Глава 84

Идя гуськом, мы прошли через задний выход из кафе, потому что так было ближе всего до их «Хамви». Сержант возглавлял шествие, а я шел между его подчиненными. Один из них слегка подталкивал меня, упираясь растопыренной ладонью одной руки мне в спину, а другую прижимал к моей куртке в области груди. Вечерний воздух — ни теплый, ни холодный — слегка щекотал ноздри. Весь акр утрамбованной площадки был забит припаркованными автомобилями. Примерно в пятидесяти ярдах справа я заметил скопление людей, среди которых были одни мужчины в форме; все вели себя спокойно и не нарушали порядка; все выстроились вокруг переднего фасада бара «Браннанс» в нечто похожее на полумесяц с зазубренными краями или на живой ореол над головой святого, или на толпу, собравшуюся посмотреть драку, победителя в которой ожидал приз. У большинства в руках были бутылки с пивом, видимо, купленным где-то в других местах, и с ними они пришли сюда, желая посмотреть главный аттракцион. Я догадывался, что сенатор обожает знаки внимания, и в то же время предполагал, что его сын делает вид, что они ему безразличны.

Обычно «Хамви» смотрится широким и массивным в окружении обычных транспортных средств. Так было и сейчас. По соседству с ним, однако на почтительном расстоянии, стоял обычный седан, выкрашенный в зеленый цвет. Это, как я догадался, и был тот самый автомобиль, который Рид Райли одолжил, чтобы добраться до города. А стоял он вторым в ряду, рядом с «Хамви», ради того, чтобы этим соседством повысить свой имидж. Инстинктивный прием политика.

Сержант замедлил шаг, и все, шедшие позади него, невольно сбились в кучу, но затем мы снова восстановили строй, слегка поменяли направление и пошли к «Хамви» обычным шагом: не быстро, не медленно. Никто не обратил на нас никакого внимания. Мы были просто четырьмя темными фигурами, а взгляды всех были направлены совсем в другую сторону.

Сержант открыл левую заднюю дверь «Хамви», и его подручные, стоявшие за спиной, не оставили мне другого выбора, как только забраться внутрь. Внутри пахло парусиной и по́том. Сержант ждал, пока его команда рассаживалась в машине: один сел на пассажирское переднее сиденье, второй занял место по другую сторону широкого трансмиссионного туннеля позади меня; оба они, повернувшись, уставили в меня внимательные взгляды. После этого сержант, забравшись на водительское сиденье, нажал на клавишу и включил мотор, который, работая в первые секунды на холостом ходу, разразился типичными для мощного дизеля трескучими звуками. Сержант тем временем устроился поудобнее на своем сиденье и подготовился к отъезду: включил фары, положил руку на рычаг коробки передач и на малой скорости покатил вперед по комковатой неровной площадке, крутя руль то туда, то сюда. Он пересек ухабистую площадку в северном направлении в сторону дороги, ведущей в Келхэм; за окнами проплыли ряды припаркованных машин, здание ведомства шерифа. По привычке сержант посмотрел в свое зеркало, затем повернул голову влево и приготовился к повороту, до которого оставалось ярдов тридцать.

— Парни, а к чему вас готовят? — спросил я.

— К работе с переносными зенитно-ракетными комплексами.

— Но не для работы в полиции?

— Нет.

— Должен вам сказать, — обратился я к ним, — что вы меня не обыскали. А должны были.

Я предстал перед ними с «береттой» в руке. Потянувшись вперед, ухватил сержанта левой рукой за воротник и довольно туго сдавил ему горло. Затем придавил его к спинке сиденья и ткнул дулом пистолета под правое плечо, чуть выше подмышки. «Хамви» выходят с завода прочными, сделанными на совесть, это же касается и металлических рам сидений. Я притянул сержанта к себе и притиснул к неподвижной конструкции рамы. Парень оказался обездвиженным. Он даже не смог бы дышать, если бы я не предоставил ему этой возможности.

— Всем сидеть неподвижно и сохранять спокойствие, — сказал я.

Они выполнили и то и другое, потому что у меня был пистолет, приставленный к их командиру. По парням было видно, что они уже не считали ухо и шею неотъемлемыми частями тела сержанта. Они, конечно, не могли поверить, что я готов застрелить их товарища. Один солдат не может застрелить другого, даже находясь в таком отчаянном положении, в каком, по их мнению, оказался я. Но ранение мягких тканей в области спины справа от лопатки воспринималась ими как вполне возможный, а также ужасный факт. Ведь это поставило бы крест на карьере сержанта. На этом закончилась бы его жизнь в том смысле, в каком он ее воспринимал; впереди ничего, кроме боли, от которой скрючивается тело, проверок на инвалидность и приобретение домашней утвари и кухонных приборов, предназначенных для левшей.

Я на полдюйма ослабил воротник на его шее, но плотнее притиснул к спинке сиденья, и велел:

— Поворачивай налево.

Он повернул на дорогу, идущую в направлении восток-запад.

— Езжай по ней, — приказал я.

Сержант повел автомобиль по дороге, похожей на тоннель из-за нависающих над ней веток деревьев, росших по обочинам, но двинулись мы в сторону, противоположную Келхэму, к Мемфису.

— Быстрее, — приказал я.

Он переключил рычаг коробки передач, и довольно скоро большая машина смогла развить скорость, близкую к шестидесяти милям в час. С этого момента мы перешли в мир, где правят простые законы арифметики. Было девять часов вечера, а дорога, по которой мы ехали, имела протяженность в сорок миль, и вероятность встретить машину, идущую навстречу, казалась очень незначительной. По моим прикидкам, через полчаса мы должны были проехать тридцать миль — и получить все, что нам надо.

— Не сбавляй скорость, — приказал я.

И парень продолжил ехать на той же скорости.

Через тридцать минут мы оказались в каком-то ничем не примечательном месте, в тридцати милях от Картер-Кроссинга и, возможно, всего в десяти милях от главной дороги, ведущей непосредственно в Мемфис.

— Ну всё, — сказал я, — приехали. Здесь мы и остановимся.

По-прежнему держа сержанта за воротник, я слегка ослабил давление и чуть отвел дуло пистолета. Благодаря этому сержант смог убрать ногу с педали газа и без особых усилий затормозить машину. Он выключил трансмиссию, обхватил обеими руками руль и сел с таким видом, будто знал, что произойдет дальше. Повернув голову, я посмотрел на парня, сидевшего рядом, и сказал:

— А ну снимай башмаки.

В этот момент они все поняли, что будет дальше, после чего наступила пауза, какая бывает перед актом неповиновения или бунтом, но я молча переждал ее, дождавшись, пока парень, сидевший рядом, пожал плечами, наклонился и принялся выполнять приказ.

— Теперь снимай носки, — велел я.

Парень, стянув с ног носки, скатал их и засунул в башмаки, как это надлежит делать хорошему солдату.

— А теперь снимай куртку.

Он стянул с себя куртку.

— А теперь брюки.

Наступила еще одна долгая пауза, но парень все-таки приподнял свой зад над сиденьем и стащил брюки с бедер. Я перевел взгляд на парня, сидевшего на переднем пассажирском сиденье, и приказал:

— Теперь ты проделай то же самое.

Он быстро выполнил приказ, после чего я велел ему помочь раздеться сержанту. Я не хотел, чтобы он, снимая брюки, подставил мне под нос свой зад — пусть сделает это, находясь на своем месте, но не вставая с него. Когда все было готово, я, повернувшись к парню, сидевшему рядом со мной, приказал:

— А сейчас выйди из машины и отойди от нее на двадцать шагов.

Услышав это, сержант угрожающе прошипел:

— Не дай бог, Ричер, тебе снова с нами встретиться.

— Ну уж нет, — ответил я. — Я как раз надеюсь на скорую встречу. Уверен, что, трезво обдумав произошедшее, ты захочешь поблагодарить меня за то, что я совершенно не причинил тебе боли. А ведь я должен был проучить тебя. Ты же не профессионал, а никудышный любитель.

Ни слова в ответ.

— А ну отойти от машины, — снова приказал я.

Через минуту вся троица стояла на дороге в свете фар, босиком и без брюк; кроме футболок и широких трусов, на них ничего не было. Они находились сейчас в тридцати милях от того места, где должны были быть, и до которого, даже при самом благоприятном стечении обстоятельств, им, босоногим, предстояло топать по ухабистой грунтовой дороге семь, а то и все восемь часов. И даже если вдруг случится чудо и по дороге мимо них поедет машина, не будет ни малейшего шанса на то, что их подвезут. Никто, находящийся в здравом уме, не остановится в темноте и не посадит в машину трех безумно жестикулирующих босоногих мужчин.

Перебравшись на водительское сиденье, я задним ходом отвел машину ярдов на сто, затем развернулся и поехал в обратном направлении по дороге, по которой мы только что приехали сюда; я не ощущал ничего, кроме шума мотора и запаха башмаков и носков. Часы в моей голове показывали девять часов тридцать пять минут; по моим прикидкам, теперь, при уменьшенной нагрузке, «Хамви» сможет развить скорость до шестидесяти пяти миль в час, и я буду в Картер-Кроссинге в десять часов и три минуты.