка, когда его увидит Джоди.

— Виктор был очень правильным ребенком, — сказал Стивен. — Правильным и совершенно нормальным. Для сравнения скажу, что это было в те времена, когда большинство из нас считали себя крутыми, если гуляли до половины десятого вечером в субботу и пили молочный коктейль.

— А чем он интересовался? — спросил Ричер.

Стивен надул щеки и пожал плечами.

— Ну что я могу сказать? Думаю, тем же, что и все остальные. Бейсбол и Микки Мантл . Нам нравился Элвис. Мороженое и Одинокий ковбой . Самые обычные вещи.

— Его отец сказал мне, что Виктор всегда мечтал стать военным.

— Мы все мечтали. Сначала ковбоями и индейцами, потом солдатами.

— А вы были во Вьетнаме?

Стивен покачал головой.

— Нет. Со временем я успокоился насчет военной службы. Не потому, что не одобрял. Вы должны понять, что все это произошло задолго до появления движения хиппи и всего, что с ними связано. Тогда никто не возражал против военной службы, и я не боялся ее. Тогда бояться было особенно нечего. Мы же были гражданами Соединенных Штатов, верно? Мы собирались надрать задницы узкоглазым уродам максимум за полгода. Никто не переживал из-за того, что нужно идти на ту войну. Просто все это казалось нам каким-то старомодным. Мы уважали военных, нам нравились их истории, но война представлялась нам вчерашним днем. Вы понимаете, что я имею в виду? Я хотел заняться нашим семейным бизнесом, хотел превратить лесопилку отца в большую корпорацию. Вот это было настоящее дело. И я считал, что это больше по-американски, чем идти в армию. В те времена такой поступок представлялся мне не менее патриотичным.

— И вы избежали призыва? — спросил Ричер.

— Меня вызвали, но я подал документы в колледж, и меня не тронули. Мой отец дружил с председателем торговой палаты, и это тоже, наверное, сыграло свою роль.

— А как к этому отнесся Виктор?

— Нормально. Никаких разногласий. Я же не был настроен против войны. Я поддерживал наши действия во Вьетнаме, как и все остальные. На самом деле речь шла о личном выборе каждого, вне зависимости от того, завтрашний это день или вчерашний. Я мечтал о будущем, Виктор — об армии. Он считал, что поступает правильно. По правде говоря, на него очень сильно повлиял его отец, который был негоден к строевой службе во время Второй мировой войны. А мой служил в пехоте. Виктор чувствовал, что его семья не выполнила свой долг, и хотел это исправить. Звучит довольно глупо, верно? Насчет долга. Но тогда мы все так думали. Нынешняя молодежь совсем другая, ни в какое сравнение с нами не идет. Мы здесь были очень серьезными и довольно старомодными в своих взглядах на жизнь. А Виктор, наверное, немного больше других. Но на самом деле он не сильно от нас отличался.

Ричер уже успел перетаскать три четверти мешков. Он остановился и прислонился к дверце пикапа.

— Он был умным?

— Думаю, достаточно умным, — ответил Стивен. — Он хорошо учился в школе, но без выдающихся успехов. Пара ребятишек из нашего городка стала адвокатами, врачами и все такое. Один даже в НАСА работает, он был чуть младше нас с Виктором. У Виктора было все в порядке с головой, но, насколько я помню, ему приходилось трудиться, чтобы получать хорошие оценки.

Ричер снова занялся мешками. Сначала он заполнил самые дальние полки и теперь радовался своей предусмотрительности, потому что руки у него начали болеть.

— Он попадал в какие-нибудь неприятности?

— Вы, наверное, меня плохо слушали, мистер, — нетерпеливо проговорил Стивен. — Виктор был исключительно правильным, в то время как самый последний хулиган из нашего детства выглядел бы сейчас настоящим ангелом.

Ричеру осталось перенести шесть мешков, и он вытер ладони о штаны.

— А каким он был, когда вы его видели в последний раз? Между двумя командировками во Вьетнам?

Стивен задумался над его вопросом.

— Виктор стал старше, наверное. Я повзрослел на год, а он, как мне показалось, лет на пять. Но он совсем не изменился. Остался таким же, как и прежде, серьезным и целеустремленным. Когда он вернулся домой, в его честь устроили парад, потому что он получил медаль. Но он очень из-за этого смущался и сказал, что медаль ничего не значит. А потом снова уехал и уже больше не вернулся.

— И как вы к этому относитесь?

Стивен снова помолчал.

— Плохо, конечно. Я знал его всю жизнь. Я бы хотел, чтобы он остался жив, но, с другой стороны, радовался, что он не вернулся в инвалидном кресле и все такое, как многие из парней, побывавших на той войне.

Ричер закончил работу, пристроил последний мешок на полку, подтолкнув его ладонью, и прислонился к столбу напротив Стивена.

— А как насчет тайны? Насчет того, что с ним там случилось?

Стивен покачал головой и грустно улыбнулся.

— Нет никакой тайны. Его убили. Просто двое стариков отказываются принять три неприятных факта.

— Каких?

— Элементарных, — ответил Стивен. — Первое: их сын погиб. Второе: он погиб в каких-то богом забытых непроходимых джунглях, где никто и никогда его не найдет. Третье: правительство перестало говорить правду и считать солдат, пропавших без вести, погибшими, чтобы потери не казались огромными. В вертолете Виктора было, наверное, десять человек, так? Получается, десять имен не попало в вечерние новости. Это политика, а время для признаний прошло. Они никогда не скажут правды.

— Вы так считаете?

— Конечно, — ответил Стивен. — Война пошла не так, как они планировали, и у правительства возникли проблемы. Скажу вам, моему поколению принять это было очень не просто. Вы, ребята помоложе, возможно, относитесь к тем событиям спокойнее, но, можете мне поверить, старики вроде Хоби никогда не успокоятся.

Он замолчал и задумчиво посмотрел на пустой пикап, а потом на полки с мешками.

— Вы перетащили тонну цемента. Хотите зайти помыться? Угощу вас содовой.

— Мне нужно поесть, — ответил Ричер. — Я пропустил ланч.

Стивен кивнул и грустно улыбнулся.

— Поезжайте на юг. Сразу после железнодорожной станции будет кафешка. Мы там пили молочный коктейль в половине десятого вечером в субботу и считали, что мы ничем не хуже Фрэнка Синатры.

С тех пор как отчаянные мальчишки с бейсбольными карточками на колесах велосипедов пили здесь молочный коктейль субботними вечерами, кафе, судя по всему, сильно изменилось. Сегодня оно представляло собой заведение в стиле семидесятых — низкое и прямоугольное, с кирпичным фасадом и зеленой крышей — и с блеском девяностых в виде голубых и розовых неоновых вывесок в каждом окне. Ричер прихватил с собой кожаную папку, толкнул дверь и оказался в прохладном помещении, где пахло фреоном, гамбургерами и моющим средством, которым протирают столы. Он сел за стойку, и улыбающаяся полная девушка лет двадцати с небольшим выдала ему тарелку и салфетку, а затем протянула меню размером с доску объявлений и с фотографиями блюд рядом с описанием ингредиентов. Ричер заказал гамбургер с полуфунтовым непрожаренным бифштексом, швейцарский сыр, салат из шинкованной капусты и лук кольцами и заключил сам с собой пари, что гамбургер ни капли не будет похож на фотографию в меню. Затем он выпил воду со льдом, снова налил полный стакан и только после этого открыл папку.

Первым делом Ричер решил заняться письмами Виктора родителям. Всего их было двадцать семь: тринадцать из военной школы и четырнадцать из Вьетнама. Они подтвердили все, что рассказал ему Эд Стивен. Правильная грамматика, правильная орфография, четкие, простые фразы. Тот же почерк, что и у всех, кто получил образование в Америке в период между двадцатыми и шестидесятыми годами, но с небольшим наклоном влево. Левша. Ни в одном из двадцати семи писем не было больше нескольких строк на второй странице. Человек долга, который к тому же знает, что невежливо заканчивать личное письмо на первой странице. Воспитанный, исполнительный, левша, скучный, консервативный, нормальный человек, получивший образование, но звезд с неба не хватающий.

Официантка принесла гамбургер. Кусок мяса оказался вполне приличным, но не шел ни в какое сравнение с гигантским бифштексом, изображенным на фотографии в меню. Салат плавал в соусе из белого уксуса в гофрированной бумажной чашке, кольца лука были распухшими и совершенно одинаковыми, похожими на маленькие коричневые автомобильные шины. Сыр нарезали так тонко, что он стал прозрачным, но вкус у него был как у сыра.

Фотография, сделанная после торжественного парада по случаю выпуска из Ракера, оказалась не слишком удачной. Она была нечеткой, а глаза Виктора прятались в тени козырька. Он стоял в напряженной позе, расправив плечи. Гордился своими успехами или стеснялся матери? Трудно сказать. В конце концов, взглянув повнимательнее на губы Виктора, Ричер решил, что все-таки он гордился собой. Губы были плотно сжаты, а уголки слегка опущены — так бывает, когда человек пытается сдержать счастливую улыбку. Иными словами, фотография молодого человека на пике своей жизни и карьеры. Все цели достигнуты, все мечты реализованы. Две недели спустя он покинул родину. Ричер принялся перебирать письма, пытаясь отыскать записку из Мобила, написанную перед отплытием корабля и отправленную клерком компании из Алабамы. Серьезные фразы, страница с четвертью. Эмоции под жестким контролем. Ничего конструктивного.

Ричер заплатил за еду и оставил девушке два доллара чаевых за то, что она такая жизнерадостная. Написала бы она домой страницу с четвертью пустых, ничего не говорящих фраз перед тем, как отплыть на войну? Нет, конечно. Но с другой стороны, она бы не отплыла на войну. Вертолет Виктора сбили лет за семь до того, как она появилась на свет, а Вьетнам стал для нее предметом мучений на уроках истории в седьмом классе.

Ричер решил, что ехать на Уолл-стрит еще рано, ведь Джоди сказала, что закончит в семь. Значит, ему нужно было как-то убить по крайней мере два часа. Он сел в «таурус» и включил кондиционер на полную мощность, чтобы разогнать горячий воздух. Затем разложил карту, полученную в «Херце», на жесткой кожаной папке и проложил маршрут из Брайтона. Он мог выбрать 9-е шоссе на юг до Бэр-Маунтин-паркуэй, дальше на восток до Таконик, потом на юг до Спрейн, который выведет его на Бронкс-Ривер-паркуэй и в Ботанический сад, где Ричер никогда не был и очень хотел побывать.

Мэрилин сумела поесть только в начале четвертого. Прежде чем отпустить уборщиков, она проверила их работу и обнаружила, что они потрудились на славу. Они почистили ковер паром, но не потому, что он был грязным, а чтобы расправить те места, где его смяли ножки тяжелого жертвенника. Пар пропитал шерстяные волокна, и после тщательной обработки пылесосом никто никогда не узнает, что здесь что-то стояло.

Мэрилин приняла душ и вытерла плитки в кабинке кухонным полотенцем, чтобы они были сухими и блестящими. Затем расчесала волосы и оставила их сохнуть на воздухе. Она знала, что влажность, характерная для июня, сделает их слегка вьющимися на концах. После этого она надела любимое платье Честера, темно-розовое, шелковое и такое облегающее, что лучше всего оно выглядело без нижнего белья. Оно доходило до колена и старательно подчеркивало все, что нужно и где нужно. Казалось, платье сшито специально для нее; впрочем, так оно и было, только Честер этого не знал. Он считал, что ей просто повезло, и Мэрилин его не разубеждала, вовсе не из-за денег, а потому, что ей казалось, ну… скажем, немного неприличным признаваться, что она сшила на заказ такое сексуальное платье.

По правде говоря, оно оказывало весьма специфическое воздействие на Честера, и Мэрилин использовала его в качестве стимулятора всякий раз, когда считала, что он заслужил награду. Или его требовалось от чего-то отвлечь. А сегодня возникла как раз такая ситуация. Он вернется домой и увидит свой дом, подготовленный к продаже, и жену, взявшую все заботы об этом на себя. Иными словами, вечер обещал быть трудным, и Мэрилин была готова использовать все возможности, пусть даже и неприличные, чтобы его пережить.

Она выбрала туфли на каблуке от Гуччи под цвет платья — в них ее ноги казались длинными. Затем спустилась на кухню, съела ланч, состоявший из яблока и сыра с низким процентом жирности, потом снова поднялась наверх, почистила зубы и задумалась о том, стоит ли накраситься. Впрочем, с платьем на голое тело и с распущенными волосами косметика не сочеталась, но Мэрилин была готова признать, что, пожалуй, это не пройдет, и потому приступила к серьезному ритуалу, чтобы в конечном итоге выглядеть так, будто на ее лице нет ни грамма ничего искусственного.

На это ушло двадцать минут, затем она привела в порядок ногти на руках и ногах, решив, что это важно, поскольку, скорее всего, ей придется довольно быстро сбросить туфли. В качестве завершающего штриха она воспользовалась своей любимой туалетной водой, но так, чтобы ее аромат не был слишком сильным. И тут зазвонил телефон.

— Мэрилин! — Это была Шерил. — Шесть часов на рынке, и уже удача!

— Правда? Кто? И как это получилось?

— Представляешь? Первый день, мы еще даже не успели внести твой дом в каталоги. Какой-то мужчина переезжает сюда со своей семьей. Решил поездить по вашему району, чтобы на него взглянуть, и увидел твое объявление. И сразу же приехал к нам уточнить детали. Ты готова? Я могу привезти его прямо сейчас?

— Ого, прямо сейчас? Уже? Быстро. Да, я готова. А кто он, Шерил? Как ты думаешь, это серьезный покупатель?

— Абсолютно, и он здесь пробудет всего один день. Ему нужно возвращаться на запад сегодня вечером.

— Хорошо, привози. Я буду ждать.

Неожиданно Мэрилин сообразила, что, не отдавая себе отчета, уже отрепетировала про себя, как это будет происходить. Она проделала все быстро и совершенно не волновалась. Повесила трубку и помчалась вниз, на кухню, чтобы включить духовку. Взяла из банки ложку кофейных зерен, положила на блюдце и поставила на среднюю полку. Затем закрыла дверцу духовки и включила воду в раковине, бросила кожуру от яблока в устройство для переработки отходов, а тарелку убрала в посудомоечную машину. Вытерла раковину бумажным полотенцем, отошла на шаг, положив руки на бедра, и окинула кухню придирчивым взглядом. Подошла к окну и открыла жалюзи так, чтобы свет падал на пол.

— Идеально, — похвалила она саму себя.

Затем она помчалась наверх и начала снова осматривать дом. Заглядывала в каждую комнату, проверяла, поправляла цветы, сдвигала жалюзи и шторы, взбивала подушки. Повсюду включила свет. Она где-то читала, что включать свет, когда покупатель уже пришел, нельзя — это будет означать, что в вашем доме темно. Лучше пусть свет горит с самого начала, показывая, что вы рады его видеть.

После этого Мэрилин помчалась вниз. В общей комнате полностью открыла шторы, чтобы в окно был виден бассейн. В кабинете включила настольные лампы и почти до конца задвинула шторы, чтобы в комнате царил уютный полумрак. Затем бросилась в гостиную. Проклятье, столик Честера, который стоял рядом с его любимым креслом, остался на своем месте. Как она могла это пропустить? Мэрилин схватила его обеими руками и поспешила в подвал. И тут она услышала, как подъехала машина Шерил. Мэрилин открыла дверь подвала, сбежала вниз по лестнице, швырнула столик и снова взлетела наверх. Закрыла дверь и метнулась в ванную. Поправила полотенце, пригладила волосы и взглянула на себя в зеркало. Господи! Она же в своем любимом шелковом платье, под которым ничего нет. Оно так ее облегает… Что подумает несчастный покупатель?

В дверь позвонили, и Мэрилин замерла на месте. Успеет ли она переодеться? Нет, конечно. Они стоят перед дверью и звонят в звонок. Пиджак или еще что-нибудь? Снова зазвонили в дверь. Мэрилин сделала глубокий вдох и чуть пошевелила бедрами, чтобы расправить ткань, а потом прошла по коридору, сделала еще один вдох и открыла дверь.

На пороге стояла Шерил, широко улыбаясь. Но взгляд Мэрилин устремился на покупателя. Высокий мужчина лет пятидесяти или пятидесяти пяти, седой, в темном костюме, стоял чуть боком и разглядывал растения, украшавшие подъездную дорогу. Она взглянула на его ботинки, потому что Честер любил говорить, что богатство и воспитание видны по ногам. Эти выглядели очень даже неплохо. Солидные полуботинки, начищенные до зеркального блеска. Она улыбнулась. Неужели у нее все получилось? Неужели удастся продать дом за шесть часов? Вот это удача. Она с заговорщическим видом улыбнулась Шерил и повернулась к мужчине.

— Заходите, — весело сказала она и протянула руку.

Мужчина отвернулся от сада и посмотрел прямо на нее, открыто и нагло. Мэрилин почувствовала себя обнаженной под его взглядом. Впрочем, она действительно была почти обнажена. Неожиданно она сообразила, что уставилась на него, не в силах отвести взгляда, потому что он был ужасно обожжен. Одна сторона его головы представляла собой множество розовых блестящих шрамов. Мэрилин продолжала вежливо улыбаться и не убрала руку. Он замер на мгновение, а потом протянул ей свою руку, только это была совсем не рука, а сверкающий металлический крюк. Не искусственная рука или сложный протез, а отвратительного вида крюк, сделанный из сияющей стали.

Ричер остановился у тротуара перед шестидесятиэтажным зданием без десяти семь. Не выключая двигателя, он внимательно изучил воображаемый треугольник, отходящий углом от входной двери в здание и занимающий площадь, достаточную, чтобы Ричер успел добраться до Джоди раньше, чем кто-либо за пределами этого треугольника. Внутри треугольника он не заметил никого, кто вызвал бы у него беспокойство. Никто не стоял на месте, никто не наблюдал за зданием, из которого вытекал тонкий ручеек служащих офисов с тяжелыми портфелями и пиджаками в руках. Большинство сворачивали у тротуара налево, направляясь в метро. Некоторые останавливались у дороги в надежде выловить свободное такси среди безумного движения часа пик.

Припаркованные у тротуара машины опасности не представляли. Фургон Единой посылочной службы остановился чуть впереди, как и еще пара лимузинов с шоферами в ливреях, которые стояли рядом с машинами и оглядывали улицу в поисках своих пассажиров. Вполне невинная суматоха в конце трудного рабочего дня. Ричер откинулся на спинку сиденья и приготовился ждать, поглядывая направо и налево, вперед и назад, постоянно возвращаясь глазами к вращающейся двери.

Джоди вышла, когда еще не было семи, — раньше, чем он ожидал. Ричер увидел ее в вестибюле сквозь стеклянную дверь. Ее волосы, платье, быстрое мелькание ног, когда она шагнула в сторону выхода. На мгновение он подумал, что она, наверное, поглядывала в окно своего верхнего этажа, увидела машину и сразу направилась к лифту. Судя по времени, так оно и было. Джоди толкнула дверь и вышла на площадь. Ричер выбрался из машины, обошел ее и встал на тротуаре, поджидая Джоди, которая снова держала в руках свой тяжелый чемоданчик. Когда ее волос коснулся луч света, они засияли у нее над головой, точно нимб. В десяти ярдах от Ричера она улыбнулась и крикнула:

— Привет, Ричер.

— Привет, Джоди, — ответил он.

По ее лицу он понял, что она что-то знает. У нее большие новости, но она улыбалась так, словно собиралась хорошенько его подразнить.

— Что? — спросил он.

Она снова улыбнулась и покачала головой.

— Ты первый, ладно?

Они сели в машину, и Ричер рассказал ей все, что узнал от стариков Хоби. Улыбка Джоди погасла, и она стала очень серьезной. Затем Ричер передал ей кожаную папку и предоставил изучать ее содержимое, пока сам сражался с движением против часовой стрелки на узкой площади, благодаря чему он оказался на Бродвее лицом к югу, в двух кварталах от ее дома. Ричер остановился у тротуара перед входом в бар-эспрессо. Джоди читала отчет Раттера и изучала фотографию изможденного седого мужчины и солдата-азиата.

— Невероятно, — тихо проговорила она.

— Дай мне твои ключи, — попросил Ричер. — Возьми кофе, а я провожу тебя наверх, когда проверю, все ли в порядке.

Джоди не стала возражать, так потрясла ее фотография. Она молча засунула руку в сумку, достала ключи, вышла из машины, пробежала по тротуару и скрылась в кафе. Ричер проследил за ней взглядом, проехал дальше по улице и свернул в гараж. Это была другая машина, и он решил, что, если их кто-то поджидает, минутного сомнения ему хватит, чтобы предпринять ответные действия. Но в гараже царила тишина. Те же самые машины, которые стояли так, словно на них никто никуда не ездил. Ричер поставил «таурус» на стоянку Джоди и поднялся по металлической лестнице в вестибюль. Никого. В лифте и коридоре четвертого этажа тоже никого. Дверь в квартиру Джоди никто не трогал. Он открыл ее и вошел внутрь. Тихо, застоявшийся воздух. Никого.

Он спустился в вестибюль по пожарной лестнице и вышел через стеклянную дверь на улицу. Затем через два квартала нырнул в кафе и обнаружил Джоди в полном одиночестве за хромированным столиком. Она читала письма Виктора Хоби, нетронутая чашка кофе стояла около ее локтя.

— Будешь пить кофе? — спросил Ричер.

Джоди положила снимки, сделанные в джунглях, поверх писем.

— Это очень серьезно, — сказала она.

Он решил, что это означает «нет», придвинул к себе чашку и осушил ее за один прием. Кофе слегка остыл и был замечательно крепким.

— Пошли, — сказала Джоди.

Она позволила ему нести свой чемоданчик и взяла его под руку, чтобы пройти всего два квартала. На улице он вернул ей ключи, они вместе шагнули в вестибюль и молча поднялись на лифте. Джоди открыла дверь в свою квартиру и вошла первой.

— Значит, за нами охотятся люди из правительства, — сказала она.

Ричер ничего не ответил, молча скинул пиджак и оставил его на диване под копией Мондриана.

— Иначе и быть не может, — проговорила Джоди.

Он подошел к окну и чуть сдвинул жалюзи. Внутрь тут же пролился солнечный свет, и белая комната засияла.

— Мы подобрались к тайне этих лагерей, — сказала Джоди. — И правительство пытается заставить нас замолчать. ЦРУ или кто-то другой.

Ричер прошел в кухню, открыл дверь холодильника и достал бутылку воды.

— Нам угрожает серьезная опасность, — продолжала Джоди. — Но мне кажется, что тебя это не слишком беспокоит.

Ричер пожал плечами и сделал глоток воды, которая оказалась слишком холодной. Он предпочитал воду комнатной температуры.

— Жизнь слишком коротка для беспокойства и волнений, — заявил он.

— А папа волновался. И ему стало хуже с сердцем.

— Я знаю, и мне очень жаль.

— В таком случае почему ты не относишься к этой истории серьезно? Разве ты им не поверил?

— Я поверил, — ответил Ричер. — Я поверил всему, что они мне рассказали.

— И фотография доказывает их слова, разве не так? Это место явно существует.

— Я знаю, что оно существует, потому что я там был, — сказал Ричер.

Джоди удивленно уставилась на него.

— Ты там был? Когда? И каким образом?

— Не так давно, — сказал он. — И мне удалось подобраться так же близко, как этому типу Раттеру.

— Господи, Ричер, — проговорила Джоди. — И что ты собираешься сделать?

— Купить пистолет.

— Нет, нам следует обратиться в полицию. Или, возможно, в газеты. Правительство не имеет права так поступать.

— Подожди меня здесь, ладно?

— Куда ты собрался?

— За пистолетом, — повторил он. — А потом я куплю нам пиццу.

— Ради всех святых, ты не сможешь купить пистолет, по крайней мере в Нью-Йорке. Существуют законы. Тебе потребуется удостоверение личности, и разрешение, и многое другое. И в любом случае придется ждать пять дней.

— Я смогу купить пистолет в любом месте, — ответил Ричер. — Особенно в Нью-Йорке. Ты какую пиццу хочешь?

— А денег тебе хватит?

— На пиццу?

— На пистолет, — сказала она.

— Пистолет будет стоить мне меньше, чем пицца, — ответил он. — Запри за мной дверь, хорошо? И не открывай, пока не увидишь меня в глазок.

Он оставил ее посреди кухни, по пожарной лестнице спустился в вестибюль и некоторое время стоял на тротуаре, пытаясь сориентироваться. В квартале к югу находилась пиццерия, Ричер вошел внутрь и заказал большую пиццу, наполовину с анчоусами и каперсами, а другую половину — с острым перцем, и сказал, что заберет ее через полчаса. Затем перебежал на другую сторону Бродвея и направился на восток. Он достаточно бывал в Нью-Йорке, чтобы знать, что о нем рассказывают правду. В Нью-Йорке все происходит очень быстро. С точки зрения хронологии и географии. Один район сливается с другим через пару кварталов. Иногда фасад дома выглядит как рай для представителя среднего класса, а за ним в переулке спят бродяги. Ричер знал, что через десять минут быстрым шагом он окажется на расстоянии целой вселенной от квартала дорогих квартир, в котором жила Джоди.

Он нашел то, что искал, в тенях рядом с Бруклинским мостом. Здесь переплеталось несколько грязных улочек, а на север и восток протянулось гигантское жилое здание. Несколько потрепанных, забитых всякой дрянью лавчонок и баскетбольная площадка с цепями под кольцом вместо корзины довершали картину. Здесь было жарко и шумно, в воздухе пахло дымом и сыростью. Ричер завернул за угол и остановился, прислонившись к ограждению, оставив за спиной голоса на баскетбольной площадке и наблюдая за столкновением двух совершенно разных миров. Мимо проносились машины и проходили люди, другие машины останавливались, не выключая двигателя, и люди собирались группами. Те машины, что двигались, объезжали те, что стояли, громко сигналя и резко выворачивая руль, а спешившие куда-то люди толкались, возмущались и сходили на дорогу, чтобы обойти группы, торчавшие посреди тротуара.

Иногда какая-нибудь машина останавливалась на короткое время, и к водительскому окну бросался мальчишка. Он обменивался с водителем короткими фразами, словно по мановению волшебной палочки появлялись деньги, мальчишка уносился прочь и исчезал за дверью. Однако через пару минут он выскакивал снова и бежал к машине. Водитель оглядывался по сторонам, забирал у него маленький пакетик и возвращался на дорогу, где его автомобиль, окутанный облаками выхлопных газов, под вой клаксонов вливался в общий поток. А мальчик снова принимался ждать.

Иногда обмен производили пешеходы, но схема всякий раз повторялась. Мальчишки вносили деньги в дом и выносили оттуда пакетики, потому что они были слишком маленькими, чтобы предстать перед судом. Ричер обратил внимание, что они пользуются тремя определенными дверями, расположенными вдоль фасада здания, причем центральная оказалась самой популярной. В соотношении примерно два к одному, если применить в данном случае коммерческие термины. Если считать от южного угла, это было одиннадцатое здание. Ричер повернул на восток и увидел впереди пустырь, а за ним реку. У него над головой повис мост.

Он свернул на север и вышел в узкий переулок за домами. Глядя прямо перед собой, сосчитал одиннадцать пожарных лестниц, затем опустил глаза и увидел черный седан, втиснутый в узкое пространство перед черным ходом одиннадцатого здания. На его багажнике сидел парнишка лет девятнадцати с мобильным телефоном в руке, охранял заднюю дверь — явно повышение по служебной лестнице по сравнению с его младшими братьями, которые метались между покупателями и продавцами.

Больше никого вокруг не было. Ричер шагнул в переулок. Он знал, что нужно идти быстрым шагом и смотреть далеко вперед, чтобы паренек подумал, будто у него тут совсем другие дела. Ричер демонстративно взглянул на часы, уставился чуть ли не на горизонт и почти бегом помчался к цели. Однако в последнюю минуту его глаза остановились на машине, словно он неожиданно наткнулся на препятствие и это вернуло его в настоящее. Юноша следил за ним. Ричер шагнул влево, хотя знал, что там ему не удастся пройти мимо машины, сердито затормозил и метнулся вправо с видом человека, который спешит и которому мешают, одновременно ударив паренька левой рукой по голове. Тот повалился на багажник, и Ричер ударил его еще раз, правой рукой, но не слишком сильно. Зачем отправлять его в больницу?

Паренек соскользнул с багажника, а Ричер пронаблюдал за ним, чтобы понять, насколько сильно он его вырубил. Человек в сознании попытается остановить падение или сделать что-нибудь еще. Этот не стал. Он свалился на землю, точно мешок с картошкой. Ричер перевернул его и проверил карманы. Пистолет он нашел, но это было совсем не то, с чем стоило торжественно возвращаться домой. Китайский, двадцать второго калибра, какая-то подделка советской подделки чего-то, что с самого начала было абсолютно бесполезным. Он забросил пистолет под машину, чтобы паренек не смог до него сразу добраться.

Ричер знал, что задняя дверь дома будет не заперта, потому что именно за этим она и нужна, если у тебя налажен отличный бизнес всего в ста пятидесяти ярдах от Полицейской площади. Если копы заявятся через главный вход, у тебя должна быть возможность улизнуть через черный, не тратя время на ключи. Ричер слегка толкнул дверь ногой и остановился на пороге, вглядываясь в темноту. Примерно в десяти шагах справа он увидел дверь, за которой горел свет.

Ждать не имело никакого смысла: вряд ли они в ближайшее время сделают перерыв на обед. Ричер прошел вперед и остановился около двери. В здании воняло разрухой, потом и мочой. Было тихо. Пустой дом. Он прислушался: из комнаты до него донесся тихий голос, которому кто-то ответил. Значит, их там по меньшей мере двое.

В его положении было не слишком разумно останавливаться на пороге, чтобы оценить ситуацию. Тот, кто медлит хотя бы миллисекунду, умирает раньше своих товарищей. По расчетам Ричера, здание было примерно в пятнадцать футов шириной, а вестибюль, в котором он стоял, занимал не больше трех. Значит, на комнату за дверью оставалось двенадцать футов. Они будут смотреть на дверь, пытаясь понять, кто пришел вместе с ним, поэтому Ричер сделал глубокий вдох и ворвался в дверь так, словно ее там вовсе не было.

Она с грохотом ударила в стену, и Ричер промчался через комнату в два громадных прыжка. Тусклый свет. Одна лампочка. Двое мужчин. На столе пакетики. Деньги. И пистолет. Ричер с силой размахнулся и врезал одному из них в висок. Тот повалился на бок, и Ричер пнул его коленом в живот по пути к его напарнику, который начал подниматься со стула, широко раскрыв глаза и рот от удивления. Ричер прицелился повыше и ударил его предплечьем точно посередине между бровями и линией роста волос. Если удар получается достаточно сильный, враг отключается примерно на час, и при этом его голова остается в целости и сохранности. В конце концов, он ведь отправился за покупками, а не в карательную экспедицию.

Ричер замер на месте и прислушался. Ничего. Паренек в переулке все еще не пришел в себя, а шум на улице заглушал все остальные звуки, и мальчишки явно ничего не слышали. Ричер взглянул на стол и снова отвернулся, потому что там лежал кольт «детектив-спешиал». Шесть патронов, тридцать восьмой калибр, вороненая сталь с черной пластиковой ручкой. Короткое двухдюймовое дуло. Никуда не годное оружие. Даже близко не лежало с тем, что он искал. Короткое дуло — это серьезный недостаток, а калибр и вовсе разочаровал Ричера. Он вспомнил одного копа из Луизианы, капитана из какого-то маленького участка на реке. Его отправили к представителям военной полиции для консультации по поводу огнестрельного оружия, и к нему приставили Ричера. У этого копа имелась в запасе целая куча жутких историй о пистолетах тридцать восьмого калибра, которыми пользовались его ребята. Он сказал тогда: «С его помощью нельзя остановить парня, если он мчится на тебя, накачавшись "ангельской пылью"». А еще он поведал историю об одном самоубийстве, когда парню, решившему покончить счеты с жизнью, пришлось сделать пять выстрелов, чтобы добиться результата. Несчастное лицо того копа произвело на Ричера сильное впечатление. Он дал себе слово отныне и навсегда держаться как можно дальше от тридцать восьмого калибра и не собирался изменять своему слову. Поэтому он повернулся спиной к столу и снова прислушался. Ничего. Тогда он присел на корточки рядом с типом, которого ударил по голове, и занялся его карманами.

Наркодилеры, у которых идет бойкая торговля, отлично зарабатывают, а деньги дают им возможность покупать самые лучшие и дорогие игрушки. Вот почему Ричер находился именно в этом здании, а не в соседних, где у конкурентов ребятишек, валявшихся в данный момент на полу, дела шли похуже. То, что ему требовалось, Ричер обнаружил в левом внутреннем кармане куртки. Кое-что получше кольта тридцать восьмого калибра. Большой черный автоматический пистолет, австрийский «штайр GB», великолепный девятимиллиметровый пистолет, который пользовался особой популярностью у его друзей из войск специального назначения на протяжении почти всей его военной карьеры. Ричер вытащил пистолет и внимательно его осмотрел. Все восемнадцать патронов в магазине, дуло пахнет так, будто из него ни разу не стреляли. Ричер оттянул курок и проследил за движением механизма. Затем он собрал пистолет, засунул его сзади за пояс штанов и улыбнулся. Остановившись около хозяина пистолета, который так и не пришел в себя, он прошептал:

— Я покупаю твой пистолет за один бакс. Покачай головой, если тебя что-нибудь не устраивает, ладно?

Затем он снова улыбнулся и выпрямился. Достал из кармана доллар, положил его на стол, прижав кольтом, и вышел в вестибюль. Все было спокойно. Ричер сделал десять шагов до двери и оказался на улице. Посмотрел направо и налево, в дальний конец переулка и только после этого подошел к седану. Открыв водительскую дверцу, нашел кнопку багажника. Внутри он обнаружил черную спортивную сумку из нейлона, пустую, и маленькую картонную коробку с девятимиллиметровыми пулями под мотком красных электрических проводов. Он сложил боеприпасы в сумку и отправился восвояси. Когда он вернулся на Бродвей, пицца его уже ждала.

Все произошло совершенно неожиданно и без предупреждения. Как только они вошли в дом и за ними закрылась дверь, мужчина сильно ударил Шерил в лицо тем, что пряталось у него в пустом рукаве. Мэрилин похолодела от ужаса. Она видела, как мужчина резко развернулся, крюк описал в воздухе сверкающую дугу, и, когда он впился в лицо Шерил, раздался влажный хруст. Мэрилин прижала ко рту руки, словно понимая, что ни в коем случае не должна кричать. В следующее мгновение мужчина повернулся к ней, потянулся левой рукой под правую и вытащил из-под мышки пистолет. Шерил упала на спину на ковер, как раз в том месте, где его недавно почистили паром, а мужчина наставил на Мэрилин пистолет. Он был из темного металла, серый, какой-то маслянистый, тусклый и одновременно блестящий. Пистолет замер на уровне ее груди, а она смотрела на него, и в голове у нее билась только одна мысль: «Так вот что имеют в виду, когда говорят об оружейной стали!»

— Подойди ближе, — приказал мужчина.

Мэрилин словно парализовало. Она стояла, прижав к лицу руки и так широко раскрыв глаза, что ей казалось, будто у нее сейчас лопнет кожа на щеках.

— Ближе, — повторил мужчина.

Мэрилин посмотрела на Шерил, которая пыталась подняться, опираясь на локти. Она не могла сфокусировать взгляд, из носа у нее текла кровь, верхняя губа начала распухать, а с подбородка капала кровь. У нее задралась юбка, и Мэрилин видела колготки, которые кверху становились более плотными. Она тяжело, неровно дышала. Потом локти не выдержали веса тела, и Шерил снова повалилась на пол, с глухим стуком ударившись о него головой.

— Подойди ближе, — сказал мужчина.

Мэрилин посмотрела на его лицо. Оно было напряжено, а шрамы выглядели так, будто их сделали из жесткой пластмассы. Один глаз прикрывало веко, толстое и грубое, как большой палец руки. Другой глаз был холодным и немигающим. Она не сводила взгляда с пистолета, который замер всего в футе от ее груди. Рука, державшая его, была гладкой, с наманикюренными ногтями. Мэрилин сделала четверть шага.

— Ближе.

Она заставила себя шагнуть вперед, и пистолет уперся в мягкую ткань ее платья. Сквозь тонкий шелк она чувствовала, какой он холодный и твердый.

— Ближе.

Мэрилин удивленно уставилась на него. Его лицо находилось в футе от ее лица. Слева кожа была серой и морщинистой. Здоровый глаз испещрен мелкими прожилками, левый моргал, тяжелое веко медленно опускалось и поднималось, словно какой-то диковинный механизм. Мэрилин придвинулась на дюйм вперед, и пистолет уперся ей в грудь.

— Ближе.

Она сделал крошечный шажок, и мужчина тут же сильнее надавил на пистолет. Металл впился в ее мягкую плоть, придавил грудь. На тонком шелке образовалась глубокая впадина. Дуло оттянуло сосок в сторону. Мэрилин было больно. В этот момент мужчина поднял правую руку. Крюк. Он поднес его к глазам Мэрилин. Она увидела, что крюк сделан из самой обычной стали, отполированной до зеркального блеска. Мужчина принялся медленно, неуклюже вращать им перед лицом Мэрилин, и она услышала, как скрипит кожа внутри рукава. Кончик крюка был заточен и заострен, точно клинок кинжала.

Мужчина убрал его от лица Мэрилин и положил его плоскую часть ей на лоб. Она дернулась, потому что металл оказался холодным. Он провел крюком по ее лбу, потом по линии носа, остановился под носом. Прижал крюк к верхней губе и давил на него до тех пор, пока Мэрилин не открыла рот. Он тихонько постучал крюком по ее зубам, и тот зацепился за верхнюю губу, потому что она пересохла. Но мужчина потянул ее крюком вниз, пока мягкая плоть не освободилась, коснулся кожи под подбородком, потом горла, снова поднялся на дюйм и опять остановился под подбородком, заставив ее поднять голову.

— Меня зовут Хоби, — сказал он, глядя ей в глаза.

Мэрилин стояла на цыпочках, чтобы немного облегчить давление на горло. Она начала задыхаться. Она не помнила, делала ли вдох с того самого момента, как открыла дверь.

— Честер говорил обо мне?

Ее голова был поднята вверх, и она смотрела в потолок. Пистолет впивался в грудь, тепло ее тела согрело холодный металл. Мэрилин покачала головой, едва заметно, потому что крюк продолжал давить на шею.

— Он обо мне не говорил?

— Нет, — задыхаясь, ответила Мэрилин. — А что? Он должен был?

— Он скрытный человек?

Мэрилин отрицательно покачала головой, так же едва заметно, стараясь не повредить кожу об острый крюк.

— Он рассказывал о том, что у его компании серьезные проблемы?

Мэрилин заморгала и в третий раз качнула головой.

— Да, он очень скрытный человек.

— Наверное, — с трудом выдавила из себя Мэрилин. — Но я все знала.

— У него есть любовница?

— Нет.

— Почему ты в этом уверена, если он такой скрытный? — спросил Хоби.

— Чего вы хотите? — пролепетала Мэрилин.

— С другой стороны, думаю, любовница ему не нужна. Ты очень красивая женщина.

Мэрилин снова заморгала. Она стояла, вытянувшись на носках. Высокие каблуки не касались пола.

— Я только что сделал тебе комплимент, — сказал Хоби. — Разве ты не должна мне как-нибудь ответить? Вежливо?

Он надавил сильнее, и сталь впилась в кожу. Одна нога полностью оторвалась от пола.

— Спасибо, — пробормотала Мэрилин.

Крюк опустился. Глаза Мэрилин снова смотрели вперед, а не вверх, а каблуки касались ковра на полу. Она сообразила, что дышит, тяжело, с трудом, не в силах перевести дух.

— Очень красивая женщина.

Хоби убрал крюк от ее горла и коснулся талии, потом провел по линии бедра. При этом он смотрел прямо на свою жертву. Пистолет по-прежнему был прижат к ее груди. Крюк повернулся, его плоская часть поднялась, на теле остался лишь кончик, который медленно пополз вниз. Мэрилин почувствовала, как он соскользнул с шелка на голую ногу. Он был острым, но не как иголка, а скорее как карандашный грифель. Крюк остановился и тут же двинулся наверх, мягко надавливая на плоть. Мэрилин знала, что он ее не порезал, только оставил след на коже. Выше. Еще выше. Под шелк. Мэрилин почувствовала прикосновение металла к бедру. Выше. Тонкая ткань начала собираться вокруг крюка, который продолжал свое движение наверх. Подол сзади медленно пополз вслед за ним. В этот момент Шерил пошевелилась. Крюк замер, а жуткий правый глаз Хоби медленно сдвинулся и повернулся в ее сторону.

— Засунь руку ко мне в карман, — сказал он.

Мэрилин посмотрела на него с удивлением.

— Левую руку в мой правый карман, — велел он.

Ей пришлось придвинуться к нему, чтобы дотянуться до его кармана, и ее лицо оказалось совсем близко от его лица. От мужчины пахло мылом. Мэрилин стала ощупывать его карман, и ее пальцы наткнулись на маленький цилиндр. Когда она его вытащила, оказалось, что это начатая упаковка клейкой ленты, примерно дюйм в диаметре. Серебряного цвета. Осталось, наверное, пять ярдов. Хоби отошел от нее.

— Обмотай пленкой запястья Шерил, — приказал он.

Мэрилин пошевелила бедрами, чтобы поправить платье, и он улыбнулся, глядя на нее. Взгляд Мэрилин заметался с пленки на Шерил, лежащую на полу.

— Переверни ее, — сказал Хоби.

Свет из окна отражался от блестящего пистолета. Мэрилин опустилась на колени рядом с Шерил. Потянула за одно плечо, потом за другое, пока не перевернула ее на живот.

— Соедини локти, — велел Хоби.

Мэрилин замерла, и он чуть-чуть приподнял пистолет, а затем и крюк, широко расставив руки и демонстрируя ей свое оружие. Шерил снова пошевелилась. Ее кровь собралась в лужицу на ковре. Мэрилин обеими руками соединила локти у нее за спиной.

— Еще ближе, — взглянув на результат, приказал Хоби.

Мэрилин отковырнула кончик пленки ногтем и несколько раз обернула руки Шерил сразу под локтями.

— Как можно плотнее. До самого верха, — руководил Хоби.

Она накручивала пленку, поднялась выше локтей, затем опустилась к запястьям. Шерил пошевелилась и попыталась высвободиться.

— Так, а теперь посади ее, — сказал Хоби.

Мэрилин с трудом усадила Шерил со связанными за спиной руками. Ее лицо было перепачкано кровью, нос распух и посинел. Губы тоже опухли.

— Заклей ей рот, — продолжал Хоби.

Мэрилин зубами оторвала кусок пленки примерно в шесть дюймов длиной. Шерил тем временем моргала и пыталась понять, что происходит. Мэрилин с несчастным видом пожала плечами, словно пыталась перед ней извиниться, а потом приклеила пленку к ее рту. Пленка была толстой, с плотными укрепляющими нитями внутри серебристой пластиковой оболочки, блестящей, но не скользкой из-за выпуклых поперечных полосок. Мэрилин провела по ним пальцами, чтобы пленка как следует прилипла. Из носа Шерил пошли пузыри, и в глазах появилась паника.

— Господи, она не может дышать! — закричала Мэрилин.

Она хотела сорвать пленку, но Хоби оттолкнул ее руку.

— Вы сломали ей нос, — сказала Мэрилин. — Она не может дышать.

Пистолет был нацелен прямо ей в голову. Всего в восемнадцати дюймах от нее. Рука, его державшая, не дрожала.

— Она умрет, — с трудом проговорила Мэрилин.

— Чертовски верно, — ответил Хоби.

Мэрилин в ужасе уставилась на него. Кровь с шипением пузырилась вокруг разбитого носа Шерил, глаза были широко раскрыты от страха, грудь тяжело вздымалась. Хоби не сводил глаз с лица Мэрилин.

— Ты хочешь, чтобы я был хорошим? — спросил он.

Она усиленно закивала.

— А ты будешь хорошей?

Мэрилин посмотрела на подругу. У той конвульсивно вздымалась грудь, требуя воздуха, которого не было. Голова раскачивалась из стороны в сторону. Хоби наклонился и приставил крюк к пленке на губах Шерил, отчаянно мотавшей головой. Затем он воткнул острие крюка в серебристую ткань. Шерил замерла, а Хоби пошевелил рукой слева направо, вверх и вниз. Снова вытащил крюк. В пленке появилась дыра с неровными краями, в которую начал поступать воздух. Пленка прилипала к губам Шерил, потом надувалась, когда она изо всех сил старалась набрать в легкие воздуха.

— Я был хорошим. Теперь ты моя должница, — сказал Хоби.

Шерил с трудом вдыхала воздух сквозь дыру в пленке. Она сосредоточилась на этом процессе и, прищурившись, смотрела вниз, словно хотела убедиться, что воздух действительно поступает. Мэрилин, похолодев от ужаса, сидела на коленях и смотрела на нее.

— Помоги мне довести ее до машины, — сказал Хоби.