Глава 10
Ричер заснул в номере 310 отеля «Марриотт». Он лежал на спине, как мертвец. Он и Эйлин слишком долго говорили в кафе, и она едва не опоздала на встречу с Эмерсоном. Без пяти четыре Хаттон посмотрела на часы, сунула карточку-ключ в руки Ричера и попросила отнести ее сумку в номер. А сама побежала к выходу. Ричер решил, что он должен оставить карточку у стойки портье. Однако не оставил. Сейчас у него не было никаких дел. Поэтому он поставил сумку в угол и остался в номере.
Ему не особенно понравился номер 310, если учитывать все факторы. Третий этаж — следовательно, окно не самый простой путь к отступлению. Восьмой номер в мотеле устраивал его больше. Намного больше. Первый этаж, рядом проходные дворы — неплохие условия для бегства. Открыть окно, выскочить наружу, оглядеть переулок, выбрать другую дверь или окно. Много вариантов. А здесь хуже. Он на третьем этаже. Долгий спуск. Он был не уверен, открываются ли в «Марриотте» окна. Не исключено, что их вообще не открыть. Вероятно, сотрудники отеля избегали всякой ответственности. Вдруг они вообразили, что из окон начнут выпадать дети — прямо на стоянку машин. Или решили просто сэкономить. Видимо, стоимость оконных петель и ручек превосходит затраты на кондиционеры. Так или иначе, но номер был далеко не самым подходящим местом для Ричера. По любым меркам. Тем более надолго.
Но на некоторое время он мог здесь задержаться. Поэтому Ричер закрыл глаза и заснул. «Спи, когда у тебя появляется такая возможность, — никогда не знаешь, когда ты сумеешь поспать в следующий раз», — гласит старая армейская поговорка.
План Эмерсона был достаточно прост. В комнату номер семь он послал Донну Бьянку. Патрульных попросил припарковать машину в трех кварталах от мотеля и потом занять комнату номер девять. Одну машину Эмерсон поставил через две улицы за мотелем, вторую — в четырех кварталах к северу, возле салона по продаже автомобилей, а третью — двумя кварталами к югу. Он предупредил портье, чтобы тот не спал и поглядывал в окно. Как только он увидит парня, который назвался Хеффнером, так сразу должен позвонить в комнату номер семь Бьянке.
Эйлин Хаттон вернулась в «Марриотт» в четыре тридцать. Ей никто не оставил ключа на стойке и не передал никакого послания. Она поднялась на лифте на третий этаж, а потом по стрелкам нашла номер 310. Она постучала, и после короткой задержки Ричер открыл дверь.
— Как тебе мой номер? — спросила она.
— Кровать удобная, — ответил он.
— Я должна позвонить Эмерсону, если увижу тебя, — сказала Хаттон.
— И ты сделаешь это?
— Нет.
— Ложные показания и укрывательство лиц, скрывающихся от правосудия, — заметил Ричер — И все в один день.
Она вытащила из сумочки визитку Эмерсона.
— Ты их единственный подозреваемый. Он дал мне три разных телефона. Копы настроены самым серьезным образом.
Ричер взял у нее визитку и положил в задний карман, где уже лежала бумажная салфетка с номером телефона Хелен Родин. Он начал превращаться в ходячую телефонную книгу.
— А как прошла встреча с Родиным? — спросил он.
— Довольно просто.
Ричер ничего не ответил. Хаттон прошлась по номеру. Ванная, спальня, гостиная, кухня. Она взяла свою сумку и переставила ее к другой стенке.
— Хочешь остаться? — спросила Хаттон. Он покачал головой.
— Я не могу.
— Ладно, — кивнула она.
— Но если хочешь, я могу вернуться позже. Хаттон немного помолчала.
— Хорошо, — сказала она. — Возвращайся позже.
Алекс Родин вошел в свой кабинет, закрыл дверь и позвонил Эмерсону.
— Ты его уже арестовал? — спросил он.
— Это вопрос времени, — ответил Эмерсон. — Мы ищем его повсюду. Установили наблюдение за его номером. Он остановился в старом мотеле. Под фальшивым именем.
— Любопытно, — сказал Родин — Значит, он мог использовать фальшивое имя и в «Метрополе».
— Я проверю, — пообещал Эмерсон — Покажу портье фотографию.
— Возможно, нам удастся его прижать, — сказал Родин.
Он положил трубку, думая о двух новых газетных заголовках в рамках на стене своего офиса: первый — о Барре, второй — о Ричере.
Покинув номер Хаттон, Ричер спустился вниз по лестнице. На первом этаже он не стал выходить в вестибюль, а нашел боковой коридор, приведший его к заднему входу, приоткрыл дверь и придержал ногой. Вытащил из кармана визитку Эмерсона, разорвал ее вдоль пополам, а потом сложил половину в четыре раза. Затем Ричер прижал большим пальцем язычок дверного замка и заклинил его сложенной половинкой визитки, а вторую сунул обратно в карман.
Когда он оказался снаружи, то аккуратно закрыл за собой дверь и, пройдя мимо мусорного бака и стоянки для персонала отеля, вышел на улицу, ведущую на север. Прохожих стало заметно больше, а движение напряженнее. Он двинулся вперед обычным шагом, используя свой рост для отслеж-ки патрульных машин и полицейских на перекрестках. Все еще было тепло. Высокое атмосферное давление не давало подниматься вверх ароматам влажной земли и запахам азотных удобрений.
Вскоре Ричер оказался под автострадой и пошел дальше в ее тени. Дорожное полотно пролегало между колоннами высотой в сорок футов. По соседству находились земельные участки, некоторые из них оставались пустыми или заваленными мусором. Кое-где на них стояли старые кирпичные здания с темными слуховыми окнами на крышах, встречались и новые металлические ангары, где располагались мастерские по ремонту и окраске автомобилей. Он обошел заднюю часть башни из черного стекла, продолжая оставаться в тени автострады, и свернул на юг, готовясь пройти мимо библиотеки. Затем неожиданно остановился, присел и начал возиться с кедом, словно в него попал камешек, и незаметно посмотрел за спину — никого. За ним никто не следил.
Ричер двинулся дальше. После библиотеки ему предстояло преодолеть открытое пространство длиной в сорок ярдов. Площадь находилась к востоку от него. Он на короткое время остановился на том месте, где вчера парковала свою машину Хелен Родин и где в пятницу оставил минивэн Джеймс Барр.
Через сорок футов впереди возник другой вид, но расположение ориентиров было неизменным. Отсюда он видел увядшие цветы у южного края бассейна. На таком расстоянии они смотрелись как небольшие потускневшие разноцветные пятна. Далее виднелась дверь в здание, где находился Отдел транспортных средств. Люди выходили оттуда поодиночке и парами. Он посмотрел на часы. Было без десяти пять.
Ричер шагнул на открытое пространство и направился к самому северному кварталу Первой улицы. Один квартал на юг, три на восток, и вот он уже возле западной части подземной парковки. Он вошел в нее через главный въезд и отыскал линзы камеры безопасности. Маленький кружок грязного стекла, глядящий вниз из самой обычной черной коробки, прикрепленной на перекрестье двух бетонных балок. Он помахал рукой. Пожалуй, камера расположена слишком высоко. Ее бы следовало поставить пониже, чтобы она фиксировала номера машин. Но все колонны на высоте пояса были потертыми или поцарапанными. Настоящая радуга разных цветов. Водители были весьма неаккуратными. Если бы камеру расположили ниже, то она бы продержалась всего день или два. Или даже меньше.
Ричер поднялся по пандусу на второй уровень и пошел на северо-восток, к дальнему заднему углу. На парковке царила тишина, но помещение было почти заполнено. То место, которым воспользовался Джеймс Барр, тоже оказалось занятым. Здесь было не до проявления сентиментальности или уважения к памяти погибших.
Граница между старой парковкой и новой была отмечена тройным барьером из лент, натянутых на колоннах. Стандартная табличка: «Осторожно, опасная зона», а над ней и под ней — сине-белые полицейские ленты с надписью: «Полицейское ограждение, не входить!» Ричер приподнял все три ленты и поднырнул под них. Он не стал опускаться на колено — зачем пачкать брюки? Ему ведь не нужно оставлять на бетоне частички ткани. Поднырнуть было не трудно даже человеку, который на шесть дюймов выше, чем Барр, а ведь новые ленты были натянуты ниже той, с которой пришлось иметь дело Барру. «Он специально оставлял следы, словно хотел максимально облегчить работу криминалистов».
Ричер прошел дальше, туда, где царил полумрак. Новая пристройка имела прямоугольную форму: около сорока ярдов с юга на север и двести ярдов с востока на запад. Из чего следовало, что Ричеру потребовалось сделать тридцать пять шагов, чтобы оказаться на северо-восточном углу. Он остановился в шести футах от внешней стены и посмотрел вниз и направо. Отсюда открывался превосходный вид. Нет никакой нужды прижиматься к колонне, не говоря уже о том, чтобы тереться о нее, подобно лошади, валяющейся на летнем лугу.
Он стоял и смотрел. Люди выходили из здания, где располагались государственные учреждения, их становилось все больше. Вскоре они образовали сплошной поток. Некоторые, как только оказывались под открытым небом, останавливались, чтобы закурить сигарету. Другие продолжали идти на запад, кто-то быстрее, кто-то медленнее. И все обходили северную часть бассейна. Никто не шел там, где погибли люди от выстрелов Барра. Траурные цветы были сдерживающим препятствием, напоминанием. Сейчас Ричеру было трудно представить, как все выглядело в ту пятницу. Трудно, но возможно. Он наблюдал за людьми, мысленно заставляя их не делать вынужденный поворот направо, а идти прямо. Входя в узкий проход, они должны были замедлить шаг, но не слишком. И они должны были находиться на небольшом расстоянии друг от друга. Сочетание умеренной скорости перемещения объекта и его близости увеличивает углы отклонения. А это усложняет задачу. Таково основное правило использования длинноствольного оружия. Птица, летящая по небу на расстоянии в сто ярдов, является легкой мишенью. Та же самая птица, проносящаяся с той же скоростью на расстоянии шести футов от вашего лица, становится непоражаемой целью.
Ричер представил себе людей, движущихся справа налево, закрыл один глаз, вытянул руку и выставил палец в нужном направлении. «Клик, клик-клик, клик-клик-клик…» Шесть прицельных выстрелов. Четыре секунды. Быстро. И совсем непростая геометрия. Напряжение, открытость, уязвимость.
Шесть попаданий, в том числе один сознательный промах.
Превосходная стрельба.
«Они таких вещей не забывают».
Здесь, в сумраке, было холодно. Ричер вздрогнул. Воздух был липким, влажным, сильно пахло известью. В Эль-Кувейте тогда стояла жара. Воздух мерцал, пахло спекшейся пылью и перегретым песком. Там Ричер стоял в подземной парковке и потел. Улица под ним была ослепительно яркой. Убийственно. Как в пылающем очаге.
В Эль-Кувейте стояла жара.
Там было сделано четыре выстрела.
Здесь — шесть.
Он стоял и смотрел, как люди выходили из тех же дверей. Их было много. Десять, двенадцать, пятнадцать, двадцать. Они поворачивали на север, потом еще раз на запад и шли между бассейном и павлином Эн-би-си. Между ними было свободное пространство. Но если бы они шли по узкой дорожке, им было бы некуда деться.
Людей было много.
Шесть выстрелов за четыре секунды.
Ричер попытался найти того, кто не двигается. Но не нашел. Как и полицейских. Не было и стариков в костюмах свободного покроя. Он повернулся и пошел к заградительным лентам. Поднял их, нырнул под ними, спустился по пандусу. Выбрался на улицу, свернул на запад и вновь зашагал в сторону тени от автострады. Он держал путь в библиотеку.
Пройдя сорок ярдов открытого пространства, Ричер двинулся вдоль стены библиотечного здания, а затем вошел в него через дверь для инвалидов. Ему предстояло миновать библиотекаря, но Ричера это не беспокоило. Если Эмерсон уже разослал его портреты, то наверняка начал с почты, баров и отелей. До библиотек он доберется очень не скоро.
Ричер благополучно пересек вестибюль. Остановился возле телефонов-автоматов, вытащил из кармана салфетку и набрал номер сотового телефона Хелен Родин. Она ответила после пятого гудка. Джек представил, как она роется в сумке, прищурившись, смотрит на дисплей, наконец нажимает на нужную кнопку.
— Вы одна? — спросил он.
— Ричер?
— Да. Вы одна?
— Да, — ответила Хелен, — но у вас неприятности.
— Кто вам звонил?
— Мой отец.
— Вы ему поверили?
— Нет.
— Я намерен с вами встретиться.
— У входа дежурит полицейский.
— Я так и думал. Я войду через гараж.
Он повесил трубку, еще раз пересек вестибюль, выскользнул из библиотеки через боковую дверь и вернулся под автостраду. Ричер шел в ее тени, пока не оказался возле тыльной стороны башни из черного стекла. Напротив въезда для машин. Здесь он огляделся, а потом поспешил прямо к пандусу, миновал фургончики Эн-би-си и «мустанг», принадлежащий Энн Янни, и оказался возле лифта. Нажал на кнопку вызова и стал ждать. Посмотрел на часы. Пять тридцать. Большинство служащих сейчас будут покидать здание. Спускающийся лифт остановится на первом этаже, но Ричер очень надеялся, что, поднимаясь, лифт его проскочит.
Остановившуюся кабину покинули три человека, которые тут же поспешили к своим машинам. Ричер вошел и нажал кнопку четвертого этажа. И сразу отступил к дальней стене. Лифт поднялся на один этаж и замер. Двери раздвинулись в стороны, как театральный занавес. Полицейский стоял в четырех футах от лифта, но смотрел в противоположную сторону. Он широко расставил ноги и положил руки на бедра. Коп был так близко, что Ричер мог бы, сделав шаг, дотянуться до него рукой. В лифт вошел мужчина. Он не стал ничего говорить, только кивнул, как принято в лифте. Ричер кивнул в ответ. Мужчина нажал на кнопку номер семь. Двери все еще оставались открытыми. Полицейский смотрел на улицу. Мужчина еще раз надавил на кнопку. Страж порядка пошевелился, снял фуражку и провел ладонью по волосам. Двери закрылись. Лифт устремился наверх.
Ричер вышел на четвертом этаже, ему навстречу попадались люди, торопившиеся домой. Хелен Родин уже открыла дверь своего офиса и ждала его. Как только он переступил порог, она сразу затворила за ним дверь. На ней были короткая черная юбка и белая блузка. Она выглядела юной, как школьница, и очень встревоженной. Казалось, ее раздирают противоречивые чувства.
— Мне бы следовало сообщить о вас в полицию, — сказала она.
— Но вы этого не сделаете, — ответил Ричер.
— Не сделаю. Это мой долг, но я намерена его нарушить.
— По правде говоря, мне нравилась та девушка, — признался Ричер. — Она была милой.
— Она вас подставила.
— Но я на нее не в обиде.
— Но кому-то она не понравилась.
— Мы не знаем кому. Впрочем, это сейчас не так важно. Для них она была лишь расходным материалом. Средством для достижения цели.
— Похоже, кукловод очень не хочет, чтобы вы оставались в городе.
Ричер кивнул.
— Черт побери, так оно и есть. Однако ему ужасно не повезло: я не собираюсь никуда отсюда уезжать. Он сам об этом позаботился.
— А вам не грозит опасность?
— Думаю, нет. Но история с девушкой существенно замедлит мои действия. Так что большую часть работы придется делать вам.
Хелен Родин провела Ричера во внутреннюю часть офиса и уселась за письменный стол. Джек старался держаться подальше от окна, а потому сел на пол, опираясь спиной о стену.
— Я уже начала работать, — сказала Хелен. — Поговорила с Розмари и соседями Барра. Потом съездила в больницу. Мне кажется, нам следует искать типа по имени Чарли. Невысокий рост, короткие, торчащие во все стороны черные волосы. Интересуется ружьями. У меня сложилось впечатление, что он старается скрываться. Боюсь, что его будет очень непросто отыскать.
— Как давно он здесь появился?
— Судя по всему, пять или шесть лет назад. И он единственный друг Барра, о котором мне удалось узнать.
Ричер вновь кивнул.
— Я ожидал чего-то похожего.
— И еще Барр утверждает, что не был знаком с Джебом Оливером и не употребляет наркотики.
— Вы ему поверили?
— Да, поверила, — ответила Хелен. — Сейчас я верю всему, что он говорит. Складывается впечатление, что он вспоминает последние четырнадцать лет и не может поверить, что вернулся к прежнему образу жизни. Я считаю, что Барр страдает из-за того, что случилось, не меньше других.
— За исключением жертв.
— Дайте ему шанс, Ричер. Происходит нечто очень странное.
— И этот Чарли знает про Эль-Кувейт?
— Барр мне не ответил. Но мне кажется, что он все ему рассказал.
— Где живет Чарли?
— Барр не знает. Этот Чарли периодически к нему заходил. Как я сказала, мне думается, его будет очень непросто найти.
Джек Ричер промолчал.
— А вы говорили с Эйлин Хаттон? — спросила Хелен.
— Она опасности не представляет. Армия решила хранить тайну до конца.
— Вам удалось обнаружить того, кто за вами следит?
— Нет, — ответил Ричер — Я его больше не видел. Наверное, они его отозвали.
— Значит, мы снова в тупике.
— Нет, мы гораздо ближе к истине, чем раньше. Начинает вырисовываться общая картина. У нас уже есть четыре человека — по меньшей мере. Один — старик в костюме. Второй — тип по имени Чарли. Третий — кто-то большой и очень сильный. Он левша.
— Почему?
— Это он убил девушку прошлой ночью. Старик с этим не справился бы, а Чарли слишком маленького роста. Улики показывают, что удар нанес левша.
— А четвертый — кукловод? Ричер снова кивнул.
— Кукловод остается в тени, строит планы, дергает за ниточки. Мы можем предположить, что сам он не занимается грязной работой.
— Но как до него добраться? Если он отозвал старика, который за вами следил, то можно предположить, что и Чарли теперь выведен из игры. Они затаились.
— Есть другой путь расследования. Широкий, как автострада.
— А именно?
— Нами упущено из вида нечто очевидное, — продолжал Ричер — Все это время мы, как говорится, смотрели не в тот конец ружья. Только и делали, что изучали стрелка.
— А что следовало делать?
— Следовало получше подумать.
— О чем?
— В Эль-Кувейте Джеймс Барр выстрелил четыре раза. А здесь шесть.
— О'кей, — сказала Хелен. — Он сделал здесь на два выстрела больше. И что же?
— Но он этого не делал, — сказал Ричер. — Действительно. Если посмотреть на то, что произошло, со стороны. Отгадка в том, что он произвел на четыре выстрела меньше.
— Это просто смешно. Шесть на два больше четырех. А не на четыре меньше.
— В Эль-Кувейте очень жарко. В середине дня жара становится просто невыносимой. Нужно быть безумцем, чтобы выйти на улицу днем.
— И что с того?
— А вот что: в Эль-Кувейте Джеймс Барр убил всех людей, которых увидел. Один, два, три, четыре — игра закончена. На улице никого больше не было, кроме тех четырех парней. Только у них хватило глупости выйти из дома в такую жару. И Барр прикончил их всех. Он забил все шары, которые находились на столе. И в тот момент его поступок был для меня объясним. Он хотел увидеть розовый туман вокруг голов жертв. Я подумал, что ему было бы достаточно увидеть розовый туман однажды, но, очевидно, ему показалось этого мало. Следовательно, можно предположить: раз уж он не останавливается на одном удачном выстреле, то будет продолжать палить до тех пор, пока не поразит последнюю мишень. Так он и поступил в Эль-Кувейте, где стрельба закончилась только после того, как не осталось целей.
Хелен Родин внимательно слушала Ричера.
— Но здесь цели у него еще были, — продолжал он. — В узком проходе скопилась дюжина человек. Возможно, даже пятнадцать. В любом случае больше десяти. У него был магазин на десять патронов. Однако он сделал только шесть выстрелов. И остановился, хотя еще осталось четыре патрона. Это зафиксировано у Беллантонио в его показушном отчете. Вот что я хотел сказать. В Эль-Кувейте он стрелял столько, сколько мог, а здесь на четыре раза меньше, чем имел возможность. Из чего следует, что тут он решил не забивать все шары. Почему?
— Потому что торопился?
— В его винтовке была автоматическая подача патронов. Голосовая почта сотового телефона зафиксировала шесть выстрелов за четыре секунды. Из чего следует, что он мог выстрелить десять раз менее чем за семь секунд. Таким образом, три секунды не имели для него никакого значения.
Хелен ничего не сказала.
— Когда мы разговаривали с Барром в больнице, — продолжал Ричер, — я спросил его, как бы он это проделал, если бы в самом деле стрелял. Он все обдумал. Барр хорошо знает это место. И он сказал, что припарковал бы машину на автостраде. За библиотекой. Потом опустил бы окно и расстрелял весь магазин.
Хелен продолжала молчать.
— Однако он не использовал все патроны, — продолжил Ричер. — Он остановился после шести выстрелов. Просто прекратил стрельбу. Хладнокровно и спокойно. И это полностью меняет всю картину. Барр не безумец, подосланный терроризировать город. Он стрелял не ради удовольствия убивать. И о случайности тут не может быть и речи. Безумцы так не поступают. За всем этим скрывалась вполне определенная цель. Теперь наш подход категорически меняется. Нам бы следовало сообразить раньше, что дело в жертвах, а не в стрелке. Они не были просто несчастными людьми, оказавшимися не в том месте в неудачное время.
— Они были мишенью? — спросила Хелен.
— Тщательно выбранной мишенью, — ответил Ричер. — И как только с ними было покончено, Барр забрал свое оружие и ушел. С четырьмя оставшимися пулями. Стрельба сумасшедшего не могла так закончиться. Он бы продолжал нажимать на курок до тех пор, пока в обойме не осталось патронов. Таким образом, это не спонтанный взрыв ярости. Это было запланированное убийство.
В кабинете было тихо.
— Нам необходимо внимательно изучить личности жертв, — заговорил Ричер. — И выяснить, кто выиграл от их гибели. Так мы попадем туда, куда следует.
Хелен Родин сидела молча.
— И нам необходимо действовать очень быстро, — сказал Ричер. — У меня осталось совсем немного времени. А мы уже и так потратили большую часть отведенного нам времени, рассматривая все с ошибочной точки зрения.
Усталый тридцатилетний врач с шестого этажа окружной больницы заканчивал свой полуденный обход. Он оставил Джеймса Барра напоследок. Отчасти это объяснялось тем, что врач не рассчитывал на существенные изменения в состоянии пациента, отчасти — тем, что он был к нему равнодушен. Заботиться о больных ворах и мошенниках — не самое приятное занятие, а уж уход за убийцей, на чьей совести пять жизней, и вовсе казалось ему абсурдом. И вдвойне бессмысленным занятием: когда Барр встанет на ноги, его снова положат на каталку, после чего придет другой врач, чтобы его убить.
Но этическими принципами трудно пренебрегать. Как и привычкой, и долгом, и заведенным порядком, и системой. Поэтому врач вошел в палату Барра и взял его историю болезни. Вытащил ручку. Посмотрел на показания приборов. Перевел взгляд на пациента. Тот бодрствовал. Его глаза двигались. «Больной не спит», — записал врач.
— Все в порядке? — спросил он.
— Не совсем, — ответил Барр. «Отвечает на вопросы», — записал врач.
— Крутое дерьмо, — буркнул он.
Правый наручник Барра тихонько постукивал о металлическую раму койки, к которой тот был пристегнут. Правая рука больного дрожала, пальцы слегка сжались, а большой и указательный непрерывно двигались, словно он лепил из воображаемого кусочка воска идеальный шар.
— Прекратите, — велел врач.
— Что прекратить?
— Ваша рука…
— Я не могу.
— У вас это недавно?
— Год или два.
— А не после того, как вы пришли в себя в больнице?
— Нет.
Врач посмотрел в историю болезни: «Возраст: сорок один год».
— Вы пьете? — спросил он.
— Пожалуй, нет, — ответил Барр. — Могу себе позволить пару глотков, чтобы побыстрее заснуть.
Врач ему не поверил и нашел в истории болезни токсикологический анализ и функциональную пробу печени. Согласно их результатам, алкоголя в крови не содержалось, печень была здоровой. Отсюда делался вывод: «Не пьяница, не алкоголик, если и пьет, то мало».
— Вы посещали своего врача в последнее время? — спросил он.
— У меня нет страховки, — сказал Барр.
— У вас коченеют руки или ноги?
— Немного.
— А с другой рукой бывает что-нибудь похожее?
— Иногда.
Врач вновь вытащил ручку и написал в истории болезни: «Наблюдается тремор правой руки, не имеющий посттравматического происхождения, алкоголь как причина маловероятен. У пациента коченеют конечности. Возможно, это раннее проявление ПД.
— Что со мной? — спросил Барр.
— Заткнитесь, — проворчал врач.
Затем, прикрепив в ногах кровати историю болезни, счел свой долг выполненным и вышел из палаты.
Хелен Родин порылась в картонных коробках и отыскала обвинение, предъявленное Джеймсу Барру. В нем наряду с другими нарушениями закона штата Индиана числились пять убийств с отягчающими обстоятельствами, после чего шел список пяти жертв с указанием имен, пола, возраста, места жительства и профессий.
— Не вижу существенной связи между этими людьми, — сказала Хелен.
— Я не утверждал, что Барра обвиняют в преднамеренном убийстве их всех, — заметил Ричер. — Скорее всего, речь может идти только об одном человеке. Максимум двух. Остальные застрелены для маскировки. Совершено убийство, которое выглядит как бессмысленная бойня. Такова моя версия.
— Тогда мне нужно приниматься за работу, — сказала Хелен.
— Встретимся завтра, — предложил Ричер.
По пожарной лестнице, никем не замеченный, он спустился вниз, в гараж. Затем поднялся по пандусу, пересек улицу и вновь оказался в тени автострады. Он улыбнулся: «Я просто невидимка. Или жизнь в тени». И, остановившись, решил поискать телефон-автомат.
Ричер нашел его возле небольшой бакалейной лавочки с названием «У Марты», двумя кварталами севернее магазина дешевой одежды, в котором накануне купил себе брюки и рубашку. Телефонная будка находилась в широком переулке, который использовался как небольшая автостоянка. Здесь насчитывалось шесть мест, занятых машинами. Позади стоянки была высокая кирпичная стена с разбитыми вверху окнами. За магазином переулок делал поворот на девяносто градусов. Ричер сообразил, что дальше он сворачивает еще раз и выходит к следующему кварталу на юге.
«Вполне безопасно», — подумал он и вытащил половинку визитки Эмерсона. Набрал номер сотового телефона и прислонился плечом к стене, наблюдая за обоими входами в переулок и слушая гудки в телефонной трубке.
— Да? — отозвался Эмерсон.
— Угадай, кто? — спросил Ричер.
— Ричер?
— Ты узнал мелодию с первой ноты.
— Где ты?
— Все еще в городе.
— Где?
— Близко.
— Знаешь, что мы тебя ищем?
— Да, я слышал.
— Тебе нужно сдаться полиции.
— Я так не думаю.
— Тогда мы тебя найдем, — пригрозил Эмерсон.
— Думаешь, удастся?
— Это будет совсем не трудно.
— Ты знаешь человека по имени Франклин?
— Конечно знаю.
— Спроси у него, как это легко.
— Тогда все было иначе. Ты мог быть где угодно.
— Это ты устроил засаду в мотеле? Эмерсон не ответил.
— Пусть твои люди посидят там еще, — сказал Ричер. — Может быть, я туда вернусь. А может, и нет.
— Мы тебя найдем.
— Нет ни шанса. Вы не настолько хороши.
— Сообрази: мы отслеживаем твой звонок.
— Я избавлю тебя от хлопот. Я нахожусь возле магазинчика, который называется «У Марты».
— Ты мог бы добровольно прийти к нам.
— Я готов с тобой договориться, — сказал Ричер. — Найди того, кто поставил конус в парковке на площади, и тогда я подумаю о том, чтобы прийти к тебе.
— Конус поставил Барр.
— Ты знаешь, что это не так. Его машины нет на записях камер слежения.
— Значит, он был на другой машине.
— У него нет другой.
— Он взял машину у кого-нибудь.
— У друга? — спросил Ричер. — Возможно. Или друг сделал это за него. В любом случае вам нужно найти его друга, а я тогда подумаю о том, чтобы с тобой поговорить.
— На записях — сотни машин.
— Но ты можешь проверить все, эта задача тебе по силам, — сказал Ричер.
— Я не торгуюсь, — заявил Эмерсон.
— Думаю, что приятеля Барра зовут Чарли, — сказал Ричер. — Невысокий, с короткими черными волосами, торчащими в разные стороны.
— Не хочу торговаться.
— Я не убивал девушку, — сказал Ричер.
— Это ты так говоришь.
— Мне она нравилась.
— Не разбивай мое сердце.
— И ты знаешь, что той ночью меня не было в «Метрополе».
— Именно по этой причине ты там ее и бросил.
— И я не левша.
— Не понимаю, о чем ты.
— Пусть Беллантонио поговорит с вашим патологоанатомом.
— Мы тебя найдем, — снова пообещал Эмерсон.
— Нет, меня никто не может найти, — ответил Ричер.
Он повесил трубку и покинул будку. Перешел на противоположную сторону улицы, затем двинулся на север и, пройдя полквартала, спрятался за бетонным разделителем полос на пустой стоянке. Он ждал. Через шесть минут к лавке «У Марты» подкатили две патрульные машины. С включенными мигалками, но без сирен. Из них выскочили четверо полицейских. Двое скрылись в магазине, а двое бросились искать телефонную будку. Ричер наблюдал, как все они потом собрались на тротуаре и совещались. Потом полицейские побежали в переулок и вскоре вернулись, вынужденные признать свое поражение. Один из них связался с кем-то по рации. Ричер видел, как он оправдывался, пожимал плечами и поднимал вверх ладони. Когда разговор закончился, Джек зашагал на восток: он направлялся в «Марриотт».
На каждой руке Зэка осталось по два пальца — большой и еще один. На правой сохранился обрубок указательного пальца, почерневший и шишковатый после обморожения. Однажды Зэку пришлось провести зимой целую неделю под открытым небом. На нем была старая красноармейская шинель; ее прежний владелец носил справа на ремне фляжку, и сукно на правом кармане порядком протерлось. Порой подобные случайные обстоятельства определяют жизнь человека. Левая рука Зэка не пострадала, а правую он потерял. Тогда, зимой, он чувствовал, как пальцы постепенно отмирают, начиная с мизинца. Он вытащил руку из кармана и дал ей замерзнуть до полного онемения. Затем Зэк отгрыз пальцы, чтобы не началась гангрена. Он навсегда запомнил, как бросал пальцы один за другим на землю, словно маленькие коричневые палочки.
На левой руке остался мизинец. Средние три пальца отсутствовали. Два ему отрезал садовыми ножницами какой-то лагерный садист. Третий палец он откромсал сам заостренной ложкой, чтобы его не послали в механическую мастерскую надсмотрщиком. Зэк поступил тогда по блатному закону: лучше потерять еще один палец, чем скурвиться.
Изуродованные руки. Всего лишь два сувенира из далекого уже времени и другого места. Зэк уже многое забыл из прошлого, но отсутствие пальцев усложняло его нынешнюю жизнь. Сотовые телефоны стали чертовски маленькими. Номер Лински состоял из десяти цифр, и набрать его было ужасно сложно. Зэк никогда не пользовался одним и тем же телефоном продолжительное время, поэтому не имело смысла оставлять в его памяти какой-то номер. Это было бы глупо.
Наконец Зэку удалось набрать нужный номер, после чего он сосредоточился и нажал мизинцем кнопку вызова. Затем поднес телефон к уху. Зэку не требовалось прижимать его, поскольку слух у него оставался отменным, что само по себе уже было чудом.
— Да? — откликнулся Лински.
— Они не могут его найти, — сказал Зэк. — Мне не следовало снимать наблюдение. Это моя ошибка.
— А где копы его искали?
— В разных местах. Прошлую ночь он провел в мотеле. Они организовали там засаду, но я уверен, что он туда не вернется. И еще они поставили одного полицейского возле офиса адвоката. Признаться, они ловят черного кота в темной комнате.
— Что делать мне?
— Я хочу, чтобы ты его отыскал. Используй Ченко и Владимира. Я пришлю к тебе Раскина. Работайте вместе. Найди солдата сегодня вечером и позвони мне.
Ричер остановился, не доходя двух кварталов до «Марриотта». Он знал, что будет делать Эмерсон, — он сам работал в полиции тринадцать лет. Эмерсон сейчас перебирает в памяти возможные места нахождения Ричера, имена его знакомых. В такое время дня Ричер, скорее всего, прячется там, где можно поесть. Значит, он, Эмерсон, пошлет патрулей в рестораны, кафе и бистро, в том числе и в заведение, где хорошо готовят салаты и которое понравилось Хелен Родин, а также в спортивный бар. Затем старший детектив обратится к знакомым Ричера, но вскоре выяснит, что их круг ограничен Хелен Родин и им самим. Он попросит полицейского из вестибюля подняться на четвертый этаж и зайти в офис Хелен.
Потом он попытает удачи с Эйлин Хаттон.
Поэтому Ричер остановился, не дойдя двух кварталов до «Марриотта», и огляделся в поисках места, где можно было бы подождать. Такое место он нашел во дворе за магазином обуви. Двор был окружен с трех сторон кирпичными стенами высотой в человеческий рост. Здесь находился контейнер для сухого мусора. Стоя за контейнером, Ричер видел вход в «Марриотт». Он даже смог устроиться с некоторыми удобствами. Здесь пахло гораздо приятнее, чем от любого другого мусорного контейнера: свежим картоном и новой обувью. Намного лучше, чем если бы рядом находился магазин, торгующий рыбой.
Ричер прикинул, что если Эмерсон будет действовать оперативно, то придется ждать минут тридцать. Если очень оперативно — менее двадцати. Ну а в среднем — около часа. Он устроился у контейнера, и теперь оставалось только ждать. Было еще не поздно, но на улицах уже стало тихо, и пешеходы появлялись довольно редко. Ричер внимательно наблюдал за входом в магазин. Затем запах новой кожи, шедший от выброшенных коробок, его отвлек. Он начал думать об обуви. Может быть, ему следует зайти и купить себе пару. Он выставил ногу и посмотрел на нее. Парусиновые туфли на каучуковой подошве заметно износились. Для Майами они прекрасно годились. Но не для его нынешнего положения. Видимо, в самое ближайшее время ему потребуется что-нибудь посолиднее.
Потом Ричер снова опустил глаза. Качнулся назад, поставил ноги вместе и сделал шаг вперед. Остановился, шагнул другой ногой и снова остановился — стоп-кадр идущего человека. Он посмотрел вниз, и в голове у него зашевелилась новая мысль, связанная с чем-то из списка вещественных доказательств Беллантонио. С каким-то фактом на одной из сотен отпечатанных страниц.
Затем он снова поднял взгляд, поскольку уловил боковым зрением движение у входа в «Марриотт». Из-за контейнера ему была видна крыша остановившейся патрульной машины. Из нее вышли двое полицейских в форме и направились в отель. Ричер посмотрел на часы. Двадцать три минуты. Копы вошли в «Марриотт». Эмерсон хорошо знал свое дело, но не более того. Минут пять полицейские проведут в беседе с портье, который почти сразу сообщит им номер, в котором остановилась Хаттон. Вообще говоря, портье в отелях небольших городов, расположенных в самом центре страны, не являются активистами АСБГС. К тому же клиенты отеля завтра уедут, а стражи порядка здесь всегда.
В результате полицейские поднимутся в номер Хаттон. Они постучат в ее дверь. Хаттон их впустит: ей нечего скрывать. Полицейские осмотрят номер и уйдут. Десять минут, не больше, на всю операцию.
Ричер посмотрел на часы и снова стал ждать.
Полицейские возвратились через восемь минут. Они потоптались у входа, на большом расстоянии их фигуры казались маленькими. Один из них наклонился к машине, чтобы связаться с начальством по рации, сообщить, что они ничего не нашли, и выслушать следующий приказ. Теперь они поедут проверять его другое возможное убежище. Очередного знакомого Ричера — Алекса Родина. «Приятного вам вечера, ребята, — подумал Ричер. — Потому что меня определенно ждет хороший вечер». Он посмотрел вслед их машине, подождал еще минуту, на случай, если они поедут в его сторону. Потом вышел из кирпичного укрытия и поспешил к Эйлин Хаттон.
Григор Лински был на линии огня. Он дежурил в своей машине, стоявшей возле супермаркета, на фоне окна, полностью закрытого гигантским оранжевым плакатом, рекламирующим мясной фарш по низкой цене. «Старый и испорченный, — съязвил Лински. — Или полный патогенных бактерий. Людей, похожих на этот фарш, нам с Зэком приходилось убивать, чтобы не умереть от голода. Да, убивать». Лински всегда действовал не колеблясь. Совсем не колеблясь. По его мнению, он и Зэк были плохими людьми, а жизнь сделала их еще хуже. Они вместе перенесли много страданий и были чужды всякой красоты и благородства. И видели, что люди, склонные к проявлению милосердия, умирали первыми. Но он и Зэк выжили, как крысы в канализации, забыв о какой-либо морали, сражаясь и царапаясь, предавая тех, кто был сильнее, и подчиняя более слабых.
И они многому научились. То, что удалось однажды, удается всегда.
Лински в зеркало увидел подъезжающую машину Раскина. Это был старомодный «линкольн», черный и пыльный, похожий на потрепанный во многих сражениях линейный корабль. Он остановился сразу за машиной Лински, и из «линкольна» вылез Раскин. Он выглядел как второсортный московский бандит, кем и был на самом деле. Коренастая фигура, тупое лицо, дешевая кожаная куртка, тусклые глаза. Сорок лет. Глупый человек, по мнению Лински, однако Раскин сумел выжить во время последней кампании Красной армии в Афганистане, а это кое-что значило. Многие люди умнее Раскина вернулись оттуда с серьезными ранениями или не вернулись вовсе. Из чего следовало, что Раскин — специалист по выживанию, а это для Зэка значило очень многое.
Раскин открыл заднюю дверцу и сел за спиной у Лински. Он ничего не стал говорить. Лишь протянул четыре экземпляра фоторобота Ричера, составленного Эмерсоном. Посылка от Зэка. Лински не знал, как тот их добыл, хотя и догадывался. Сходство на портретах получилось хорошим. Это им пригодится.
— Спасибо, — вежливо сказал Лински. Раскин ничего не ответил.
Ченко и Владимир явились через две минуты, в «кадиллаке» Ченко, сидевшего за рулем. Он поставил свою машину за «линкольном» Раскина. Три большие черные машины, стоящие в ряд. Погребальная процессия для Ричера. Лински улыбнулся. Ченко и Владимир вылезли из «кадиллака» и пошли к ним, один маленький и черный, другой большой и светлый. Они сели в машину Лински. Ченко на переднее сиденье, Владимир — сзади, к Раскину. Если смотреть по часовой стрелке, то получилось: Лински, Ченко, Владимир и Раскин. В полном соответствии с иерархией, соблюдаемой подсознательно. Лински вновь улыбнулся и раздал каждому по портрету. Один он оставил себе, хотя в нем не нуждался. Он уже несколько раз видел Джека Ричера.
— Мы должны начать с предположения, что полиция что-то упустила, — сказал Лински.
Ричер открыл дверь пожарного выхода отеля «Марриотт», вытащил кусочек визитки из замка и засунул в карман. Он вошел внутрь, позволив замку защелкнуться у себя за спиной. Поднялся на лифте наверх. Постучал в дверь номера Хаттон. Он уже собрался озвучить реплику, которую произносит Джек Николсон, играющий в кино крутого полковника из морской пехоты: «Ничто не может быть лучше женщины, которой ты должен отсалютовать утром».
Хаттон далеко не сразу открыла дверь. Ричер решил, что она улеглась после того, как ушли полицейские. И не ожидала, что ее потревожат так скоро. Однако дверь все-таки отворилась. Эйлин стояла на пороге. На ней был халат: она только что приняла душ. Падающий из номера свет создавал светящийся ореол вокруг ее головы. В коридоре было темно, а номер казался светлым, теплым и манящим.
— Ты вернулся, — сказала она.
— А ты думала, что я не приду?
Он вошел в номер, и она закрыла за ним дверь.
— Сюда только что приходили полицейские, — сообщила она.
— Знаю. Я за ними наблюдал.
— И где ты находился?
— Возле мусорного контейнера, рядом с отелем.
— Хочешь принять душ?
— Это был довольно чистый контейнер, возле обувного магазина.
— Хочешь выйти пообедать?
— Я предпочитаю обслуживание в номере, — сказал он. — Не хочу болтаться по улицам дольше, чем необходимо.
— Пожалуй, звучит разумно, — сказала она. — Закажем из номера поесть.
— Но еще не сейчас.
— Мне следует одеться?
— Еще не сейчас.
— Почему? — спросила она после едва заметной паузы.
— Нужно закончить одно дело, — ответил Ричер. Хаттон молча посмотрела на него.
— Рад снова тебя видеть, — сказал он.
— Мы не виделись меньше трех часов, — ответила она.
— Я имел в виду вообще, после стольких лет.
Он шагнул к ней и положил руки на ее щеки. Потом кончики его пальцев погрузились в ее волосы, как он это делал когда-то, а большие пальцы скользнули по скулам.
— Нужно ли нам это делать? — спросила она.
— А разве ты не хочешь?
— Прошло четырнадцать лет, — вздохнула она.
— Это все равно как ездить на велосипеде, — ответил Ричер.
— Думаешь, будет так же?
— Будет лучше.
— Насколько лучше? — спросила она.
— Мы всегда были хороши, — сказал Ричер. — Насколько лучше это вообще может быть?
Эйлин замерла. А потом подняла руки и обняла его за шею. Ричер наклонился, и они поцеловались. И еще раз — сильнее. И еще раз — дольше. Четырнадцать лет бесследно растаяли. Тот же вкус, те же ощущения. То же возбуждение. Она вытащила его рубашку из брюк и нетерпеливо расстегнула пуговицы, начиная снизу. Когда справилась с последней, ее ладони заскользили по его груди, плечам, спине, опустились к поясу. Он легко сбросил туфли и носки. Потом отшвырнул в сторону брюки и развязал поясок ее халата. Халат распахнулся.
— Проклятье, Хаттон, ты совсем не изменилась.
— Как и ты, — улыбнулась она.
Потом оба пошли к постели, спотыкаясь, быстро и нетерпеливо, как скованные вместе, словно существо о четырех ногах.
Григор Лински взял на себя южную часть города. Он проверил кафе, где Ричер встречался с адвокатом, а потом поехал к докам. Развернулся и принялся бороздить узкие улочки, объезжая три стороны каждого квартала и притормаживая на поворотах, чтобы осмотреть четвертую. «Кадиллак» легко катился вперед, уверенно слушаясь руля. Медленная безрезультатная работа. Однако город был небольшой, без суеты и толп. И никто не мог в нем прятаться бесконечно. Григор Лински знал это по опыту.
Потом Хаттон лежала в объятиях Ричера и кончиками пальцев медленно исследовала его тело, которое так хорошо знала. За четырнадцать лет оно изменилось. Ричер сказал ей: «Ты совсем не изменилась», — она ответила: «Как и ты». Однако Эйлин понимала, что оба слишком снисходительны друг к другу. Никто не остается прежним. Ричер, которого она знала в пустыне, был моложе. Жара и солнце высушили тогда его стройное тело, и он двигался легко и грациозно, как борзая. Теперь он потяжелел, а бугры мышц сделались жесткими, словно старинное красное дерево. Шрамы, которые она помнила, разгладились и потускнели, но их заменили новые. На лбу Джека наметились морщины. Вокруг глаз пролегли глубоко прочерченные линии. Однако нос остался прямым и несломанным. И все передние зубы были на своих местах. Она положила ладонь на костяшки его пальцев, твердые, как скорлупа грецкого ореха. «Все еще боец, — подумала она. — Все еще готов пожертвовать кулаками, чтобы сохранить нос и зубы». Ее рука переместилась ему на грудь. Там, слева, обнаружилась вмятина. Разрыв мышц, точнее — углубление, в которое помещался ее палец. Пулевое ранение. Старое, но новое для нее. Скорее всего, калибр 0,38.
— Нью-Йорк, — пояснил Ричер. — Несколько лет назад. Все обращают внимание.
— Все?
— Все, кто видит.
Хаттон прижалась к нему еще теснее.
— И сколько людей видели? Он улыбнулся.
— Ну, ты знаешь, на пляже и тому подобное.
— И в постели?
— В раздевалке, — сказал Ричер.
— И в постели, — повторила Хаттон.
— Я не монах.
— Было больно?
— Не помню. Три недели лежал без сознания.
— Ранение прямо над сердцем.
— Стреляли из маленького револьвера. Наверное, заряд был слабым. Ему следовало стрелять в голову. Тогда получилось бы лучше.
— Для него. Но не для тебя.
— Я удачливый человек. Так всегда было, и так будет.
— Не спорю. Но следует быть осторожнее.
— Стараюсь изо всех сил.
Ченко и Владимир остались вместе и осматривали северную часть города. Они не стали приближаться к мотелю. Полиция наверняка контролировала не только сам мотель, но и соседние территории. Поэтому они первым делом заехали в спортивный бар, вошли внутрь и провели там некоторое время. В баре было сумрачно, посетителей собралось не много. Около тридцати парней. Ни один из них не был похож на изображенного на рисунке. Владимир остался возле двери, а Ченко проверил туалет. В одной из кабинок дверь была закрыта. Ченко дождался, пока прошумел слив и из кабинки показался мужчина. Не Ричер. Обычный парень. Ченко пошел к Владимиру, они вернулись к машине и начали медленно кружить по улицам, объезжая каждый квартал с трех сторон и задерживаясь на перекрестках для обзора четвертой.
Хаттон оперлась на локоть и сверху вниз посмотрела в лицо Ричера. Его глаза были прежними. Возможно, теперь они немного запали и в них появилось знание чего-то нового. Но они сияли все тем же синим цветом, подобным сиянию льда под арктическим солнцем. И еще они напоминали цветную карту с изображением двух одинаковых горных озер, образовавшихся после таяния снегов. Однако выражение глаз Ричера изменилось. Четырнадцать лет назад их окаймлял красный ободок от пустынных бурь, и в них читался горький цинизм. Глаза солдата. Глаза полицейского. Она вспомнила, как взгляд этих глаз лениво скользил по комнате, точно трассирующие очереди пулемета, приближающиеся к цели. Теперь его глаза были чище. Моложе. Невиннее. Он стал на четырнадцать лет старше, но его взгляд уподобился взгляду ребенка.
— Ты только что подстригся, — заметила она.
— Сегодня утром, — сказал он. — Ради тебя.
— Ради меня?
— Вчера я выглядел как дикарь. Мне сказали о твоем приезде. И я не хотел, чтобы ты подумала, что я стал бродягой.
— А ты не стал?
— Ну, в некотором роде.
— В каком роде?
— Я делаю все по собственному желанию.
— Нам нужно поесть, — сказала она. — Чего ты хочешь?
— Что закажешь. Мы все разделим. Закажи большие порции.
— Ты можешь выбрать сам все, что захочешь. Ричер покачал головой.
— Через месяц какой-нибудь клерк из Министерства обороны проверит твои расходы. Будет лучше, если ты сделаешь заказ на одного человека, а не на двоих.
— Беспокоишься о моей репутации?
— Нет, о твоем продвижении по службе.
— Его не будет. Бригадный генерал — это вершина моей карьеры.
— Не теперь, когда Пентагон у тебя в долгу.
— Не стану спорить — получить две звезды было бы неплохо.
— И я не стану, — заявил Ричер. — Хотя мне не раз ломали жизнь генералы с двумя звездами. Мысль о том, что я переспал с одним из них, будет меня греть.
Эйлин скорчила гримасу.
— Еда, — напомнил Ричер.
— Мне нравятся салаты, — сказала она.
— Ну, некоторым просто приходится их есть.
— А ты не любишь?
— Закажи салат «Цезарь» для начала, а на продолжение — бифштекс. Ты съешь пищу для кроликов, а я бифштекс. И еще закажи большой десерт. И большой кофейник с кофе.
— Я предпочитаю чай.
— Не могу согласиться, — заявил Ричер. — Возможен любой компромисс, но только до определенного предела. Даже ради Министерства обороны.
— Но мне хочется пить.
— Нам принесут воду со льдом. Они всегда приносят.
— Но у меня более высокий чин.
— Так было всегда. Ты видела, чтобы я хоть раз пил из-за этого чай?
Она покачала головой и выбралась из постели. Не надевая халата, подошла к столу, сняла трубку и заказала салат «Цезарь», филейную вырезку в шестнадцать унций и большой торт с мороженым. И кофейник на шесть чашек. Ричер улыбнулся ей.
— Принесут через двадцать минут, — сказала Хаттон. — Давай пока примем душ.
Раскину достался центр города. Он перемещался по нему пешком, с портретом в руках и списком в голове: рестораны, бары, кафе, закусочные, продуктовые магазины, отели. Начал с «Метрополя». Вестибюль, бар — неудача. Он быстро и не привлекая внимания проверил китайский ресторан, находившийся в двух кварталах от «Метрополя». Раскин считал, что хорошо справляется с такого рода работой. Он был незаметным человеком. Его никто не запоминал. Средний рост, средний вес, обычное лицо. Просто «дыра в воздухе», иногда это его огорчало, но часто давало преимущество. Люди смотрели на него, но словно не видели. Их глаза не задерживались на нем и скользили дальше.
В китайском ресторане Ричера не оказалось. В бистро и ирландском баре — тоже. Тогда Раскин вышел на тротуар и направился на север, чтобы проверить офис адвоката, а потом решил, что пойдет в сторону «Марриотта». Лински сказал, что именно там бывают знакомые дамы Ричера. А опыт Раскина подсказывал, что парни, которые чего-то стоят, проводят с женщинами больше времени, чем другие.
Приняв душ, Ричер одолжил у Хаттон зубную щетку, пасту и расческу. Затем завернулся в полотенце и пошел за своей одеждой. Он успел привести себя в порядок и сел на кровать, когда в дверь постучали.
— Обслуживание в номерах, — послышался голос с иностранным акцентом.
Хаттон высунула голову из ванной. Она была одета, но еще не успела высушить волосы.
— Открой дверь, — сказал Ричер.
— Я?
— Тебе придется расписаться.
— Распишись за меня.
— Через два часа полицейские, которые меня не найдут, могут вернуться в отель. Будет лучше, если никто из персонала не узнает, что ты не одна.
— Ты никогда не расслабляешься, верно?
— Чем меньше я расслабляюсь, тем чаще мне везет.
Хаттон поправила волосы и направилась к двери. Ричер услышал, как задребезжали тарелки на тележке, потом заскрипело перо — Хаттон подписывала счет. Ричер услышал, как дверь закрылась. Он вышел в гостиную и увидел посреди номера столик на колесах. Официант поставил возле него один стул.
— Один нож, — сказала Хаттон. — Одна вилка. Одна ложка. Мы об этом не подумали.
— Будем есть по очереди, — предложил Ричер. — Так даже романтичнее.
— Я разрежу твой бифштекс, и ты сможешь есть его руками.
— Ты могла бы покормить меня. Нам следовало заказать виноград.
Она улыбнулась.
— Ты помнишь Джеймса Барра? — спросил он.
— Слишком много воды утекло с тех пор, — ответила Хаттон. — Однако вчера я перечитала его досье.
— Насколько хорошим стрелком он был?
— Не лучшим из тех, что у нас были, но и не худшим.
— Именно таким он мне и запомнился. Я только что побывал на той парковке, чтобы еще раз своими глазами увидеть место преступления. Впечатляющая стрельба. Очень впечатляющая. Я не припоминаю, чтобы Барр был так меток.
— Однако оставил очень много улик. Ричер молча кивнул.
— Возможно, он очень старательно тренировался, — предположила Хаттон. — Барр служил пять лет, но с тех пор прошло почти в три раза больше времени. Не исключено, что его талант стрелка развился позже.
— Может быть, — ответил Ричер. Она посмотрела на него.
— Ты не останешься, верно? Ты собирался уйти сразу после обеда. Из-за полиции. Думаешь, они снова сюда придут?
— Так и будет, — сказал Ричер. — Можешь не сомневаться.
— Я не обязана их впускать.
— В небольших городах полицейские делают, что хотят. А если они найдут здесь меня, у тебя будут серьезные неприятности.
— Но только не в том случае, если ты невиновен.
— Однако у тебя нет никаких доказательств, что это так. О чем они и скажут.
— Адвокат здесь я, — сказала Хаттон.
— А я был полицейским, — ответил Ричер — И я знаю, как они себя ведут. Полицейские ненавидят тех, кто скрывается от правосудия. Такие парни выводят их из себя. Они арестуют не только меня, но и тебя и лишь потом начнут разбираться, что к чему. И разберутся только через месяц. А к тому моменту твою вторую звезду можно будет спустить в унитаз.
— И куда ты сейчас пойдешь?
— Понятия не имею. Но что-нибудь придумаю.
Входная дверь в вестибюле башни из черного стекла была заперта на ночь. Раскин дважды постучал. Сидевший у входа охранник поднял голову. Раскин помахал в воздухе рисунком.
— Доставка, — сказал он одними губами. Охранник встал, подошел и открыл ключом дверной замок. Раскин вошел.
— Родин, — сказал Раскин. — Четвертый этаж.
Охранник кивнул. В этот день в офис Хелен Родин часто доставляли посылки. Ящики, коробки, даже ручные тележки. И охранника не удивила еще одна посылка. Он молча вернулся к своему столику, а Раскин направился к лифту. Он вошел в кабинку и нажал кнопку с цифрой четыре.
Первое, что он увидел на четвертом этаже, был полицейский, стоявший у двери в офис Хелен Родин. Раскин сразу понял, что это значит. Офис оставался весьма вероятным местом появления Ричера. Из чего следовало, что сейчас его там нет и что он не наведывался сюда за последние несколько часов. Раскин повернулся на каблуках, словно не разобрался в расположении офисов, и направился в соседний коридор. Подождал немного, а потом вернулся к лифту. Он сложил рисунок и спрятал в карман. В вестибюле жестом показал охраннику, что работа выполнена, и юркнул в темноту. На улице он свернул налево и пошел на восток, в сторону отеля «Марриотт».
С кофейником на шесть чашек даже Ричер управиться не сумел. После пятой он признал свое поражение. Хаттон не придала этому большого значения. Он решил, что пять чашек из шести вполне доказали его приверженность к кофе.
— Навести меня в Вашингтоне, — сказала Эйлин.
— Непременно, — ответил Ричер. — Когда в следующий раз там окажусь.
— И не дай себя поймать.
— Даже не думай. Этим парням такое не под силу, — заверил ее Ричер.
Потом он долго смотрел на Хаттон. Чтобы лучше запомнить. Еще один кусочек в мозаике его жизни. Он поцеловал ее в губы и направился к двери. Вышел в коридор и направился к лестнице. На первом этаже свернул к запасному выходу, чтобы не проходить через вестибюль. Дверь за ним захлопнулась, Ричер глубоко вздохнул, вышел из тени и двинулся по тротуару.
Раскин сразу же его заметил. Он находился в тридцати ярдах и быстро шел в сторону «Марриотта». Раскин увидел, как открылась дверь заднего входа в отель. Появился высокий человек. Остановился. Когда дверь захлопнулась, верзила обернулся посмотреть, сработал ли замок. В этот миг отблеск света упал на его лицо. Всего на долю секунды, словно луч фонарика, описавшего широкую дугу. Словно мелькнуло несколько кадров на пленке. Совсем немного. Но для Раскина оказалось достаточно. Человек, который вышел из отеля «Марриотт», был парнем с рисунка. Это Джек Ричер, вне всякого сомнения. Рост, вес, лицо — все соответствовало. Раскин долго и тщательно изучал рисунок.
Поэтому он сразу же скрылся в тень и замер. Он стоял и ждал. Увидел, как Ричер посмотрел направо, налево и быстрой решительной походкой подался на запад. Раскин остался на прежнем месте. Он мысленно считал: один, два, три. Потом вышел из тени, пересек парковку, снова остановился и осторожно посмотрел из-за угла на запад. Ричер находился в двадцати ярдах впереди. И продолжал идти все тем же легким быстрым шагом. И оставался безмятежным. Все еще ничего не замечал. Шагал по средней части тротуара. Он был крупным парнем. Таким же крупным, как Владимир.
Раскин снова досчитал до трех и позволил Ричеру увеличить разрыв до сорока ярдов. Затем двинулся за ним. Не спуская с него глаз, вытащил из кармана сотовый телефон и нажал на кнопку быстрого набора номера Лински. Ричер продолжал идти в сорока ярдах впереди. Раскин поднес телефон к уху.
— Да? — сказал Лински.
— Я его нашел, — прошептал Раскин.
— Где?
— Он идет на запад от «Марриотта». Сейчас на одной линии со зданием суда, но тремя кварталами севернее.
— Куда он идет?
— Подожди, — прошептал Раскин. — Не клади трубку.
Ричер остановился на углу. Глянул налево и повернулся направо в сторону тени под автострадой. Казалось, он все еще не ощущал тревоги. Раскин не спускал с него глаз — между ними оказался мусорный контейнер.
— Он поворачивает на север, — прошептал Раскин.
— И куда направляется?
— Я не знаю. Может быть, к спортивному бару.
— Хорошо, мы поедем на север. Будем ждать в пятидесяти ярдах от спортивного бара, выше по улице. Позвони еще раз через три минуты. И не упускай его из виду.
— Хорошо, — ответил Раскин.
Он отключил телефон, но продолжал держать его возле уха. По диагонали пересек стоянку, немного помедлил у глухой кирпичной стены, а потом выглянул из-за нее. Ричер все еще находился в сорока ярдах и продолжал быстро идти по середине тротуара, размахивая руками. «Уверенный в себе человек, — подумал Раскин. — Быть может, слишком уверенный».
Закончив разговор с Раскиным, Лински тут же позвонил Ченко и Владимиру. Сообщил о месте встречи в пятидесяти ярдах севернее спортивного бара и попросил их приехать туда как можно быстрее. Потом набрал номер Зэка.
— Мы его нашли, — сказал он.
— Где?
— В северной части центра.
— Кто за ним следит?
— Раскин. Они идут по улице.
Зэк немного помолчал.
— Дождитесь, когда солдат где-нибудь остановится, — сказал он. — И потом пусть Ченко позвонит в полицию. У него вполне подходящий акцент. Может представиться как бармен или ночной портье.
Раскин продолжал держаться на расстоянии в сорок ярдов от Ричера. Он еще раз позвонил Лински и больше не прерывал связь. Ричер шел все тем же свободным, размашистым шагом. Его тусклая одежда сливалась с темнотой. Шея и руки загорели, но были вполне различимы. Кроме того, Ричера выдавала полоска белой кожи, обнажившейся после стрижки. Раскин следил именно за этим слабым маячком, находившимся на высоте шесть футов, — белая U-образ-ная полоска поднималась и опускалась с каждым шагом. «Идиот, — подумал Раскин, — Ему бы следовало воспользоваться ваксой. Так мы делали в Афганистане. Впрочем, там у нас часто не было ваксы. Как и стрижек».
Потом ему пришлось остановиться, поскольку это сделал Ричер. Раскин сразу отступил в тень, а Ричер посмотрел направо, свернул налево, в поперечную улицу, и скрылся за углом.
— Он снова свернул на запад, — прошептал в телефон Раскин.
— Все еще идет в сторону спортивного бара? — спросил Лински.
— Или мотеля.
— Нас это в любом случае устраивает. Сократи немного дистанцию. Не упусти его сейчас.
Раскин пробежал десять шагов, но перед поворотом остановился и осторожно глянул за угол. О черт! Ричера нигде не было видно. Поперечная улица была длинной, широкой и прямой, а ее конец освещали фонари четырехполосного шоссе, идущего на север к автостраде штата. Таким образом, Раскин все прекрасно видел. Однако его подопечного не было. Он исчез. Бесследно.
