Глава 09
Фролих включила проблесковые красные маяки, расположенные за решеткой радиатора «сабурбана», и так отчаянно маневрировала в вечернем транспортном потоке, словно речь сейчас шла о жизни и смерти. Она включала сирену на каждом светофоре, резко нажимала на педаль газа – так, что машине порой приходилось двигаться рывками, и всю дорогу хранила молчание. Ричер устроился, расслабившись, на пассажирском сиденье, а Нигли, которая на этот раз находилась сзади, вся подалась вперед и пристально следила за дорогой. Трехтонная машина раскачивалась и подпрыгивала, шины скользили по мокрой мостовой, отчаянно визжа, словно пытались вцепиться в асфальт. Уже через четыре минуты «сабурбан» влетел в гараж, а еще через тридцать секунд все они поднимались вверх на лифте. После этого им потребовалось меньше минуты, чтобы добраться до кабинета Стивесанта. Он сидел не шевелясь за своим безупречно чистым столом, сгорбившись, словно только что получил сильный удар в живот, и держал в руках веером несколько документов. Свет падал на них так, что были видны самые разнообразные коды вверху страниц, как это бывает, когда распечатка происходит из какой-либо базы данных. После заголовков шел мелкий текст, напечатанный в две колонки. Рядом с боссом стояла секретарь и с самым мрачным видом продолжала передавать ему какие-то документы, страницу за страницей. Она была бледна как полотно. Ничего не говоря, женщина просто повернулась и вышла из кабинета, закрыв за собой дверь, отчего тишина в кабинете стала казаться еще напряженней.
– В чем дело? – насторожился Ричер.
Стивесант поднял на него глаза и сразу же ответил:
– Теперь это известно и мне.
– Что именно?
– Что это дело рук людей со стороны. И никаких сомнений быть не может.
– Но почему?
– Вы сами предсказали, что нам предстоит увидеть какое-то почти театральное представление, – напомнил Стивесант. – Очень эффектное и впечатляющее. Так говорили вы сами. Сюда еще можно добавить синонимов: это будет нечто драматичное, невероятное и так далее.
– И что же это было?
– Вам известно, сколько преступлений в год совершается в нашей стране?
Ричер только пожал плечами:
– Полагаю, что очень много.
– Почти двадцать тысяч.
– Ну что ж…
– Получается, что ежедневно их совершается примерно пятьдесят четыре.
Ричер в уме попробовал рассчитать все это, проделав несложные математические действия.
– Ближе к пятидесяти пяти, – поправил он, – за исключением високосных годов.
– Не хотите ли узнать поподробней о двух сегодняшних? – осведомился Стивесант.
– Кто же это? – встрепенулся Ричер.
– Представьте себе крошечную ферму в Миннесоте, где выращивается свекла, – начал Стивесант. – Фермер выходит сегодня утром из собственного дома, приближается к задним воротам и получает пулю в лоб. Причем без всяких видимых причин. Следующее убийство, которое произошло уже днем. На окраине городка Боулдер, штат Колорадо, есть торговые ряды, а на верхних этажах расположены офисы. В числе других там работают и дипломированные бухгалтеры. Так вот, один из них спускается вниз к заднему выходу, и прямо во дворе его убивают очередью из автомата. И снова без видимых причин.
– И что же?
– Фермера звали Брюс Армстронг, а бухгалтера – Брайан Армстронг. Оба – белые, примерно того же возраста, что и наш Брук Армстронг, его же роста, веса, со схожими внешними данными. Даже глаза и волосы у них были одного с ним цвета.
– Это члены его семьи? Или, может быть, какие-нибудь совсем уж дальние родственники?
– Нет, – вздохнул Стивесант. – Они между собой ничем не связаны. Ни между собой, ни с вице-президентом. Вот поэтому я и пытаюсь спросить себя: какое все это может иметь значение? Вот какое: двое случайных людей с фамилией Армстронг и именами, начинающимися на «Бр», бессмысленно убиты в то самое время, когда мы встретились лицом к лицу с серьезной опасностью, угрожающей нашему вице-президенту. По-моему, здесь все совершенно очевидно, о случайности даже речи быть не может.
В кабинете повисла тишина.
– Это и есть та самая демонстрация, – наконец нарушил молчание Ричер.
– Совершенно верно, – подтвердил Стивесант. – Это была обещанная демонстрация. Хладнокровные убийства. И два невинных человека. Вот теперь я могу полностью согласиться с вами. Это не наши сотрудники, которые просто решили пошутить.
Нигли и Фролих направились к стульям, предназначенным для посетителей в кабинете Стивесанта, и расположились на них, не дожидаясь приглашения. Ричер прислонился к высокому шкафу и выглянул в окно. Шторы были отдернуты, но на улице уже стемнело, и мрак рассеивал только неизменный оранжевый ночной свет столичных фонарей.
– Кто вас проинформировал об этом? – спросил Ричер. – Неужели кто-то позвонил и взял ответственность на себя?
Но Стивесант отрицательно покачал головой.
– Нас поставило в известность ФБР, – пояснил он. – У них есть специальная программа, сканирующая все сведения, поступающие в Центр информации о преступности, а фамилия Армстронг ими давно взята на особый учет.
– Получается, что они теперь так или иначе тоже замешаны в этом деле.
Но Стивесант снова покачал головой:
– Они только передали нам некоторые сведения, которые сами почерпнули из другого источника, не более того. Они не понимают всей важности этого сообщения.
В комнате опять стало тихо. Четверо людей, собравшихся здесь, тяжело дышали, и каждого сейчас мучили неприятные мысли.
– У нас есть какие-нибудь подробности этих событий? – нарушила молчание Нигли.
– Кое-что имеется, – подтвердил Стивесант. – Фермер убит единственным выстрелом в голову. Смерть наступила мгновенно. Пулю найти так и не удалось. Его жена ничего не слышала.
– А где она находилась в тот момент?
– Футах в двадцати от него, на кухне. Двери и окна при этом они держали закрытыми из-за холода. Но она все равно могла бы услышать, потому что выстрелы местных охотников, например, прекрасно доносятся до их дома.
– Какого размера отверстие от пули? – спросил Ричер.
– Калибр оружия больше чем двадцать два, – отозвался Стивесант, – если вас беспокоит именно это.
Ричер кивнул. Единственный пистолет, который мог оставаться неуслышанным на расстоянии в двадцать футов, был двадцать второго калибра. Любое оружие, обладавшее более крупным калибром, должно было издать хоть какие-то слышимые звуки, вне зависимости от того, оборудовано оно компенсатором или нет, даже при условии, что все окна в доме оставались закрытыми.
– Значит, стрелок воспользовался винтовкой, – кивнул Ричер.
– И траектория полета пули говорит о том же, – согласился Стивесант. – Медэксперты полагают, что она вошла в голову под углом сверху вниз, спереди, и вышла сзади.
– Там у них холмистая местность?
– Сплошь и рядом.
– Значит, стрелок либо находился слишком далеко, либо имел винтовку, снабженную глушителем. Мне не нравится ни то ни другое предположение. Большое расстояние говорит о том, что это очень меткий стрелок, а винтовка с глушителем означает лишь то, что наши противники обладают весьма экзотическим оружием.
– Что известно о втором убитом? – осведомилась Нигли.
– Это случилось менее восьми часов назад, – начал Стивесант. – Но более чем за восемьсот миль отсюда. Поэтому можно предположить, что сегодня этой команде пришлось на время разделиться.
– А подробности?
– К нам постепенно приходят отчеты специалистов. Первое впечатление у местных экспертов такое, будто убийца использовал пистолет-пулемет. Но и в этом случае тоже никто ничего не слышал.
– Пистолет-пулемет с глушителем? – спросил Ричер. – Они уверены в этом?
– В том, что это был пистолет-пулемет, сомневаться не приходится, – продолжал Стивесант. – Тело было прошито двумя очередями: в голову и грудь. В общем, жуткое зрелище.
– Ничего себе демонстрация! – не выдержала Фролих.
Ричер снова уставился в окно. В воздухе плыл легкий туман.
– Что же именно демонстрируют эти убийства? – спросил он.
– То, что мы имеем дело с не очень милыми людьми.
Он кивнул:
– Но и не более того, верно? Они ведь так и не продемонстрировали нам уязвимость Армстронга, если только, конечно, убитые не были связаны с ним каким-то образом. Мы уверены в том, что они не имели никакого отношения к вице-президенту? Ну, может быть, какие-нибудь дальние кузены или что-то вроде того? По крайней мере, что касается фермера. К тому же Миннесота находится по соседству с Северной Дакотой, если не ошибаюсь.
Но Стивесант снова грустно покачал головой.
– Я тоже сразу об этом подумал, – признался он. – Но я все проверил, а потом перепроверил еще раз. Во-первых, наш вице-президент родом не из Северной Дакоты. Он переехал туда из Орегона. К тому же у нас имеется самая подробная информация обо всех его родственниках, которая собрана с того дня, как он номинирован на должность. Копаться в его родословной было очень утомительно, но, по крайней мере, у него из здравствующих ныне родственников имеется только старшая сестра, которая в настоящее время проживает в Калифорнии. Вот у жены множество двоюродных братьев и сестер, но никто из них не носит фамилию Армстронг, и они в большинстве своем еще очень молоды. Практически дети.
– Понятно, – кивнул Ричер.
«Дети». Перед его мысленным взором мелькнули качели и яркие детские рисунки, держащиеся на дверце холодильника при помощи цветных магнитов. «Двоюродные братья и сестры».
– И все-таки это дико, – заключил он. – Убить двух случайных людей только потому, что они носят фамилии Армстронг и внешне немного схожи с вице-президентом, само по себе трагично, но это не говорит о большом уме преступников или об их изобретательности. Да и вообще ничего не доказывает. В принципе мы не должны волноваться за систему безопасности здесь, в Вашингтоне.
– Но все равно мы горюем по убитым, – вставила Фролих. – А уж их семьи и подавно.
– Без сомнения, – согласился Ричер. – Но из-за двух смертей совершенно посторонних людей где-то в захолустье мы не станем сходить с ума, верно? Мы ведь не имели никакого отношения к их безопасности. Поэтому нам сомневаться в собственных силах не приходится. Я-то, например, считал, что это будет что-то более значимое, как-то привязанное к Армстронгу. И конечно, более запутанное и интригующее. Ну, что-то вроде того письма, которое так внезапно появилось вдруг на вашем письменном столе.
– Похоже, вы даже немного разочарованы, – удивился Стивесант.
– Так оно и есть. Вы угадали. Я надеялся, что они подойдут поближе и осмелеют настолько, что дадут нам шанс поохотиться на них. Но они остаются где-то далеко. Трусы.
Никто не стал спорить с ним.
– Трусы, как правило, бывают еще и хвастунами, – продолжал Ричер. – И наоборот, хвастуны – трусами.
Нигли взглянула на Ричера. Она знала его давно и понимала, когда его следует чуть-чуть подтолкнуть.
– Ну и что? – негромко спросила она.
– Поэтому нам стоит мысленно вернуться чуть назад и кое-что проанализировать. Информация набирается очень быстро, а мы ее не обрабатываем должным образом. Например, вот сейчас нам стало известно, что эти двое – люди со стороны и то, с чем мы имеем дело, – вовсе не утонченная игра внутри вашей системы.
– Ну и что? – повторила Нигли.
– И то, что случилось в Колорадо и Миннесоте, подсказывает нам, что эти ребята готовы практически на все.
– Ну и что?
– Уборщики. Что нам известно о них?
– То, что они замешаны в этом деле. То, что они перепуганы. И еще то, что они упорно молчат.
– Совершенно верно, – подтвердил Ричер. – Но почему они так напуганы? Почему молчат? Тогда нам казалось, что они могут являться частью игры и помогают какому-то неизвестному лицу из вашей организации. Но теперь понятно, что это не так, поскольку эти типы у вас явно не работают. И они не самые умные люди. И это вовсе не игра.
– Ну и что?
– А то, что уборщиков заставили молчать по-серьезному, возможно, угрозами. Они боятся кого-то очень влиятельного и всесильного.
– Но как?
– Это ты меня спрашиваешь? Ну как можно заставить человека молчать, не оставляя на его теле при этом никаких следов?
– Можно использовать какие-нибудь убедительные доводы. Например, запугать их относительно будущего.
Ричер кивнул:
– Относительно их самих или тех, кто им очень дорог. Причем устрашить так, чтобы они оказались чуть ли не парализованными от ужаса.
– Согласна.
– Где тебе раньше приходилось слышать словосочетание «двоюродные братья и сестры»?
– Да где угодно. У меня самой есть двоюродные братья.
– Нет, я имею в виду, где ты слышала это совсем недавно?
Нигли посмотрела в окно и на секунду задумалась.
– Уборщики, – кивнула она. – Это их дети сейчас находятся со своими двоюродными братьями и сестрами.
– Но они не слишком охотно поделились с нами этой информацией, помнишь?
– Правда?
– Именно так. Сначала они помолчали и переглянулись.
– Ну и что?
– А то, что, возможно, их дети находятся где-нибудь совсем в другом месте.
– Но зачем уборщикам нужно было вводить нас в заблуждение?
Ричер внимательно посмотрел на Нигли:
– По-моему, самый лучший способ заставить кого-то делать то, что тебе нужно, это попросту забрать у него детей в качестве заложников.
Они начали действовать очень быстро, и Стивесант лично позаботился о том, чтобы их действия были не только стремительными, но и правильными. Он сам позвонил адвокатам уборщиков и объяснил, что ему срочно нужно узнать ответ на один-единственный вопрос: пусть они назовут фамилию и адрес человека, который присматривает за их детьми. Кроме того, он добавил, что эта информация требуется ему в срочном порядке, и попросил защитников немедленно перезвонить ему. Ответ не заставил себя ждать. Телефон зазвонил уже через пятнадцать минут. Дети уборщиков находятся у человека по фамилии Гальвес, который живет всего в миле от того дома, где обитают уборщики.
Жестом приказав всем хранить молчание, Фролих связалась по рации с гостиницей и велела сообщить ей всю информацию. Она переговорила с агентом, назначенным ею старшим, и с четырьмя другими, занимающими ключевые позиции. Проблем не наблюдается, все протекает спокойно. Армстронг занимается гостями. Периметры надежно контролируются. Фролих распорядилась, чтобы до автомобиля по окончании встречи Армстронга провожали все агенты, выстроившись на пандусе в две линии.
– Заканчивайте мероприятие побыстрей, – напоследок скомандовала она.
Затем они вчетвером втиснулись в маленький лифт и спустились в гараж. Забравшись в «сабурбан» Фролих, они поехали тем маршрутом, который Ричер успешно проспал накануне. На этот раз он предпочел бодрствовать, а Фролих, лавируя в автомобильном потоке, мчалась в бедные кварталы города. Они миновали дом уборщиков, после чего проползли еще с милю по узким из-за припаркованных машин улочкам и остановились у высокого дома, предназначенного для двух семей. Дом окружала проволочная изгородь, а к воротам цепями прикованы мусорные баки. С одной стороны дома – винный магазин, с другой – похожие жилые постройки. У обочины приткнулся помятый «кадиллак» двадцатилетней давности. Сквозь туман пробивался ядовито-желтый свет натриевых ламп.
– Что мы теперь должны делать? – спросил Стивесант.
Ричер посмотрел в окно:
– Мы просто побеседуем с этими людьми, только не стоит вваливаться туда сразу всей когортой. Не стоит их запугивать с самого начала, а то еще они подумают, что вернулись те самые злодеи. Первой пойдет Нигли.
Стивесант хотел было возразить, но Нигли уже выскользнула наружу и направилась к воротам. Ричер обратил внимание, как Нигли описала по тротуару дугу, обследовав дом со всех сторон. Идя по тропинке, она то и дело поглядывала то вправо, то влево. Но никого поблизости не было: слишком холодная погода. Подойдя к двери, Нигли поискала кнопку звонка и, не найдя ее, постучала по дереву костяшками пальцев.
Через минуту дверь немного приоткрылась и тут же остановилась, удерживаемая цепочкой. На улицу легла полоска теплого желтого света. С минуту Нигли о чем-то переговаривалась с хозяином дома. Дверь подалась назад, освобождая цепочку, отчего полоска света сначала сузилась, а потом снова стала широкой. Нигли обернулась и помахала рукой остальным. Фролих, Стивесант и Ричер выбрались из «сабурбана» и зашагали к дому. В дверях, скромно улыбаясь, стоял небольшого роста смуглый мужчина.
– Это и есть мистер Гальвес, – пояснила Нигли.
Остальные, в свою очередь, тоже представились, и мистер Гальвес, шагнув в прихожую, широким жестом руки, словно дворецкий, пригласил всех войти. Хозяин носил брюки от костюма и пестрый свитер. Он был аккуратно подстрижен и отличался открытым выражением лица. Гости проследовали в дом. Он оказался небольшим и явно перенаселенным, хотя и очень ухоженным. В прихожей на деревянных штырях вешалки висели в ряд семь детских пальтишек. Одни были совсем крохотные, другие чуть больше. На полу под ними с той же аккуратностью выставлены семь школьных рюкзачков и семь пар обуви. Тут и там виднелись сложенные горками игрушки. На кухне хлопотали три женщины, а из-за их юбок скромно выглядывали ребятишки. Еще несколько любопытных мордашек высунулись из двери гостиной. Они находились в беспрестанном движении, то появляясь, то исчезая, и все удивительно походили друг на друга. Ричер даже не смог сосчитать их: отовсюду на него пялились вытаращенные черные глазенки.
Стивесант разевал рот, словно вытащенная из воды рыба, и не мог сообразить, с чего же начать. Ричер прошел мимо него и остановился в дверях кухни. На столе выстроились семь судков для школьных обедов. Крышки их были открыты, словно в ожидании, что с утра первым делом их наполнят едой. Ричер вернулся в прихожую и взглянул на детские нейлоновые пальтишки, представлявшие собой яркие миниатюрные версии того одеяния, которое он сам приобрел в Атлантик-Сити. Сняв с вешалки одно из них, Ричер увидел на обратной стороне воротника бирку, на которой кто-то несмываемым маркером аккуратно вывел: «X. Гальвес». Ричер по очереди осмотрел остальные и на каждом обнаружил такие же метки с фамилиями и единственным инициалом. В итоге у него получилось пятеро Гальвесов и двое Альваресов.
Все молчали. Стивесант чувствовал себя крайне неловко. Ричер поймал взгляд мистера Гальвеса и кивком указал ему на гостиную, откуда высовывались два любопытных детских личика.
– У вас пятеро детей?
Гальвес кивнул.
– Мне очень повезло.
– А кому принадлежат еще два пальто с пометками «Альварес»?
– Это дети Хулио, двоюродного брата моей жены.
– Дети Хулио и Аниты?
Гальвес молча кивнул.
– Мне нужно увидеть их, – требовательно произнес Ричер.
– Их здесь нет.
Ричер посмотрел куда-то вдаль.
– А где они? – как можно спокойнее спросил он.
– Не знаю, – честно признался Гальвес. – Наверное, на работе. Они работают по ночам на федеральное правительство.
– Нет, я имел в виду не их самих, а их ребятишек, – успокоился Ричер. – Мне нужно посмотреть на детей.
Гальвес удивленно воззрился на незваного гостя.
– Посмотреть на детей? – неуверенно переспросил он.
– Чтобы убедиться, что они в полном порядке.
– Но вы только что видели их на кухне.
– Мне нужно увидеть конкретно их, а не всех сразу.
– Мы не берем денег за то, что присматриваем за ними, – пояснил Гальвес. – Только на еду.
Ричер понимающе кивнул:
– Меня не интересует ни наличие у вас лицензии, ни что-то еще в этом же роде. Мне на это наплевать. Я только должен убедиться в том, что дети на месте и с ними все в порядке.
Но Гальвес продолжал удивляться. Тем не менее он выкрикнул длинную фразу на испанском, и тут же от группы детей отделились двое ребятишек и, просеменив между Стивесантом и Фролих, послушно вошли в комнату. Они остановились у двери и замерли на месте. Две маленькие девочки, очень симпатичные, с огромными черными глазами и блестящими волосами. Спокойные и очень серьезные. Может быть, им исполнилось пять лет и семь. Или четыре и шесть. Или три и пять. Ричер плохо в этом разбирался и не мог бы определить точнее.
– Здравствуйте, малышки, – начал он. – Покажите-ка мне свои пальто.
Они тут же бросились исполнять просьбу взрослого дяди, как это часто делают дети. Он последовал за девочками в прихожую и наблюдал за тем, как они, поднявшись на цыпочки, дотронулись до двух пальтишек, которые, как уже помнил Ричер, имели отметки «Альварес».
– Молодцы, – похвалил он крошек. – Ну а теперь ступайте на кухню и получите по печенью, что ли.
Они радостно помчались на кухню, и Ричер проводил их взглядом. Он постоял в коридоре еще пару секунд, после чего вернулся в гостиную. Подошел к Гальвесу и тихо заговорил:
– Кто-нибудь еще интересовался ими?
Но тот лишь отрицательно помотал головой.
– Вы уверены? – переспросил Ричер. – Никто за ними не наблюдает, никакие подозрительные люди по округе не шатаются?
Гальвес снова замотал головой.
– Если что-нибудь не так, мы могли бы помочь вам, – пояснил Ричер. – Может быть, вас что-то тревожит? Тогда расскажите мне все по порядку, и мы сами позаботимся о том, чтобы у вас все снова наладилось.
Гальвес озадаченно смотрел на него и молчал. Ричер внимательно взглянул ему в глаза. Всю свою карьеру он только и делал, что вглядывался в глаза, и эти показались ему совершенно невинными. Озадаченными, да. Возможно, ошеломленными, но этот парень ничего не утаивал. У него не было никаких секретов.
– Ну хорошо, – наконец подытожил Ричер. – Простите, что нарушили ваш покой и вторглись вот так неожиданно.
По дороге в офис он не проронил ни слова.
Для совещания они снова выбрали конференц-зал. Похоже, это единственное помещение во всем здании, где более трех сидячих мест. Нигли пропустила Фролих, оставляя ей место рядом с Ричером, а сама села со Стивесантом с противоположной стороны. Фролих тут же по рации соединилась со своими агентами и выяснила, что Армстронг как раз собирается покинуть отель. Прием получился коротким. Впрочем, никто не стал возражать против этого. В подобных случаях вице-президент всегда выигрывал. Если он проводил со своими избирателями много времени, они, естественно, очень радовались, а если это были считанные минуты, то они все равно оставались в восхищении хотя бы из-за того, что столь важная и занятая персона все же сумела выкроить хоть немного времени, чтобы побыть с ними рядом. Фролих прислушивалась к голосу в наушнике, который подробно описывал ей все то, что сейчас происходило в гостинице, а потом и за ее пределами. Таким образом, она точно знала, когда Армстронг покинул танцзал, прошел через кухню, появился на пандусе, а затем, миновав живую стену из агентов, благополучно очутился в своем лимузине. Только после этого женщина немного успокоилась. Теперь оставалось доставить вице-президента в сопровождении полицейских машин и автомобилей Секретной службы до Джорджтауна и провести его через тент уже почти в полной темноте. Фролих повозилась где-то у себя за спиной, в области поясницы, и немного убавила громкость в наушнике. Затем откинулась на спинку стула и обвела вопросительным взглядом остальных.
– Я перестаю что-либо понимать, – призналась Нигли. – Получается, что у этих уборщиков имеется что-то более важное, чем собственные дети, нечто такое, за что они действительно волнуются и переживают.
– Что же это такое? – поинтересовалась Фролих.
– Может быть, тут вся проблема в «зеленых картах»? Они находятся здесь на легальном положении?
Стивесант кивнул:
– Конечно. Они являются сотрудниками Секретной службы Соединенных Штатов Америки, как и все остальные, кто работает в этом здании. Их биографии, родственные связи и все остальное самым тщательным образом проверены. Мы успели сунуть нос и в их финансовые дела, как и во все остальное. Они чисты, насколько нам известно.
Ричер перестал слушать выступающих, спорящих и строящих предположения. Теперь их голоса слились для него в невнятный далекий гул. Он потер затылок и шею ладонью, ощущая, как успел отрасти его «ежик», становясь мягким и более приятным на ощупь. Он взглянул на Нигли, затем опустил глаза и принялся рассматривать ковер. Он был сделан из серого нейлона, с чуть заметными мелкими рубчиками, не гладкий и не грубый. Ричер мог разглядеть под светом люминесцентных ламп даже отдельные его волокна. И конечно, ковер оказался безупречно чистым. Ричер закрыл глаза и стал сосредоточенно размышлять. Он снова принялся мысленно проматывать вперед и назад те самые видеокассеты. Он видел их настолько отчетливо, словно в голове его был устроен маленький кинозал с экраном. Итак, пленка закрутилась: до полуночи остается восемь минут, в кадре появляются уборщики. Они проходят в кабинет Стивесанта. Семь минут первого – и они выходят из него. Девять минут им потребовалось для того, чтобы убраться в секретарском закутке. В шестнадцать минут первого они удаляются тем же путем, каким и пришли сюда. Ричер снова провернул все это у себя в голове, сначала в нормальном режиме, потом запустил обратный ход. Он пытался сосредоточиться на каждом кадре, на каждом движении. Затем наконец открыл глаза. Все осуждающе смотрели на него, как будто он повел себя недозволенным образом и решил попросту игнорировать общее совещание, не слушая вопросов и не принимая участия в их обсуждении. Ричер взглянул на часы. Почти девять вечера. Он улыбнулся. Это была широкая ухмылка по-настоящему счастливого человека.
– Мне понравился мистер Гальвес, – поделился он своими впечатлениями о поездке. – По-моему, он действительно гордится тем, что является отцом пяти ребятишек. Вы со мной согласны? А помните эти судки, выстроенные на кухонном столе? Могу поспорить, что дети получают самый полезный хлеб из непросеянной муки. И еще фрукты, как мне кажется. В общем, здоровое питание.
Все с удивлением воззрились на него.
– Я же рос в семье военного и сам имел такой же судок. Только у меня он был армейским. Да все мы ели из такой посуды, и мне это казалось вполне нормальным. Я даже при помощи настоящего армейского трафарета написал на одном из них свое имя. Моя мать ненавидела все это, считая, что я расту милитаристом. Но кормила меня хорошо, несмотря ни на что.
Нигли продолжала таращиться на Ричера.
– Ричер, мы здесь обсуждаем серьезные проблемы. Двое людей уже погибли, а ты рассуждаешь, какие должны быть судки для обедов.
Он кивнул.
– Да, рассуждаю о судках, размышляю о прическах и стрижках. Мистер Гальвес совсем недавно посещал парикмахера. Вы это заметили?
– Ну и что?
– И несмотря на все мое уважение к тебе, Нигли, я сейчас думаю о твоей попке.
Фролих бросила на него непонимающий взгляд, а Нигли залилась краской.
– И что же ты хочешь этим сказать?
– А вот что. Нет ничего и никого на свете дороже для Хулио и Аниты, чем их собственные дети.
– Но почему они так зажались и не желают нам ничего рассказывать?
Внезапно Фролих подалась вперед и прижала пальцем наушник. Прослушала сообщение, затем заговорила в микрофон на запястье:
– Молодцы. Отличная работа, все свободны.
На ее лице засветилась улыбка.
– Армстронг доставлен домой, – доложила она. – Все в порядке.
Ричер снова взглянул на часы. Они показывали ровно девять. Ричер перевел взгляд на Стивесанта:
– Можно мне еще раз осмотреть ваш кабинет? Прямо сейчас?
Стивесант, казалось, был удивлен такой просьбой, но тем не менее поднялся из-за стола и вывел всех остальных из конференц-зала. Они прошлись по коридорам и вскоре очутились в секретарском закутке. Здесь было пустынно и тихо. Дверь в кабинет Стивесанта, разумеется, закрыта. Босс сам отворил ее и зажег свет в кабинете.
На столе лежала какая-то бумага.
Ее увидели сразу все. Некоторое время Стивесант стоял в дверях как вкопанный, затем стремительным шагом прошел вперед и, наклонившись над столом, быстро пробежал глазами текст. Нервно сглотнул, шумно выдохнул и только после этого взял листок в руки.
– Это сообщение, которое пришло по факсу из полицейского управления Боулдера, – пояснил он. – Предварительное заключение экспертов по баллистике. Наверное, это секретарь положила его сюда.
И он облегченно улыбнулся.
– А теперь внимание, – начал Ричер. – Сосредоточьтесь и скажите мне: именно так выглядит обычно ваш кабинет?
Стивесант, все еще держа листок в руке, внимательно оглядел комнату.
– Совершенно верно.
– И в таком же виде уборщики имеют возможность созерцать его каждую ночь?
– Ну, на столе, как правило, у меня не остается ничего, – кивнул Стивесант. – А в остальном, пожалуй, все, вроде бы все как обычно.
– Хорошо, – кивнул Ричер. – Пойдемте отсюда.
Они вернулись в конференц-зал, и Стивесант пересказал содержание сообщения для всех.
– Там найдено шесть гильз. Патроны «парабеллум», девятимиллиметровые. Необычные вмятины на боках гильз. Эксперты прислали снимки.
Он передал листок Нигли. Она внимательно прочитала его, поморщилась и протянула бумагу Ричеру. Тот, едва взглянув на нее, понимающе кивнул:
– «Хеклер и Кох МР5». Он выбрасывает пустые гильзы как ненормальный. Стрелок переключил оружие на очереди по три выстрела каждая. Две очереди, следовательно – шесть гильз. Скорее всего, их нашли где-нибудь в двадцати ярдах от места происшествия.
– Вероятно, модель SD6, – добавила Нигли. – Если оружие при этом было еще и с глушителем. Очень качественный пистолет-пулемет. Дорогой и довольно редкий.
– А почему вам вдруг снова понадобилось осмотреть мой кабинет? – полюбопытствовал Стивесант.
– Мы ошиблись в отношении уборщиков, – пояснил Ричер.
В комнате стало тихо.
– Как это? – не поняла Нигли.
– Целиком и полностью, – продолжал Ричер. – Ошиблись во всех отношениях. Что происходило, когда мы беседовали с ними?
– Они упорно молчали, как душевнобольные, словно сговорились ничего нам не рассказывать.
Ричер кивнул.
– Я поначалу тоже так считал. Подумал, что эти герои решили проявить мужество, причем все сразу. Потом я посчитал, что они находятся в трансе. Подумал, что это у них такая реакция на запугивание. Ну, как будто они понимали, что уже зашли слишком далеко, и вот теперь им приходится защищать что-то очень близкое и дорогое. Словно им жизненно важно молчать. Не дай бог проронить хоть слово! Но знаете что?
– Что?
– Все дело в том, что они попросту не понимали, чего мы хотим от них добиться. Мы для них просто белые люди, задающие какие-то непостижимые вопросы, не более того. Ну а они сами оказались слишком хорошо воспитанными и к тому же закомплексованными, чтобы попросить нас убраться из их дома и не спрашивать о подобной чепухе. Они из вежливости продолжали слушать нас, а мы все так же настойчиво вбивали им в голову всякую чушь.
– И что ты хочешь этим сказать?
– Подумай еще раз о том, что нам известно. На пленке мы видим какую-то несуразицу. Состояние уборщиков меняется, но объяснить это, кажется, невозможно. Помнишь? Ну, как будто в кабинет Стивесанта они входят усталыми, а выходят оттуда более энергичными, что ли. Кроме того, входят они, выглядя вполне аккуратно, а покидают кабинет немножко растрепанными. Кроме того, у Стивесанта они пробыли целых пятнадцать минут, а у секретаря – только девять.
– Ну и что? – в свою очередь поинтересовался босс.
Ричер улыбнулся.
– Ваш кабинет, наверное, представляет собой самую чистую комнату во всем мире. Вы могли бы здесь свободно вести хирургические операции. И вы сознательно поддерживаете эту чистоту. Нам стало кое-что известно и про ваш дипломат, и про ботинки в дождливую погоду, между прочим.
Фролих непонимающе смотрела на Ричера, а Стивесант заметно покраснел.
– Ваш кабинет чист до неприличия, – продолжал Ричер. – И все же уборщики пробыли там целых пятнадцать минут. Почему?
– Им потребовалось время, чтобы достать то самое письмо, – сразу же нашелся Стивесант, – и положить его мне на стол.
– Ничего подобного.
– Значит, Мария одна проделала все это? Или Хулио и Анита тоже принимали какое-то участие?
– Ни то ни другое.
– Тогда кто же подсунул мне это послание? Неужели мой секретарь?
– И снова нет.
В комнате стало тихо.
– Неужели вы хотите сказать, что это сделал я? – изумился Стивесант.
Но Ричер отрицательно покачал головой.
– Я только хотел спросить вас о том, чем могли заниматься уборщики в идеально чистом кабинете целых пятнадцать минут?
– Отдыхали? – предположила Нигли.
Ричер снова замотал головой. Неожиданно Фролих расцвела в улыбке.
– Они делали что-то такое, отчего потом вышли из кабинета растрепанными?
Ричер так же дружелюбно ответил ей улыбкой:
– Например?
– Например, занимались там сексом.
Стивесант побледнел:
– Искренне надеюсь, что это не так. И кроме всего прочего, их же там трое в бригаде.
– Ну, втроем сексом тоже иногда занимаются, – напомнила Нигли.
– Но они живут вместе, – тут же вставил Стивесант. – Если им это так необходимо, они могли бы потерпеть и до дома, а там уже делать все, что им заблагорассудится.
– Но может быть, им захотелось испытать нечто вроде эротического приключения?
– Забудь про секс, – отмахнулся Ричер. – Думай только о том, что они были несколько растрепаны и выглядели совсем не уставшими. Почему у нас создалось такое впечатление?
Все дружно пожали плечами. Стивесант сидел на своем месте бледный как полотно. Ричер не смог сдержать улыбку:
– Там, на пленке, есть еще кое-что интересное. Когда уборщики заходят в кабинет, мешок для мусора у них практически пустой, а когда выходят, мешок забит чуть ли не до отказа. Неужели так много мусора оказалось у вас в кабинете?
– Нет, – сердито буркнул босс, как будто его оскорбило данное предположение. – Я никогда не оставляю после себя мусора.
Фролих подалась вперед:
– Так что же находилось в этом мусорном мешке?
– Мусор, – безразлично ответил Ричер.
– Ничего не понимаю, – в отчаянии произнесла Фролих.
– Пятнадцать минут – это очень долго, – заметил Ричер. – Уборщики пробыли у секретаря девять минут, но успели все вычистить и вымыть. А ее закуток и больше, и грязней, чем кабинет Стивесанта. Давайте сравним обе площади и сложность работы. Теперь предположим, что уборщики везде трудятся с одной скоростью и с одинаковым усердием. Сколько времени у них должна была занять уборка кабинета Стивесанта?
Фролих пожала плечами:
– Минут семь? Восемь? Наверное, не больше.
Нигли кивнула:
– Согласна. Ну, с натяжкой – девять минут.
– Я люблю чистоту, – словно попытался оправдаться босс. – И всегда оставляю инструкции относительно уборки моего кабинета, требуя, чтобы на него бригада тратила не менее десяти минут.
– Но не пятнадцати, – заметил Ричер. – Это было бы излишне. И мы, кстати, спрашивали их об этом. То есть мы интересовались, сколько времени они проводят у вас в кабинете. И что же они нам ответили?
– Они ничего не ответили, – напомнила Нигли. – Они просто удивленно смотрели на нас и молчали.
– Тогда мы спросили, занимает ли у них уборка вашего кабинета всегда одно и то же время. И они ответили положительно.
Стивесант посмотрел на Нигли, ожидая подтверждения, и она согласно кивнула.
– Хорошо, – продолжал Ричер. – Но если короче, то мы говорим только о тех конкретных пятнадцати минутах. Вы все видели эти записи. Ну так скажите мне, чем они там занимались столько времени.
Никто ему не ответил.
– Есть два варианта, – наконец смилостивился над ними Ричер. – Либо их там вообще не было все эти пятнадцать минут, либо они занимались тем, что отращивали себе волосы.
– Что? – переспросила Фролих.
– Вот почему они показались нам немного растрепанными. В особенности Хулио. Его волосы стали длиннее по сравнению с теми, с какими он вошел в кабинет.
– Разве такое возможно?
– Возможно, потому что мы смотрели на уборщиков в разные ночи. Это были эпизоды с двух разных пленок, смонтированные и переписанные на одну ленту. Две половинки двух разных ночей.
В комнате повисла тишина.
– Две разные пленки, – повторил Ричер. – Отгадка состоит в том, что пленки всякий раз меняются ровно в полночь. Первая пленка – настоящая. Иначе быть не может, потому что на ней чуть раньше мы видим, как Стивесант и секретарь уходят домой. На этой пленке запечатлены события среды. Итак, уборщики появляются в одиннадцать часов пятьдесят две минуты. Они выглядят немножко усталыми, ну, может быть, потому, что это первая ночь их смены. Может быть, весь день до этого они занимались своими домашними делами и притомились. Но работа у них осталась прежняя, и ничего необычного не произошло. Нет разлитого кофе, нет невообразимых куч мусора, на которые надо потратить дополнительное время. Вот поэтому мешок для мусора выглядит практически пустым. Я полагаю, что в кабинете Стивесанта они пробыли всего минут девять. То есть, как всегда, справились достаточно быстро. Это вполне объяснимо. Вот почему они удивились, когда мы заметили, что они пробыли в кабинете слишком уж долго. На самом деле, как мне кажется, они вышли из кабинета уже в одну минуту первого, потом девять минут приводили в порядок секретарский закуток, а в десять минут первого вообще оттуда ушли.
– И что же? – нетерпеливо вставила Фролих.
– А то, что после полуночи мы смотрим уже другую запись, может быть, двухнедельной давности. На ней виден Хулио еще со старой прической, до его похода в парикмахерскую. В ту ночь они прибыли на этаж Стивесанта чуть позже, а потому и вышли из его кабинета тоже позже. Ну, может быть, на другом этаже в тот день было много работы. Наверное, там здорово намусорили, потому что мешок был уже почти полным. А выглядели они тогда более энергичными, потому что пытались наверстать потраченное время. Или это была как раз середина смены, они успели войти в ритм и хорошо выспались днем. Вот и получается, что мы видим на пленке, как они входят в кабинет Стивесанта в среду, а выходят из него совсем другой ночью.
– Но число на пленке стоит верное, – вмешалась Фролих. – Я же отчетливо помню, что это был четверг.
Ричер кивнул:
– Нендик подготовил фальшивую пленку заранее.
– Нендик?
– Да, ваш сотрудник, который занимается видеозаписями, – подтвердил Ричер. – Я полагаю, что целую неделю он ставил одно и то же число на пленке, которая вела запись с полуночи до шести утра. А может, две недели. Еще бы! Ведь у него было три варианта развития событий, а потому нужно было иметь различные версии уборки. Первая: уборщики могли войти в кабинет Стивесанта и выйти из него до полуночи. Вторая: они входят туда до полуночи, а выходят в первом часу ночи. И третья: они убирают кабинет уже после двенадцати. Если бы они управились до полуночи, то он представил бы нам пленку, где с полуночи до шести утра в интересующей нас зоне ничего не происходит. Если бы они вошли и вышли из кабинета после полуночи, он нашел бы нам именно такую пленку, причем показывающую, что все это происходит именно в четверг. Но все получилось по-другому, а потому он использовал ту свою фальшивую пленку, на которой запечатлен только уход уборщиков из кабинета Стивесанта.
– Значит, это Нендик положил мне письмо на стол? – спросил Стивесант.
Ричер кивнул:
– Да, Нендик и есть тот ваш сотрудник, который действовал совместно с неизвестными нам лицами. На самом деле камера в ту ночь записала вот что: сразу после полуночи уборщики покидают ваш кабинет, а затем, уже под конец пленки, где-нибудь в половине шестого, через пожарную лестницу к вам в кабинет проникает Нендик и кладет письмо на стол. При этом он, конечно, не забыл надеть перчатки. Настоящую запись он тут же уничтожает, а на полку ставит свою фальшивку.
– Но ведь на пленке показано, как я утром вхожу в кабинет, да и мой секретарь тоже.
– Правильно. Но ведь это уже третья пленка – та, которая встала на запись в шесть утра, и она, конечно, тоже настоящая. Подделкой является только вторая кассета.
В комнате стало тихо.
– Он, наверное, им и рассказал про ваши камеры в гараже, – продолжал Ричер. – Когда доставили еще одно послание, в воскресенье.
– Но как вам удалось догадаться? – изумился Стивесант. – Только по волосам?
– Частично. Немалую роль тут сыграла и попка Нигли. Нендик так волновался из-за своих кассет, что даже не обратил внимания на фигуру Нигли. А вот она это заметила и даже сказала мне, что это весьма необычное поведение со стороны нормального взрослого мужчины.
Стивесант снова покраснел, словно собирался вслух подтвердить слова Ричера.
– Поэтому нам надо немедленно освободить уборщиков, – подытожил Ричер. – Потом переговорить с Нендиком. Ведь это именно он встречался с неизвестными.
Стивесант согласно кивнул.
– И был ими запуган, как я полагаю.
– Думаю, мы не ошибаемся, – кивнул Ричер. – И очень надеюсь на то, что он стал сотрудничать с ними отнюдь не по доброй воле.
Использовав свой ключ-вездеход, Стивесант проник в комнату, где производились и хранились видеозаписи, прихватив с собой в качестве свидетеля дежурного офицера. Они тут же обнаружили, что отсутствуют десять кассет с записью от полуночи до шести утра, предшествующих тому самому четвергу. В журнале Нендик пометил их как бракованные. Затем Стивесант отобрал наугад дюжину кассет, после чего были просмотрены отрывки с них. Выяснилось, что уборщики никогда не задерживались в кабинете босса более чем на девять минут. После этого Стивесант сделал соответствующий звонок, объяснив, когда и почему следует освободить всю бригаду уборщиков.
Затем им предстояло определить порядок действий. Можно было под каким-нибудь предлогом вызвать Нендика в офис, послать к нему агентов и арестовать или же самим нанести ему визит, чтобы успеть задать свои вопросы еще до того, как начнет действовать шестая поправка, усложняющая ведение расследования.
– Нужно отправляться к нему домой, – предложил Ричер. – Хотя бы для того, чтобы использовать элемент неожиданности.
Он ожидал услышать возражения, но Стивесант только печально кивнул в ответ. Он выглядел бледным и усталым, как человек, на плечи которого свалилось слишком много проблем. Создавалось впечатление, что сейчас он боролся с противоречивыми чувствами. Ему предстояло иметь дело с предателем, с которым нужно поступить по справедливости, но в то же время им двигал инстинкт, присущий всем сотрудникам Секретной службы, – по возможности скрывать все то, что связано с работой. И в случае с Нендиком этот инстинкт срабатывал в гораздо большей степени, чем раньше, когда дело касалось только уборщиков. Те считались обычными пешками, и от них по большому счету практически ничего не зависело. Другое дело Нендик. Эта фигура занимала видное место в организации, и с ним следовало вести себя иначе. Поэтому Стивесант загрузил компьютер своего секретаря и отыскал адрес Нендика.
Он жил в пригороде, в десяти милях от границы со штатом Виргиния, и дорога туда заняла двадцать минут. Дом Нендика стоял на извилистой улице в тихом квартале, застроенном так давно, что многие деревья в округе успели состариться, но хватало и молодых посадок, отчего все здесь выглядело достаточно аккуратно. Это район, где обитают люди среднего достатка. У подъездов к домам стояли автомобили иностранных марок, правда, не самых новых моделей. Машины выглядели чистыми, но несколько потрепанными. Дом Нендика представлял собой длинную, невысокую, похожую на фермерскую постройку, с крышей цвета хаки и кирпичной трубой. В окнах было темно, и только в одном виднелся голубой отсвет экрана телевизора.
Фролих свернула к дому и остановилась перед гаражом. Все вышли из машины на холод и двинулись к входной двери. Стивесант вдавил кнопку звонка и не отпускал ее. Через полминуты в прихожей вспыхнула лампочка, и над дверью засветилось оранжевое окно в веерообразном переплете, а над головами прибывших включился еще один светильник. Дверь открылась. В ее проеме молча стоял Нендик, одетый в костюм, словно только что явился с работы. От страха лицо его осунулось, будто он предчувствовал, что сейчас на него обрушатся еще большие неприятности. Стивесант смерил его взглядом, выждал несколько секунд, а затем шагнул в дом. Фролих последовала за ним. Шествие замыкали Ричер и Нигли. Она закрыла за собой дверь и встала у нее, словно часовой: раздвинув ноги и заведя руки за спину.
Нендик продолжал хранить молчание, уставший и изможденный. Стивесант положил ему руку на плечо и, развернув, подтолкнул по направлению к кухне. Тот не сопротивлялся. Только пару раз споткнулся, шагая в заднюю часть дома. Стивесант последовал за ним. Зайдя на кухню, он включил освещение – трубки дневного света, придавшие помещению жилой вид.
– Сидеть, – приказал босс, словно обращался к собаке.
Нендик сделал шаг и осел на табурет возле столика для завтрака, обхватив тело руками, будто его лихорадило.
– Имена и фамилии, – коротко бросил Стивесант.
Нендик безмолвствовал, как бы давая понять, что вытянуть из него ничего не удастся, и уставился невидящими глазами в дальнюю стену. Одна из ламп, видимо, доживала последние дни, так как давала неровный пульсирующий свет, а ее дроссель сердито жужжал в тишине. Потом у Нендика затряслись руки, и он был вынужден спрятать ладони под мышки, а сам принялся раскачиваться на табурете взад-вперед. Тот тихо поскрипывал под его весом. Ричер оглядел кухню. Симпатичная обстановка. Желтые в клеточку занавески на окнах удачно гармонировали с такой же расцветкой потолка. Обращало на себя внимание обилие цветов в вазах, правда засохших, да гора посуды в раковине, копившаяся, видимо, недели две. На некоторых тарелках сохранились даже объедки.
Ричер вернулся в коридор и прошел в гостиную. Большой, почти новый телевизор оказался включенным на коммерческий канал. Программа составлена из эпизодов полицейской хроники о крупных дорожных происшествиях за последние годы. Звук почти отсутствовал: слышалось лишь невнятное бормотание, сопровождающее демонстрацию событий. На подлокотнике кресла лежал пульт дистанционного управления. На каминной полке выстроились в ряд шесть фотографий в латунных рамках. Все шесть изображали Нендика с какой-то женщиной примерно его возраста, довольно симпатичной и, может быть, чуть-чуть простоватой. На снимках зафиксированы свадьба, пара эпизодов из отпусков и еще каких-то семейных торжеств. Ни на одной фотографии не было детей. Да и сам дом словно говорил об их отсутствии: ни игрушек, ни следов беспорядка. Вся обстановка тщательно продумана, выдержана в определенной цветовой гамме, даже несколько вычурно, так, как это сделал бы только взрослый человек.
Ричер обратил внимание, что пульт предназначался для видеомагнитофона, а не для телевизора. Он взял его в руки и нажал на кнопку воспроизведения. Аппарат щелкнул, полицейские исчезли с экрана и уступили место любительской видеозаписи свадьбы. Нендик и его жена улыбались в объектив камеры из прошлого. Съемка велась несколько лет назад. Молодожены, прижавшись друг к другу щеками, выглядели радостными и счастливыми. Она – в белом платье, он – в элегантном костюме жениха. Действо разворачивалось в жаркий день на лужайке. Волосы невесты развевались, и вся звуковая дорожка пленки представляла собой почти непрерывный шум ветра. Сияющая невеста улыбалась и что-то щебетала, очевидно обращаясь к потомкам, но Ричер не смог разобрать ни слова.
Он остановил видеозапись, и на экране вновь замелькали кадры полицейской хроники. Ночное преследование какого-то преступника на автомобиле. Ричер вернулся на кухню. Нендик все так же трясся всем телом и раскачивался на табурете. Руки он по-прежнему прятал под мышками и все так же упорно молчал. Ричер еще раз оглядел гору грязной посуды и засохшие цветы в вазах.
– Мы можем вернуть ее вам, – начал он.
Нендик ничего ему не ответил.
– Скажите нам только, кто это был, и мы тут же отправимся за ней.
И снова тишина вместо ответа.
– Чем скорее вы нам все расскажете, тем лучше, – продолжал Ричер. – Судя по тому, как обстоят дела, нельзя терять время и заставлять ее ждать больше, чем это необходимо, верно ведь?
Нендик, сосредоточившись, сверлил взглядом дальнюю стену кухни.
– Когда они приходили за ней? – не отступал Ричер. – Пару недель назад?
Но Нендик ничего ему не сказал. Он вообще не издал ни звука. Из коридора появилась Нигли и проскользнула на ту половину кухни, которая считалась семейной. Здесь у стены в ряд стояла мебель из одного гарнитура: книжный шкаф, тумбочка с ящиками и еще один книжный шкаф.
– Мы можем вам помочь, – снова предложил Ричер. – Но нам нужно знать, откуда начать поиски.
Нендик никак не отреагировал на его слова. Он продолжал смотреть вдаль, трястись и обнимать себя ладонями.
– Ричер, – внезапно позвала Нигли.
Ее мягкий голос прозвучал несколько напряженно. Ричер отошел от Нендика и приблизился к женщине, которая сейчас стояла у тумбочки. Она передала ему какой-то предмет. Это оказался конверт с фотографией внутри. На снимке «Полароида» была изображена женщина, сидящая на стуле. Ее бледное лицо искажал страх. Широко раскрытые глаза, грязные растрепанные волосы. Жена Нендика выглядела на сто лет старше, чем на фотографиях у камина в гостиной. В руках она держала газету «Ю-Эс-Эй тудей» так, что название оказалось у нее под подбородком. Нигли передала Ричеру еще один конверт с похожим снимком. Та же женщина, та же газета, но только за другое число.
– Они присылали доказательства, что она еще жива, – пояснил Ричер.
Нигли понимающе кивнула: – Посмотри-ка сюда. А это что за доказательство?
Она протянула ему еще один конверт, в котором находился небольшой коричневый контейнер, в каких пересылают по почте бандероли. Внутри его лежали белые, не слишком свежие трусики. Одна пара.
– Великолепно, – только и смог выговорить Ричер.
Нигли передала ему четвертый конверт. Еще один контейнер, но гораздо меньшего размера, внутри которого находилась совсем крошечная коробочка. В такую ювелир мог бы поместить, например, сережки. Там, на куске ваты, побуревшей от крови, лежала фаланга человеческого пальца, отрезанная чем-то очень острым, возможно садовыми ножницами. Судя по размеру и изгибу, это была фаланга мизинца левой руки. На ногте еще сохранились остатки декоративного лака. Ричер внимательно посмотрел на фалангу и вернул коробочку Нигли. Обошел стол и взглянул Нендику прямо в глаза, пытаясь начать с ним новую игру.
– Стивесант, – сказал он, – и ты, Фролих. Подождите нас в коридоре.
Они застыли в удивлении, некоторое время непонимающе смотрели на Ричера, но, встретившись с ним взглядом, все же послушно вышли из кухни.
– Нигли, – подозвал Ричер коллегу. – Подойди ко мне.
Она приблизилась к нему и спокойно встала рядом. Ричер подался вперед и облокотился о столик. Его лицо оказалось на одном уровнем с физиономией Нендика.
– Ну вот, теперь они ушли, – негромко начал он. – Мы остались одни. И мы не работаем в Секретной службе, как вам это хорошо известно, не правда ли? До недавнего времени вы вообще нас никогда не видели, а потому можете смело довериться. Мы не станем снимать с вас стружку, как это могли себе позволить они. И будем работать без промаха. Мы сами из того места, где ни промах, ни провал не разрешен ни при каких обстоятельствах. Кроме того, там, откуда мы явились, не признают никаких правил. Потому мы можем вернуть ее. Мы знаем, как это делается. Мы возьмем тех негодяев и спасем ее. Она очень скоро окажется в безопасности. Я обещаю вам. И все останется между нами, между мной и вами.
Нендик откинул голову назад и раскрыл рот. Губы у него пересохли, но сейчас на них выступила пена. Затем он так же беззвучно закрыл рот, да с такой силой, что губы его превратились в тонкую бледную полоску. После этого он вынул одну руку из-под мышки и поднес ее к губам, держа вместе большой и указательный пальцы, словно между ними что-то находилось. Очень медленно он провел пальцами по линии рта, будто показывая, что закрывает уста на невидимую молнию, и снова спрятал руку под мышкой. Его опять затрясло, а в глазах, бессмысленно смотревших вдаль, читался нескрываемый страх. Некий абсолютный и неконтролируемый ужас. Нендик принялся медленно раскачиваться, при этом он закашлялся, да так, что кашель стал душить его. Но он упорно не желал при этом раскрывать рот, еще сильнее сжимая губы и стискивая челюсти. Он качался на табурете, плотно обхватив себя руками и отчаянно сражаясь с приступом кашля. Глаза его представляли собой два бездонных озера, переполненных страхом. Затем глазные яблоки закатились к потолку, обнажая белки, он качнулся слишком сильно и повалился назад вместе с табуретом.
