Глава тринадцатая
ОБЫЧНАЯ ЖИЗНЬ
После того как Новосиб уехал, Дрон повел группу отдыхать. Но не в здание, как полагал Максим, а за угол. Там он увидел множество палаток, установленных ровными рядами. Кое-где дымились костерки, но сам лагерь был почти пуст.
— Так сейчас все на выездах, — ответил на его вопрос Дрон, почесывая щетину. — Вернутся, как всегда, не все… Тут только дежурные сейчас. Ну и хорошо. Ополоснемся тем, что привезли, и завалимся спать. Вечером будет шумно. Это еще если дождь не пойдет.
Дрон тревожно посмотрел на понемногу сгущавшиеся над ними облака, грозившие потом превратиться в тучи.
— А как тут, в центре, во время ливня? Мутанты атакуют базу?
— В прошлый дождь базы-то этой еще не было. Люди постоянно прибывают, пока еще: сидели в подвалах или просто квартирах, ждали помощи… Теперь вылезают и группами или по одному идут кто в центр, кто за МКАД, это уж у кого какие взгляды на происходящее. Так что база расширилась, и мы в это время сюда попали. Я бы, конечно, предпочел под крышей жить, но нужно место для стариков и детей.
— У нас тоже больше половины группы ушло в область, — вспомнил Максим Тарского и его людей. — Решили в каком-нибудь дачном поселке отсидеться. Там скважины на участках, с водой проблемы нет. Вот чего нам не хватает.
— Ты видел, как мутанты копают? Все берега изрыты! Да и на том объекте, где друг Новосиба помер, — они же из-под земли их достали, сечешь? — Дрон оглянулся и взмахом предложил всем занимать палатки и отдыхать. — Эх, не верю я в такие поселки. Ходили у нас тоже такие разговоры, а потом как пошли случаи один за другим: там подрыли, тут пролезли… Все метро под их контролем, говорят. И вода туда теперь проникает, из-за этих дыр. Здорово, Шилка! Чего одна?
Из палатки выглянула женщина лет сорока, когда-то крашеная блондинка. Теперь цвет ее волос было трудно определить: они отросли уже сантиметра на три. Она как-то робко улыбалась вернувшимся.
— Дроник, обними меня, а? Я ведь Олега Игоревича своими руками пристрелила…
Дрон присел, погладил ее по голове, и женщина сразу разревелась. Одна ее нога, как заметил Максим, была в гипсе. Вот, значит, кого оставляют дежурить. Что случилось с незнакомым ему Олегом Игоревичем, было понятно без всяких вопросов. Толик, посвистывая, прошелся вдоль палаток.
— Восемь наших, я так понял, — сообщил он Максиму, вернувшись. — Надо нам постараться вместе устроиться. Потери были, наверняка осталась где-то и сразу пара свободных лежанок.
Это оказалось не так-то просто. Из восьми палаток группы Новосиба две оказались женскими, туда дорога была заказана. В еще одной безраздельно властвовал Папа Миша, и там после рейда оказались свободными два места, но занимать лежак его погибшего сына было по меньшей мере неудобно. В конце концов помог Дрон, уговорив молчаливого старичка переселиться. Точнее, его и уговаривать не пришлось: едва поняв, что от него хотят, седовласый, тощий мужчина отложил какую-то книгу, скатал матрас, прихватил рюкзак и ушел.
— Это Кащей, — пояснил Дрон. — Ему предлагали сразу в «пионерский лагерь», а он отказался наотрез. Новосибу понравилось, он его взял. Тянет пока, хотя сил мало у старика. Да еще Олега Игоревича не стало… Единственный его был друг, вообще он молчит почти всегда.
— Что за лагерь? — вскинул брови Толик. — Что за пионеры?
— Это в здании. «Пионерами» или иждивенцами зовут детей и стариков, которые уже не могут быть в мобильных группах. Вот если будет дождь, то придется нам туда бежать, в тесноте с ними размещаться. Ну, пошли споласкиваться.
Женщины уже натянули между двумя своими палатками простыни и теперь суетились, бегая с тазиками и бутылями с водой. Появившийся Степаныч нервничал, расхаживая с блокнотом по палаткам и пытаясь сосчитать, сколько воды теперь в отряде и как она используется. Прихватив наполовину пустую пятилитровую емкость, Дрон поманил парней в сторону.
— Это все, что мы реально можем получить. Мало, но куда деваться? Неизвестно, как будет с водой завтра, а еще ужин готовить, да и просто пить нужно людям.
— Негусто! — фыркнул Толик. — Да я себе задницу, пардон, этим не отмою!
— Новосиб раз в несколько дней нам банный день организует, тогда — другое дело, — немного смутившись, уточнил Дрон. — А это так, умыться. Извините, но больше воды нет. Девки — другое дело, они со стакана воды помыться целиком исхитряются, хоть и ворчат. О, кипяток уже потащили к себе! Мы переживем, я думаю.
Максим, успевший раздеться до пояса, пока парни говорили, первым подставил руки и с наслаждением, фыркая, умылся, хотя в другое время сам сказал бы: только грязь растер. Он как раз лил воду тонкой струйкой на протянутые ладони Толика, когда позади раздался какой-то шум. Оглянувшись, они увидели пятерых парней в камуфляже и брониках, чумазых, злых. Один, выставив вперед автомат, молча оттеснял от палатки Степаныча, другие выносили оттуда бутылки с водой. Рядом гудел незаглушенный мотор «Газели». Максим и не заметил, пока умывался, как она подъехала.
— Парни, да побойтесь Бога! — кричал Степаныч, и со всех сторон к нему подтягивались вооруженные полуодетые бойцы. — А нам что, пить и мыться не надо?! Мы и так со склада не просим, на самообеспечении! Идите на склад, если вам надо!
Долговязый парень, поставив бутылки и кивнув товарищам, быстро огляделся, поправляя автомат. Он шагнул к Степанычу и стиснул рукой его плечо.
— Там парни гибнут, ты понимаешь? Пока вы тут плескаетесь — они гибнут! А у нас воды нет ни глотка! Вы тут жируете, по магазинам катаетесь, а мы воюем!
Максим, набросив грязную рубашку, собрался было идти за оружием к палатке, но Толик остановил его.
— Они только что из боя вышли, горячие еще, — тихо сказал он. — Я знаю. Соваться к ним опаснее, чем тебе кажется. И они не чета нашим, закипят — положат половину сразу.
— Да за что? За воду?
— За обиду, — уточнил Толик. — Ты их глазами на нас посмотри. А они там воюют с этими козлами в бункерах.
Между тем обстановка накалялась. К бойцам подскочили женщины, попробовали, по своему обычаю, взять на крик, усовестить. Это не помогло: расталкивая дам плечами, чумазые грузили бутылки в «Газель». Двое снова сунулись в палатку и вынесли еще воды. Степаныч даже подскочил от возмущения.
— Да вы же последнее забираете! Что ж вы как суки со своими!
Это он сказал зря, потому что молчаливый парень, сдерживавший его, неуловимым движением ударил Степаныча прикладом прямо в лицо. Вроде бы и не сильно, но Степаныч сразу упал и, приподнявшись было, тут же без сил снова опустился на гравий. Шум удвоился, с обеих сторон защелкали затворы, но в этот момент из своей палатки вышел Папа Миша.
— Отставить! — гаркнул он. — Стволы в небо, все!
— Это наша вода! — раздался звонкий женский голос, и Максим с удивлением узнал Лену. — Мы добываем припасы, а чем они занимаются — вообще непонятно! Только счеты сводят!
— Рот закрой, дура! — Тот, что ударил Степаныча прикладом, и правда был на взводе. Он наставил на Лену автомат. — Я двух друзей сегодня потерял, а вы тут тащитесь? Воды для нас жалко?!
Максим и не заметил, как ноги понесли его вперед. Но еще раньше перед горячим парнем оказался Папа Миша. Автомат уперся ему в живот.
— Ну, стреляй, дятел! — мрачно сказал ему отставник. — Мне все равно подыхать, как и тебе. Думаешь, испугается тебя тут хоть кто-нибудь? Это те, что в бункерах сидят, выжить надеются. А у нас шансов нет. Стреляй, чего ждать? Убьем друг друга — и дело с концом.
Товарищи оттеснили бойца в сторону, быстро закинули оставшиеся бутылки в «Газель» и уехали. Никто так и не сказал ни слова, люди, сжимая кулаки, смотрели в стороны. Максим осторожно положил руку на плечо Лены и почувствовал, как она напряжена.
— Не нужно так… Они же ничего сейчас не соображают.
— А мне плевать! — Она дернула плечом, сбрасывая его руку. — Мне вот Новосиб обещал, что поможет в Измайлово добраться, узнать, что с родителями. И я уже понимаю, что обманул. День за днем идет, а ему некогда. Надька обещала с ним поговорить, а теперь он ее увез. Мне плевать! Пусть стреляют, в самом деле — чего нам ждать? Или мутант дотянется, или сама стану тварью и свои убьют!
— Попей! — Толик протянул ей где-то раздобытый одноразовый стаканчик с водой. Лена, в полуистерике, попыталась его выбить, но готовый к такому повороту Толик перехватил ее руку. — Попей. У тебя хотя бы цель есть, большинству-то ехать некуда. А в Измайлово как-нибудь доберемся. Да, Макс?
— Обязательно доберемся! — пообещал Максим. Он пытался что-то вспомнить. — Совсем ведь недавно слышал я про Измайлово… Пойдем, Лена, перекусим чего-нибудь, ты про Надьку расскажешь, про Новосиба, а я соображу. Никак ухватить не получается: крутится что-то именно про Измайлово…
У Лены начался «откат», ее забило крупной дрожью, и она позволила отвести себя к палатке. Там женщины тут же дали ей чая и каких-то конфет, перепало и ее приятелям. Толик бойко что-то рассказывал, потешая окружающих, хотя смех казался Максиму немного деланым. Всем хотелось побыстрее забыть неприятный эпизод. Максим подумал, что если по каким-либо причинам организация, наспех созданная лидерами Сопротивления, рассыпется, все эти группы вооруженных людей, скорее всего, сцепятся друг с другом из-за тающих ресурсов. И вода выходила на первый план: водопровод не работает, а к реке не подойдешь. Хоть колодцы копай, но в Москве еще поди найди подходящее место. Под всем центром — туннели, водоотводы… Посасывая леденец, он взъерошил затылок: Измайлово.
— Есть! — Максим стукнул Толика кулаком в плечо. — Есть, вспомнил! Про Измайлово!
— Тихо, — шепнула Лена и, сжав его руку, сказала в самое ухо: — Чужие не должны слышать. Тут все рады Новосибу стучать!
Лишь спустя несколько минут им втроем удалось оказаться в стороне. К тому времени Максим вспомнил все. Тревожно поглядывая на темнеющие над их головами облака, он как мог рассказал о допросе, который майор устроил запойному каннибалу.
— Он говорил, что они оттуда и приехали. За оружием, откуда-то их пророк, Новый Иеремия, знал квартиру, где его взять. Но обратно они проскочить не сумели или испугались и просто засели на той крыше.
— Новый Иеремия?! — У Лены загорелись глаза. — Это он! Мамочка моя последнее время в церковь зачастила. И сказала мне по телефону, во время последнего разговора, что он там возле церкви проповедовал.
— Его батюшка прогнал, — припомнил Максим. — А проповедовал он, что надо быть как звери, потому что на людей Господь прогневался, и надо есть мутантов.
— Нет, такого мама не стала бы слушать!
— Может, я что-то не так понял, а может, этот алкоголик бредил. Но имя я помню точно.
— А вот и цель! — Толик подмигнул ему. — Если там такая же банда людоедов и садистов, а никому нет до нее дела — мы должны добраться до них. Об этом еще Белоглазов в автобусе говорил. Майор зря не скажет, я с ним согласен: этих выродков терпеть нельзя.
— Нет, не может быть, чтобы мама… — заспорила было Лена, но осеклась. — А вдруг она у них в плену? Ну вот, теперь мне еще хуже… Ребята, я должна попасть туда! Помогите мне!
Переговариваясь, они зашли за угол главного здания базы. Там через распахнутые двери выносили несколько трупов, замотанных в грязные, окровавленные простыни.
— Это еще что? — Толик инстинктивно поправил ремень автомата. — Между собой?
— Да нет, это опять кто-то обратился. — Лена отвернулась: последний боец нес сразу два маленьких трупика. — Там же иждивенцы. Их много, и довольно часто кто-то обращается в мутанта. А старики могут просто не заметить, задремать… Странно все. Был человек, в инвалидной коляске, чудом спасся. А когда обратился — набросился на всех, будто и не болел никогда. И старики становятся сильнее, и старушки. Дети обращаются… Но чаще дети — первые жертвы.
— Есть мнение, что дети не обращаются.
В собравшейся небольшой толпе рядом с ними оказался длинноволосый мужчина. Он явно нервничал, переминался с ноги на ногу и, часто двигая челюстями, то жевал резинку, то пытался надуть пузырь.
— Я на других базах бывал, все говорили: дети не обращаются! — продолжил он. — И я говорил нашим: вроде дети не должны обращаться! Мне все: заткнись, заткнись! У нас вот почти каждый день! А потом проследили и поймали одного старичка. Не такой уж и старичок, сука проклятая! Маньяк он, извращенец. Насиловал ребенка, а потом убивал — он, говорил, обратился и напал! Раз за разом, и все на него нападали. А в суете все бегают, никому и дела нет, начальники только о своем думают — вот он пятерых и успел… Того этого, и задушил! Раз за разом, а я ведь говорил!
— Ну, этого еще не хватало! — Толик закатил глаза. — Столько хороших людей погибли в первые же минуты, а мразь всякая так и не перевелась!
— Сейчас кончать гада поведут! — Длинноволосый осклабился, и изо рта у него потекла слюна, которую он смущенно утер рукавом. — У вас жевачек нет? Если будут, я сменяю на что-нибудь. Печенье есть у меня, и презервативы, если надо, тоже есть, и…
— Ты курить, что ли, бросил? — прервал его Максим.
— А как не бросить? Скоро не будет сигарет. Вон, начальство: все, что нашли и сдали на склад, — стратегический резерв! Тоже мне, резерв! Сами все скурят. — Нервный снова попытался надуть пузырь и снова неудачно. — Вон! Повели, повели! Сволочь!!
Двое бойцов из гражданских под предводительством седоусого мужчины с красной повязкой на рукаве вывели тщедушного, беззубого старика. Тот, и без того невысокий, шел пригнувшись и жалобно смотрел на окружающих. Их толпы посыпались оскорбления.
— Да не я это!! — взвыл старик. — Не я! Они же меня кусали, вот!
Он потряс перемотанной грязным бинтом рукой. Это было ошибкой, а впрочем, что ему было терять? Многие из столпившихся вокруг базы потеряли своих детей, и немало безутешных матерей упрашивали руководителей Сопротивления разрешить им жить с уцелевшими малышами, ухаживать за ними. Но вместо этого было принято решение отдать детей на попечение стариков, разделив и тех и других на группы по половому признаку. Половина комнат в здании была заполнена иждивенцами, и что творилось в этих комнатах, теперь уже никто не знал. При мысли о том, что бедные мальчики пытались сопротивляться и кусали насильника, сразу несколько женщин кинулись на старика. Мужчина с красной повязкой попытался их остановить, но конвойные предпочли остаться в стороне.
— Дайте мне! — разъяренная, всклокоченная полная дама подскочила последней с высоко поднятым автоматом. — На, тварь!
Приклад со всего размаха опустился на голову исцарапанного старика. И тут же раздался выстрел — не привыкшая к оружию ополченка даже не поставила автомат на предохранитель. Пуля насквозь прошила ее живот. Началась суета, кто-то побежал за доктором, сразу человек двадцать, мешая друг другу, пытались оказать первую помощь, другие громко материли раненую и ее начальство: «И какой осел дает таким оружие?!» Воспользовавшись сумятицей, седоусый с повязкой за шиворот вытащил потерявшего сознание насильника из толпы и так и поволок его прочь. Конвойные, переглянувшись, заспешили следом.
— Дожили! — расталкивая всех и руками, и животом, к дверям протиснулся Клыкач и, прежде чем исчезнуть за ними, провозгласил: — Там люди гибнут, чтобы за вас же отомстить, а вы в тылу, черти, что устраиваете!
В ответ посыпался град ругательств, но Клыкач не стал слушать гражданских. Максим снова посмотрел на небо. Облака продолжали темнеть, ветер вроде бы стал усиливаться — все признаки скорого дождя. Прежде он порадовался бы: наконец-то придет свежесть после многодневной «парилки»! Но теперь его все сильнее снедала тревога. Сможет ли база устоять, если дождливая погода продлится несколько дней? Бочки на крыше явно установлены для сбора дождевой воды, но вряд ли ее хватит на две или три тысячи человек. Рука, еще во время разговора с длинноволосым машинально нащупавшая в кармане пачку сигарет, так же машинально вытащила одну.
— Во! — К Максиму тут же захромал полный мужчина, опиравшийся на трость. — Браток, выручи! Или хоть оставь покурить, а?
За ним сразу подошли еще несколько. Максим достал полупустую пачку, с тоской посмотрел на нее и отдал всю, вместе с той, первой сигаретой. «А длинноволосый ведь в чем-то прав! Самое время бросать курить, хотя кажется, что все наоборот… Но лучше самому принять решение, чем вот как они, ходить и выпрашивать». Отделавшись от сигарет, Максим оглянулся и увидел, что друзья уже идут назад к палаточному лагерю. Толик помахал рукой, призывая поторопиться. Когда Максим сворачивал за угол, с другой стороны базы донеслись два одиночных выстрела. Как видно, расстрельной команде было приказано экономить патроны. Догнав Лену и Толика у самых палаток, Максим увидел Папу Мишу, формировавшего группу для выезда.
— И вы двое тоже! — без выражения сказал он, заметив подошедших. — Лена отдыхает, женщин не берем в этот раз.
— Что-то серьезное? — насторожилась она.
— Наоборот. Просто навестим один адрес, ну и аптеки с магазинами надо проверить поблизости. Это как обычно… — Папа Миша задумался на миг. — Так, ломы берем, топоры и прочее, дверь может оказаться прочнее обычной. Дрон уже пошел за автобусом. Степаныч! Выдай тем, кого я отобрал, еще по два рожка и в автобус загрузи нам запасец! Воды почти нет… Да и черт с ней: будет фарт, так привезем.
— Это обычное дело, — пояснила Лена Максиму. — Сейчас почти все группы по квадратам берут товар из магазинов. Но иногда поступает приказ проверить определенный адрес. Несколько дней назад, когда мы только-только начали у Новосиба служить, целую двухуровневую квартиру вывезли. Там картины какие-то, драгоценности, даже часть мебели. Сгрузили где-то на базе.
— Что это за глупости? — Максим поднял брови. — Кто-то может о мебели думать в такое время?
— Каждый сходит с ума по-своему. Может быть, генерал какой-нибудь умом тронулся, а может, ему картины дороже всего. Но я точно знаю, что Новосиб просто так заказы не выполняет. Он потом эту мебель и картины не даром отдал, а сменял на какое-то медицинское оборудование для своей личной базы.
— Личной? — Максим насторожился. — Туда он увез Спеца и майора?
— Туда, — кивнула Лена. — И Надежду решил туда перевести временно. Ты, кстати, про это не болтай. Хотя я сама не все понимаю: вроде бы кто-то на самом верху эту базу создавал, назначил старшим Новосиба. А потом почему-то она стала секретной от всех. Может быть, всех тех, кто туда с самого начала людей и технику посылал, уже и в живых нет. А мы, кто в курсе, помалкиваем — мало ли что случится? Можно попробовать прорваться туда.
— Если там только медицинское оборудование, лаборатории и специалисты, то в чем может быть секретность? Хорошо бы спросить у Новосиба.
— Надька спросила. Он сказал: если мы сумеем сделать первые десять ампул с вакциной, то туда пойдет такая толпа, да с оружием, что просто разнесут все лаборатории, и базе конец. Наверное, он прав. Берегите там себя, пожалуйста! — Лена цепко ухватила Максима за лацканы куртки. — Вы обещали помочь мне попасть в Измайлово! Если не вернетесь — я одна пойду, и будь что будет! Макс, ты же ходил к тем каннибалам, ты же понимаешь, чего я теперь боюсь еще больше, чем маминой смерти?
Спустя десять минут ЛиАЗ миновал шлагбаум, покидая базу. Дрон, уступивший Папе Мише место за рулем, уселся неподалеку от Максима и, поглядывая в окошко, рассказал о старичке, у которого всегда ломило поясницу перед дождем. По его точным данным, старичок лежит не разгибаясь и всем предстоит большое веселье. Мнения бойцов разделились. Одни говорили, что о старичке никогда не слышали, да и где он был во время прошлого дождя? Другие, поглядывая на небо, полагали, что старичка никакого и не нужно, чтобы предсказать: ночевать будут все вповалку в укрепленном здании. О том, чтобы удержать саму территорию базы, палаточный лагерь и автопарк, никто даже не заикался.
Папа Миша в разговор не вмешивался. После гибели сына он так ни разу и не улыбнулся, стал непривычно молчалив. Все понимали, что короткие похороны случились совсем недавно, но время в эти сумасшедшие дни летело так стремительно, что за чередой событий люди редко успевали грустить о погибших. Тем более, что, как правило, они знали этих людей совсем недолго. Другое дело — Папа Миша, которому от прошлой жизни остался сын. И вот — глупая смерть. Леха не обернулся и не был разорван мутантами, а мгновенно погиб от удара сорвавшейся с креплений трубы огнемета. Теперь Папа Миша молча крутил баранку, время от времени поглядывая на закрепленную перед собой карту.
— Если надо будет картины таскать, или вообще мебель, я откажусь! — доверительно сообщил Максиму Толик. — Не по душе мне Новосиб. А уж те, для кого он это все добывает, — тем более! Может, это даже и не хозяева! Может, просто хотят нашими руками чужое жилье вычистить!
— Тогда бы нас в музей послали! — предположил Максим. — Представляешь, сколько сейчас миллионов долларов висит в картинных галереях вообще без присмотра? А в Оружейной палате, допустим, сколько всего?
— Ходит слух, — сказал Дрон, услышав их разговор, — что все самое ценное — ну, самое-самое! — упрятали под землю еще в самом начале. Часть в бункеры, а часть — в специально намеченных хранилищах припрятали. Они же, власти-то наши, когда запирались, надеялись вскоре вернуться, наверняка! И опять в Куршавели кататься, или куда там они любят. Валюты рухнули все от кризиса, который во время эпидемии как начался, так сразу общей катастрофой и закончился. А у них — картины, серебряные всякие штуки, бриллианты!
— Ну, и кому все это будет нужно? — мрачно спросил его невысокий боец лет тридцати, протирая толстые очки. — Больше никто огромных денег за холст со старыми красками платить не будет, забудь. Лет через триста, когда популяция восстановится, тогда и спрос будет. Искать будут, рыть, реставрировать все, что уцелело… И наши черепа находить между делом. Только черепа будут дешево стоить даже через триста лет — очень уж много!
— А я уверен, что у америкосов есть противоядие! — хрипло крикнул кто-то сзади. — Своим они наверняка уже колют вовсю! Только белым, конечно, зачем им черные и латиносы всякие? Они давно это планировали, только Россия мешала! Вот теперь они и ждут, пока мы передохнем!
— Хватит глупости говорить! — очкарик демонстративно уставился в окно, барабаня пальцами по калашникову. — У них дочь вице-президента одной из первых погибла, это было во всех новостях. Тогда еще были новости…
— Они тебе расскажут! — Хриплый рассмеялся. — А ты и уши развесил: новости! Может, у них там вообще уже все хорошо. Может, у них там ничего и не было! Откуда ты знаешь? Из их же новостей? Так они всегда нам врали!
Завязался спор, совершенно, на взгляд Максима, бессмысленный. Автобус, между тем, постепенно приближался к центру. Аккуратно объехав Красногвардейские пруды, Папа Миша по Звенигородскому шоссе, где с ними разминулась короткая колонна военных грузовиков, удачно проскочил мимо метро 1905 года на улицу Красная Пресня. Со стороны станции наперерез им кинулись около сотни мутантов, но дорога была свободна, и они быстро остались позади.
— Вояки их растревожили, — предположил Дрон. — Поехали еще какой-то склад потрошить, наверняка. Хотя я бы в такую погоду людей держал поближе к укрытиям.
— Вот ты Папе Мише об этом скажи, — прошептал очкарик. — А еще лучше сразу Новосибу. Где он сам?
Еще один поворот, и ЛиАЗ остановился возле особняка, довольно неожиданно вписавшегося в район многоэтажных домов. Без команды бойцы кинулись открывать переднюю дверь, укрепленную «засовами» из арматуры и цепей.
— Двое автоматчиков, четверо с инструментом ломать двери, — почти меланхолично приказал Папа Миша. — Дрон — старший, и чтобы без шума. В доме могут быть заперты один или два мутанта.
— Да хоть десять, за столько дней только один уже остался, — тихо проворчал Толик, но Папа Миша его услышал.
— Как мне задание дали, так я вам и передаю. После зачистки дома Дрон возвращается за руль, остальные берут все полезное. Фотоальбомы не выносить и не портить! Я за ними сам приду.
— Фотоальбомы? — удивленно переспросил очкарик, готовясь с ломом в руках покинуть автобус. — Вот тоже… Нашел, за чем нас посылать.
— Если у человека есть возможность в такое время послать группу за фотоальбомами, чтобы еще раз увидеть своих близких хоть на фото, то почему бы ему этого не сделать? Я бы послал хоть полк. Это ведь последнее, что от них осталось. — Папа Миша побарабанил пальцами по рулю, наблюдая, как бойцы не без труда выламывают массивную дверь. Потом добавил чуть слышно: — Вот устану от всего, и просто поеду домой. Кто же знал, кто же тогда мог думать об этих альбомах…
За первой, красивой резной дверью, оказалась еще одна, стальная, а когда взломщики справились и с ней, то оказались в тесном тамбуре перед третьей преградой. Дрон, утерев пот, позволил ломать ее другим, а сам поманил Максима и Толика к себе. Они выскочили с автоматами наизготовку, но мутантов нигде не было видно.
— Только не стреляйте! — предупредил он. — Не так уж мы далеко от метро, а внизу воды теперь, наверное, полно, вот мутанты там и кучкуются. Эх, только бы не полило… Но если начнется дождь — все бросаем и в автобус! А пока ваша задача — поискать вход в подвал, может, у них там запасы какие-нибудь хранятся. Найдете канистры с бензином — тоже тащите. Только осторожно: за каждой сломанной дверью может быть тварь.
Его слова подтвердились тотчас. Как только бойцы с ломами и топорами одолели третью дверь, на них кинулся мутант. Атака оказалась неожиданной: он напал, стоя на четвереньках. Точнее, она: азиатского типа девушка, на которой еще сохранились остатки когда-то белоснежного передника служанки. Она попыталась вцепиться в ногу очкарика, но тот с неожиданной ловкостью ударил ее ломом в спину и почти пригвоздил к полу.
— Расступись! — Дрон прыгнул вперед и тем самым оружием, которое сперва показалось Максиму кочергой, пробил мутанту висок.
Конец «кочерги» застрял, зацепившись за кость. Очкарик сопел, налегая на лом, но тварь умирать не собиралась. Почти обездвиженная, скребущая отросшими когтями по паркету, она начала тонко и зловеще верещать.
— Да не стойте, добейте ее! — Дрон наступил ногой на «кочергу», стараясь загнать ее поглубже в мозг. — Шею перебейте, что ли!
Максим щелкнул предохранителем автомата, присел на колено и тремя ударами приклада заставил азиатку замолчать навсегда. Освободив оружие, Дрон для уверенности ударил ее еще раз, тупым концом оружия размозжив череп. Поднявшись, Максим стер с лица какие-то капли — то ли кровь, то ли мозг — и вошел в дом за товарищами.
«А все-таки быстро мы научились убивать, — подумал он, разглядывая богатое убранство просторной прихожей. — И не страшно, и не брезгливо. Обычная жизнь».
