Пролог

Шасси военно-транспортного борта тяжело коснулись взлётно-посадочной полосы, оторвались, вновь коснулись. Самолёт покатил по земле, болтанка, изматывавшая пассажиров на протяжении шести часов, закончилась. По ушам ударил шум заглушаемых двигателей, и тяжёлый «Ил»-«улыбайка» остановился перед воротами в конце бетонного забора.

Тут же ворота открылись, и к самолёту в предрассветных сумерках подъехал лимузин, за которым следовали три крытых армейских «КАМАЗа» и обычного вида «Икарус». Экипаж засуетился, открывая двери и выдвигая лестницы-трапы.

Клебанов посмотрел на Квасина, дождался его кивка и только после этого высунулся наружу. На полосе возле самолёта уже стоял капитан в полевой спецназовской форме. Он пожал руку Клебанову и повернулся к спускающемуся с трапа Квасину:

– Здравия желаю! Какие будут распоряжения?

Квасин махнул рукой – не надо официальности. Пожал руку капитану.

– Кто будет сопровождать моих людей в бункер?

– Старший лейтенант Сидоров! – тут же материализовался перед Квасиным щуплый старлей. – Какие будут указания?

– Вольно, старлей. Распорядитесь, чтобы моим людям помогли разгрузить самолёт. Груз и пассажиров доставить в бункер. Проследите, чтобы с грузом обращались аккуратно, там стекло и хрупкая аппаратура. После доставки в бункер свяжитесь с капитаном, машину направите по адресу, который он вам сообщит, а автобус – к иранскому посольству. Можете идти.

В ворота влетел, визжа тормозами, «уазик» «Патриот». По безбашенной манере водить машину Квасин сразу узнал друга Дмитрия. Дмитрий не любил импортных автомобилей, но любил скорость.

– Привет, дружище! – закричал ещё из машины Соболев. – Как долетели? Очень вовремя! Боюсь, у нас тоже очень скоро начнётся! Хоть и границу закрыли, и рейсы отменили.

Квасин обнял друга.

– Я тоже рад, Дима. Как же давно не был в Москве! Я сейчас рвану по делам, а ты, будь другом, устрой моих людей. И распорядись, чтобы с грузом обращались аккуратно… И направь мне ещё несколько бортов, одного не хватит.

– Хорошо. Когда тебя ждать?

– Сегодня не жди. Проследи только, чтобы все машины разгрузили. Я тебе позвоню и сообщу, куда их завтра отправить. Мне ещё необходимо порешать вопросы с послом Ирана, у нас не завершены совместные проекты.

«Да, лучше не скажешь: совместные проекты… – подумал Соболев. – Клён как всегда в своем репертуаре. Не поймешь, то ли ещё дружба, то ли уже бизнес».

Толик будто услышал мысли Соболева и наклонился к его уху:

– Дима, ты не забыл случаем, как меня здесь зовут? Ты даже мысленно не путайся, а то проколешься. Ну, пока! И передай своим бодигардам в бункере, чтобы впустили меня в любом обличье, а то знаю я их повадки, уткнутся носом в инструкцию и начнут сверять фото с личностью. Всё, я поехал. Позвоню. Какую машину мне презентуешь?

– Ну, ты же знаешь, что на импорте я не езжу. Бери лимузин, там водитель. С тобой поедет капитан Краснов, в «КАМАЗе» несколько бойцов для подстраховки.

– Я ещё своих ребят возьму.

Квасин нашел взглядом Клебанова и махнул ему рукой:

– Давай. – Несколько молчаливых молодых бойцов в камуфляже нырнули под тент «КАМАЗа». Квасин проследил, как Клебанов открыл багажник лимузина и забросил туда пухлый кожаный чемодан. – Позвонишь, как доберётесь. – Сел на переднее сиденье лимузина и захлопнул дверь. Капитан Краснов, дав несколько распоряжений старлею, забрался на заднее сиденье, и машина, сразу набрав скорость, выехала из ворот аэродрома. Один из «КАМАЗов», чадя выхлопом, двинулся за ней.

– Мы с вами, – повернулся к капитану Квасин, – проедемся сейчас до «Москва-Сити». Потом у нас будет ещё много работы, прошвырнёмся по некоторым складам, нам надо получить аппаратуру, ОЗК и кое-какое вооружение. Зовите меня Игорь Иванович.

Добрались до исполинских высоток бизнес-центра. На одной из них, на самом верху, над крышей, сияла надпись «Виллар» размером в добрых два этажа. Игорь Иванович подхватил из багажника давешний чемодан и в сопровождении шести молчаливых охранников двинулся к дверям, бросив на ходу:

– Капитан, жду вас через два часа. Не опаздывайте.

Ровно через два часа капитан Краснов был у входа в бизнес-центр. Он решил не отгонять машину далеко и просто поспать в машине, оставив её на ближайшей подземной парковке.

– Что-то начальство опаздывает! – недовольно заметил боец – водитель лимузина.

– Начальство не опаздывает, а задерживается, – стандартно ответил Краснов, – вон гляди, охрана его уже вся на улице…

– Смотри, что делают! Вот это да! – воскликнул водитель. Охрана, не дожидаясь своего шефа, двинулась к стоянке автомашин.

– Доброе утро! – Дверь автомашины открыл худощавый, лощёный, чрезвычайно бодро выглядевший мужчина в итальянском костюме ручной работы, уверенно залез на переднее сиденье. – Капитан, как обстановка в городе? – спросил он, разворачивая на коленях карту Москвы. На мизинце правой руки блеснул знакомый кроваво-красный камень в скромной серебряной оправе. В основном по этому камню да ещё по голосу капитан опознал вчерашнего бомжеватого Игоря Ивановича. Трансформация оказалась настолько неожиданной, что боец ещё секунд пять ошарашенно сидел после команды: «Поехали», не трогаясь с места.

Один из охранников сел рядом с Красновым на заднее сиденье, остальные погрузились в тонированный джип.

– Поехали, – повторил Игорь Иванович. – Следуй за джипом. Сегодня у нас задача более простая, поездим по медицинским складам. Вначале в Красногорск.

Лимузин мягко тронулся с места, но сразу остановился. Какой-то мужчина, не торопясь, не оглядываясь по сторонам, переходил дорогу.

– Против лома нет приема! – рявкнул водитель. Высунулся в окно и, не сдерживаясь, в ёмких народных выражениях сообщил мужику всё, что он думает о нем, его маме, жене и тёще.

Сидевший на заднем сиденье рядом с капитаном парень захохотал:

– Хорошо выразился! – похвалил он с едва уловимым акцентом.

– Кондор, надо говорить – классно! – поправил его Игорь Иванович.

– Класссно! – с растяжкой, нажимая на букву «с», повторил Кондор.

Лимузин вырулил на «трёшку», перестроился впереди джипа и помчался в потоке машин. До узла Волоколамского, Ильинского и Пенягинского шоссе доехали без происшествий. На выезде с Волоколамки попали в пробку. На этом месте всегда против водителей выступала «сборная России по проблемам»: бутылочное горлышко под железной дорогой, узкое перегруженное шоссе, перепробеги, разные направления потоков в разное время суток и четыре собственника дорог.

Боец за рулем, пошарив рукой где-то внизу, вытащил мигалку. Открыв окно, водрузил её на крышу лимузина. Сирена надсадно завыла, мигая синим. Малолитражка шарахнулась от лимузина вправо, «БМВ» влево, лимузин начал двигаться зигзагами, подрезая другие машины, пока не вырвался на Пенягинское шоссе. Джип шёл за ним как привязанный, повторяя все его маневры.

Мимо окон замелькали могилы Пенягинского кладбища. Дорога рассекала его на две части. Затем внизу показались четыре высотки и труба котельной. Справа промелькнули часы, на которых всегда было без пяти минут двенадцать – довольно уродливый муляж с претензией на элегантность. Потом показалась река Банька, не замерзающая даже в сильные морозы, будто оправдывая своё название. Промелькнул торговый центр «Июнь».

Остаток дня капитан Краснов мотался со склада на склад, давая распоряжения о погрузке, отгрузке, приёмке. Он удивлялся, как быстро деньги решали все проблемы. Стоило только Игорю Ивановичу расстегнуть чемодан и вынуть очередную пачку рублей, долларов или евро, в зависимости от вкуса прапоров и интендантов, как всё шло по команде «бегом». Деньги перекочёвывали в жадные руки продавцов, и начиналась погрузка в автомашины. В армии покупалось и продавалось всё: были приобретены не только ОЗК, форма, противогазы, но ещё и пулемёты, автоматы, гранатомёты, винтовки, патроны к ним, модули «Парус», «Гром», «Шквал».

По распоряжению президента полк 24-й отдельной бригады спецназначения ГРУ был передислоцирован в казармы 147-й автобазы Минобороны на Рублевке. Из состава Кантемировской танковой дивизии в распоряжение Соболева поступил танковый батальон, батарея РСЗО, батарея ствольной гаубичной артиллерии, батарея противотанковых орудий МТ-12 «Рапира», два дивизиона ПВО (нужны были скорострельные мелкокалиберные пушки – лучшее средство от скоплений противника). Наиболее серьёзным приобретением стал оперативно-тактический ракетный комплекс «Искандер-М» из состава 630-го отдельного ракетного дивизиона, так и не доехавший до места постоянной дислокации. Кроме того, гарнизон бункера был усилен ротой РХБЗ, имевшей на вооружении ТОС-1 «Буратино». По задумке президента, Соболев должен был отвлечь на себя силы недовольных генералов, когда те поймут, что место в правительственном бункере «Раменки» им не светит.

Затем были медицинские склады и магазины спортивного инвентаря. На сей раз вместо военного снаряжения отгружали медицинскую технику и медикаменты. В конце дня поехали в Троицк, где в школе олимпийского резерва закупили большое количество арбалетов и спортивных луков. Для каких целей они были необходимы, капитан понять не мог. Ехидный боец-водитель, пока не слышал Игорь Иванович, высказывал разные предложения, от: будут садить по мишеням в бункере, до: организуют охоту – станут отстреливать граждан.

День оказался длинным, закончили уже ночью, высадив Игоря Ивановича у комплекса «Москва-Сити».

Леся вернулась в гостиницу около часа дня. Встав в пять утра, она, не торопясь, прогулялась вдоль реки, наблюдая за тем, как меняются город и река. Ранним утром ей казалось, что серое небо сейчас упадёт на город и реку, на хрупкое стекло моста, погасив отражающиеся во множестве огни набережных. Потом вдруг за рекой зарозовел край неба. Тяжёлые серые краски ночи стали уступать место вначале слегка розовым, потом алым цветам. И вот как-то неожиданно для, казалось, совсем недавно серого и мрачного утра появилось рыжее солнце, заполонив собой всё. Леся заворожённо наблюдала за столь разительной переменой. Родившись и прожив всю свою жизнь в Забайкалье, она как-то не привыкла к тому, что серое утро вдруг может превратиться в яркий день. В Забайкалье всё было ясно и понятно: если утром тучи, то это надолго, может на неделю, а если солнце, то всё вокруг с раннего утра ярко и светло.

Она прилетела в Москву в отпуск. Выбралась наконец-то, чтобы надавить на все педали, заплатить кому надо и восстановить сына на учёбе в МГУ, провести несколько дней с внуком, а потом вместе с ним, сыном и невесткой отправиться на Мальдивы. За многие годы она привыкла летать в отпуск за границу два раза в год – всё оплачивалось государством, – но в Москве обычно бывала транзитом. Давно пора было уже поближе познакомиться с невесткой и, как предлагали её многочисленные приятельницы, понянчиться с внуком. Четыре года назад сын женился, родился ребёнок, но, бывая в Москве наездами, она так и не сумела наладить с невесткой отношения, а внука Давида видела ещё реже.

Леся включила телевизор, налила кофе, достала сыр. Ещё раз глянув на часы, набрала номер своего секретаря. Длинные гудки били по уху, на том конце провода не спешили к телефону. Её сотрудники сейчас явно гоняли чаи и обсуждали последние городские сплетни. «Господи, совсем забыла про разницу во времени», – вдруг сообразила Леся. Нажав отбой, она тут же набрала номер сотового.

– Алло, Катюша?

– Да, Олеся Еремеевна.

– Где вы все пропали?! Не берете трубку телефона! Как там у вас дела, направили приговоры на Иваньковского и Репина в СИЗО?

– Ой, Олеся Еремеевна, конечно, всё сделали, ваш муж полетел в Читу и все увёз, передаст там непосредственно в оперчасть. Как там в Москве? У нас такое говорят… – болтушка Катя захлебнулась словами. – Введены войска, танки! Прикол! Вы их видели?!

– Нет, Екатерина Ивановна, – Леся решила официальным тоном вернуть Катюшу из мира сплетен в мир реалий, – нет тут никаких войск, всё спокойно. Правительство заявляет, что столица в безопасности, а вам там в глубинке вообще ничего не грозит. Успокойтесь и идите работать. Через две недели я прилечу, подготовьте все протоколы судебных заседаний, повторите вызовы сторон и свидетелей по делу Жданова. Особо уведомите прокурора, а то будет как в прошлый раз: все на месте, а прокурор – не знает!

– Хорошо, Олеся Еремеевна. Тут Наташа хочет с вами поговорить, зашла ко мне после работы…

В трубке раздался хрипловатый томный голос Наташи. «Ей бы в ночном эфире на радио работать, а не канцелярию суда возглавлять», – привычно подумала Леся.

– Аллё, Олеся Еремеевна, здравствуйте!

– Здравствуй Наташа.

– Олеся Еремеевна, приходила за постановлением Бузыкина, устроила очередной скандал в канцелярии. Грязная и вонючая! – повествовала красивым голосом Наташа.

Леся хорошо знала Бузыкину. Раньше, ещё в той жизни, когда она не была председателем суда, а работала сотрудницей ЗАГСа, они даже дружили, и разница в возрасте не имела значения. Они познакомились в палате роддома. Леся рожала второго ребенка, а Лена Бузыкина – первого. С дочерьми в колясках они часто вместе гуляли по тихим улочкам городка и разговаривали. Потом их пути разошлись. Перед отпуском Леся получила из прокуратуры материал с ходатайством о применении к несовершеннолетней Бузыкиной мер воспитательного характера. Лена билась в её кабинете в истерике, падала на колени, обнимала её ноги, умоляя оставить девочку с ней. Да и основания на то в общем-то были, такое решение также было бы правосудным и отвечало принципу гуманизма, но накануне Лесе позвонил глава города и от имени органа опеки попросил удовлетворить ходатайство, напомнив, что не так давно Лесина племянница получила муниципальную квартирку от города (небывалый в последние годы случай!), и в случае необходимости он пристроит на работу её сына (если, конечно, она не сможет решить вопрос с его восстановлением в МГУ). Он ещё много о чём вспоминал, но Леся так и не поняла, зачем это ему надо: Бузыкина не представляет для него никакой опасности, подсидеть его не сможет – должность-то выборная.

Леся вспомнила ту грязную сцену, что закатила Бузыкина после объявления ею решения. Лена бросилась к Лесе, хотела вцепиться в волосы, но на удивление быстро среагировал судебный пристав, подставил Лене подножку, а затем, выкрутив руки, надел наручники. Бузыкина вырывалась, пыталась вывернуться из рук пристава и добраться до Леси. Секретарь Катюшка, на миг замерев, вдруг издала такой визг, что прибежали не только граждане, всегда толпящиеся в коридорах суда, секретари и судьи из соседних кабинетов, но и весь состав судебных приставов, бросив без охраны входные двери. Начальник охраны сразу, как предписывает инструкция, оттеснил Лесю через вторую дверь в её кабинет, но она успела увидеть белые глаза Лены и услышать проклятие: «Чтобы тебя сожрали твои дети!» – а дальше рулады нецензурной брани она слушала уже из закрытого на ключ кабинета. В тот же день судья Екимов ввалил Бузыкиной пятнадцать суток за нарушение порядка в суде. И вот сегодня она появилась вновь, очевидно, сразу после освобождения.

– Алё, Олеся Еремеевна, вы меня слышите? – вывел её из воспоминаний голос Наташи.

– Вы постановление ей отдали? – спросила Леся.

– Да. Но опять пришлось вызывать охрану и выдворять её из здания суда.

На душе у Леси стало противно: «Что они так вцепились в эту историю и смакуют ее?» – подумала она. Конечно, скандал касался самой председательши, как за глаза называли её сотрудники. Для маленького городка это было событием. Это ускорило её отъезд в отпуск. Она быстро раскидала дела и улетела вначале в Читу, а потом в Москву.

– Ладно, Наташа, пока. Работайте, не забудьте уведомлять прокурора о заседаниях. Я вам завтра позвоню.

Аппетит пропал, она допила кофе и пошла в душ. Под жёсткими струями воды она стала строить планы на день, попытавшись забыть недавние события.

Сегодня она поведет Давидку в торгово-развлекательный комплекс «Славянский». Для неё самой это ново и интересно. Она редко бывала в больших магазинах – в родном городке их попросту не было. Бывая в Чите, она старалась избегать толпы, а за границей, где она отдыхала чаще всего, посещала рафинированные маленькие бутики, кондитерские и кафешки.

Машина медленно проталкивалась сквозь пробку. Николай нервозно подумал, что не успеет встретить начальство. Пробка практически не двигалась – причин этому могло быть несколько: либо неисправность светофора, либо, что более вероятно, кремлёвский кортеж. Из-под Большого Москворецкого моста Николаю был виден небольшой участок красной кирпичной кладки, с другой стороны – серая лента Москвы-реки, остальное пространство занимали иномарки различных моделей. Коля задумался: когда он последний раз видел на московских дорогах отечественную машину? По всему выходило, что позавчера, на парковке ВМК. Видимо, то была машина кого-то из преподавателей – старая, местами подёрнутая ржавчиной «Лада». Улица Академика Хохлова в будние дни всегда была заполнена автомобилями под завязку – движение на улице становилось односторонним, проехать можно было только по узкой полосе на середине дороги, слева и справа всё было заставлено машинами. Даже по тротуару было затруднительно пройти, не натыкаясь на корму какого-нибудь чёрного «Бентли» с номерами типа «777».

Коля припомнил песенку своей юности: «Номерок блатной, три семёрочки, едет-катит фраерок, ксивы-корочки…» – пальцы словно бы сами собой начали отбивать ритм по рулю, песня была хорошая – морально-поучительная. Мораль её была в том, что на каждого хитреца найдётся кто-нибудь похитрей.

Вперёди внедорожник лениво двинулся вперёд, чтобы проехать полметра и тут же остановиться. Николай подал «пыжика» немного, чтобы подтянуться за внедорожником. «Пожалуй, это надолго», – подумал он. Включил радио в надежде услышать что-нибудь интересное. «В израильском городе Нес-Циона были зафиксированы первые случаи эпидемии, – голос диктора был искажен помехами, которые, по всей видимости, создавал мост, – одной из её жертв стал премьер-министр Израиля. В данный момент связь с Тель-Авивом потеряна, авиасообщение с Израилем прекращено. Поступают новости о вспышках эпидемии и в других странах Ближневосточного региона, зафиксированы массовые беспорядки. По некоторым данным, первая в Европе смерть от вируса была зарегистрирована в Англии в аэропорту «Хитроу». Пассажир, летевший из Саудовской Аравии, был госпитализирован с тяжёлым отёком лёгких, но скончался в медпункте аэропорта уже через четверть часа. Главный санитарный врач России заявляет, что угрозы для наших сограждан нет, однако призвал всех соблюдать элементарные меры предосторожности. По предположениям медиков, вирус может иметь этническое происхождение…»

Дальше слушать было уже неинтересно, всё как всегда «всё хорошо, всё хорошо». «Успокаивают граждан, – подумал Николай, – в Забайкалье при атипичной пневмонии тоже успокаивали, а знакомый рассказывал, что лёгкие у умерших людей были словно оплавлены… Вот и теперь власти пытаются всеми силами уверить народ, что эпидемия безобидна…»

Через своих друзей в иранском посольстве Коля узнал, что на Ближнем Востоке бушуют массовые беспорядки, блокированы административные здания, были случаи каннибализма. Каким-то образом вспышки эпидемии связаны с беспорядками – как будто заражение провоцировало массовый психоз. На различные конспирологические интернет-форумы уже просочилась информация о том, что Израиль-де испытывал новое бактериологическое оружие, да что-то в испытаниях пошло не так. Оппоненты, видимо, имевшие к Израилю самое прямое отношение, возражали, заявляя, что во всём виноваты боевики «Хамас» и их иранские спонсоры. Грызня арабо-израильского конфликта набирала обороты в Интернете. Николай поморщился. Что за привычка, всегда и при каждом удобном случае обвинять в своих проблемах соседей…

Под такие мысли он не сразу заметил, что у него звонит мобильный. Кинув взгляд на экран, он увидел привычную надпись «Шеф». Нажав на сенсор приёма, услышал не менее привычный голос своего начальника:

– Николай Михалыч, вы где?

– На Кремлевской набережной, стою в пробке, буду примерно через… – Коля прикинул время, необходимое, чтобы преодолеть пробку. – Примерно через сорок минут.

– Ждём, – коротко сказал шеф и нажал «отбой».

Леся оделась и спустилась вниз в холл. На рецепции девушки оформляли какую-то делегацию афроамериканцев, как их нынче рекомендовано называть. «А переводчик – афрорусский», – улыбнулась пришедшей мысли Леся. В холле пахло кофе и специями. Не удержавшись, она зашла в кафе, взяла чашку кофе и круассан.

До МГУ доехала быстро. Она специально остановилась в этом отеле на берегу Москвы-реки, поскольку от него ходила напрямую маршрутка. Леся не любила толпу, а в метро особенно, да и боялась спускаться под землю.

Миновав охрану по удостоверению судьи, она поднялась на девятый этаж. Давидка бросился ей навстречу, повис на шее. Несмотря на прохладное отношение к невестке, внука Леся любила. Давид ничем не напоминал свою маму, пойдя в деда: курносый нос и светлые вихры.

– Здравствуйте, Олеся Еремеевна! Как долетели? – Невестка всегда называла её по имени-отчеству, чему Леся только радовалась, не представляя, как бы она стала отзываться на «маму».

– Здравствуй, Лейлочка! Все нормально. Вот вам подарки! Где Григорий? – спросила Леся.

– Скоро будет. Пошел узнать, когда приедет декан.

На этом разговор иссяк. Леся не знала, как и о чём разговаривать с невесткой. Сын женился на ней против воли родителей. Лесе в невестке не нравилось всё: и высокий рост, и угловатость, и характерный нос, и роскошные длинные чёрные волосы. Единственно, чем Леся пыталась себя утешить, что благодаря состоянию тестя-ювелира её сын не будет ни в чём нуждаться. Вот и после отчисления оболтуса с пятого курса тесть помог деньгами, и блок в общежитии МГУ оставили за сыном. Но решать вопрос о восстановлении придётся ей.

– Баба, пойдём скорее, – потянул её за рукав внук, – я тебе покажу мою железную дорогу.

Леся с облегчением пошла за внуком.

Высотка Главного здания МГУ сегодня была особенно нарядной, выделяясь на ярком небе. Коля привычно припарковал машину перед воротами и прошёл на КПП. Охранник не уделил жителю ГЗ много внимания – Николай Михайлович Захаров жил и работал в МГУ ещё со студенческой скамьи. Две башенки КПП работали как обычно – левая на вход, правая на выход. Меры безопасности были скорее данью традиции, чем некоей осознанной необходимостью. В общежитии ГЗ МГУ жили в основном аспиранты и студенты-платники, учебные корпуса находились в шаговой доступности, здесь же располагался и административный аппарат университета.

По другую сторону проходной располагался обширный внутренний двор: слева и справа – жилые сектора, по центру – административные. Многие новички ошибочно полагали, что у Главного здания МГУ один центральный вход; на самом деле их четыре, и все они являются зеркальным отражением друг друга. Если наблюдать с воздуха, то здание высотки напоминает исполинскую букву «Ж», в лапах которой живут студенты и аспиранты, а в сердцевине живёт и работает профессура. Ходило много слухов об огромных профессорских квартирах, расположенных в секторах КЛИМ – впрочем, МГУ всегда был полон слухами и легендами. Некоторые говорили о двенадцати подземных этажах и ядерном реакторе на одном из них; но если про этажи знали почти все (некоторые даже на них бывали), то в байки о реакторе верили лишь желторотые первокурсники, которых пугала и легенда про Чёрного аспиранта. Бедолага так и не смог защитить кандидатскую: с тех пор он продолжает жить в МГУ, в тайных блоках общежитий где-то между этажами, безутешной тенью бродя по ночам. Чёрным аспирант был из-за того, что мылся всего раз в год, хотя некоторые добавляли, что аспирант был эфиопом.

«Чёрным аспирантом могу стать», – с лёгкой грустью подумал Коля. Он писал диссертацию уже третий год, сейчас наметился прогресс, но третья, заключительная глава никак не получалась – то материалов не было, то вдохновения, да и тему Николай выбрал редкую, находящуюся на стыке с востоковедением. Удалённость предмета исследования не могла не сказаться на скорости самого исследования – доступ к первоисточникам был крайне затруднён, – вот и приходилось заниматься «наукой на диване».

– Привет! – пробегавший мимо человек сунул Николаю руку.

– Здорово, Григорий! Почему спешка?

– А ты не в курсе? – удивился сослуживец. – Вице-премьер приезжает на юрфак, встретиться со студентами. Совсем из реальности выпадаешь с этими поручениями…

Григорий побежал дальше, оставив Николая наедине с размышлениями. Вице-премьер любил посещать свою альма-матер, однако в недоумении оставлял тот факт, что большой политический деятель выбрал для визита именно это время. С учётом напряженной обстановки политики предпочитали не показываться на людях, избегать шумных мероприятий, и тут такой аттракцион невиданной щедрости. Ректор сейчас был в командировке в Женеве – посещал местное отделение МГУ с инспекцией. Впрочем, это была не инспекция, а просто повод похвастаться, как слышал Николай – на встречу были приглашены многие французские политики. Чаще всего Женевское отделение оканчивали выходцы из Армении и других регионов Кавказа, их родители были людьми отнюдь не бедными, и Женевское отделение приносило МГУ немалые доходы, поэтому лучшим студентам можно было простить некоторые шалости и не очень глубокое знание предмета. В России таких отчислили бы после первого же семестра, но в Женеве дорожили каждым, даже если он проходит обучение «очень заочно» – тусуясь в дорогих клубах.

Вернувшись домой в Москву, эти «золотые» студенты любили гонять на своих крутых тачках вдоль Смотровой площадки. Этим они занимались почти каждый летний день, а временами даже и зимой, нарушая покой и сон обитателей общежитий, – и никто не мог с ними ничего сделать. Рейды ГИБДД результата не приносили, видимо, инспекторы уже были подмаслены соответствующим образом.

Было у этих студентов и ещё одно развлечение: устраивать частные салюты. Эффект был примерно такой же, как от стритрейсерских гонок – к хлопкам петард добавлялись выкрики и разноголосое гиканье.

А ещё устраивались различные концерты. Как правило, это были приглашённые рок-группы, и вот тогда всё было вполне официально, и даже тем, кто рок не переваривал органически, приходилось быть невольным участником «рокового расколбаса».

Иными словами, жить в Главном здании МГУ было разносторонне весело. Правда, это веселье отнюдь не всегда приносило положительные эмоции.

Николай миновал старые гулкие коридоры, пропахшие чем-то неуловимо знакомым, напоминающим запах московского метро, затем величественные залы первого этажа и поднялся на десятый этаж. Ректорат МГУ словно бы был пропитан стариной, даже лифты с электронным табло были здесь какие-то древние, родом из конца пятидесятых. Обилие современной техники – принтеров, факсов и компьютеров – не могло перебить духа старины. В каждый кабинет вели массивные двойные двери из тёмного лакированного дерева, пол устилала когда-то ярко-красная, но сейчас выцветшая и пыльная ковровая дорожка, стены были увешаны портретами основателей университета в тяжёлых деревянных рамах. Дополнением ко всей этой картине служили архаичные кованые номерки и красные с золотом таблички на кабинетах – кажется, что с 1953 года здесь ничего не изменилось. Создавалась иллюзия, что даже люди были те же.

Коля прошёл в кабинет начальника. Всё было как обычно: рабочий стол, заваленный кипами бумаг. Кабинет был спроектирован привычно для советского времени: секретарский предбанник, за которым следовала основная часть – покои большого начальника. Кабинет Колиного шефа не был исключением, мало кто осмелится сказать, что проректор МГУ – начальник небольшой. Среди проректоров не было простых людей, и почти все делали свою работу – «лепили как умели и старались как могли». Разумеется, в каждом управлении были те, кого волновали влияние и участие в распиле государственных денег. Но надо быть немного альтруистом, чтобы за двадцать тысяч в месяц работать во славу и во благо МГУ при ненормированном рабочем дне.

Порой Колька приходил домой за полночь, в какие-то дни перерыв на обед был несбыточной мечтой. Мало кому удавалось совмещать работу в ректорате и науку – разумеется, науку в подлинном смысле слова. Хотя… некоторые находили время и на нечто большее, Колькин начальник, например, в свободное от работы время писал весьма неплохие портреты.

После разговора с шефом Николай надеялся ненадолго заскочить к себе в блок – перевести дух, так сказать. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

Шеф коротко, по-свойски поприветствовал его, принял из рук папку, но даже не посмотрел на привезённые документы.

– Понимаешь ли, Коля, в чём дело, – начал шеф, – к нам приезжает вице-премьер. По традиции он нанесёт визит на юрфак, в новый учебный корпус, проведёт краткую лекцию и даже ответит на вопросы студентов – в общем, всё как всегда. Но дело в том, что вице-премьера больше всего волнует неофициальная часть посещения. Ему интересно, что наши профессора думают о вирусе… А ты что-нибудь о нём знаешь? – неожиданно спросил шеф.

– Особо ничего, Сергей Александрович. – Какая-то невнятица в СМИ и буря самых разных догадок в Интернете.

– Вот именно, что невнятица, это меня и настораживает – как бы чего не вышло… как бы всем это не вышло боком. Странно всё это – складывается такое ощущение, что вирус не волнует никого. Ты смотрел сегодня новости? – Коля отрицательно мотнул головой: человеку, вставшему в шесть утра и почти полдня проведшему в бегах, не до телевизора. – Они весь день трубят о новом инновационном проекте в Осколково и при этом ни слова о вирусе. Такое ощущение, что они старательно игнорируют эту тему.

– Чтобы не было лишних вопросов.

– Именно для этого. Один вопрос, потом нечёткий ответ, потом два вопроса – это уже было во время известных тебе событий на Украине. Поэтому теперь официальные каналы предпочитают молчать. Один мой знакомый из МИДа сегодня звонил мне, и знаешь, что он мне сказал? Ближнего Востока в привычном нам понимании больше нет – люди гибнут от вируса миллионами, а те, кто не успел погибнуть, утрачивают разум и нападают на всех подряд. Российское посольство в Иране разгромлено, дипломаты и их семьи убиты, некоторые пропали без вести. И об этом нет и упоминания в выпуске новостей…

Шеф был в своём репертуаре: хороший человек, но порой его тянуло обсудить со своим помощником глобальные проблемы человечества, и сейчас был как раз такой случай. Однако в голосе шефа Коле слышалось не просто отстранённое обсуждение ситуации, происходящей где-то далеко и не с нами, а действительная озабоченность происходящим и даже паника. Шеф умел скрывать свои чувства, паника находила выход в том, что в его голосе начинали звучать нотки спокойной меланхолии.

– Итак, к делу, – внезапно оборвал сам себя шеф. – К нам приезжает вице-премьер, а мы оказываемся совершенно к этому не готовы. Встреча запланирована на 16.00, но он подъедет к трём.

Коля посмотрел на часы. Стрелка неуклонно приближалась к двенадцати. На то, чтобы подготовить встречу, оставалось три часа.

Организация внезапной встречи вице-премьера была делом в высшей степени ответственным, никому не надо было объяснять, что это значит для репутации МГУ. Объявление для студентов было сделано, на сегодня были отменены все занятия во второй половине дня.

Встреча должна была пройти в актовом зале, дабы вместить как можно больше людей. Явка на встречу была добровольно-принудительной, в МГУ всегда так было, когда университет посещала какая-нибудь важная шишка. Но особо во время визита вице-премьера студентов привлекала возможность задать ему вопросы, а не просто послушать пространные рассуждения на тему «Когда я был студентом…».

Естественно, для вице-премьера следовало подготовить памятные подарки в виде золотого издания научных трудов работников факультета и безумно дорогой ручки от известного производителя.

Примечательно, что у самого факультета имелся обширный стенд с подарками, подаренными по разным поводам различными организациями. Там же, на шестом этаже четвёртого учебного корпуса, располагался и музей юридического факультета, который так и не начал свою работу. Впрочем, никого это особо не волновало.

Четвёртый учебный корпус был сдан в эксплуатацию совсем недавно. Строили его порядка семи лет, сколько денег вложили в строительство, доподлинно было никому не известно. Некоторые студенты уже прозвали здание, расположенное на улице Хохлова, Лабиринтом Минотавра, ибо заблудиться в нём было довольно просто. Все этажи были отражением друг друга, а руководство вдруг решило отменить старую строительную нумерацию кабинетов и аудиторий и ввести новую; в итоге всё получилось как и всегда в России – старую убрать не успели, новую повесили не везде, и это ещё больше путало посетителей. Известно, что один из профессоров МГУ, весьма мудрая женщина преклонных лет, чуть не потерялась на втором подземном этаже, где были проложены коммуникации.

Сейчас Николаю необходимо было решить ряд организационных вопросов, чтобы достойно встретить вице-премьера: от освещения в актовом зале и подготовки оборудования до подарка, который будет преподнесён дорогому гостю. Книг на факультете всегда было много, да и несколько десятков памятных металлических ручек с золотой гравировкой были закуплены ещё несколько месяцев назад. Насчёт подарка можно было не волноваться, но ситуация усугублялась тем, что все приготовления необходимо было завершить до прибытия сотрудников Федеральной Службы Охраны.

Как назло, а быть может, к счастью, декана на факультете не было, только вчера он уехал в Женеву. С одной стороны, не приходилось заморачиваться с организацией традиционного «чаепития у декана», но с другой – вставал вопрос: кто будет представлять факультет на встрече с вице-премьером?

На роль гостеприимного хозяина торжества претендовали сразу несколько заместителей декана, но в итоге было решено встретить высокого гостя коллективно. Было известно, что на подобных мероприятиях по большей части говорит вице-премьер. Наверняка он скажет несколько слов о новом учебном корпусе, затем плавно перейдёт к обозрению политической ситуации, добавит несколько слов о значимости юридической профессии в современном мире, ответит на вопросы студентов, а затем откланяется. На памяти Николая это была уже не первая встреча с вице-премьером в МГУ, и высокий гость не любил отступать от своих обыкновений.

Сейчас было то немного неясное время, когда лекционная неделя уже прошла, но материал на семинарских занятиях ещё не преподавался в полную силу. Некоторые особо самонадеянные студенты ещё не успели покинуть родительский дом или вернуться с курорта, и коридоры учебного корпуса были почти пусты.

Коле нужно было найти замдекана по учебной работе и замдекана по безопасности и уточнить детали предстоящего мероприятия. Задания активистам Добровольной Студенческой Дружины уже были розданы, и теперь ребята занимались кто настройкой аппаратуры в актовом зале, кто покупкой букетов в ближайшем магазине.

Радовало, что не нужно возиться с выбором аудитории, как это было в первом учебном корпусе. Основной комплекс зданий МГУ был построен в семидесятые-восьмидесятые, и там до недавнего времени проводились лишь косметические ремонты. Поэтому выбор аудитории был проблемой – следовало найти наименее ветхую и наиболее представительную.

И хотя у студентов дел было немного, возле учебной части их тусовалось хоть отбавляй, поэтому замдекана по учебной работе не всегда можно было застать непосредственно на рабочем месте. Как и на этот раз – Коля постучал в дверь, потянул ручку, но дверь была заперта.

К счастью, у замдекана по безопасности его ожидала удача. Дверь была открыта, в кабинете, разделённом на две части, было светло, Николай испросил разрешение у помощника войти, спросил «свободен ли?» и после утвердительного ответа прошёл в кабинет.

Большую часть кабинета заместителя декана занимал Т-образный стол. Сам факультетский безопасник восседал в белом кожаном вращающемся кресле.

– Здравствуйте, Алексей Алексеевич, – сказал Николай.

– Добрый день, Николай Михайлович! Большие дела нам сегодня предстоят. Сам вице-премьер нас посещает, – усмехнулся замдекана. – Я так думаю, безопасность ему обеспечат собственные люди из ФСО, наше участие тут будет минимально. Таким образом, нас волнует только то, как разместить студентов. Естественно, что первые два ряда займут именитые гости. Проректоры и другие представители ректората будут на сцене – поставим большой стол. Студенческие активисты разместятся на третьем и четвёртом рядах, думаю, будут гости с других факультетов, так что зал мы заполним. Выходы перекроют фэсэошники. Пропускной режим изменять не придётся. Разве что они решат поставить на проходной своего человека в дополнение к нашим охранникам.

– Наверное, так они и сделают. Приготовления почти закончены, указания я роздал. Правда, не смог найти Мартиросова…

– Даниил Петрович наверняка где-то здесь, подождите немного. Он в любом случае в университете.

– Самого сейчас нет, но от ректората будут Губернский и Лещин.

– Лещин уже вернулся из Германии?

– Да, – ответил Коля, – вчера. Он там все дела закончил и решил, что ему пора в Москву. Сейчас все начинают возвращаться к активной работе, сами понимаете, учебные планы, гранты…

– Надеюсь, визит вице-премьера положительно скажется на репутации факультета. Главное, чтобы были заданы правильные вопросы.

Николай понимал, что значит «правильные вопросы». В мире большой политики важно правильно расставлять акценты, а также вовремя и нужным людям давать гарантии и заверения. Университету не надо просить – нужно лишь правильно задать вопросы. Именно они могли подвигнуть власти на действия, несмотря на все усилия министра образования. Все понимали, какова репутационная роль Московского университета для России.

Нужно было ещё организовать чаепитие Губернского (который сейчас замещал ректора) и вице-премьера. Именно эта встреча была самой важной частью предстоящего мероприятия, именно во время неё ставились правильные вопросы.

Ольга посмотрела на часы: была половина третьего. «До трёх успею собраться», – решила она и налила себе чашку молока. Быстро выпив, ополоснула чашку и стала собирать Володькины вещи: подгузники, запасные штанишки, рубашка. «Не забыть медицинскую страховку и медицинскую карточку!» Сунула в карман спортивной сумки детский горшок – по привычке, кочевая жизнь по армейским общежитиям и съёмным квартирам научила быстро собирать самое необходимое, – в другой бутылку с водой, пару пачек печенья и детское пюре. Осмотрелась: да, чуть не забыла – паспорт, свидетельство о рождении, кошелёк…

Ольга закрыла «молнию», сумку отнесла в холл. Вовремя: из детской послышался грохот упавшей игрушки и голос Володьки: «Ма, ма, ма, ма!»

Володька ещё очень плохо говорил, в основном первые слоги и несколько простых слов, но Ольга отлично его понимала. Вообще с сыном ей повезло: характером он пошёл в мужа Максима, такой же обстоятельный и неторопливый. Капризничал Володька редко, только когда болел.

Ольга зашла в детскую. Вчера у Володьки появился пятый зуб, и он, стоя в кроватке, вовсю чесал десну резиновым колечком, пуская слюни. Увидев Ольгу, он сразу заулыбался и протянул к ней руки.

– Иди ко мне, мой маленький. – Ольга аккуратно взяла сына на руки. – Давай покушаем и будем одеваться, малыш. Сейчас поедем на машинке с дядей Костей. В больничке тебя посмотрят, а потом папа нас заберёт, и мы поедем домой.

На кухне она посадила его в высокий детский стул.

– Ну, давай, сын, будем кушать.

Володька кушать не хотел, он хотел играть: стучал ложкой по столу, пытался достать нож и вилку, сбросить посуду со стола.

Костя приехал, когда малыш уже наелся и они меняли измазанную рубашонку на чистую.

– Я на «собольке», – сказал Константин. – На служебном фургоне. Но, думаю, поместимся. Начальство поручило получить со склада ЦИТО костюмы бакзащиты. Сразу убью двух зайцев: вас свожу, заодно и костюмы получу. Максим не звонил?

– Нет. Очень удачно получилось, – ответила Ольга, – а то так неудобно перед тобой, Костя. Как нам с Володькой куда-то надо, так Максим вечно занят. А что за костюмы?

– Да какие-то супер-пупер навороченные. Там теперь какая-то лаборатория по производству экспериментальных костюмов бактериологической защиты. Ещё могу понять, зачем они понадобились моему начальству, но зачем они травматологии? Какое отношение к ним имеют?

Костя работал прапорщиком в системе ФСО, он обеспечивал Кремлёвскую службу охраны тел всем – от вооружения до детского питания. Костя и перетянул Максима на работу в Москву шесть лет назад. Максиму сразу по приезде предложили службу в Кремле по охране членов правительства. Сегодня с самого утра он уехал с вице-премьером Аликберовым, которого охранял уже лет пять. Неделю назад врач-педиатр рекомендовала их сыну обследование в ЦИТО. Максим собирался взять отгул, но что-то не получилось, и Костя предложил сопроводить их туда: отвезти и помочь в больнице.

– Как думаешь, Костя, насколько всё серьёзно с этим новым вирусом?

– Знаешь, Оля, в наше время не поймёшь, серьёзно это всё или очередной пиар. Кстати, ты какой размер носишь? Сорок восьмой, угадал? Думаю, на всякий случай надо приобрести такой костюмчик. Правда, он очень дорогой, собака. Ладно, я сам выбирать размеры буду, учту.

– А Володьке тоже подберешь?

Костя рассмеялся, представив Володьку, который только стал самостоятельно ходить, смешно и быстро перебирая ногами, в неповоротливом костюме бакзащиты с висящими на плечах большими баллонами.

Чёрный «Мерседес» с тонированными задними стёклами мчался в направлении МГУ. Сегодня всё было не как обычно: не было воя привычной мигалки, глухо доносившегося снаружи, не было обилия автомобилей кортежа, надсадным кряканьем распугивающих простых автомобилистов.

Всё выглядело вполне обыденно для Москвы – непростая чёрная машина, может, водитель какой-то важной шишки просто возвращает машину в гараж, а может, богатенький мажор решил изобразить важного чиновника, а на кортеж папиных денег не хватило. Вице-премьеру было всё равно, кто и что думает по этому поводу.

Сейчас важно было соблюсти некоторую конспирацию. Вести, пришедшие от родственников из-за границы, были неутешительными: стало ясно, что спокойствие, которое воцарилось в столице, обманчиво и зыбко. Уже сегодня утром президент дал распоряжение о подготовке всех столичных бункеров к приёму людей. Вице-премьер мысленно усмехнулся. Бункеры готовы к приёму постояльцев всегда, только вот списки этих самых постояльцев приходится постоянно уточнять.

Было ясно, что в подземный город под Раменками попадут отнюдь не все. Насколько знал вице-премьер Аликберов, колоссальных размеров бункер рассчитан на немногим более чем 15 000 человек, а чиновников у нас очень и очень много, численность одной только Администрации президента составляет порядка полутора тысяч человек. Военные, бизнесмены, общественные деятели – все они хотят место в бункере, но не всем оно достанется… далеко не всем.

Солидные люди изворачивались как могли, кто мог себе позволить, выстраивали личные бункеры – один из них располагался под известным столичным бизнес-центром, – однако, как сказал вице-премьеру его знакомый в Министерстве обороны, надёжность подобного самостроя вызывает очень большие сомнения. Даже если все технологии соблюдены, запас автономности и прочности подобных сооружений невелик. Помнится, в середине двухтысячных пошла мода на жилищные аферы среди простых граждан: гражданину за весьма умеренную по московским меркам плату обещали выстроить персональный бункер с ядерным реактором – находились те, кто принимал эти обещания за чистую монету. Бизнесмены тоже были людьми – далеко не каждому удалось приобщиться к кругу избранных, и вот теперь эти выходцы «из простого народа» старались подарить себе хоть какую-то надежду.

Аликберов сам несколько волновался, его дружба с Мышкиным за последнее время весьма охладела. Премьер любил новые технологии, инновации и ноу-хау – словом, всё то модное, чем пестрели заголовки российских газет, и здесь вице-премьер допустил прокол. Инновационный наукоград Осколково, на который Мышкин возлагал большие надежды, стал очередным способом отмыва государственных денег. Вице-премьер лично отвечал за этот проект, и его сгубила жадность. Как только стало ясно, что в наукограде занимаются совсем не наукой, между премьером и его замом наметилось резкое охлаждение отношений. И теперь Аликберов не был уверен, что Мышкин захочет видеть его рядом с собой в раменском бункере.

Поездка в МГУ должна была внести некоторую ясность в происходящие события. Вице-премьер достал из кармана пиджака новый коммуникатор (тот был российский и инновационный, и никого не волновало, что комплектующие у него китайские, сборка сингапурская, а операционная система разработана в США) и вызвал своего помощника:

– Олег, всё в порядке?

– Почти, Аркадий Бениаминович, – отрапортовал помощник, – заключение специалистов готово, я отправлю его Вам на е-мэйл. Профессор Карпов будет ждать вас на юридическом факультете, у вас будет сорок минут, чтобы всё обсудить.

Аликберов нажал на сенсор отбоя. Самуил Исаакович Карпов был выдающимся вирусологом, сделавшим имя ещё в советское время. Он был профессором-консультантом МГУ. В своё время Карпов защитил закрытую диссертацию по так называемым боевым рецептурам. Он исследовал возможности синтезирования вирусного штамма, который позволил бы уничтожать противника по чисто этническим признакам. С развалом Советского Союза об исследованиях Карпова забыли, а сам профессор занялся пчеловодством в Подмосковье. По данным, которые удалось раздобыть помощникам вице-премьера, Самуил Исаакович разработал неплохую теоретическую базу по изучению болезней нового времени, таких как птичий грипп или атипичная пневмония.

Аркадий Бениаминович Аликберов очень надеялся раздобыть ценные сведения о вирусе и таким образом вернуть себе расположение Мышкина. Аликберов не был новичком в политике, однако у него ещё не было настоящего опыта, того опыта, который заставляет считаться с тобой политических мастодонтов. Внешнеполитическая изоляция России, последовавшая за известными событиями в Крыму, не могла не сказаться на материальном положении вице-премьера и его семьи, ведь, в отличие от своих более высокопоставленных друзей, он не имел прямого и неограниченного доступа к государственным деньгам. В свои сорок три года Аркадий считал себя неплохим финансистом, но теперь уже глупо было не признавать, что это иллюзия – экономика не была простым изменением графиков и котировок, экономика являлась реальным производственным процессом, и этого он не учёл. Осколково, топливно-энергетическая промышленность, продовольственные рынки – куда бы его ни назначили, вице-премьера Аликберова постоянно преследовали неудачи, мелкие просчёты перерастали в серьёзные ошибки, но, несмотря на это, выдворять Аркадия Бениаминовича из высших кругов никто не спешил.

На ум пришел недавний спич премьера: «Райские кущи я вам здесь не обещаю. К сожалению, это объективный экономический процесс. Рост цен замедлится и может даже грохнуться, если завтра грохнутся цены на нефть. А для нашей страны это ещё большая беда, чем рост цен на бензин». Это воспоминание заставило вице-премьера ухмыльнуться. В этом его друг и начальник прав, нефти скоро будет бери не хочу – регион Персидского залива практически обезлюдел. Заокеанские партнёры, которые поначалу злорадно потирали руки, сами дотянуться до этой нефти уже не могут – территории заражены. Вот такая ирония жизни, которая заставила вспомнить старую фразу: «Так не доставайся же ты никому».

Сейчас важно было успокоить граждан, паника никому не нужна, нельзя допустить проникновения в СМИ информации об истинных масштабах эпидемии. Поэтому в качестве прикрытия встречи вице-премьера Аликберова с Карповым была избрана встреча со студентами юридического факультета МГУ и обширная пресс-конференция на тему противостояния эпидемии. Естественно, обывателей необходимо было заверить в том, что всё хорошо – эпидемия может угрожать только странам третьего мира, но никак не державам с европейским уровнем медицины.

Машина въехала на территорию МГУ, Аркадий Бениаминович мысленно приготовился: расправил плечи, придал своему лицу наиболее доброжелательный вид. Нужно было произвести благоприятное впечатление на встречающих и на профессора Карпова.

Автомобиль вице-премьера свернул на улицу Хохлова, примерно на середине плавно развернулся и остановился перед шлагбаумом, а затем двинулся вперёд. Проехав несколько десятков метров, снова остановился перед крыльцом современного здания. На крыльце собралась небольшая делегация.

Охранник Максим, который работал с Аликберовым вот уже пять лет, распахнул дверь.

У Максима начиналась самая ответственная часть работы: обеспечить охрану на незнакомой территории. Ему необходимо было не только заметить и запомнить всех находящихся на крыльце и тех, кто будет встречать в здании, но и спланировать свои действия на случай форс-мажора.

Аркадий Бениаминович выбрался из машины и поприветствовал направившегося к нему полноватого человека в сером костюме. Седые, чуть светлее костюма, волосы встречающего были зачёсаны в аккуратный пробор, цвет его кожи явно свидетельствовал о том, что он не пренебрегал солярием или много времени проводил под палящим южным солнцем.

Человек пожал вице-премьеру руку и, играя роль гостеприимного хозяина, позволил себе немного приобнять Аликберова за плечи. Максим последовал за ними. Во встречающем он узнал проректора Губернского, который уже что-то оживлённо рассказывал шефу про новый учебный корпус.

Картина, развернувшаяся перед глазами, действительно удивила Максима. В здании было обилие стекла, полы из искусственного камня производили впечатление настоящего мрамора. Миновав металлоискатель и пост охраны (Губернский явно соблюдал полную процедуру для того, чтобы показать, как серьёзно все относятся к безопасности учащихся), делегация прошла во второй холл. Тот был гораздо просторнее первого, со стеклянным потолком – расстояние до которого было более шести этажей. Сама композиция постройки походила на традиционные азиатские или восточные строения. По сути, этот холл являлся крытым внутренним двором, и в погожий день ему не требовалось искусственное освещение – хватало солнечных лучей, которые отражались от стеклянных стен.

Количество стекла было вполне стандартным для современной архитектуры – проще говоря, оно было абсолютно везде. По левую руку располагался какой-то фирменный магазин, а по правую, видимо, кафе. В центре холла имелась лестница, которая завершалась обзорной площадкой, а в дальнем конце – невообразимое количество стеклянных дверей.

Делегация проследовала на лестницу. Всё было направлено на то, чтобы показать высокому гостю как можно больше. Прошлись по обзорной площадке второго этажа и выбрались к лифтам. Всё это время Губернский не переставал что-то рассказывать Аликберову, широко разводя руками. Слышались слова «инновационный… удобство студентов… новый облик факультета».

Всем не удалось войти в один лифт, делегация разделилась. Один из встречающих нажал кнопку шестого этажа. Через тридцать секунд двери лифта разошлись, и делегация оказалась в лифтовой нише. Максима несколько напрягла симметричность здания, слишком уж похожи были все эти стёкла, двери, полы…

Двойные двери ниши были распахнуты настежь, явно чтобы не тратить время на их открывание и борьбу с автодоводчиком. Пройдя несколько шагов, все оказались в приёмной декана. Приёмная была столь же обширной, сколь и кабинет за ней. Одну из стен занимало панорамное окно. Тем временем делегация как бы сама собой очистила помещение, и в кабинете остались только четыре человека – Аликберов, Губернский, Максим и молодой человек весьма странной внешности.

Телохранитель несколько расслабился. Было понятно, что настало время конфиденциального разговора. Но вопреки ожиданиям говорить начал не Губернский, а тот самый молодой человек:

– Профессор Карпов просит извинить его за то, что он не сможет сегодня встретиться с вами лично, уважаемый Аркадий Бениаминович. – У молодого человека был мягкий и какой-то нездешний говор, да и фразы он строил несколько архаично. – Но я действую по его поручению. Позвольте представиться: Абузар Данаифар, его ученик. – Молодой человек не подал руки, лишь обозначил лёгкий поклон, и в этом состояла ещё одна странность. – Самуил Исаакович попросил передать вам своё заключение: профессор не доверяет электронным коммуникациям, а огласка была бы преждевременна. – С этими словами молодой человек протянул вице-премьеру тонкую пластиковую папку. – Также профессор просил передать, что вы можете полностью мною располагать. Думаю, что мои знания будут вам полезны. Также Самуил Исаакович обещал перезвонить вам позднее.

Вице-премьер Аликберов не стал тратить время на изучение заключения Карпова и просто спрятал его в портфель с кодовым замком.

– Спасибо вам.

– Боюсь, что спасение скоро потребуется вам, – с непонятной иронией заметил Данаифар, – однако я постараюсь сделать всё возможное, чтобы его обеспечить.

Шеф, очевидно, списал эту фразу на трудности перевода, но Максима в ней что-то напрягло. Прозвучало сказанное как-то странно, с нотками мягкой констатации факта, безапелляционной уверенности.

Губернский, который всё это время сидел, не проронив ни звука, осмелился деликатно кашлянуть, и Аликберов переключил внимание на него.

– Итак, Павел Владимирович, что вы хотели обсудить?..

Разговор, который проходил следующую четверть часа, был Максиму малоинтересен – это было стандартное наведение мостов, попытка получить гарантии и выразить свою лояльность. Губернский откровенно заискивал перед шефом.

Максима больше интересовал ученик Карпова. Молодой человек имел очень выразительную и запоминающуюся внешность. Было видно, что у него восточная кровь, однако волосы он имел светло-русые с золотистым отливом, а глаза пронзительно синие, лицо обрамляла аккуратная бородка, усы были аккуратно подстрижены. Одет Данаифар был в некое подобие абакоста цвета песка в пустыне, мизинец левой руки украшал серебряный перстень с кроваво-красным овальным камнем и выложенным поверх него небольшими бриллиантами цветочным узором. Во время разговора молодой человек стоял, не двигаясь и скрестив руки на груди: его тоже не интересовал разговор.

Делегация всё это время терпеливо ожидала в приёмной. Вперёди была официальная часть мероприятия.

Актовый зал уже был полон, студенты с восторгом встретили вице-премьера, взошедшего на трибуну. Большую часть из них составляли учащиеся первого-третьего курсов. Естественно, Аликберов начал свою речь с приветственного слова, говорил о том, как важно в современной России поддержание образования на должном уровне, выражал восхищение по поводу нового учебного корпуса…

Когда первая часть речи и обмен любезностями была завершена, вице-премьер приступил ко второй, главной части речи:

– Для всего цивилизованного мира сейчас настали непростые времена. Человечество столкнулось с эпидемией, масштабы которой сравнимы только с чёрной оспой, но я уверен, что Россия с честью пройдёт это испытание…

Вице-премьер продолжал говорить, а Николай, тем временем находившийся за кулисами, был погружен в свои мысли. Не давало покоя какое-то странное предчувствие…

Внезапно Коля понял, что в зале что-то не то, какие-то громкие крики о том, что человеку стало плохо. Выглянув на сцену, он понял, что в дальнем конце зала действительно происходит какое-то странное шевеление.

Вице-премьер начал испуганно озираться. К нему подошёл его охранник: «Надо уходить, Аркадий Бениаминович!» Максим повёл за собой к служебному выходу своего шефа и Данаифара. Тем временем паника в зале продолжала нарастать, появились первые выкрики о том, что вирус уже проник в учебный корпус, мгновенно образовалась давка. Коля предпочёл по-тихому проследовать за вице-премьером. Когда он вышел в коридор, ни политика, ни Данаифара уже не было видно. Студенты ещё толкались в зале, и в коридоре почти никого не было.

Николай предпочёл поспешить к своей машине, как вдруг его остановил окрик:

– Куда-то собрался?!

Дорогу к лестнице перегородил Мартиросов. Он был человеком весьма рослым и крепким, о нём ходило множество слухов: о его психической неуравновешенности, коррумпированности, о том, что в молодости он сменил фамилию Мартиросян на более «русскозвучащую» Мартиросов. Но его нос, по высоте своей и рельефности, а также курчавые чёрные волосы безошибочно свидетельствовали о том, что насчёт фамилии – это отнюдь не слухи. Сейчас Мартиросов был крайне возбуждён, он был похож на загнанного зверя, в его тёмно-карих глазах плескался ужас.

– Значит, так вы решили с нами поступить?! Нас бросить, а сами попрятаться по бункерам, забиться в убежища?! Чем мы хуже? Забыли, забыли о том, какую пользу я принёс для Союза…

Видимо, под «Союзом» Мартиросов имел в виду совсем не Советский Союз (к моменту развала СССР он только-только успел закончить школу), а общественную организацию «Союз армян, греков и евреев России», целью которой являлось укрепление дружбы и взаимодействия между тремя вечно угнетаемыми народами. А Даниил Петрович всё продолжал распалять сам себя:

– Хорошо устроились, попользовались и выбросили!

– Я не понимаю о чём вы, – удивился Коля.

– Конечно не понимаешь… да тут и не надо понимать!!! – перейдя на визг и брызгая слюной, Мартиросов набросился на Николая Михайловича в попытке сбить его с ног.

Хорошо, что Коля успел вовремя отклониться вправо, и Мартироcов пролетел мимо, но в самый последний момент ухватил его за костюм и, выворотив с корнем несколько пуговиц, развернул в свою сторону, затем правой рукой нанёс сильный удар в челюсть. Мир перед глазами Николая стал несколько мутнее, но затем резкость снова вернулась на своё место, цвета как будто стали даже ярче.

Мартиросов был в ярости, а следовательно, плохо понимал, что делает. Он использовал лишь свою физическую силу и неудержимый напор, о тактике говорить не приходилось.

Он не рассчитывал на то, что такой слабый, с его точки зрения, человек, как Николай Михайлович, может оказать хоть сколько-нибудь значимое сопротивление. Мартиросову казалось, что этот слизняк сломается сразу же и выдаст всю необходимую ему информацию. Даниил Петрович Мартиросов должен был жить! А все эти гады – умереть. Заражение было уже близко, и он чувствовал его приближение, он понимал, что ещё немного, и воздух вокруг станет отравленным. Он потратил почти всю ночь на изучение блогов, форумов и других интернет-материалов, он знал, что находится в группе риска. Он должен был вырвать своё право на новую и спокойную жизнь.

Что-то подсказывало Мартиросову, что этот длинный тонкокостный человек знает как раз то, что нужно. Даниил попытался нанести серию ударов по корпусу, но противник оказался неожиданно проворен, он вывернулся из пиджака, скользнул мимо него и оказался у него за спиной.

Николай не стал дарить Даниилу Петровичу время, чтобы опомниться, хотел ударить его по затылку, но в это время противник начал поворачиваться, и удар пришёлся в скулу. Удар вышел слабый и не смог причинить Мартиросову вреда, заставив его только мотнуть головой. В этот момент он был похож на быка, прогоняющего назойливую муху. Мартиросов снова попытался нанести удар, но Коля вовремя отклонился, и Даниила Петровича швырнуло прямо на перила ограждения второго этажа. Он не смог совладать с инерцией и перевалился через перила. Николай не стал прерывать его свободный полёт – он не мог оставить у себя за спиной столь неадекватного противника.

Быстрым шагом спустившись по главной лестнице, Коля поспешил к своему «пыжику», припаркованному на подземной стоянке юрфака. Как только он сел в машину, у него зазвонил телефон. Номер был скрыт. Поднеся коммуникатор к уху, Николай услышал странно знакомый голос…

Ехать было недалеко. После предъявления Костей удостоверения и пропуска машину пропустили на территорию. Костя запарковался недалеко от входа.

– Сейчас вас устрою в лабу и пойду выбирать костюмчики для тебя и Володьки, – пошутил Костя, – а потом приду за вами. Справишься сама на процедуре?

– Думаю, да.

Костя подхватил Володьку, посадил на шею.

– Ну, Вовка, поскакали!

Довольный малыш залился смехом.

– Но-но, аккуратнее! Быстро не скачите, а то я за вами не угонюсь! – Ольга подхватила сумку.

Они вошли в здание, миновали регистратуру, прошли к лифтам.

– В регистратуре нам делать нечего, платим денежку прямо в лабе, – давал по дороге пояснения Костя. Он уже был в этой лаборатории, возил кого-то, поэтому дорога ему была знакома. – Лаба находится глубоко под землёй. Там такое навороченное оборудование! Не терпит шума, гама, толчков. Чик, и диагноз распечатан на принтере! Сейчас сами всё увидите.

Они подошли к массивной металлической двери, плотно пригнанной и закрытой.

– Как в бомбоубежище, – сказала Ольга.

– А то! Что я тебе говорил? Аппаратура не терпит суеты. Сейчас мы позвоним.

Дверь медленно распахнулась. Ольга удивилась – дверь была как в бункере: цельноформованный профиль с загибом жёсткости из холоднокатаной стали сантиметров двадцати. Уж в чём в чём, а в дверях Ольга разбиралась. Будучи студенткой, она подрабатывала в мастерской по изготовлению дверей. Так же медленно автоматика закрыла дверь.

За дверью оказался ещё один коридор, который привёл их в круглый холл. По окружности холла имелось несколько таких же массивных дверей. Прямо в центре холла стоял письменный стол, за которым царственно восседала крупная женщина в голубом брючном костюме.

– Людмила Ивановна, – обратился к ней Костя, – вот привёл на обследование малыша. Прошу любить и жаловать, Володька и его мама Оля.

Ни любить, ни жаловать Людмила Ивановна их не стала, сурово поинтересовалась:

– Направление, страховка, прописка есть? Так, что тут у вас? – внеся сведения в компьютер, она выжидающе посмотрела на Костю, приоткрыв ящик стола. Костя сразу же полез в карман. Три зелёные купюры переместились из его руки в ящик, и Людмила Ивановна заметно подобрела.

– Садитесь на диванчик и ждите. Сейчас Валентин Александрович освободится и сразу же вас примет. Сумку можете оставить там же, никто её тут не возьмёт. Всё закрыто на замки.

Ольга пристроила сумку, потом села сама.

– Ладно, Оля, я побежал! Скоро буду. Никуда не уходите, ждите меня тут. – Костя снял со своих плеч Володьку и посадил его на колени Ольге.

Аликберов видел, что вокруг «Мерседеса» начинает образовываться толпа – студенты стучали кулаками по бронированному стеклу. Водителя Веню толпа уже смяла, и несколько молодых людей принялись его избивать. Максим профессионально оглядел толпу. За спинами он увидел девушку, которая что-то быстро говорила парню, показывая на Аликберова. «Подстрекательница, – определил Максим. – Сама в драку не полезет, но любой кипиш поддержит». Максим, чтобы припугнуть студентов, выстрелил в воздух, но это не напугало, а распалило толпу ещё больше. Разблокировав замки машины и швырнув своего шефа на заднее сиденье, Максим сам тут же прыгнул на место водителя. Внезапно вторая дверь открылась, и на заднее сиденье рухнул Данаифар. Учёный торопливо захлопнул за собой дверцу и с улыбкой сказал:

– Рад видеть вас в целости и сохранности, Аркадий Бениаминович! Я бы настоятельно посоветовал загерметизировать машину.

Максим выполнил указание странного визитёра, благо новые правительственные иномарки могли работать в режиме закрытого цикла вплоть до трёх часов. Машина тронулась, Максиму пришлось разгонять толпу визгами «крякалки», но люди буквально бросались под колёса. Выбравшись на свободное пространство, Максим взял разгон. На пути оказался шлагбаум, перегораживающий выезд с территории учебного корпуса. К счастью, для бронированного «Мерседеса» он не был препятствием. Толпа ринулась за ними, но догнать машину уже не могла.

В зеркало заднего вида Максим видел, что шеф пришёл в себя, вольготно развалился на заднем сиденье.

– Аркадий Бениаминович, разрешите, я позвоню жене, она сегодня повезла сына в ЦИТО?

– Да, пожалуйста, – сказал шеф.

Максим раз за разом нажимал на вызов «Мой лисёнок», но телефон не отвечал.

Данаифар тоже пытался до кого-то дозвониться. Ему повезло, ответили. Из того, что он говорил, не было понятно ровным счётом ничего, кроме слова «корунд».

Через несколько мгновений ожил телефон самого Аликберова.

Звонил Карпов.

– Здравствуйте, Аркадий Бениаминович. Надеюсь, Данаифар с вами и передал вам заключение. Я сейчас нахожусь вместе с ректором МГУ в одном примечательном месте. – Вице-премьеру показалось, что на том конце провода старый профессор ухмыльнулся. – Берегите этого молодого человека, он знает много интересного и может вам понадобиться. А сейчас прошу простить, меня вызывают на экстренное совещание к президенту.

Карпов отключился. Вице-премьер взвыл от бессильной злобы. Старый прохиндей сейчас был в Раменках, да ещё и вместе с ректором МГУ! Теперь стало ясно, что самому Аликберову в бункер не попасть – зачем нужен человек с каким-то вшивым заключением, если под рукой есть автор этого заключения? Вице-премьер проиграл, его развели как мальчишку…

Он этих тягостных мыслей его отвлёк очередной звонок мобильного. Вице-премьер схватил трубку, намереваясь высказать Карпову всё, что о нём думает:

– Чтоб ты сдох, скотина! Чтоб тебя черти в аду…

– Что такой горячий, дорогой? Обидел кто? – услышал Аликберов знакомый голос своего старого друга.

– Привет, Ароныч, – собственный голос показался Аликберову предательски глухим. Вкратце описав ситуацию, просто чтобы выговориться, Аркаша и не надеялся на результат, который это принесёт.

Николая Ароновича Элькина он знал давно, знал и о том, что он владеет значительной долей в группе компаний «Славянский», попутно проворачивая кое-какие дела с иранцами. Но то, что Аркадий Бениаминович услышал дальше, его поразило. Как оказалось, последние годы Элькин был спонсором Центральной клинической больницы Управления делами президента. Более того, средствами «Славянского банка» удалось значительно модернизировать старое убежище под ЦКБ, и теперь Элькин приглашал в бункер старых и новых друзей, чтобы вместе пережить надвигающуюся катастрофу. Для того чтобы попасть в число избранных, Аликберову нужно было лишь прибыть в условленную точку.

Машина направилась в сторону Рублёво-Успенского шоссе. Внезапно у Максима завибрировал телефон, он нажал сенсор на беспроводной гарнитуре и принял вызов.

Сквозь помехи пробивался голос Костьки. Он сообщил, что привёз Ольгу с Володей в ЦИТО, они в подземной лаборатории, сейчас уже, наверное, заберёт их, и они поедут домой.

– Нет, Костя. – Максим глянул в зеркало заднего вида. – Сделай всё возможное и невозможное, чтобы остаться в этой лаборатории как можно дольше. Ждите моего приезда только там. Вирус уже в Москве, ты меня понял?

Пустота и неопределённость сменилась надеждой. Максим понял, что жена с сыном в относительной безопасности в подземной лаборатории ЦИТО, с ними Костя и какой-то учёный.

Ждать пришлось минут сорок. За это время Володька извёлся: вначале сполз с коленей матери и обошел всё помещение по кругу; потом заинтересовался компьютером на столе Людмилы Ивановны, но стол был высокий и Володька не мог достать ничего, хоть и упорно пытался. Потом нашёл под стулом оставленную кем-то машинку и с упоением стал возить ею по полу. За этим занятием и застал его Валентин Александрович.

– Ну, молодой человек, – чопорно обратился врач к Володьке, – пойдёмте на процедуру. Вы, мамочка, останетесь тут, а мы пойдём вот в этот кабинетик. У нас тут стерильненько. Лишним делать нечего. Не переживайте, мы справимся без вас. Если интересно, можете заглянуть вот в это окошечко.

Володька без всякого страха взял за руку врача, другой рукой волоча машину, и пошёл с ним к двери с круглым окном. Дверь за ними мягко чмокнула, закрываясь.

Ольга заглянула в дверное окно. В дальнем углу находилась сфера из металла. Валентин Александрович, что-то рассказывая Володьке, укладывал его на выдвинутые из сферы носилки. Потом носилки мягко въехали в сферу и тут же выехали обратно. Валентин Александрович снял Володьку, поставил его на пол и, что-то ему рассказывая, повёл к двери.

– Ну, мамочка, вот и мы! Подождите, результаты будут через полчаса. Я вам всё расскажу. Если есть какая-то патология, дам рекомендации. Беги к мамочке, молодой человек. – Врач попытался освободить свою руку, но Володька крепко её держал.

– Каз… рас… Во… – твердил он, обращаясь к Валентину Александровичу.

– Сказку расскажи Володе, – перевела Ольга.

– Нет, молодой человек, сказку вам расскажет ваша мама, а мне пора работать.

Ольга подхватила сына на руки:

– Пойдём, я почитаю тебе книжку.

– Дя… каз… – не соглашался малыш. Но Валентин Александрович уже скрылся за одной из дверей.

– Видишь, дядя ушел. Хочешь пить? На, попей водички. – Ольга достала из сумки бутылку с водой и маленькую кружку. Володька с жадностью попил и, склонив русую кудрявую головку, стал рассматривать картинки в книжке.

– У солнца было множество лучей, – стала читать Ольга. – И среди них был самый маленький. Маленький солнечный Лучик часто сидел на своем месте и мечтал… О чём? Как вы думаете?

Володька стал тыкать пальчиком в картинку, где на солнышке сидел маленький мальчик-Лучик и грелся в ласковых лучах солнца.

– Да, это маленький солнечный лучик, – подтвердила Ольга. – Так о чём мечтал Лучик? Конечно же, о том, как побыстрее вырасти! – Ольга перевернула страницу.

– Мя! Гав! – закричал Володька.

– Да, маленькие мя и гав тоже мечтали вырасти. Все мечтают об этом! Сначала Лучик думал, что для того, чтобы вырасти, надо не капризничать во время еды. Потом он думал, что надо больше читать. Потом – что заниматься физкультурой!

Володька сполз с дивана на пол и живо показал, как надо заниматься физкультурой. Людмила Ивановна оторвалась от компьютера и фыркнула.

– И он всё это делал. Но всё равно рос очень медленно! В конце концов Лучик решил, что ему никогда не вырасти. И, расстроившись, спрыгнул на Землю просто так.

Володька встал на носочки и попытался изобразить, как Лучик прыгнул. Людмила Ивановна уже не печатала, а с интересом наблюдала за Володькой.

– Но какой удивительной оказалась Земля! Лучик-то был солнечный! Поэтому он умел видеть очень хорошо. Лучше даже, чем некоторые люди. Лучику было так интересно! И чтобы всё как следует рассмотреть, он начал светить изо всех сил. От тёплого луча быстрее росли цветы. Хорошели дети… подрастали…

Володька прислонился головой к колену Ольги и стал заглядывать в книжку. Он знал, что на картинке мальчик и девочка, книжку читали не первый раз, но эта картинка ему тоже очень нравилась.

– Вот, – Ольга повернула к нему книжку, – видишь, как дети хорошели? А мамы и папы?

– Па, па, па… – сразу вспомнил Володька.

– Да просто помолодели! Лучик светил, расталкивал тучи, грел, ласкал, не давая себе ни минуты отдыха. Когда Лучик заканчивал одно дело, он немедленно принимался за другое. Сначала ему было очень трудно. Потому что он был маленьким и слабым. А потом всё легче и легче. И, наконец, Лучик понял, что может даже растопить на Земле все льды, если нужно! Откуда же у него столько силы? Он случайно заглянул в озеро – и всё понял. Он вырос! И теперь он не Лучик, а Луч! Как же это случилось так быстро? «Совсем не быстро! – откликнулось Солнце. – С тех пор, как ты ушёл, прошло много времени. Но ты работал! А когда работаешь, время идёт незаметно!»

– Что это вы читали? Я думала, таких добрых сказок уже не пишут и не печатают, – сказала Людмила Ивановна.

– Соседка Володьке подарила свою книжку. Туктаева работает директором школы.

На рабочем столе Людмилы Ивановны замигала красная лампочка. Людмила Ивановна взглянула на экран. Володька заинтересовался тоже, побежал к столу.

– Вот, не ждали, Пат и Паташон. Гости к Валентину Александровичу, – прокомментировала увиденное Людмила Ивановна. Она нажала на кнопку, послышалось мерное гудение входной двери.

– Людмила Ивановна, милочка, нам бы вашего шефа на пару слов. На месте?

В холл вошли двое мужчин. «Точно, Пат и Паташон. – Ольга не могла сдержать улыбки. Один высокий и очень худой. – Как же там было? Задумчивый меланхолик? – подумала Ольга. Второй – низенький толстяк, подвижный и шустрый. – Простоватый, но себе на уме, – вспомнила Ольга хорошо известные характеристики. Вспомнила и фотографию, не так давно очень популярную в Интернете, с подписью: «Президент вручает орден предпринимателю».

Не успела Людмила Ивановна ответить, как опять просигналила красная лампочка.

– Вот и ваш сопровождающий пришёл.

Здание торгового комплекса на фоне сигарообразных высоток выглядело монументально. Оно не стремилось вверх, но поражало своими размерами и сферической, из чёрного стекла, крышей.

Торговый комплекс встретил шумом и гамом, Леся болезненно поморщилась. Давидка потянул её за руку:

– Ну, ба… пойдем!

– А ты знаешь, куда идти?

– Конечно, ба, на четвёртый этаж! – внук вприпрыжку побежал к эскалатору.

Леся пошла вслед на ним, на ходу читая вывески: «Якутская алмазная компания», «Славянские яхонты», «Al-Duch», «Charski brilliants»… Может, потому, что в английском она не была сильна, изучала его лет тридцать назад, последние названия она прочитала с ходу и поняла: «Эл-Дуче», «Чарские бриллианты». «Интересно, кто такой Эл-Дуче? – подумала она. – И где добывают чарские бриллианты?» Хорошо зная родное Забайкалье, она была прекрасно осведомлена, что чарские бриллианты существуют, но находятся глубоко под землей в горах, их добыча только планируется лет через пятьдесят, а может быть, и сто, так же как и добыча меди, угля, редкоземельных металлов и других элементов таблицы Менделеева, которыми была полна забайкальская земля, но которые в силу своей труднодоступности оставались лишь элементами этой таблицы.

На четвёртом, последнем этаже они оказались не скоро. Поднимаясь по эскалаторам, они обошли весь комплекс по периметру. На всех этажах в окружении массажных кресел и лавок били фонтаны. Давидка время от времени застывал перед аквариумами с рыбками или витриной с игрушками, но купить ничего не просил. На четвёртом этаже он, издав клич команчей, бросился к аттракциону с локомотивом впереди.

– Ба, – в нетерпении кричал он, – быстрее!

– Сейчас, только купим билет.

– Быстрее, а то не успеем!

Молодой человек в униформе с логотипом «Славянского» проверил, закреплены ли ремни, отошел в сторону, нажал на кнопку, и поезд медленно покатился. За поворотом состав резко набрал скорость, поднялся под самую крышу здания и резко ухнул вниз. Дети радостно завизжали. Давидка тоже кричал от переполнявших его эмоций, глаза горели. Леся закрыла глаза и намертво вцепилась в подлокотники сиденья. Её тело вместе с составом мотало вверх-вниз, желудок то подступал к горлу, то падал к ногам, дыхание обрывалось.

Наконец всё кончилось, состав замедлил скорость и остановился. Леся открыла глаза и попыталась расстегнуть ремень. Пальцы не слушались. Давидка уже спрыгнул с платформы и тянул её к следующему аттракциону.

– Давид, давай посидим немного, я куплю тебе мороженого, – попросила Леся.

– Нет, ба, ты посиди, а я пойду на карусель!

Леся купила внуку билет, проследила, чтобы ему закрепили ремень, и села на лавочку недалеко от карусели. Карусель начала плавный разбег, дети завизжали. Лесю вновь затошнило.

– Не желаете ли водички?

Леся повернула голову: рядом стояла тележка мороженщицы.

– Давайте.

Продавщица протянула двухсотграммовую бутылочку.

– Сто рублей.

Рассчитавшись, Леся свинтила пробку и сразу выпила полбутылки. Стало легче. Она нашла глазами внука, который уже вовсю прыгал на батуте, и стала осматриваться.

Огромное помещение было разбито на секторы по видам аттракционов, все крутилось, вертелось.

Недалеко от скамейки молодая женщина, наблюдая за детьми на батуте, разговаривала по телефону.

– Что ты сказал? – донеслось до Леси. – Почему мы должны срочно уехать?.. Девочки ещё не наигрались… Вечно ты со своими страхами и ужасами… Поменьше бы слушал своих коллег… Какой вирус, что ты придумываешь?.. Да пошёл ты… Вечно начинаешь трезвонить… Ага, и маму свою сюда пришли… – Она сунула телефон в задний карман брюк и позвала: – Софочка, Наденька! Идите сюда, девочки.

Две малышки-погодки в одинаковых платьицах отделились от группы малышей, с упоением скачущих на батуте.

– Мам, ну дай мы ещё попрыгаем! – сразу же заканючила старшая.

– Ма, пойдём на качели! – потянула женщину за руку вторая.

– Нет, девочки, мы едем домой. Бабушка нас ждёт в машине.

– Ну, ма… пожалуйста! – попытались захныкать девочки.

– Нет! – Женщина взяла обеих дочерей за руки и потянула их к лифтам.

– Ба, – подбежал к Лесе внук, – пойдем в лабиринт!

– Нет, Давидка, пошли вначале поедим.

Они тоже двинулись к лифтам. Мамы с дочерьми на площадке возле лифтов уже не было, но стояла молодая пара. Леся скользнула взглядом по футболке парня, через всю спину шла надпись: «Russo turisto – obliko moralе». Леся вначале не поняла, но через мгновение сообразила: «Руссо туристо – облико морале». Если парня ещё можно можно было отнести к «облико морале», то сказать, что он «руссо туристо», никак было нельзя – этому мешал иссиня-чёрный цвет кожи и жесткие кучерявые волосы. Его светлокожая спутница вполне могла быть «руссо туристо», но её никак нельзя было отнести к «облико морале»: под расстегнутым длинным чёрным плащом виднелись короткие шортики с бахромкой по краю и бюстгальтер. Наряд довершали окольцованный пупок и ярко-зелёные волосы. Молодые люди, обнявшись, зашли вслед за Лесей и Давидом в лифт.

На удивление, на ресторанном этаже царили тишина и спокойствие. Под потолком, переливаясь множеством огней, горели огромные люстры, отражаясь в мраморе полов и настенных зеркалах, сверкая в чашах фонтанов. Рестораны располагались в две линии, одна напротив другой. Зеркала, люстры, фонтаны и скульптурные арки создавали впечатление бесконечной анфилады комнат. Но более поражали названия: сочетания и различные вариации слов «русский» и «славянский» – пирожковая «Русский бублик», кондитерская «Славянский восторг», чайная «Русский самовар», ресторан «Русский медведь», кафе «Славянский стол». Давид уверенно вёл Лесю куда-то в дальний конец.

– Ба, пойдем! Я тебе покажу, где мы с дедом Есей едим. Там вкусно. Мама тоже любит туда с нами ходить.

Совершенно неожиданно, уже привыкшая к словосочетаниям со словами «русский» и «славянский», Леся прочитала название: ресторан «Шале Березка». Давид потянул её к двери. Двери автоматически открылись, и Лесе показалось, что вокруг них мгновенно всё погасло и исчезли все краски, за исключением чёрной и белой. Белое помещение с колоннами по центру обрамляли белые рюши на окнах. Столы были накрыты кипенно белыми скатертями. А вот полы и стулья были черными. Официанты и немногочисленные посетители были одеты в чёрно-белые тона, поэтому синий Лесин костюм и бордовый комбез Давида выделялись как два чужеродных пятна.

Леся в растерянности остановилась, а Давидка, подпрыгивая, потянул её к столику у окна.

– Шалом алейхем! – Из дальнего конца зала к ним уже спешил метрдотель в черном костюме и с классическими пейсами. – А, Давид Григорьевич, шалом алейхем! Вы сегодня без Иосифа Давидовича и мамы? Прошу вас мадам, садитесь. Меню…

В Лесе, как в любой гуранке, было намешано много национальностей: татары, буряты, русские, украинцы. Так или иначе она встречала множество людей разных наций, но еврея в таком классическом виде наблюдать вживую ей никогда ранее не доводилось – он будто шагнул из девятнадцатого века со страниц произведений Теккерея: улыбчивое лицо, блестящие чёрные глаза, кудрявые волосы и невероятные пейсы.

Леся взяла меню.

– Ну, Давид, что будешь есть?

– Пирожное, мороженое, сок! – не задержался с ответом внук.

На нескольких страницах находились сертификаты кошерности на русском языке и иврите. Леся их читать не стала. Далее следовало перечисление блюд: «Фалафель, хумус, гефилте фиш», – эти названия ничего ей не говорили, более или менее знакомым был только форшмак. Она посмотрела на метрдотеля:

– Суп, форшмак, пирожное, мороженое и сок.

Суп оказался сладким, а форшмак был подан с вареным картофелем, зато пирожное, мороженое и сок были вполне обычными.

Когда поели, оказалось, что день как-то неожиданно и быстро склонился к вечеру.

– Пойдём, Давид, в гастроном, купим что-нибудь родителям вкусненькое на ужин.

– А печеньки «Эльон» купим?

– Купим.

Утром второго дня капитан Краснов с бойцом уже ожидали какого-нибудь подвоха со стороны Игоря Ивановича, но ничего не произошло. Игорь Иванович был в прежнем костюме, с прежней щегольской бородкой и кольцом на мизинце. Но в машину вместо Кондора села статная, одетая в элегантный брючный костюм девушка. Водолазка закрывала её шею до самого подбородка, а повязанный сверху шелковый платок довершал наряд. Видны были только глаза синего цвета, которые казались совсем светлыми на загорелом лице, точёный нос и яркие губы. Краснову этого оказалось достаточно, чтобы представить все остальное и сообразить, что девушка очень красива. Боец тоже внимательно рассматривал незнакомку в зеркало заднего вида, делая большие глаза, подмигивая капитану и всячески демонстрируя: «Вот досталась же старому хрычу такая красотка!» Восемнадцатилетнему шофёру Игорь Иванович и впрямь мог показаться старым. Тридцатилетнему капитану он таким не казался. Краснов дал бы ему навскидку лет пятьдесят, хотя до этого, увидев его на аэродроме, мог поклясться, что он глубокий старец.

– Лиза, – представил девушку Игорь Иванович.

– Василий, – сказал боец. Лиза, взглянув в зеркало на бойца, улыбнулась, но промолчала.

– Капитан Краснов, – протянул руку капитан. Девушка вновь улыбнулась и, к его удивлению, молча пожала руку.

Охрана загрузила в багажник лимузина пару чемоданов и несколько сумок защитного цвета. Затем забросила в багажник джипа чемоданы, коробки и ещё энное количество таких же сумок.

– На Тверскую, – распорядился Игорь Иванович.

Когда кортеж тронулся в путь, у него зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей и ответил, как предположил капитан, на фарси. Капитан Краснов был специалистом по Европе, в совершенстве знал французский, английский и иврит, но в Военной академии Генштаба Вооружённых сил их учили на слух определять, из какой языковой группы тот или иной язык. Из всего сказанного он уловил только два названия: Королёв и Новаторов. Этого ему было достаточно, чтобы определить, что речь ведётся о резиденции посла Ирана в Москве и его даче. Оба объекта капитану были хорошо знакомы: первый в силу того, что Краснов сам проживал на юго-западе столицы, второй – ввиду близкого нахождения дачи ФСБ, на которой он неоднократно бывал по служебной надобности. Следующий разговор Игоря Ивановича подтвердил предположение капитана.

– Дима, – Краснов понял, что Игорь Иванович общается с Соболевым, – почему Элькин не отправил автобус в посольство? Да, будь добр, распорядись. Я вначале за грузом, потом в посольство. Да… Отправь с автобусом несколько бойцов.

На Тверской Игорь Иванович приказал остановиться возле магазина с вывеской «Vera Wanger», в витрине которого были выставлены свадебные платья. Игорь Иванович кивнул спутнице, вышел из лимузина и открыл заднюю дверь:

– Вы, капитан, ждите нас тут. А мы Лизой прогуляемся.

Боец мимикой стал подавать Краснову знаки: «Типа, ясно, сейчас платьишко купят и в ЗАГС». А когда Игорь Иванович со спутницей скрылись за дверью, его прямо прорвало:

– Вот кошкин дрын, везет же некоторым! Такую красавицу отхватил, сейчас ещё свадебку сыграет, и в шоколаде! Как думаете, товарищ капитан, а нас в ресторан пригласят?

– Почему же ты, Василий, думаешь, что они в ресторан пойдут?

– Да как же, товарищ капитан, куда же им после ЗАГСа? Только в ресторан. Конечно, вас как охрану возьмут, а мне придётся в машине куковать, – с уверенностью заявил боец.

От нечего делать капитан Краснов рассматривал витрину магазина. Вот это платьишко ярко-красного цвета очень подошло бы его подруге Марине. Оттенило бы её светлые волосы и подчеркнуло высокую грудь и тонкую талию. Капитан скользнул взглядом ниже, на подоле была прикреплена какая-то бумажка. «Ценник», – понял Краснов, но разглядеть на нем цифры никак не мог, сколько ни прищуривал глаза.

Примерно через час, когда измученный капитан уже совсем собрался выйти из машины и посмотреть на ценник поближе, дверцы джипа распахнулись, четверо охранников направились к магазину и скрылись за дверью. Ещё через четверть часа они показались с огромными коробками в руках. На коробках золотым по красному фону сияла надпись: «Vera Wanger» – лучшие свадебные платья от королевы моды». Боец присвистнул:

– Зачем им столько платьев?!

Краснов же обратил внимание, что коробки вовсе даже не легки, охранники ступали тяжело, было видно, что тащат немалый груз. Коробки упаковали в джип.

– А теперь к Александровскому саду, – задал направление Игорь Иванович. – Постарайся подъехать поближе к Боровицким воротам. Нам необходимо погрузить костюмы бакзащиты.

На этот раз Лиза осталась в машине, с Игорем Ивановичем отправились все пятеро охранников.

– А скажите, Лиза, – попытался наладить контакт с девушкой шофёр, – сейчас такие платки в моде?

Девушка молча смотрела на бойца и улыбалась.

– А хотите анекдот? – продолжал совсем не обескураженный её молчанием парень. – Встречаются два мужика. Один говорит другому: «Объявил жене бойкот, перестал с ней разговаривать». Второй отвечает…

Что ответил второй, капитан Краснов так и не услышал, поскольку заметил, что к машине от ворот рысью бегут охранники, окружившие Игоря Ивановича.

Игорь Иванович что-то крикнул на фарси, распахнул дверь багажника и стал доставать защитного цвета сумки. Его свита помогала ему.

– Быстрее, капитан! – закричал Игорь Иванович. – Одевайся. Боец, не тормози!

Лиза уже достала из сумки костюм ОЗК и ловко надевала его на себя. Вскоре отличить своего бойца от охранников Краснов мог только по росту. А охранников друг от друга – вообще не мог. Они были высокими и плечистыми и все одинаково поблёскивали стеклами противогазов.

– В машину! – закричал сквозь резину противогаза Игорь Иванович. – Боец, гони на юго-запад, на Новаторов, к иранскому посольству. И мигалку включи!

Лимузин под завывания спецсигнала покрутился по центру города, затем выехал на Ленинский и, распугивая и обгоняя автомашины, на огромной скорости помчался по проспекту. Водители, только взглянув в окна машины, где сидели четверо в противогазах, шарахались в стороны, уступая дорогу, очевидно, воображая себе черте что. Боец с ухмылкой крутил руль, время от времени неожиданно взвывая спецсигналом, чем ещё более пугал привыкших ко всему автомобилистов. Машина сопровождения шла следом, не отставая и не меняя дистанцию. «Где же он научился так водить? – подумал о водителе джипа Краснов. – Прямо как на параде!»

Машины плавно повернули на улицу Новаторов, слева остался Воронцовский парк.

«А раньше здесь был пустырь», – вспомнил капитан. Он вырос в этом районе, в двух ветхих зданиях мальчишками они с приятелями устраивали штабы и держали оборону. Теперь два похожих здания возведены в Воронцовском парке и им даже даны названия: «Южный служебный флигель» и «Южный служебный корпус». На пустыре всегда кучковалось большое количество поливочных машин, которые они, мальчишки, представляли себе неприятельскими танками. Недалеко был расположен маленький автовокзал в область, а позже – конечная остановка троллейбусов и городских автобусов.

Рядом находилась автомойка, на рекламной стеле которой ещё до майских праздников этого года красовался красный «Москвич-400» «под душем». Никто не знал, был ли это полноценный автомобиль или муляж. Сейчас его не было. «Куда подевался, неужто в металлолом сдали?» – удивился капитан Краснов.

Ворота резиденции иранского посла были распахнуты настежь. Во дворе перед крыльцом стоял «Икарус», куда в спешке грузились люди. Человек десять детей с интересом выглядывали из окон. Все взрослые, и мужчины, и женщины, бегом выносили из здания баулы и грузили их в багажники автобуса.

– Двигатель не глушить! Капитан, за мной! – приказал Игорь Иванович. Потом, добавив что-то на фарси, выскочил из машины и побежал в здание посольства. Охранники из джипа выполнили этот же маневр.

Игорь Иванович, Краснов и охранники из джипа бегом миновали крыльцо, круглый холл, устеленный коврами, и вбежали в комнату, очевидно, некогда кабинет посла. Игорь Иванович стал открывать массивные книжные шкафы, пока в одном из них не наткнулся на сумки с противогазами. Он стал выгребать их из шкафа:

– Быстрее! В первую очередь надеть военным и детям! – прокричал Игорь Иванович капитану.

Подхватив сумки с ковра, капитан Краснов вернулся к автобусу. Возле него стоял старлей и давал водителю указания.

– Старлей, надеть противогаз! – скомандовал Краснов, сбрасывая ему на руки несколько сумок.

Остальные сумки забрала Лиза, залезла в автобус, стала надевать противогазы детям, что-то при этом приговаривая. Женщины стали надевать противогазы прямо на платки. Вскоре все присутствующие выглядели одинаково, пугая друг друга шлангами и блестя очками.

Капитан Краснов оглядел территорию. Из-за дома виднелись два минарета и массивный купол мечети. Краснов вспомнил, как его мама, учительница математики в близлежащей школе, рассказывала, что, когда утром она в классе давала самостоятельную работу и все затихали, а мулла начинал петь, дети начинали смеяться, сползая со стульев. Это было для них очень непривычно, а потому смешно. Ей самой, несмотря на двадцать лет работы в школе, также непривычно было слушать этот завывающий голос.

– Капитан, держи! – вывел его из задумчивости голос Игоря Ивановича.

Краснов обернулся. Багажник джипа был открыт, из красной коробки с золотой надписью свадебного магазина один из охранников доставал автоматы Калашникова. «Старый верный «калаш», – удивился капитан, – зачем он здесь?» Но автомат принял, проверил, патроны рассовал по карманам разгрузки.

– В столице волнения, – ответил на незаданный вопрос Игорь Иванович, – возможно, придётся прорываться с боем.

Старлей и трое его бойцов тоже получили по «калашу» и сели в «Икарус», который сразу же выехал из ворот.

– А нам, ребятки, предстоит ещё работа, – сказал Игорь Иванович.

Он отдал какую-то команду на фарси. Один из охранников распаковал очередную «свадебную» коробку, достал очередной «свадебный наряд», который капитан Краснов знал под названием РПК-74М. Лиза по-хозяйски приняла РПК и, как ни в чём не бывало, будто всю жизнь только этим и занималась, уселась на заднем сиденье лимузина, уложив пулемёт на сиденье между собой и капитаном Красновым.

– Поехали, – отдал команду Игорь Иванович водителю.

Автомашины вновь выехали на Ленинский проспект и направились в сторону центра.

Если полоса в центр была более или менее свободной, то дорога из города оказалась забита машинами, будто был не сентябрь, а одна из летних пятниц, когда москвичи в массовом порядке стремятся выбраться за город на дачи.

Выехав на Ярославку, машины попали в пробку, созданную такими же выезжающими из столицы. Тут уже ни маячок, ни внешний вид пассажиров в ОЗК, противогазах и с оружием не помогал. Движение было настолько плотным, что все машины еле ползли, и вырваться из пробки не было никакой возможности.

– Боец, как только удастся, прижмись влево и дуй по встречной полосе, а то мы тут будем сидеть до завтра, – распорядился Игорь Иванович.

Боец хотел возразить, но передумал. Машины понеслись по встречке. Оценив удобство такого беспредела, за ними тут же пристроились ещё несколько авто, следующих в том же направлении.

Костя ввалился в холл, обвешанный какими-то сумками и пакетами, лицо его было бледным.

– Привет, ну, как вы тут?

Одна из дверей открылась. Валентин Александрович вышел в холл.

– Итак, молодой человек, – обратился он к Володьке, – всё у вас хорошо, никакой патологии не выявлено, так и передайте своему педиатру. А, Гера, Игорь, здравствуйте. Вы ко мне? Пошли в кабинет. До свидания, молодой человек! Всего вам хорошего, – произнёс Валентин Александрович, приобнял друзей и направился к двери, откуда он только что вышел.

– Мы, Валя, хотели обсудить с тобой ситуацию с вирусом. Как ты думаешь… – окончание вопроса Ольга не услышала, так как дверь тихо закрылась.

Володька кинулся к Косте. Тот бросил на диван сумки и пакеты, подхватил мальчика, закружил его.

– Оля, вы исследование закончили?

– Да, можем ехать домой.

– Нет, Оля, мне звонил Максим. Тебе он не может дозвониться.

Ольга достала сотовый, звук был отключен.

– Максим просил нас ждать его здесь, в лаборатории, – продолжил Костя.

– Но как…

Ольга не успела договорить. На стене ожила, замигала лампа. Людмила Ивановна взглянула на неё:

– Вот блин, – возмутилась она, – опять тревога! Замотали – второй раз на неделе проводят учения. Вот, теперь посидим, – обратилась она к Ольге и Косте. – Всё, уйти не успели, теперь автоматика двери включится только после окончания тревоги. Отбой и отдыхаем.

Костя уселся на диван, вытянул ноги, устроив Володьке качели.

– Максим говорит, в Москве какая-то заварушка. Скорее всего, вирус пришел и к нам. На поверхность выходить нельзя. Я ему обрисовал эту лабу, он сказал, чтобы мы его тут ждали. Вовремя тревогу объявили, а так бы и не знаю, что стал бы придумывать, чтобы остаться тут, какую лапшу на уши вешать.

Ольга побледнела:

– Господи, Костя, а где же Максим?

– Он повез «тело», – Костя и Максим так называли между собой Аликберова, – в ЦКБ, в бункер. Обещал сразу вернуться за нами.

В холл выглянул Валентин Александрович.

– Людмила Ивановна, тревога надолго, устройте наших клиентов с комфортом, предложите им чаю и нам тоже принесите. Вы, молодые люди, не переживайте, в нашей лаборатории можно пересидеть атомную войну. Мы глубоко под землёй, на полном автономе.

По дороге Коля всё время думал о том странном звонке, который отправил его в путь. Голос звонившего был Николаю смутно знаком, словно у одного из его иранских приятелей, но он не был до конца уверен. Звонивший сказал, что если Николай хочет выжить, то ему нужно срочно следовать к соединению Кутузовского проспекта с Рублёвкой. Там должен быть блокпост, на котором Коле придётся сказать кодовое слово. Слово было простое – «Корунд». Что ждало его после этого, Николай не знал, но лучше уж призрачный шанс, чем жизнь в хаосе.

Реакции водителей были всё более непредсказуемы, казалось, что Москва понемногу сходит с ума и безумие только набирает обороты. Коле повезло, что он пока не попал ни в одну серьёзную пробку, но его «пыжика» то и дело норовили подрезать. Было видно, что люди торопятся выбраться из города.

Вдалеке показался импровизированный блокпост. По сути, это были два БТР-90, поставленных поперёк дороги, а также мешки с песком, которые были положены перед ними и по сторонам обочины (видимо, для того, чтобы исключить возможность прорыва). На блокпосту было очень много людей с оружием, в новых ОЗК, на некоторых из них были странные комбинезоны чёрного и серого цветов, которые больше всего напоминали костюмы бактериологической защиты, но не были мешковатыми и позволяли передвигаться практически без стеснения. Лицевой щиток у этих костюмов был зеркальным, на спине находились массивные баллоны: это позволяло сделать вывод, что комбинезоны имеют замкнутую систему дыхания.

Николай максимально снизил скорость, чтобы его намерения не были восприняты двусмысленно, на тихом ходу подъехал к ближайшему БТРу. Всё это время стволы автоматических пушек двигались вслед за его машиной, в любой момент готовые остановить её.

К машине со стороны водителя выдвинулись четверо человек, один из них жестом велел опустить стекло.

– Это запретная зона, если вы знаете пароль – назовите его, если нет, то разворачивайтесь, – противогаз сильно искажал голос. – В противном случае вы будете задержаны.

– Корунд, – машинально сказал Николай.

– Проезжайте!