Глава 3

– Ты правда покончила бы с собой, если бы я умер? – Илар погладил спину Анары между лопатками, девушка вздрогнула и поежилась – по телу прошли мурашки. Это место у женщин очень чувствительно, особенно у тех, чья кожа тонка и шелковиста, как у Анары.

– Заморозил! – еще раз поежилась девушка и, завернувшись в тонкое одеяло, прижалась к боку Илара, сопя ему в плечо горячим воздухом из тонких, будто выточенных резцом гениального скульптора, ноздрей.

– Ты давай не уходи от ответа! – поджал губы Илар. – Правда или нет?

– Правда, – грустно подтвердила Анара. – Это ведь я была бы виновата в твоей смерти. Правильно Легана сказала: на меня будто что-то нашло! Как я могла так поступить, сама не знаю. Я бы не смогла жить после твоей смерти, каждый день думая о том, что погубила любимого человека.

– Ты это… брось такие разговоры! – сердито выпалил Илар, садясь на постели. – Так нельзя! Даже если со мной что-то случится, ты должна жить! Должна, и все тут! Слышишь?

– Слышу, – тихо сказала Анара, глядя в потолок своими странными огромными глазами, – только это не от меня зависит. Я знаю, что, если ты умрешь, я умру следом – через неделю, через месяц. Просто умру, и все тут. Мы с тобой связаны, ты – часть меня. И я не смогу жить без тебя. И давай больше не будем на эту тему говорить, хорошо? Я расстраиваюсь, и мне хочется плакать… Давай о чем-нибудь хорошем поговорим?

– О чем? – еще сердито спросил Илар, укладываясь в постель и обнимая теплое, упругое тело жены. – Что-то мало веселого в последние дни. Одни проблемы…

– Да перестань ты… – улыбнулась Анара. – Столько хорошего вокруг! Мы живы, здоровы, все идет хорошо! Сад растет, все наши сыты, одеты, обуты, ты развиваешься как колдун, тебя приняли в Орден! Ты хорошо зарабатываешь и будешь еще больше зарабатывать! Мы построим хороший дом, в котором будет место всем! И Легане, и Дарану, и Быстрику, и Устаме! И нашим детям!

– Кстати, ты, это… еще не… – запнулся Илар.

– Нет. Рано. Мы умеем управлять своими способностями к деторождению. Ребенок появится только тогда, когда я буду уверена, что наше положение крепко и непоколебимо. Но… если ты хочешь… я могу снять запрет прямо сейчас. И тогда…

– Нет, – заторопился Илар, – ты права, совершенно права! Нужно пока устроить свою жизнь, а уж потом…

– Да, верно… – бесцветно сказала Анара, Илар кивнул и вдруг почувствовал досаду, будто он сделал что-то не так. Вероятно, жена надеялась, что Илар ответит совсем по-другому… И ему стало грустно.

Илар потянулся, ругнул себя за то, что ведет себя за столом, как грузчик в трактире. Мама всегда его ругала за подобное: «Не потягивайся!», «Не говори с набитым ртом!», «Не откусывай слишком большой кусок!», «Не рыгай, как стражник с Верхнего рынка!» – и еще много разных замечаний. Очень много…

Покосился на Дарана, сметающего с тарелки гору, состоящую из рагу и свежих овощей, подивился: «Сколько еды влезает в эту мелкоту! И как помещается? Куда он вообще все это девает? И не толстеет ведь!»

Через пару минут тарелка мальчишки была уже пуста, и он старательно вытер ее кусочком лепешки.

– Даран, я сколько раз тебе говорил – нельзя вытирать тарелку лепешкой, – укоризненно покачал головой Илар. – Это нехорошо, так воспитанные люди не поступают! Еды у нас хватает, зачем ты каждый раз это делаешь?

– Не знаю, – смущенно пожал плечами мальчишка, – привык я так. Еды всегда было мало, и я берег каждый кусочек. Мне всегда хотелось есть, всегда… Один раз не выдержал и украл лепешку с кухни. Хозяин заметил и так меня выдрал плеткой – вся рубаха в крови была. Только я все равно воровал. Есть-то хочется! Я деньги не воровал, это нехорошо, а еда… ведь люди должны делиться едой, правда?

– Хмм… наверное, да, – глухо сказал Илар, сжав руку в кулак. Как бы он хотел увидеть этого самого трактирщика! Тот после встречи изошел бы на дерьмо и не остановился бы, пока не сдох. В этом Илар был уверен. Он сделал себе зарубку в памяти – если когда-нибудь окажется в тех краях, откуда забрал Дарана, обязательно сотворит что-нибудь гадкое с этим трактирщиком. Что-нибудь особо гадкое, неприятное. Наказание за все годы страданий несчастного мальчишки…

Задумавшись, Илар не услышал, как его позвала Легана. Она с утра уже сидела в лавке, – сегодня, как нарочно, с самого рассвета шли люди. Со слов шаманки, приходили с десяток человек, изрядно пополнив казну лавки травников.

– Илар! Очнись! – Легана потрясла парня за плечо, и он испуганно вскинул голову:

– Что?! Что случилось?

– Да… ничего. Клиент пришел. Хочет поговорить с колдуном. Ты как, в силах после вчерашнего?

– В силах, – облегченно вздохнул Илар. – Прими его там, я сейчас оденусь поприличнее и выйду.

– Оденься, – хмыкнула Легана, окидывая взглядом Илара, одетого в старую рубаху, застиранную до бесцветности, и такие же штаны. Это была та одежда, которую Илар взял из дома, когда бежал из семьи. Почему-то именно в ней ему было особенно хорошо. Когда Илар надевал ее, его согревала мысль, что рубахи и штанов касались руки мамы…

Илар даже не подозревал, что будет так тосковать по родителям. Казалось – что такого? Он уже взрослый человек, а взрослый человек самостоятелен, родители… ну что родители – у них своя жизнь! Но иногда так хотелось поговорить с матерью, с отцом, выслушать их наказы и упреки – не со зла упреки, а только ради того, чтобы ему было хорошо, чтобы он надел шапку («не застуди голову!») или поскорее уселся за стол, потому что обед должен быть в строго определенное время – так положено в правильных семьях! Хочется услышать их голоса, впиться зубами в пирог – самый вкусный пирог на свете! – который печет его папа. Дурак он был, что сбежал и бросил семью. Или не дурак? Если бы не сбежал – не спас бы Легану и Анару, не спас Дарана и Быстрика, не влюбился бы, не… в общем, не было бы всего, что составляет сейчас радость его жизни. Нет, все-таки что боги ни делают, все правильно. Не понять их замысла, сколько ни старайся. Все так, как оно должно быть.

Легана исчезла в дверях, Илар встал, осмотрелся – в кухне он один, если не считать Устаму. Даран тоже куда-то сбежал – испарился, будто капля воды на раскаленном камне. Анара с Быстриком в саду, однорог любит смотреть, как девушка ухаживает за растениями. Пора и ему, Илару, идти работать…

Мужчина сразу не понравился Илару. Тонкие, поджатые губы, глубоко запавшие глаза. Взгляд мужчины буравил собеседника. Казалось, клиент подозревал всех окружающих, будто они только и думали, как обокрасть, обмануть его – одного из самых уважаемых людей в городе, известного и родовитого господина. Представляясь, он так и охарактеризовал себя – «уважаемый, известный и родовитый». И надо этому родовитому человеку только одно – чтобы колдун, о котором слышал господин, поднял со смертного ложа покойную бабушку господина и потребовал рассказать, куда вредная старуха спрятала свой сундучок с фамильными драгоценностями.

– Вы в состоянии узнать, где находятся сокровища? – мужчина снова поджал губы и вперился в Илара бесцветными глазами.

– Скажите, кто вам про меня сказал? – осторожно осведомился Илар, не отвечая на вопрос. – Откуда вы знаете, что я умею поднимать мертвых?

– Это к делу не относится, – нахмурился мужчина, – совсем даже не относится. Вы должны сказать, будете ли заниматься этим делом, и назвать свою цену. А что и откуда я узнаю – это мое дело. Повторю, я известный в городе человек с большими связями при дворе! Меня знает сам император! Так вы будете работать в конце концов или будете бессмысленно сотрясать воздух? Мне некогда заниматься пустопорожней болтовней!

Илар внезапно почувствовал, как в его душе закипает гнев. Да какое право имеет этот человек так с ним разговаривать? Набрал в грудь воздуха, чтобы выдать гневную тираду, но тут же наткнулся на взгляд Леганы. Та смотрела на него не мигая, а затем легонько покачала головой, мол – аккуратнее, терпи! Илар как-то сразу успокоился и решил: раз так, потерпим. Но… погоди! Я тебя слегка осажу, «уважаемый, известный и родовитый»!

– Какова стоимость того, что я должен найти? – сухо осведомился он.

– Какая разница? – так же сухо ответил клиент, бросив быстрый взгляд на колдуна. – Зачем вам знать?

– Затем, что от этого зависит стоимость моей услуги, – пожал плечами Илар. – Я могу поднять вашу старушку, и она расскажет, куда делись сокровища. Но я не буду работать бесплатно.

– Я и не заставляю работать бесплатно! Я вам дам… двадцать золотых! Это большие деньги, – мужчина с превосходством посмотрел на «щенка», который якобы является черным колдуном.

– Еще раз – какова стоимость сокровищ? – нахмурился Илар, глядя в сторону, где у полок с травами копошилась Легана. Он был уверен, что та слышит все до последнего слова.

– Я дам вам столько, сколько сказал! – Мужчина выдвинул вперед челюсть и презрительно посмотрел на Илара. – Это и так много! Ни один колдун не берет столько!

– Так ни один не умеет разговаривать с покойниками, – парировал Илар. – Тысяча.

– Что?! Да ты обнаглел, колдунишка! – вспыхнул мужчина. – Я тебя в порошок сотру! Я тебя в суд! Да я тебя…

– Тысяча золотых, и не монетой меньше, – жестко сказал Илар. – Торга не будет. И повежливее, не со своими слугами разговариваете! Еще минута – и сумма будет удвоена.

– Да я сюда больше не приду! Никогда! Наглец! Обойдусь и без тебя! Но ты еще обо мне услышишь! Заплачешь горькими слезами, а будет поздно! – Мужчина вскочил и бросился к двери, зашипев, как дикая кукунза. Толкнул ногой дверь, та ударилась о стену с таким грохотом, будто с крыши скатили пустую бочку.

Карета с серебряным вензелем на дверце заскрипела, хлопнул кнут, зацокали копыта всадников сопровождения, и надменный господин исчез из жизни Илара. На время или навсегда – этого колдун не знал.

– Здорово! Как ты его! Он просто подпрыгнул, когда ты ему про тысячу золотых! – радостно завопил Даран. – Интересно, вернется?

– Не знаю, – хмыкнул Илар. – Может, да, а может, нет. Как думаешь, Легана, вернется?

– Если никого другого не найдет, вернется. Только вот что – тысячу ты с него не получишь. Поспорим?

– Поспорим! – ухмыльнулся Илар. – Даран, будь свидетелем спора!

– А на что спорите? Что в закладе? – азартно осведомился мальчишка. – Что ставите?

– Если я проиграю – залезу на стол и трижды прокричу как лошадь! Если она проиграет – сделает то же самое! Согласна, Легана? – хитро прищурился Илар.

– Согласна, – улыбнулась шаманка. – Даран, свидетельствуй!

– Я свидетельствую, что возник спор между Леганой и Иларом по поводу того, получим ли мы от того богача, согласно договору по сделке, тысячу золотых или нет! Проигравший влезет на стол в столовой и трижды проржет лошадью! Спор начат!

– Проиграешь ведь! – весело усмехнулся Илар.

– Нет. Заметь, как сказано: «Тысячу золотых по договору» – то есть он должен сам или через посредника отдать тебе золотые на ту сумму, что ты сказал. Если он обманет или попытается избежать оплаты – значит, ты не получил эти деньги. Понятно?

– Понятно. – Илар был слегка обескуражен и, раздумывая, посидел молча с минуту. – Так вот что ты задумала! Думаешь, он попытается нас обмануть? Не заплатить?

– Уверена. Обманет. Вернуться-то вернется, похоже, его сильно приперло с деньгами, раз он сюда пришел, но вот расплатиться он не расплатится. Посмотришь.

– Нет. Я так не согласен! Если сумею выбить из него деньги, пусть и со скандалом, – спор исполнен.

– Ну конечно! – усмехнулась Легана, секунду подумав. – Ты отберешь у него деньги, напустив на него злое заклятие, и это тоже будет считаться исполнением спора? Не согласна.

– Тогда ситуация безвыходная, и спор не состоялся, – вздохнул Илар.

– Да, не состоялся. – Легана тоже вздохнула.

– Ну вот! – расстроенно фыркнул Даран. – Это вообще-то нечестно! То спорим, то не спорим! Безобразие! Я так не согласен!

– Не согласен – пиши протест императору, – предложил Илар, хихикнул и, поймав Дарана, начал щекотать его. – С чем ты там не согласен, а? Ну-ка! Говори! Мучить буду!

– А-а-а! Тетя Легана! А-а-а! Какое коварное нападение! Злобный черный колдун истязает доброго, хорошего мальчика! А-а-а! Тетя Легана, сделай ему клизму кипятком!

– Почему это кипятком? – Илар от неожиданности выпустил мальчишку, и тот, отбежав в сторону, показал ему язык:

– Потому! Чтобы не мучил детей! Пойду к Ане помогать с травой! Так интересно! Она пошевелит руками, и они вдруг прорастают… травы эти! Хотел бы я так уметь… тетя Легана, а можно научиться так растить траву? Я бы мог научиться?

– Это древняя магия, – ответила Легана, стирая улыбку с лица. Шаманка с удовольствием смотрела, как возятся двое парнишек. Дети играют – сытые, здоровые, веселые. Что может быть лучше?

– Этой магии невозможно научиться, – продолжила она, сделав серьезное выражение лица. – Только древняя раса владеет искусством управлять ростом растений, выращивать то, что нужно. Анара умеет вырастить растение с теми свойствами, какие ей нужно, от той болезни, какую нужно вылечить. Как она это делает? Я не знаю. Никто не знает. Кроме людей древней расы.

Легана помолчала и тут же, без перехода, сказала:

– Илар, нужно продолжать изучение заклинаний. Ты должен знать, какими заклинаниями умеешь пользоваться. В последние дни мы с тобой отставили это дело, но нужно заниматься!

– Нужно, – вздохнул Илар и потер глаза, – только я стал бояться, понимаешь? После того случая, когда вызвал огроменного огненного жиздра… тогда он чуть нас не сжег. Мне страшно. А если я как-нибудь вызову такое, с чем не смогу справиться? Ты не думала об этом?

– Думала, конечно, – тоже вздохнула Легана. – Но пришла к выводу, что стоит рискнуть. Понимаешь, какое дело… без риска колдуна не бывает. Такого, как ты, возможно, больше нет – тебе досталась великая мощь, о которой другие только мечтают, такие умения, какие недоступны другим колдунам. Да, опасно работать с неизвестными заклинаниями, даже не предполагая, как они подействуют. Но знаешь, на что у меня надежда? Ты удачлив. Ты невероятно удачлив! Скажешь, нет? Ты должен был вчера умереть от ядовитой крови однорога, но ты выжил. Ты уже множество раз должен был умереть – от руки грабителей, от неправильно сработавшего заклинания, от… от многого! Но ты выжил, и каждый раз обращаешь беду в свою пользу. Ты счастливчик. Боги почему-то дали тебе невероятную удачу, так используй ее в полной мере! Было бы просто глупо не использовать свое везение. Не знаю, куда это тебя заведет, но, если верить Анаре… – женщина осеклась и замолчала.

– Куда заведет? Что сказала Анара? – переспросил Илар, но Легана лишь покачала головой. Потом добавила:

– Анара предсказала – все будет хорошо.

И только тогда Илар отстал.

Остаток дня прошел спокойно и без происшествий. Легана сидела в лавке, торговала травами и принимала больных, тут же, на месте, изготавливая отвары и снадобья. Анара с Дараном копались в огороде, Устама готовила очередной обед и ужин, нещадно громыхая котлами и кастрюлями. Илар же спустился вниз, в подвал, туда, где можно было колдовать, не боясь, что пришибешь кого-нибудь случайным смертельным заклинанием.

Илар не хотел никого убивать. Он даже настоял на том, чтобы Легана больше не сажала в специальную клетку внизу кур из курятника. Колдун пробовал на курах смертельные или просто опасные заклинания, но смотреть, как куры умирают в муках или разлетаются в клочья, для Илара оказалось невыносимо. Он никогда не был злым парнем и никогда не мучил животных и птиц. Даже если это были всего лишь безмозглые куры. И особенно мучительно стало убивать их теперь, когда начал слышать их мысли.

Да, теперь Илар слышал не только Быстрика. Он воспринимал мысли всех животных. И не был от этого счастлив. Мыслеобразы кур, мышей, птичек, скачущих по веткам в саду, лошадей, тянущих повозки мимо дверей лавки, – все лезло в голову, и та распухала, как вздувшийся от забродившего сока плод гуара.

К концу этого дня Илару казалось, что вместилище разума разлетится на части, стоит только его покрепче сжать. Затылок ломило, виски трещали, лоб пульсировал болью – в который раз Илар пожалел о том, что с собой сделал. Зачем ему знать, что лошадь устала, ей жарко и хочется пить? Или что вон та птичка мечтает схватить бабочку, но боится однорога? Или знать, что мышь собирается притащить в норку кусок лепешки, завалившийся за стол, и при этом думает о мышатах?

Голова Илара, казалось, разламывалась, но он никому не жаловался. Почему? Возможно, не хотел, чтобы домашние беспокоились, а скорее всего потому, что ему было стыдно, – ну как же, очертя голову кинулся в неизвестное дело, как мальчишка, как глупый щенок, который тычет носом лесного урга и потом с визгом сбегает, получив «украшение» в виде венчика из острейших иголок. Была надежда, что с головой чуть позже все будет в порядке, а пока нужно научиться не обращать на мыслеобразы никакого внимания.

Илар открыл Асмунг, он же книга заклинаний, нашел страницу, на которой остановился в прошлый раз, прочитал:

«Острый Иргуз». Это заклинание укрепляет клинок, и оный клинок не тупится долгое время, и сломать оный клинок трудно, хотя и возможно другим заклинанием. Предупреждение: данное заклинание относится к восьмому кругу и при неосторожном обращении может опалить колдуна огнем преисподней».

Илар хмыкнул, сморщился, потер лоб и с отвращением посмотрел в Асмунг – что он ему приготовил в очередной раз? Что за демонов «огонь преисподней»? Что за хрень такая?

Подумал, поразмышлял, отложил книгу и пошел наверх, в кухню, за ножом. Надо же проверить заклинание? Хороший нож жалко – взял какой-то старый ржавый тесак с обломанным кончиком. Видать, кто-то пытался этим ножом поднять половицу и сломал конец ножа. Задумался – а что за половица, которую должен был поднять нож? Случайность? Или в доме есть тайник?

Отбросив лишние мысли, спустился в подвал и отнес нож в комнату, укрепленную железными листами, – эта комната досталась Илару от прежнего владельца, колдуна. Похоже, что тот занимался разработкой новых заклинаний, а ведь даже мальчишке, едва научившемуся говорить, известно, что изготовление новых заклинаний смертельно опасно. Кто знает, что получится, если поставить вместе некие сочетания слов, звуков, пассов? Вдруг это самое заклинание убьет его исследователя?

Чтобы создать две сотни заклинаний, существующих на свете, всем колдунам всего мира понадобилось много тысяч лет. Каждое новое заклинание стоит огромных денег и обычно входит в обиход всех колдунов только после того, как хозяин заклинания умирает и его Асмунг переходит наследникам. Впрочем, и тогда заклинание может не достаться широкому кругу волшебников – наследники могут посчитать, что этого делать нельзя, что они сами найдут применение волшбе. И находят…

Случай с Иларом был совсем не ординарным, скорее даже исключительным, по одной простой причине – заклинания, которые он исследовал, уже существовали, не нужно было их придумывать. Единственное, что надо было сделать, – выпустить заклинание в мир и посмотреть, каков будет результат.

Опасно, да. Но Илар с Леганой заметили некую закономерность, вернее, Илар ее заметил, за что Легана его похвалила, так вот: если заклинание производило непредсказуемый эффект, то результат заклятия по уровню вмешательства в мир был примерно схожим с ожидаемым результатом. То есть если ты выпускаешь заклинание восьмого круга, то результат тоже будет восьмого круга – не будет страшных разрушений, не будет землетрясения, не сдвинется гора. И даже дом не взорвется, если ты скажешь эти странные слова, якобы укрепляющие стальной клинок.

Впрочем, Илар знал, что нет правил без исключений. Потому, когда он «впитывал» слова заклинания, по коже его проходил холодок. Кто знает, что будет, когда выпустит волшбу в мир? Вдруг сейчас земля затрясется, провалится, и его утащат демоны, с рычанием и визгом вырвавшиеся из-под земли?

Что последует на этот раз, узнать можно было одним-единственным способом – попробовать поколдовать.

Заклинание укладывалось медленно – сравнительно медленно. Илар уже как-то привык, что обычные, простые заклинания впечатываются в память быстро, достаточно бросить взгляд. Все-таки уже натренировался, развил способности. Не первое заклинание, которое он наколдовывает. Однако именно это заклинание уложилось за минуту – долгий срок.

После того как заклинание легло в память, Илар испытал что-то вроде… нет, не толчка, а… трудно передать словами – чувства наполнения, что ли. Как будто он только что прожевал и проглотил кусочек мяса.

Каждый колдун мог загрузить в память определенное количество заклинаний. Самые сильные колдуны – до двадцати заклинаний и даже больше. Слабые – два-три заклинания. И это еще при условии использования гирикора – магического амулета, служащего для концентрации магической силы колдуна!

Илар был сильным колдуном. Но у всех свой предел. Как человек не может съесть больше, чем умещается в его желудке, так колдун не может заложить в себя заклинаний больше, чем помещается в его памяти. Более того, через некоторое время заклинания стираются из памяти, растворяются в ней, и требуется новая загрузка. И опять же – длительность удержания заклинаний в памяти зависит от силы колдуна.

Ржавый тесак с треснувшей деревянной ручкой лежал на табурете перед Иларом. Широкое лезвие, слегка сточенное посредине от многочисленных встреч с точильным бруском, отполированная ладонями рукоять, темная от времени и въевшихся в нее грязи и сажи, – в последнее время Устама использовала этот видавший виды клинок для чистки котлов и пригоревших сковородок. Лезвие давно уже перестало быть острым, поэтому Илар задумался: что означают слова о том, что клинок постоянно будет острым? Заклинание заточит его? Или оно поддерживает остроту ножа в том состоянии, в котором лезвие находилось в момент заклятия? В любом случае ответ на вопросы могло дать только испытание заклинания.

Илар прикрыл глаза и начал выпускать заклинание в свет. Как всегда при волшбе, у него почему-то заныли зубы. Легана говорила, что такое бывает, и нередко, но у всех по-разному. У нее, например, когда она колдовала, почему-то чесалась правая лопатка, будто на нее уселся москит. Все время хотелось его сбросить, прихлопнуть, но, стоит потерять контроль над заклинанием, и… в общем, не надо терять контроль над заклинанием, если хочешь, чтобы эта самая лопатка оставалась приделанной к туловищу.

Через несколько секунд в комнате почему-то запахло розами – сильный, даже резкий запах забивал ноздри, он становился удушливым, будто кто-то выжал масло из десятков тысяч розовых лепестков и забрызгал этим маслом комнату, предварительно подогрев его до кипения. Илар старался не обращать внимания на запах, и в конце концов это ему удалось – заклинание вышло в мир так, как и должно было выйти.

Вот только эффект от заклинания, как и предполагалось, был неожиданным: ржавый нож, засаленный и щербатый, вдруг засветился так, что стало больно глазам, потом мгновенно потемнел до черноты и через секунду снова стал белеть. Минута, и нож стал серебряным, вернее, приобрел серебристый оттенок.

Илар наклонился над ножом и облегченно вздохнул – не случилось ни пожара, ни землетрясения, ни потопа – ножик всего лишь стал серебристым, всего-навсего!

Хохотнув, Илар откинулся на спинку стула, обожженного в результате прошлых исследований, и, задумавшись, стал разглядывать нож. Щербина у рукоятки осталась прежней… кончик тоже не отрос, что изменилось? Цвет? Больше ничего?

Подождав для верности минут пять (пусть остынет!), Илар протянул руку и дотронулся до рукояти. Та оказалась холодной, такой холодной, что колдун едва не отдернул руку. Похоже было, что этот нож несколько часов лежал на крутом северном морозе.

Илар пожал плечами – вот тебе и пламя преисподней! Какое там, к демонам, пламя, руки от холода сводит! Прикинул нож на вес – ничего не изменилось. Цвет поменял, и все тут. Потрогал лезвие – оно стало очень скользким, словно мыльным… в зеркальной плоскости отражалось лицо Илара, искаженное, растянутое.

Посмотрелся с минуту, удивился – какого демона они нашли в его физиономии? Они – это женщины! Никогда не считал себя красавцем! Да и как-то неприятно это самое дело… почему? Да кто знает? Неприятно, и все тут! Мужчина должен быть мужественным, а не красавчиком! В их компании считалось, что быть красавчиком позорно, главное – сила, крепость, умение кулаками отстоять свою независимость, свое мнение. Илар не отличался силой, но был ловким, вертким, а еще упорным, как клещ, – если вцепился, не отпустит, пока жив.

Взял нож покрепче за рукоять, проделал несколько фехтовальных движений – неуклюже, но энергично, как все дети, изображающие фехтование. Получалось отвратительно, но Илар и не собирался выступать на состязаниях по фехтованию. Никогда у него не было желания становиться воином – ну что хорошего в том, чтобы долгие месяцы, а то и годы учиться размахивать острой железкой, а потом в конце концов получить эту железку себе в брюхо? Нет, он допускал, что владение оружием совсем неплохая штука, – вдруг придется защищаться от тупоголового солдафона, желающего лишить Илара разума вместе с головой? Но посвятить овладению оружием всю свою жизнь? Нет уж, избавьте боги от такого удовольствия!

Отец пытался учить Илара кое-каким приемам фехтования, но, убедившись в неспособности ученика, а более того, – в нежелании оного овладевать приемами боя, плюнул в сердцах и сказал, что лучше бы у него была дочь, тогда бы хоть можно было найти оправдание такому отсутствию боевого духа.

Вот тут отец был неправ – боевого духа у Илара хоть завались, а желания стать профессиональным военным никакого. Разве это порок? Ну не хочет он убивать других людей и быть в конце концов убитым или искалеченным! Не к тому тянется у него душа! Отца-то можно понять – огромного роста, могучий, сильный, как бык, опытный и умелый вояка, – не зря его поставили уснаром городской стражи. Когда Шаус заходил в трактир, замолкали все, даже самые буйные пьяницы и дебоширы. Так вот Шаус считал, что быть воином – дело уважаемое. И желательное для мужчины. Если не считать пекарского дела, конечно.

Да, хороший пекарь на весах Шауса перевешивал хорошего воина. Драться можно научить каждого, а вот ты попробуй испеки пироги, славящиеся на тысячи ирр от пекарни! Такие, чтобы радовали глаз! Чтобы услаждали живот, не вызывая его расстройства! Чтобы не оставляли во рту привкуса того масла, которым солдаты смазывают сапоги!

Шаус сам не замечал противоречия в своих доводах, но, когда пытался настаивать на том, чтобы Илар изучал военное дело, наткнулся на упорное сопротивление сына и еще более упорное сопротивление жены, считавшей, что Илар достоин более высокой судьбы, чем судьба солдафона, марширующего в толпе таких же неудачников. От Илара отстали.

Но, как человек увлекающийся, прочитавший множество книг, которые мама захватила с собой из столицы, из отцовского дома, Илар любил представлять себя одним из тех великих воинов, которые описаны в этих книгах. Тем более что, когда он пересказывал эти книги мальчишкам, с которыми водил дружбу, иногда ему приходилось изображать в лицах то, о чем он рассказывал. Так почему-то получалось убедительнее, интереснее. Вот и сейчас он представил себя Гедеором Великим, победившим дракона, летающее чудовище, похитившее прекрасную Каруну.

Кстати сказать, Илар всегда задумывался: а на кой демон этим самым драконам прекрасные девицы? Насиловать?

Ну, во-первых, у дракона должно быть такое мужское достоинство, что несчастная Каруна лопнет, забрызгав стены пещеры нечестивца. Размеры-то дракона ого-го какие!

Во-вторых, какого демона ему насиловать эту девицу, ведь для него она уродка! Как для человека, например, старая плешивая ослица, увешанная репьями и присохшим дерьмом.

Если бы дракон своровал эту девицу, чтобы сожрать, это Илар бы счел вполне разумным объяснением. Так нет! Судя по книгам, тот держит ее где-то там в пещере или в башне месяцами, ожидая, пока какой-то придурок соберется наконец прийти и напасть на хозяина убежища.

Тут тоже был вариант – может, это ловля более вкусных объектов на приманку? А что, ходят себе герои и ходят, а он их жрет и жрет. А Каруна тем временем делается толстой, сытной, есть что положить на зубок!

Еще только начав читать эти книги, Илар как-то спросил у матери по поводу таких несуразностей, описанных в книгах, – мать долго смеялась, до слез, потом утерла глаза кружевным платочкам и сказала, что нельзя все эти истории воспринимать всерьез. Во-первых, никаких драконов в мире нет, это выдумки писак, создавших роман, а во-вторых, в виде дракона тут изображаются жизненные невзгоды, беды, от которых главный герой и спасает героиню. И за это она ему очень благодарна, что и выказывает в конце романа. Это такой прием писателя, понимаешь ли.

Какой такой прием – Илар так и не понял, но решил позднее, как вырастет постарше, обдумать этот вопрос. Времени на обдумывание не нашлось, но тяга к представлению в лицах того, что Илар прочитал, осталась.

– Сдавайся, нечестивое чудовище! – громко продекламировал Илар. – Пред тобой великий воин Гедеор! Я снесу твою рогатую башку, на которую нагадили птицы курла!

Про нагадивших птиц Илар обычно добавлял специально для уличных мальчишек. Почему-то описание дракона с кучей дерьма на голове всегда вызывало у них приступ неконтролируемого смеха, от которого мальцы по минуте валялись в пыли у поленницы дров на заднем дворе трактира – любимом месте сборищ местных мальчишек.

– Не сдаешься?! Глупое создание преисподней! Тогда получи доброй стали от настоящего воина!

Чего доброго в этой самой стали, Илар тоже не знал, но, памятуя смех матери, переспрашивать не стал. По большому счету, какая разница – добрая или злая сталь, если ею можно выпустить кишки человеку или дракону?

Выпад! Удар! Стул, изображавший эпическое чудовище, не мог уклониться от ударов «великого воина», потому получил в спинку хороший рубящий удар, такой, что, будь этот тесак обычным тесаком, он бы оставил на дубовой спинке глубокую зарубку – Илар врезал им от души.

Но зарубки не получилось. Тесак прошел через спинку, будто ее никогда не было, и кусок выдержанного старого дуба отлетел к стене, ударившись о лежащие здесь пустые горшки и надколотые кувшины.

Илар остановился, ошеломленный, испуганный, и с опаской посмотрел на то, что держал в руке, – серебристо-зеркальное «недоразумение», бывшее когда-то заурядным тесаком. Подошел к стулу, понюхал срез спинки – от того шел запах паленого дерева, плоскость среза черная, обугленная, будто кто-то прижег ее раскаленным докрасна металлом. Оглянулся по сторонам, увидел черенок метлы, прислоненный рядом со здоровенным треснувшим кувшином, зачем-то сохраненным прежним хозяином, взял этот черенок в левую руку, в правую клинок, который уже язык не поворачивался назвать кухонным тесаком, и, слегка прищурившись (на всякий случай!), рубанул поперек палки.

Чик! Вспышка пламени, дым, обугленный конец черенка – кусок его полетел на пол.

Чик! Чик! Чик! Подвал заполнил дымок от сгоревшего дерева, а в глазах начали вертеться красные круги от вспышек пламени. Через несколько секунд в руке Илара остался жалкий огрызок палки.

Колдун сел на стул, поморщился от вонючего дыма и поднес нож к глазам, пытаясь рассмотреть край лезвия. Само собой, ничего особенного он не увидел – тупое лезвие со щербинами, вот только серебристое, блестящее, будто отлитое из куска серебра и отполированное.

Протянул палец к лезвию, попробовать остроту… и остановился. Нет уж, не такой он дурак, чтобы пробовать! Уже – не такой дурак…

Встал, несколько раз взмахнул ножом в воздухе, – тесак как-то удобно лег в руку, так удобно, что и отпускать не хотелось. Проделал несколько фехтовальных упражнений – те, которые когда-то показывал ему отец и которые у него никак не получались, – все получилось! Нож помог? А что, почему бы и нет? Музыкальный инструмент-артефакт ведь позволяет сделать из посредственного музыканта гения, управляющего толпой! Почему бы заколдованному ножу не сделать его гением фехтования? Смешно только – выйти на бой с кухонным тесаком! Впрочем, в серебристой штуке сейчас вряд ли кто признает пресловутый ржавый тесак в полруки длиной.

Снова осмотрелся по сторонам – на чем бы еще попробовать? Не нашел ничего лучшего, как ткнуть ножом в кувшин у стены. Нож завизжал, как пила лесоруба, пытающаяся перегрызть твердый сучок, пошел гадкий дым, нож не очень быстро, но уверенно погрузился в сосуд. Закаленная глина кувшина раскалилась добела вокруг клинка, потекла и с шипением вонзилась в пол рядом с башмаком Илара, судорожно отдернувшим ногу от опасного кусачего ручейка.

Илар ухмыльнулся и, подойдя к кирпичной стене, продолжил исследование ножа, загоняя его в каленый кирпич по самую рукоять. На месте уколов оставались оплавленные дыры, такие, будто он вбивал нож не в кирпичную стену, а в застывшее сало.

Следующим этапом было испытание ножа на металле. Найти стальной прут в подвале не получилось, зато после долгих поисков Илар нашел в углу старый лодочный якорь, покрытый ржавчиной, у него не хватало одной «лапы». Как якорь сюда попал – предположения строить можно любые, но истина все равно останется скрытой. Скорее всего, якорь остался от тех людей, что жили здесь еще до колдуна, от которого перешла Илару колдовская сила. Якорь был покрыт толстенным слоем ржавчины и полузасыпан землей, просто врос в нее за те сотни лет, что пролежал на одном месте.

Выворотить корявую железяку оказалось непросто, но после нескольких минут пыхтения и пачканья ладоней Илар все-таки выволок якорь на свет фонаря к середине подвала. Немного помедлил, взял в руку тесак, размахнулся и…

Искры! Пламя! Вонь!

Рука онемела от удара, но одной из лап как не бывало – чисто, как будто рубил не толстенный металл, а тонкую, сочную лозу.

Илар отошел к стулу, сел на него и снова начал рассматривать то, что получилось в результате эксперимента. Минут пять созерцал, размышлял и пришел к одному-единственному выводу: или он станет очень богат, или ему снесут башку.

– Это именно то заклинание, о котором я думаю? – недоверчиво переспросила Легана. – Ты не ошибся?

– Я не ошибся, – хмыкнул Илар и, подняв взгляд на шаманку, с кривой усмешкой переспросил: – Никак не привыкнешь, что у меня все получается не так, как должно быть?

– Никак не привыкну, – призналась Легана. – Каждый раз ты выдаешь что-то такое, что не укладывается в голове. Ты хоть понимаешь, что сейчас сделал?

– Я не понимаю, что сейчас сделал, – с кислой физиономией пояснил Илар. – Но я догадываюсь, что у меня получилось.

– Я не так выразилась, – поправилась шаманка. – Ты понимаешь, что будет, если ты начнешь массово делать такие клинки? Сколько времени у тебя ушло на изготовление этого?

– Да минут десять, не больше, – пожал плечами Илар. – Пока загрузил, пока выпустил заклинание…

– И получил легендарный Меч Преисподней! – закончила Легана, заливаясь радостным смехом, больше похожим на скрип несмазанной дверной петли.

– Какой еще Меч Преисподней? – оторопело переспросил Илар. – Никакого меча я не делал! Взял старый тесак и заколдовал!

– Ты не читал «Истории о сыне богов Лидапутре»? Читал? Помнишь, у него был меч – он сражался им с демонами? Как назывался? Меч Преисподней! А что умел делать этот меч? «Рубил металл, как воду, исторгая снопы искр и пламя Преисподней! Рубил камни, как дерево, раскаляя их добела!» Теперь понял? Ох, милый ты мой… или ты станешь величайшим из величайших колдунов, или тебе снесут голову. Допускаю, что то и другое может произойти одновременно.

– Радуешь меня, Легана, – дрогнувшим голосом ответил Илар, представив картину того, как ему сносят голову. Головы ему было жалко, как и всего остального, что к ней прилагалось, потому молодой колдун загрустил, и этот самый Меч Преисподней в виде кухонного тесака сделался ему почему-то неприятен.

– Отчего ты загрустил? – с усмешкой спросила Легана, лукаво поглядывая на парня. – А ты чего хотел? Добиться успеха, и чтобы тебе не завидовали? Чтобы тысячи людей не желали тебе смерти, а твоим близким чумы и желтой лихорадки? Молодой ты еще. Каждый колдун мечтает стать великим, а когда становится, понимает, что звание «великого» – это не только радость, богатство, уважение и преклонение! Вслед за ними идут зависть, злоба, желание принизить, втоптать в грязь, а лучше всего – уничтожить, предварительно обворовав, обобрав, как разбойник обирает купца на пустынной дороге. Потому – или ты все-таки стремишься к высшей цели, осознавая, что наверху тебя ждет опасность, или сидишь тихо, не высовываешься, не отсвечиваешь. Я понятно сказала?

– Куда уж понятнее, – усмехнулся Илар. – Я хочу быть великим колдуном и…

– Хочешь – будь им! – отрезала Легана. – И нечего ныть, строить кислую морду! Ты сделал то, что недоступно сотням колдунов, а возможно, – никому в этом мире, и сидишь так, будто тебя только что избили палкой? Ты что, Илар?! Ты как маленький старичок, кислый, вялый. Да ты радоваться должен, ликовать!

– Я и ликую, – попытался улыбнуться Илар, скривившись в гримасе. – Понимаешь, как-то все быстро происходит, неожиданно, пугающе… ведь только вчера я был простым мальчишкой, читал книги, мечтал о великих свершениях, открытиях. И вот когда это время открытий настало, мне почему-то становится страшно.

– Я понимаю… – немного подумав, ответила шаманка. – Но ты привыкнешь. Возможно, привыкнешь. А может, и нет. Лучше бы ты не привык и радовался каждому открытию. Когда ты перестанешь удивляться, перестанешь радоваться чудесам, это будет означать одно – ты старик. Глубокий старик.

– А ты радуешься чудесам? – улыбнулся Илар и с прищуром посмотрел на худую, будто выточенную из темного твердого дерева шаманку.

– Радуюсь, – улыбнулась Легана, – я еще молода. Если бы ты знал, как я молода! Ну да, немного погасла, но иногда в глубине души у меня просыпается девчонка, та самая, что визжала, когда получалось сложное заклинание, которая могла полночи бежать по тропе на свидание с любимым и после жарких соитий снова возвращаться назад – бегом, без всяких лошадей и без отдыха! Я до сих пор не перестаю удивляться жизни, и она иногда подкидывает мне такие интересные истории… вот как та, что произошла с тобой, например. Я думаю, боги неспроста нас соединили. У каждого колдуна должен быть свой наставник, направляющий на истинный путь. Вот и я дана тебе для того, чтобы ты шел правильной тропой. Какой? Это мне неизвестно. Но все, чем я могу тебе помочь, – ты получишь. Возможно, боги потому и лишили меня колдовской силы, чтобы ничего не мешало твоему обучению, чтобы я не отвлекалась на свое колдовство. Жестоко, скажешь? С нашей точки зрения, да. Но с точки зрения богов…

– Ты тоскуешь по своей магической силе? – участливо спросил Илар, заметив, как понурилась шаманка.

– А ты как думаешь, малыш? – хмыкнула Легана. – Вот представь сейчас, что ты ничего не умеешь! Ну, представь! Помнишь, знаешь, но не умеешь! И что, понравилось? То-то же… единожды коснувшись магических таинств, ты никогда уже не сможешь жить по-прежнему. Теперь ты ИНОЙ. Не такой, как все люди, и со временем тебе в голову будет все чаще и чаще закрадываться мысль о том, что ты выше всех, умнее всех, лучше всех – только потому, что они простые люди, не обладающие магией. Не допускай эту мысль, гони ее прочь. Иначе ты превратишься в монстра, которого все будут ненавидеть. У тебя не останется друзей, и в конце концов ты умрешь в одиночестве, страшно, не оставив по себе ни одного доброго слова. Постарайся остаться таким, какой ты есть сейчас. Оставайся хорошим, добрым мальчиком, который не может пройти мимо тех, кому нужна помощь.

Легана помолчала, глядя на погрустневшего, задумавшегося Илара, усмехнулась и уже другим тоном добавила:

– Нужно попробовать, как работает твое заклинание. Насколько я знаю, изначальное заклинание срабатывает не всегда. Помнишь, в книге было сказано про огонь преисподней? Так вот оно, это заклинание, в восьмидесяти случаях из ста просто сжигает клинок, расплавляя его на месте. Почему? Это спроси у богов, когда попадешь на небеса, лет эдак через восемьсот. Пока что я говорю тебе, что заклинание срабатывает именно таким образом. Оставим на всякий случай пару ножей, остальные используем для испытаний. Понимаешь, если бы каждый колдун мог сделать Меч Преисподней, представляешь, что бы происходило в мире? Против него нет защиты, кроме другого такого меча, он прошивает любую броню, любые доспехи. Нет спасения! Даже амулеты на него не действуют. Принцип действия его никто так и не познал. Вот так. Ну что, пойдем? Оп! Погоди! Сиди! Карета подъехала! И если у меня с памятью все в порядке – это тот человек, который просто-таки обязан отдать тебе тысячу золотых. Кстати, что ты разогнался на такую сумму? Это же огромные деньги! Как решился заявить такое?

– Вот так… пришло в голову, – усмехнулся Илар. – Не хотелось мне ему помогать. Подумал: откажется, и хрен с ним. А видишь, как оно вышло… Впрочем, ничего еще и не вышло. Сейчас послушаем, что он нам скажет.