Глава 2
Кирилл бросил взгляд на старинные «Командирские» часы, пристегнутые к левому запястью ветхим кожаным ремешком, поправил на лбу куфию, намотанную на арабский манер, и, сощурившись, внимательно оглядел ровную, как стол, линию горизонта на востоке.
Наблюдательный пункт был устроен на плоской вершине одной из ржаво-коричневых скал, возвышавшихся местами к западу от поселения. При взгляде издалека эти скалы навевали ассоциацию с торчащими из вековых песков пальцами мумий, настолько контрастно выглядели они посреди бескрайней плоской пустыни.
Высота, на которой оборудовали наблюдательный пункт, составляла всего метров пятьдесят, так что Кирилл, поднимаясь на площадку по проложенной серпантином тропе, даже не запыхался, несмотря на возраст. Чего не скажешь о восемнадцатилетнем парне, выполнявшем функции личного порученца при главе Клана – он и взмок, и пыхтел за спиной, мучимый одышкой.
К сожалению, не всех рожденных после Великого Перехода природа одарила отменным здоровьем, но пользу должны были приносить все, Клан не мог себе позволить нахлебников. Поэтому кто не мог входить в состав боевых отрядов, работал в поселении или при штабе.
Ветер на высоте ощущался сильнее, он уверенно и мощно дул с севера, уже превысив отметку в двенадцать метров в секунду, судя по показаниям анемометра. Четырехлопастный датчик прибора стремительно вертелся на шесте у края приспособленной для наблюдения площадки. Еще чуть в стороне торчала в небо полосатая бело-красная мачта антенны связи, а у самого парапета стоял на азимутальной монтировке мощный высокоапертурный телескоп-рефрактор с оборачивающей призмой.
Кожа Кирилла давно уже утратила былую белизну, отличавшую его, рожденного далеко на севере, от родившихся здесь. Да и возраст давал о себе знать – по грубым, словно дубленым щекам пролегли борозды глубоких морщин. На затылке из-под куфии выбивались несколько седых прядей – уже третье десятилетие Кирилл носил длинные волосы, и, несмотря на пятидесятилетний возраст, на его голове не было и намека на зарождающуюся лысину.
Порученец, стоявший в двух шагах позади Кирилла, наконец, отдышался. Это был один из новеньких. Кирилл нередко путал их имена и прозвища, и дело было вовсе не в плохой памяти. Причиной являлась слишком короткая продолжительность жизни людей Клана, связанная с неизбежностью мутаций.
Кириллу трудно было подстроить свое восприятие времени к такому искаженному и ущербному ритму, в котором жили теперь другие. Но у новенького прозвище было таким ярким и запоминающимся, что врезалось в память без всяких усилий. Неизвестно почему и за что прозвали его Джейраном. Хотя мама его назвала Сидором, а по бытующим в Клане традициям это имя сократили до удобной трехзвучной формы – Сид. Но он охотно отзывался и на Сида, и на Джейрана, избавляя Кирилла от мучительного перебора в памяти имен давно мутировавших соратников или от беспомощных обращений типа: «Эй, поди сюда».
– Видите? – спросил парень.
– Глаза у меня уже не те, что раньше, – без всяких эмоций ответил Кирилл. – Поэтому твоим я доверяю больше. На связь с ними пробовали выходить?
– Солнце! – Парень показал пальцем в небо и виновато пожал плечами.
Действительно, условия прохождения сигнала в средневолновом диапазоне, на котором работали рации Клана, в значительной степени зависели от солнечной активности вообще и от времени суток в частности. Другими словами, от состояния ионосферы. Днем можно было наладить связь лишь на дистанции километров в десять, а ночью и до двадцати получалось. Вот только кому придет в голову ночью удаляться от поселения на двадцать километров?
Кирилл наклонился к телескопу и прильнул глазом к окуляру, подкручивая фокусировочный узел. Когда изображение линии горизонта стало резким, хоть песчинки считай, за ней стало отчетливо различимо облако пыли, какое может оставить только приближающийся колесный транспорт. Или внушительный отряд диких на боевых верблюдах.
Любой колесный транспорт в здешних краях принадлежал Клану, а в то, что дикие сумеют между собой договориться и создать коалицию против Клана, верилось с трудом. Выходило, что пыль подняли возвращающиеся из пригорода Александрии буера под командованием Макса. Но почему так рано? С учетом времени набора топлива, его транспортировки к окраине и последующего частичного разлива в емкости других буеров, ждать их можно лишь часа через три, не раньше. Значит, что-то случилось. А «что-то» в новом мире почти всегда означало «что-то плохое».
Наблюдательный пункт располагался на высоте пятьдесят метров, значит, расстояние до видимой линии горизонта составляло двадцать пять километров. А пыль еще дальше. Выходило, что до буеров, если это именно буеры, дистанция пока километров тридцать. Может, и тридцать пять. В любом случае для радиосвязи, имеющейся в распоряжении Клана, слишком много. Придется ждать.
Кирилл задумался. Непривычно тревожно стало у него на душе. Не тревожно даже, скорее волнительно. Ну, не может всегда все быть плохо! Не бывает так. По любой из теорий математической статистики не может, да и по здравому смыслу тоже. Тридцать лет каждый день, каждый час было плохо. И мало того, что плохо, мало того, что гибли и мутировали друзья, любимые женщины, даже собственные дети, мало того, что каждый миг приходилось думать не о жизни, а о выживании, так еще и просвета не было никакого, ни малейшего намека на хоть сколько-нибудь светлые перспективы. Наоборот, с каждым годом ресурсов старого времени становилось меньше, а погибших в памяти – все больше.
И от этого делалось невыносимо. Так мучительно, что хоть вой.
А сегодня это облако пыли за чертой горизонта. Конечно, почти наверняка это возвращается группа Макса. Возвращается рано, а значит, ни с чем. Да еще и с потерями, куда без них. То есть почти наверняка это снова что-то плохое. Как обычно. Но почему-то странно ощущал себя Кирилл, так, словно в его израненной, больной и давно очерствевшей душе все еще теплилась надежда на что-то хорошее. Не на хорошее даже, черт бы с ними, с черно-белыми оценками, а просто на другое. Надежда на какой-то выбор.
Ну, вроде бы, что могло сулить это облако пыли? Да ничего хорошего. Но фантазия Кирилла помимо воли начала строить предположения, рождать в голове образы и картинки. А вдруг Макс возвращается рано из-за того, что нашел нечто невероятное? Или встретил кого-то, кто может перевернуть всю жизнь Клана?..
«Нет, прочь эти мысли! – зло подумал Кирилл. – Долой их, в шею! Какие, к чертям, надежды? На что? Кого или что мог найти Макс там, где уже десятки раз побывали высылаемые за топливом экспедиции? Даже теоретически невозможно. Все, к черту. Не до иллюзий…»
Он украдкой сделал несколько глубоких вдохов. Благо Джейран глазел по сторонам, трое наблюдателей, несших дежурство, травили байки у края площадки, а больше никого поблизости не было. Это хорошо. Никто из подчиненных, никто из Клана, даже матери детей Кирилла, не должны видеть в нем ничего, кроме непоколебимой уверенности. Для всех без исключения он – Железный Кир. А мысли читать, к счастью, никто не умеет.
Чем тешить себя бесплодными надеждами, лучше подготовиться к предотвращению возможных опасностей. Поскольку ничего, кроме новых опасностей, раннее возвращение экспедиции не сулило. Чем оно могло быть обусловлено? Скорее всего, нападением, которое не удалось отразить, после чего пришлось спасаться бегством, вместо того чтобы набирать топливо. Мутанты в западной части города не появлялись – слишком сухо, слишком далеко от их главного логова, которым являлось озеро Мариут. Значит, скорее всего, дикие. И каким же числом, чтобы обратить в бегство хорошо оснащенную группу Макса? Странно…
Сердце опять забилось чаще, но Кирилл усилием воли отогнал непродуктивные мысли. Главная опасность состояла в том, что раз Макс возвращается так рано, значит, он возвращается без топлива. А без топлива Клану не выжить. Точнее, выжить-то люди выживут, но одичают очень быстро без технологий, основанных на применении огня. А это все равно уничтожит Клан. Не людей Клана, а сам Клан как понятие. Это, может, еще и хуже.
Дольше стоять на наблюдательной площадке не имело смысла. Если это возвращается Макс, скоро с ним можно будет связаться в эфире и выяснить все детали. Если не он, надо готовить оборону. И, в любом случае, необходимо на ближайший час или два остановить все работы, связанные с расходом топлива. Так как, если буера придут пустыми, важна будет каждая капля солярки.
– Дай мне связь со штабом, – велел Кирилл Джейрану.
Тот засуетился ввиду неопытности, затем достал из заплечного мешка переговорный модуль и произнес:
– Штаб, Киру на связь!
По тому, как он это сказал, заметно было, что парня распирает от гордости быть порученцем самого Железного Кира.
– На связи штаб! – тут же ответили из радиорубки.
Кирилл взял переговорный модуль и приказал, нажав тангенту:
– Отправьте людей в энергетическую зону. Все печи остановить до моего особого распоряжения. Посмотрите по журналу, кто еще может расходовать топливо, кроме электриков, и остановите все производства, связанные с расходом солярки.
– Принял! – отрапортовал радист.
– Дальше. Снарядите три отделения и выдвиньте их к третьей линии обороны. Пусть займут позиции. К каждому отделению прикрепить снайпера с винтовкой старого времени. Пусть возьмут три буера для артиллерийской поддержки.
– Остальных маршем? – уточнил радист.
– Да. Ноги ни у кого не отвалятся. Кроме того, задействовать все огневые точки, устроенные на скалах. В ждущем режиме. Без моей команды оружие старого времени не применять.
– Принял.
– И постоянно вызывайте группу Макса. Мало ли, может, ответят раньше, чем наблюдатели разглядят, что да как.
– Есть, принял!
– Тогда все, конец связи.
Кирилл вздохнул, вернул Джейрану переговорный модуль и окликнул старшего из наблюдателей. Тот вскочил на ноги и пулей метнулся к Кириллу. Авторитет – этого Железному Киру было не занимать.
– Глаз с горизонта не спускать, – велел Кирилл. – Как только станет ясно, кто к нам приближается, тут же доклад в штаб. Я буду там.
– Есть! – вытянувшись по струнке, ответил парнишка лет шестнадцати на вид.
Тридцать лет прошло, а Кирилл все не мог привыкнуть, что в целом Клане, из всех восьми сотен подчиненных ему людей нет никого старше двадцати пяти лет. Одни юнцы. Рано и быстро взрослеющие, но, по сути, все равно дети. Дети, которых ему, Кириллу, каждый день приходится посылать на смерть. Одного этого достаточно, чтобы держать нервы натянутыми, как струна. Но показывать этого нельзя. Никому.
Кирилл вздохнул и не спеша направился к тропе, ведущей вниз. Джейран засеменил следом. Вид сверху открывался обширный, но лишь само поселение вносило разнообразие в неизменный пейзаж окружающей пустыни. Оно занимало внушительную площадь и делилось на несколько зон: жилую, производственную, сельскохозяйственную, складскую, энергетическую. С запада оно вплотную примыкало к невысокой скалистой гряде, дугой раскинувшейся с севера на юг. Частично гряда прикрывала от пыльных бурь, приносимых жарким западным ветром из Ливийской пустыни, но она же позволяла в случае обороны занять выгодные огневые позиции на высотах.
Еще в самом начале существования Клана стало понятно, что наиболее выгодным жильем в пустыне являются жилища, не возвышающиеся над песком, как дома, а заглубленные в грунт. Благодаря наличию на складах города и в порту огромного количества сухих бетонных смесей такие небольшие бункеры с узкими бойницами окон оказалось несложно обустроить. Они, подобно серым черепахам, греющимся на солнце, раскинулись по всей жилой зоне.
Группы по нескольку домов под землей соединялись тоннелями, чтобы в случае необходимости соседи могли прийти на помощь или чтобы жильцы могли покинуть жилище, не выходя на поверхность. Но в то же время каждое из помещений дома, а также проходы между землянками-бункерами, могли быть намертво заблокированы металлическими дверями. И это не было прихотью. Это было суровой необходимостью на тот случай, если кто-то из жильцов неожиданно для других мутирует. На ночь же закрывались все двери, защищая всех от каждого и каждого от всех.
Дома, вне зависимости от ранга владельцев, были одинакового размера – в каждом по три комнаты и кухня. Жилище Кирилла тоже не отличалось от остальных. Больше других в жилой зоне было только здание штаба – его выстроили в несколько раз больше жилых домов, в нем располагалась радиорубка, основные хранилища с оружием и боеприпасами старого времени, а также зал для военных советов.
В стороне от жилой зоны, так, чтобы дым от горящей солярки беспрепятственно сдувало господствующими ветрами, располагалось сердце могущества Клана – энергетическая зона. Там работали силовые приводы и генераторы, сохранившиеся солнечные батареи, несколько кустарно изготовленных ветровых турбин, сверкали изрядно помутневшие за тридцать лет зеркала солнечных коллекторов. Все, что удалось собрать тридцать лет назад, все, что удалось сделать силами Клана.
К сожалению, большинство из устройств, на которые возлагались большие надежды, не оправдало себя. Так, казалось бы, можно было бы вообще обходиться без топлива, если соорудить ветряные генераторы. Ведь ветер в прибрежной зоне пустыни дует всегда. Но не тут-то было! Врагом большинства механизмов оказался песок. И все, что работало на открытом воздухе, быстро изнашивалось, а то и вообще выходило из строя после любой пылевой или песчаной бури. Ветрогенераторы клинило так, что приходилось разбирать их до винтика и менять всю смазку. Зеркала для нагрева воды энергией солнца и элементы солнечных батарей тускнели и затирались под ударами миллиардов разогнанных ветром песчинок.
В результате основную нагрузку по выработке электричества для нужд клана взяли на себя моторы кустарного производства. Идею создания двигателей внутреннего сгорания пришлось отбросить с самого начала. И дело было не только и не столько в сложности их изготовления, сколько в отсутствии топлива для них. Это в середине двадцатого века бензин был бензином, а дизельное топливо – просто более тяжелыми фракциями перегонки нефти. Но на момент поражения человечества неизвестным вирусом дело обстояло уже иначе.
Общество потребления в погоне за недостижимой точкой мифического «высокого комфорта» устремилось к массовому производству с минимальными затратами. Оно превратило привычные надежные вещи в поделки из дешевого пластика, инструменты – в одноразовые железки, не выдерживавшие ни одной заточки, электронику – в монокристаллы кремния, непригодные для ремонта и выходившие из строя вскоре после завершения гарантийного срока.
А вместо бензина оно стало использовать крайне нестабильные смеси метанола, газового конденсата и дешевых нефтяных фракций, скрепленных различными топливными присадками. По прошествии времени присадки теряли свои свойства, а топливо разлагалось на составляющие, теряя не только октановое число, но и целый ряд других свойств, становясь совершенно непригодным для использования в моторах внутреннего сгорания.
А вот горело оно по-прежнему хорошо. Поэтому первой идеей, с учетом имеющихся технологий, было создание паровых машин. К счастью, до этого не дошло, так как труда оказалось бы вложено много, а результат вышел бы плачевным.
Идея паровых двигателей разбилась о реалии Северной Африки, а именно – о дефицит воды, без которой паровая машина работать не будет. Качать же воду из скважин только для того, чтобы потом в виде пара выпустить ее в атмосферу, было для Клана непозволительным расточительством. Поэтому Кир, покопавшись в сохранившихся библиотеках, еще не умея читать по-арабски, на основе только англоязычных источников восстановил уникальную технологию девятнадцатого века – двигатель Стирлинга.
Более громоздкий и менее мощный, чем паровая машина того же размера, двигатель Стирлинга обладал целым рядом преимуществ в условиях жизни Клана. Для своей работы он требовал только разогрева в горячей зоне и охлаждения в холодной, то есть ему годилось любое топливо, способное гореть – хоть дрова, хоть газ, хоть разложившаяся без присадок солярка тридцатилетней давности. В качестве рабочего тела он использовал только воздух и не нуждался в дефицитной воде, в отличие от паровых машин.
Но главное, он был очень, очень прост в изготовлении и совершенно нетребователен к материалам. Цилиндры и поршни двигателей, ввиду низкого давления при работе, можно было отливать хоть из бронзы, которой было в избытке и которая не требовала высоких затрат при плавлении и обработке. А вытеснители вообще можно было хоть отливать из гипса, хоть формовать из глины. Просто, дешево и весьма надежно.
Единственным недостатком двигателей Стирлинга было не очень выгодное соотношение веса и размера к мощности. Другими словами, чтобы выдавать нужный для работы генераторов крутящий момент, машины следовало делать большими и тяжелыми, что исключало их использование на транспортных средствах. А вот на электростанциях они работали просто превосходно.
Впрочем, «электростанции» – слишком громкое слово для сооружений, из которых состояла энергетическая зона. По большому счету, от них требовалось только укрыть моторы от ветра и песка, а также защитить холодные зоны стирлингов от прямых лучей солнца. По сути, электростанции представляли собой легкие ангары, в которых стояли работавшие на солярке печи, сообщавшие энергию горячим зонам двигателей. Генераторы работали непрерывно, заряжая аккумуляторы.
В первое время в городе можно было найти сколько угодно промышленно изготовленных свинцово-кислотных аккумуляторов. Но уже через пять лет все они вышли из строя из-за сульфатации свинцовых пластин, что потребовало от Кира новых решений, а от Клана – новых затрат труда. Впрочем, решение оказалось простым, а затраты труда не такими уж весомыми. После изучения принципа работы и технологии изготовления свинцово-кислотных аккумуляторов, которые использовались еще в девятнадцатом веке, Кирилл пришел к выводу, что Клан самостоятельно сможет наладить их выпуск.
Глина, при обжиге превращавшаяся в керамику, оказалась превосходным материалом для изготовления корпусов, а отливать и штамповать свинцовые пластины оказалось делом и вовсе не хлопотным. Серной кислоты на складах в порту Александрии было с избытком, впрочем, как и других крайне полезных химикатов, шедших на разные нужды, от создания стеклопластика из эпоксидных смол до производства черного пороха в промышленных масштабах.
Таким образом, электричество решало массу проблем, с которыми без него справиться было бы куда сложнее. От освещения домов ночью до исправно работающих радиостанций, без которых многие задачи, успешно решаемые Кланом, были бы вообще невыполнимы.
Производственная зона располагалась в поселении между жилой и энергетической. Там изготавливалась масса необходимых вещей, от оружия и боеприпасов до одежды и обуви. Там же ремонтировалась техника старого времени, если она вообще подлежала ремонту, что, к сожалению, бывало реже, чем хотелось бы.
Сельскохозяйственная зона раскинулась вокруг колодцев и скважин, там выращивались овощи и злаки, а также паслись козы, доставленные некогда из окрестностей озера Мариут и изрядно с тех пор расплодившиеся.
В общем, Клан не бедствовал, чего нельзя было сказать о психологическом состоянии людей. Главным источником морального прессинга была, конечно, ежесекундная опасность мутации. У людей опускались руки в отсутствии перспектив. Все они были обречены. Все до единого. И эта обреченность, год за годом, способна была сломить кого угодно. Ну не приспособлен человек, подобно бабочке-однодневке, жить без планов на будущее, а даже если и строить планы, то без возможности их реализации. Дня не проходило, чтобы в Клане не мутировал хоть кто-то. Иногда мутировали несколько человек сразу.
Однажды, лет двадцать назад, по какой-то непостижимой случайности мутировали все десять человек смены кочегаров на электростанции. Обычно, если кто-то падает, дергаясь в судорогах, другим ясно, что началась мутация. И всегда найдется кто-то, кто прикончит очередную жертву вируса еще до того, как она поднимется на ноги уже совершенно другим существом.
А тогда сделать это оказалось некому. Все, кто был в помещении, мутировали и начали крушить оборудование. Разбили огромное количество аккумуляторов, разлили солярку из баков, и она загорелась от пламени печей. Мутанты всегда стараются от огня держаться подальше, поэтому они ломанулись наружу и принялись убивать всех, кто попадался им на пути, продвигаясь к источникам воды в сельскохозяйственной зоне.
Это был день ужаса. Никто не был к такому готов, при оружии была только охрана периметра, и даже собаки, как водится, разгуливали по селению без панцирей и играли с детьми. Собаки тогда, собственно, всех и спасли. Правда, немалой ценой, ведь без брони они были почти так же уязвимы, как и люди.
С тех пор во всех зонах поселения велось постоянное патрулирование. Стрелки с ружьями в сопровождении облаченных в доспехи собак дежурили посменно, разделив каждую зону на охраняемые сектора. И стоило откуда-нибудь выскочить очередному мутанту, а это происходило, к сожалению, почти ежедневно, собаки тут же его обездвиживали, повредив жилы на ногах, а затем либо добивали лобовым штыком, либо выгрызали кадык.
Из тех же соображений все помещения разделялись стальными дверями так, чтобы каждый человек, которому исполнилось четырнадцать лет, спал в одиночестве. В каждой комнате в особом гнезде располагалась шумовая граната. Регламент предписывал запирать двери на замок, срабатывание которого посылало сигнал на штабной пульт. Если сигнала не было, в подозрительный дом тут же отправлялся патруль.
Утром же все происходило в обратном порядке – открывание замка посылало сигнал на пульт. К счастью мутанты были настолько тупыми, что не могли справиться ни с каким замком. В результате тот, кто мутировал, оставался запертым в ловушке из бетона и стали. Прибывший патруль дистанционно подрывал в помещении шумовую гранату и, пока мутант катался по полу, зажав уши руками, бойцы открывали замок и пускали внутрь собак. По хлопку гранаты всегда можно было определить, в доме кого из соседей случилась очередная беда. И это тоже не добавляло никому ни воли, ни уверенности в завтрашнем дне.
Добравшись до штаба, Кирилл не без удовольствия окунулся в прохладу бетонного помещения.
– Собирайте высший офицерский состав, – с порога приказал он дежурному офицеру. – Впрочем, мне нужен не весь. Давайте сюда Артема, Хасана, Белого и Рамазана. Или, чтобы быстрее, давай-ка ты, Джейран, смотайся за ними сам. Ты молодой, тебе физическую подготовку надо подтягивать.
Джейран хоть и настроился отдохнуть от жары в тени и прохладе, не выказал тем не менее даже намека на недовольство. Кирил подумал, что люди стали совсем другими. Кардинально. Ничего в них не осталось от тех, с кем он привык общаться тридцать лет назад. Ни лени в них не осталось, ни зависти, ни всепоглощающей алчности, ни постоянного стремления ко все большему комфорту. Вспомнились знаменитые слова, некогда сказанные Аль Капоне: «Пуля производит поразительные изменения в голове, даже когда попадает в задницу». Нечто подобное произошло, похоже, со всем человечеством. Только в роли пули, попавшей в задницу, выступил вирус.
В этом был, безусловно, некий положительный момент. Но Кирилл, сколько ни думал об этом, все же не готов был его принять. Или не решался? Как бы там ни было, вирус убил очень, очень многих близких ему людей, любимых женщин и друзей. Слишком много, чтобы искать в нем хоть что-нибудь положительное. Но не признать очевидного Кирилл тоже не мог. Люди стали лучше. Однозначно.
Сняв в раздевалке халат и куфию, защищавшие от песка, Кирилл остался в совершенно прозаических штанах и футболке. Такой одежды на складах в городе было навалом, а в сухом климате и при должных условиях хранения сохранялась она хорошо. Поэтому в быту многие носили одежду старого мира – пусть и недолговечную, зато не отнимающую ресурсов на ее производство.
А вот с обувью была беда. Все без исключения кроссовки, туфли, ботинки на полимерной подошве за тридцать лет стали непригодны к использованию. Какие-то виды пластика разложились и рассыпались в пыль, другие изменили объем, либо раздулись, либо усохли, искривившись до неузнаваемости, третьи стали жесткими и трескались от любого приложения силы. А поскольку обувь старого мира в основном была из таких материалов, толку от нее не было ни малейшего, хотя находили ее вагонами. Пришлось налаживать производство добротных башмаков из козлиной кожи.
Кирилл добрался до помещения, предназначенного для военных советов. Его убранство, как и любых других помещений в поселении, было аскетичным до крайности – только стол, склепанный из древесно-стружечных плит, и табуреты. Кирилл с удовольствием опустился на один из них, вытянул ноги.
– Ветер крепчает! – сообщил вахтенный начальник радистов, войдя в помещение. – Может, и до пыльной бури дойдет. Но, думаю, не раньше, чем прибудут ребята Макса. Но вообще дует уже свыше пятнадцати метров. Видимость ухудшается. Связи с ними все еще нет.
– Быстрее доберутся при сильном ветре, – пробурчал Кирилл.
За напускной строгостью легче было прятать реальное беспокойство. Все было некстати. Как назло. Неопределенность с Максом, ветер этот, а еще если пыльная буря начнется…
Нет, ребята опытные, домой доберутся. К тому же буеры легко выдерживают ветер в двадцать метров в секунду, ну, разве что паруса немного зарифить.
Но все же на душе было нехорошо. В группе два долгожителя – Макс и Борис, обоим уже за двадцать, оба опытные в боевых действиях, что черт в приобретении душ. Потерять их или хотя бы одного из них Кириллу не хотелось бы.
Хотя что значит «не хотелось бы»… Никто в новом времени не жил дольше двадцати шести лет. Ни один человек, кроме самого Кирилла. Как ни крути, в любой момент каждый из долгожителей мог стать жертвой мутации. Да и вообще каждый из людей.
Вот сейчас Джейран побежал звать офицеров, а Кирилл сидит и ждет их. И толку? Может получиться, что Джейран мутирует, не добравшись до них, или любой из них уже мутировал, и тогда придется менять планы, искать других людей, снова им все объяснять… Бесконечный круг. От одной мысли о нем нервы начинали ныть во всем теле. И так изо дня в день. Без всякого намека на улучшение…
Вдруг Кирилл отчетливо осознал, что гнать прочь надежду на внезапное изменение ситуации – это форменный идиотизм. Да если бы не она, если бы не эта надежда, он давно сломался бы, просто не выдержал бы. Какой смысл жить, вести куда-то этих людей, если ничего впереди нет?
Но была надежда. Да, была, как бы ни пытался Кирилл самого себя убедить в ее отсутствии. Без надежды ничто не имеет смысла.
«Ну и черт с ней, – подумал он. – Есть так есть. Все равно надо работать и решать ежечасно возникающие проблемы».
Через пару минут в комнату вбежал дежурный:
– Есть связь с Максом! – выпалил он.
Кирилл сам готов был броситься бегом в радиорубку, но так делать было нельзя. Эмоции деть никуда не получится, но выказывать их при подчиненных – последнее дело. Особенно с учетом того, что самому старшему из подчиненных меньше двадцати пяти лет.
Пришлось встать и степенно отправиться в отведенную радистам каморку. Там, в полумраке, разбавленном лишь свечением разноцветных индикаторов, тихо шипели, воспроизводя звуки эфира, стационарные динамики. Кирилл, не присаживаясь, наклонился к торчащему из стола микрофону и нажал клавишу передачи.
– Здесь Кир. Группа Макса, ответьте!
– На связи Макс! – тут же раздался ответ, сильно искаженный помехами.
– Я слышу, что на связи. Давай, докладывай.
– Ну, главное, что мы порожняком идем. Без солярки. Это вы, наверное, уже поняли. Есть потери. Двое убиты, один мутировал.
У Кирилла заныло сердце, хотя он знал, что Макс жив.
– Кто?
– Двое стрелков, из новеньких. Их прыгуны накрыли неожиданно, при отступлении. И Виктор мутировал.
– Вот черт… – выругался Кирилл, но на самом деле испытал неприятное для самого себя облегчение, что среди жертв нет Бориса. – Откуда там мутанты?
– Из провала, – ответил Макс. – Чуть ли не у нас под ногами асфальт просел, у самой заправки. Но солярки и так почти не осталось. Видать, близко проходил канализационный тоннель. Муты же, чтоб им неладно было, еще ведь и роют ходы во все стороны. Скорее всего, вода начала подтекать под стальную емкость хранилища, та проржавела, и топливо начало уходить. Ну и кирдык ку-ку. Они как ломанулись из провала, пришлось отступать. Да еще с кудрями, как моя Надюша говорит.
– В смысле?
– Борис оказался с одной стороны провала, мы с другой. Ну и понеслась душа в рай. Он по одной улице отступает, с пятью собаками и без буера, а мы по параллельной. Повеселились от души, нечего сказать. Но солярки нет, Кир. Не только мы пустые, ее вообще больше нет. Ну, где-то есть, конечно, но это, как говорится, неразведанные запасы.
– Ясно. Давайте, возвращайтесь скорее. А то задувает уже.
– Не, нормально. Песок пока в воздухе не висит, уже хорошо. Доберемся.
– Ладно, конец связи.
Кирилл вернулся в комнату для совещаний, сел за стол.
– Карту города принесите сразу! – велел он дежурному.
Да, в новом мире «что-то» всегда означает «что-то плохое». Сколько раз Кирилл в этом убеждался, и вот снова. Можно было предположить, что Макс нарвался или на диких, или на мутантов. Можно было предположить, что он возвращается без топлива и с потерями. Но что топливо теперь вообще взять неоткуда, предположить было сложно.
Однако вышло именно так. Вышло неожиданно, ломая все планы. Как обычно. Развитие ситуации по наихудшему из возможных вариантов давно уже стало для Кирилла будничной реальностью. Но привыкнуть к такому положению дел все равно не получалось. Потому что так быть не должно. Мир не так был устроен, совсем не так. Сколь бы ни был он плох раньше, до вируса, но в нем всегда был выбор: как поступить, что получить в ответ на такой поступок. Теперь же как ни поступай, результат один – ухудшение ситуации. Всегда, с каждым днем, все только хуже и хуже. И не видно этому никакого конца.
Иногда нет-нет да и проскакивала мыслишка, что жизнь не стоит тех усилий, которые Кирилл прикладывает. Себя загонял, людей загонял, а толку ноль. Ну да, сейчас они отличаются от диких. Живут лучше, сытнее. Безопаснее во всех отношениях. Но что толку, если с каждым годом все хуже и хуже? А стоит самому умереть, и все. Через пять лет от поселения ничего не останется, а бывшие соратники Кирилла будут с палками за козами гоняться. Неизбежно.
Много раз уже Кирилл думал о том, как все сложится после его смерти. Вроде какая бы, к чертям, разница? После нас хоть потоп. Но такая философия в Кирилла не лезла ни в каком виде. Он думал и что оставит сам, и о тех, кто останется после него. И чем дальше, тем больше.
Но все мысли сводились к одному: его смерть перечеркнет всё, чего удалось добиться. И тому пример – дикие. Получалось, что если Кирилл сам не найдет выход до собственной смерти, Клану конец. Всем усилиям конец. Всем мечтам конец.
Беда состояла в том, что Кирилл не только не видел выхода, он не представлял даже, в каком направлении этот выход искать. Потому и ныло сердце при любой неясной ситуации. Ведь неясная ситуация предполагала случайность, а надеяться можно было лишь на слепой случай. Потому что никакие усилия уже тридцать лет не приводили, по большому счету, ни к чему. Руки уже опускались.
Но каждый раз, когда это происходило, Кирилл мысленно хватал себя за грудки, отвешивал себе воображаемую затрещину и приказывал не сдаваться. Зачем? Непонятно. Видимо, из тех же соображений, из которых барахталась в кувшине с молоком лягушка из известной сказки. Просто чтобы не сдаваться. И все.
Дежурный принес несколько карт, и Кирилл взялся за их изучение. На одной из туристских схем были обозначены все автозаправочные станции города, но радости эта информация не принесла. Заправки на западной окраине были опустошены, в центре города их не было вовсе, а с восточной окраиной были проблемы. Там озеро Мариут, и это уже само по себе плохо. Где вода, там мутанты.
Но этим проблемы не ограничивались. Проводя жизнь в канализационных тоннелях, мутанты имели обыкновение рыть норы в сторону любого водоема поблизости, чтобы затопить подземелья водой. Это, собственно, и являлось причиной провалов – лишняя вода, на которую инженеры при строительстве никак не рассчитывали, размывала грунт, образуя полости, в которые со временем проседали не только участки дорожного полотна, но и фундаменты отдельных зданий.
Рано или поздно это неизбежно закончится катастрофой – город попросту уйдет под землю, образовав один сплошной провал. Но пока работало правило: чем ближе водоем, тем больше на улицах провалов на единицу площади. Соответственно, вся восточная часть города изобиловала повалами и бродящими вокруг них мутантами. Ближе к центру, используя дома в качестве убежищ, обитали дикие, а с ними, когда их много, шутки шутить тоже неуместно.
То есть просто покататься в восточной части Александрии, спокойно разведывая заправки и заливая из них топливо в баки, не выйдет. Там придется все время держать ухо востро. Далеко не все провалы известны, к тому же постоянно образуются новые, как сегодня, что усугубляет и без того сложное положение дел. Перемещения диких вообще непредсказуемы. Да и переть буер через весь город тоже то еще удовольствие. В один много не зальешь, а с несколькими, стоит начаться бою, не оберешься проблем, их придется бросить на растерзание противнику, кем бы он ни оказался.
Вскоре пришли вызванные Кириллом офицеры.
– Положение сложное, – без обиняков начал Кирилл, когда офицеры расселись за столом. – Макс возвращается без топлива. Заправка, на которой они собирались поживиться соляркой, уничтожена. Других разведанных нет. Думаю, не надо объяснять, что даже если мы что-то найдем в восточной части города, это нам не даст ничего.
– Почему же ничего, – невесело усмехнувшись, произнес двадцатилетний Артем, отвечавший за материально-техническое обеспечение боевых групп. – Это даст нам очень большие проблемы. Каждую заправку придется брать с боем, грузить топливо, заняв круговую оборону, а потом с боем отступать. Да еще через весь город, по лабиринту улиц…
– Рано или поздно это все равно бы произошло, – перебил его Кирилл. – Так что сопли наматывать на кулак считаю непродуктивным. Даже если бы не сегодняшнее фиаско, мы бы все равно вычерпали эту заправку за две, максимум за три ходки. Какая разница, завтра или сегодня?
– Завтра я, может, уже мутирую, и мне по фигу станет все топливо на свете, – пробурчал Артем.
– Будешь ныть, я тебя прямо сейчас пристрелю, не дожидаясь мутации, чтобы не мучился. – Кирилл нахмурился. – И так невесело, а тут еще ты со своим черным юмором. Я вас собрал, чтобы найти решение, а не потому, что мне одному рыдать скучно.
Хасан поднял указательный палец, прося слова. Он был младше Артема почти на год, командовал всей эскадрой буеров и нравился Кириллу за сдержанность и острый ум.
– Я бы на заправки вообще больше не рассчитывал, – произнес он, дождавшись кивка Кирилла. – Пока снимали сливки с западных, было нормально. Но надо признать, что мы уперлись во владения мутантов и диких.
– И какие могут быть решения?
Слова попросил двадцатилетний начальник тыла по прозвищу Белый. Прозвище он получил за то, что все волосы у него, включая ресницы и брови, были белыми, как снег, которого он никогда в жизни не видел, да и загар к его коже не приставал.
– Какие у тебя соображения? – заинтересованно спросил Кирилл, жестом прервав Хасана.
– Можно вообще уйти от использования солярки. Я об этом весь последний год думал.
– Ого! – Кирилл не стал сдерживать эмоций. – Подробнее, пожалуйста!
– Ну, совсем – это я не очень точно выразился. Не совсем, конечно, но можно не использовать ее для прогрева моторов Стирлинга. А это в огромной мере сократит потребление. Солнце же шпарит, как бешеное.
– Э, нет! – Кирилл скривился. – Ты предлагаешь перетащить моторы под открытое небо? Не получится. Будет то же самое, что с ветряными генераторами. Проработают до первой пыльной бури, потом забьются песком и встанут.
– Ну, вы же не дослушали, Кир! Моторы под открытым небом и не будут работать, потому что прогревать надо лишь горячую зону, а холодную, наоборот, желательно охлаждать. Чем больше разница в температуре между горячей и холодной зонами, тем выше мощность мотора. В этом суть цикла Стирлинга.
– Да, я знаю… Вообще интересно! Ты предлагаешь только горячие зоны вытащить наружу, а сами моторы оставить в помещении?
– Именно! Конечно, для этого нужны значительные переделки. И стены придется реконструировать, и сами моторы… Ну, если совсем точно, моторы придется делать новые, с нуля, с вытянутыми горячими зонами, с другим ходом поршня и вытеснителя…
– А мощность? – засомневался Кирилл. – Какая получится разница между температурами горячей и холодной зон?
– Если горячую зону каждого мотора поместить в нечто вроде небольшой теплицы, выкрасить в черный цвет, то градусов до девяноста можно разогнать…
– Мало… – Кирилл покачал головой. – Сейчас, при капельной подаче солярки в печи, горячие зоны моторов нагреваются до трехсот, а то и пятисот градусов. Ну, пусть даже до трехсот, значит, при твоей инновации мы получим падение мощности и зарядного тока на клеммах аккумуляторов втрое.
– Но без солярки мы снизим зарядный ток до нуля, – чуть обидевшись, пожал плечами Белый. – А так есть целый ряд решений. Во-первых, увеличение размера моторов втрое даст увеличение мощности вдвое, и мы вернемся примерно к исходной величине. Во-вторых, можно использовать линзы, фокусировать солнечный свет и нагревать моторы до тех же трехсот градусов.
– Линзы песок приведет в негодность очень быстро, – задумчиво ответил Кирилл. – Значит, надо будет делать новые, и нужно делать новые моторы, а для этого тоже потребуется топливо – плавить металл и стекло. Идею ты выдвинул замечательную, и я тебе поручаю начать ее воплощение в жизнь. Умница. Но как раз на ее реализацию топлива у нас не хватит. Со временем твоя инновация снизит расход солярки, но сейчас проблему не решит, извини. Еще есть идеи?
– Аэропорт штурмом надо брать. Какие еще могут быть идеи? – пожав плечами, хмуро произнес Хасан. – Я это с самого начала хотел предложить, но вы меня прервали.
– Какой аэропорт? – Кирилл удивленно вытаращился на него. – Тебе десять лет было, когда мы вычерпали все с Бурдж Эль-Араб!
– Я не его имел в виду. Есть же еще аэропорт Нузха.
– Да он же почти на берегу озера! – усмехнувшись, заметил Артем.
– Зато там все в одном месте. И топлива на многие годы. – Хасан говорил спокойным, казалось бы, тоном, но в его голосе ощущался волевой напор. – По идее, надо один раз пробить туда коридор, укрепить позиции, сформировать караваны и вывезти столько топлива, сколько сможем.
– Если бы речь шла только о диких, этот вариант можно было бы рассматривать, – подал голос молчавший до этого Рамазан, главнокомандующий пехотными силами. – Но там мутанты. Никакая оборона их не удержит долго.
– Все верно! – на губах Хасана появилась чуть заметная улыбка. – Я как раз и хотел поделиться мыслями, как мутантов оттуда убрать.
Это произвело впечатление. На всех, даже на Кирилла. Хасану всегда было не занимать смелости и холодного расчета, но тут он сам себя переплюнул.
– Что значит «убрать»? – осторожно уточнил Кирилл.
– Может, не убрать, но сильно уменьшить количество, – уточнил Хасан. – Муты черпают силу от воды. Озеро черпает воду из канала, который ведет к Нилу. Там есть шлюзовая система, которая поддерживает постоянную глубину озера на уровне трех метров.
– Откуда такая точность? – Кирилл поднял брови.
– Я давно изучал этот вопрос, как Белый прорабатывал в расчетах вопрос с солнечным прогревом моторов. В свое время я просил Бориса книг притащить из города. В общем, я понимал, что рано или поздно такая проблема встанет. До конца я все детали не проработал, думал, еще годик продержимся. Но кое-что знаю. Даже без разведки.
– В книгах сведения тридцатилетней давности, – не скрывая иронии, напомнил Кирилл.
– Ну, расстояние до моря, рельеф, и ряд других важных вещей с тех пор не изменился. К примеру, известно, что раньше озеро пересыхало почти полностью, когда заканчивался разлив Нила. Также известно, что дно озера местами лежит ниже уровня моря. И известно, что море в четырех километрах к северу от кромки озера.
– И что?
– А то, что вы все думаете, как подступиться к аэропорту напрямик, с запада, пронзив маршем город насквозь. Это незачем делать. Можно обойти город с юга и по Ринг Роад, или вообще по пустыне, а затем ударить штурмом в аэропорт, тоже с юга, где города почти нет. Так, группы отдельных зданий, да и то сильно не везде. Но перед этим нужно прервать подачу воды в Мариут. Вот смотрите. – Он склонился над картой. – Есть два канала, которые подают в город воду из Нила. Один проходит вот тут, севернее озера. Он не очень полноводный, но именно он питает озеро через подземный тоннель, потому что находится на уровне моря, а озеро ниже. Другой канал, более полноводный, идет с востока на запад южнее озера, на том же уровне, что и сам озеро. Точнее, дно у них на одном уровне, но глубина озера три метра, а канала метр, и выходит, что озеро выше. Поэтому часть воды, но не всю, можно слить в южный канал через шлюзовую систему в южной части Мариута. Там вообще целая система каналов, есть ветка, которая идет с юга на север, соединяя северный канал с южным, есть ветка, которая идет прямо по южному берегу озера, огибая его, но все они питаются от двух источников, северного и южного, местами соединяя их.
– Обалдеть, сколько там воды… – поежился Артем. – У меня аж мороз по коже.
– Она и создает плодородную зону, – хмыкнув, ответил Кирил. – Но, кажется, идею Хасана я начал улавливать.
– Да она простая, моя идея! – заверил Хасан. – Вот смотрите, если подорвать северный канал километрах в десяти восточнее города, то прекратится подача воды в озеро. Южный канал надо подорвать вот тут. – Он ткнул в карту пальцем. – Тогда мы не дадим воде уйти западнее, а также осушим ту ветку, что идет с севера на юг. А вот слить воду с озера через шлюзы сможем.
– Да, – заинтересовался Рамазан. – Муты тогда ломанутся в южный канал, так как это будет ближайшая к озеру вода. Сколько тут? Три километра примерно. Для них это не расстояние.
– Ломанутся, пусть и не все, – кивнул Хасан. – Часть останется, потому что все озеро через шлюзы мы не сольем, останется около метра воды. Но мы можем слить и остатки. Только в другую сторону.
Все глянули на него с недоумением, и он пояснил:
– Дно озера находится на шесть метров ниже уровня моря. То есть это почти самая нижняя точка города.
– И куда же ты собрался воду спускать? – нахмурив брови, спросил Кирилл.
– Ну, погодите же! Я же не дурачок, Кир. К северу от озера есть небольшой участок, между озером и сельскохозяйственной трассой. Этот участок, судя по карте, заглублен аж до двадцати одного метра ниже уровня моря, что на пятнадцать метров ниже дна озера. Озеро отделено от этого участка бетонной стенкой. Если ее продолбить, вода хлынет из озера, затопит огромную парковку и начнет уходить отчасти в грунт, там ведь песок везде, отчасти в подземные коммуникации.
– Масштабно. – Кирилл фыркнул. – Только суше там от этого не станет. Вместо озера получим здоровенное болото, да еще кучу новых провалов. И мутантов станет не меньше, а больше.
– Я так не думаю, – спокойно ответил Хасан.
– Почему?
– Когда вода из озера уйдет, муты останутся без воды на жарком солнце. И грязь по колено их не спасет. Они уйдут в южный канал, с гарантией.
– Кхе… – Кирилл потер лоб. – А ведь в этом что-то есть. Очень затратное мероприятие, но и куш можно сорвать значительный. Что скажите?
Все подняли большие пальцы вверх. Хасан, довольный оценкой, расплылся в улыбке.
– Тогда за дело, – кивнув, произнес Кирилл. – Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Готовьте операцию, каждый по своему профилю.
