Дозор

С крыши здания ЦКБ хорошо просматривалась вся территория анклава: огороды, сад, огромный луг с шестом посредине и ангаром, на горизонте – часть поселения Внешнего города в бывшем коттеджном посёлке, затем лес. Инга стояла и напряженно вглядывалась в даль, туда, куда на рассвете шесть часов назад ушёл аэростат. Она очень жалела, что её не допустили к полёту, и ругала на чём свет стоит собаку Ямку, по вине которой поранила ладонь. Тут же почувствовала, как в бедро ткнулась огромная голова. Ямка снизу преданно смотрела в глаза, из пасти капала слюна.

– Ну, когда уже я тебя приучу к порядку? – спросила сенбернара Инга. – Ты уже, можно сказать, не щенок, опять обсопливилась. Ну когда я научу тебя подбирать слюну? Одни от тебя неприятности! Вот если бы не стала с тобой играть, так летела бы сейчас как птица с Густавом и Володькой! А то опять полетела эта мымра Виолетка, даже эта малявка Танька!..

Ямка обиженно задышала, огромным языком лизнула руку Инги.

– Это ещё хорошо, что меня изолировали только на неделю, – сенбернарша вновь боднула её головой. – Да ладно, не обижайся, сама виновата! – Инга потрепала Ямку по голове: – Ты у меня вон какая большая и красивая выросла, прямо собачья королева! – Инга отставила арбалет и присела на корточки возле собаки. – Вот ты какая! – потрепала за уши, за щёки. – Прямо замечательная!

Ямка прикрыла глаза и подставила голову, предлагая Инге гладить дальше.

– Нет, моя красавица, мы с тобой на карауле. Охраняй!

Инга выпрямилась, подхватила арбалет и огляделась по сторонам. Ямка тоже закрутила головой, шумно вдыхая воздух, показывая хозяйке, что она тоже бдит.

Ямка попала к Инге год назад совсем крохотным щенком. Инга натолкнулась на него в лесу, куда отправилась собирать лекарственные коренья. Он был совсем крошечным, истощённым и уже не скулил, а только открывал розовый рот. Как новорожденный щенок оказался в лесу, Инга не знала, но когда увидела его, у неё сердце чуть не разорвалось от жалости.

Она осторожно взяла его в ладони, стала гладить слепую мордочку. Щенок ухватил её за палец и стал сосать, видимо, приняв за материнский сосок. Инга отобрала палец, чтобы достать фляжку с водой, щенок застонал. Она быстро намочила палец водой и дала щенку, потом опять намочила. Напившись, щенок свернулся у нее в ладонях и уснул. Инга осторожно переложила его за пазуху, подхватила арбалет и, оставив все дела, побежала домой.

Выхаживала щенка долго. Соорудив ему соску из пальца резиновой перчатки, отпаивала козьим молоком. Когда он подрос, расчесывала его и играла. Чуть позже стала обучать командам. Щенок платил ей сторицей. Он не спускал с нее глаз, ловил каждое слово и каждый взгляд. Инга выдрессировала его настолько, что, какой бы приказ она не отдала, он его безусловно выполнял.

– Тебе давно пора своих детей тетешкать, а не щенка, – недовольно ворчала мать, но тоже старалась лучший кусок сунуть маленькому пушистому комочку.

Впрочем, мать и ворчала-то так, чисто для профилактики, не сильно, настаивая на замужестве дочери. Особенно после того, как скоропостижно умерла жена Густава, а потом и двое его детей.

Зары жили недолго. Семья Инги, пожалуй, была единственной из долгожителей. Матери было около шестидесяти, а им с Густавом этим летом исполнилось по тридцать одному году. Среди других заров они считались стариками. Но и отличались от них разительно: высокие, светловолосые, с синими глазами. Они умели читать и писать, знали архивные английский и немецкий языки. Хорошо стреляли. И самое главное, они с Густавом были зачислены в команду летчиков аэростата, что сразу же поставило их на одну ступень с незаражёнными.

Широкоплечий Густав был красавец, мать всегда говорила, что он – вылитый Кондор. Но Инга как-то в это не верила, хоть и часто натыкалась на фотографии отца, во множестве развешенные по стенам коттеджа. Густав, правда, был на него очень похож, но Инга отца совсем не помнила. Для нее отцом навсегда стал Крас – капитан Краснов, которого она помнила с самого детства, который опекал их и заботился, к которому она в детстве бегала за утешением, когда суровая мать её наказывала. Они с Густавом долгое время строили планы, чтобы их мать вышла замуж за Краса. Глаза Инги увлажнились. Она вспомнила, как погиб Крас, спасая ребенка заражённого.

А мать любила и до сих пор ещё любит этого неизвестного ей человека по имени Кондор – их с Густавом отца, улетевшего почти сразу после их рождения на поиски сыворотки от вируса. Инга поняла мать только тогда, когда сама незаметно влюбилась в друга детства Володьку Николаева.

Впрочем, была ещё одна долгожительница – Аиша Эттингер, материна закадычная подруга и бывшая начальница, которая вот уже много лет фактически рулила Внешним городом при постоянно сменяемых официальных руководителях, назначаемых из бункера или, как привычно стало говорить, снизу.

Ямка вдруг развернулась, подняла морду к небу и втянула воздух.

– Г-гав, – сообщила она Инге.

Инга насторожилась:

– Что «гав»? Ничего там нет.

– Г-гав, – продолжала настаивать Ямка, шумно вдыхая воздух.

Инга приставила ладонь к глазам и вгляделась в горизонт. Потом, вспомнив про бинокль, потянула за ремешок. Окуляры приблизили небо и вместе с ним маленькую точку. Инга заволновалась, выронила бинокль.

– Вот кулёма, – ругнула себя, – если бы не ремешок, разбила бы! Мать шкуру сдерёт! Отцовское достояние… – Опять поднесла бинокль к глазам. – Да, Ямка, ты была права на все сто процентов. Это они…

Инга внимательно оглядела в бинокль окрестности. Теперь от её наблюдательности зависело многое. Аэростату, конечно, муты не опасны, но всё же надо быть настороже.

Ямка развернулась в сторону выхода на крышу и заворчала. Инга вскинула арбалет. Из двери вначале показалась голова в шлеме, а потом и сменщик Андрей.

– Привет, сестрёнка! – Андрей поднял руку в приветствии. – Пришёл тебя сменить.

– Ну, наконец-то! Еле дождалась. Юго-запад идёт наш аэростат, остальное тихо и чисто.

– С чего взяла, что наш?

Инга долгим взглядом посмотрела на Андрея: «Ну, не дебил ли? А чей же ещё?»

– Знаешь, Андрей, я его за это время так изучила, что узнаю, даже если ослепну. Да и подумай, у кого ещё есть аэростаты? Впрочем, я смену сдала, ты принял, поэтому наблюдай. Пока.

Инга помахала ему рукой и шагнула в дверь. Ямка неслышно мелькнула, опережая ее. На лестничном пролете возле окна девушка задержалась, вновь взяла бинокль и вгляделась в приближающуюся точку: «Нет, точно наш!» Потом, пошарив в кармане комбеза, достала маленькое зеркальце. Открыв футляр, оглядела вначале загоревшее лицо, потом тонкую шею, потом причудливую прическу из пепельных кос, ради которой пожертвовала двумя часами сна. Оставшись довольной увиденным, она рассмеялась и весело, через две ступеньки, побежала вниз. Бояться было нечего, Ямка заранее предупредит об опасности.

Выбежав на луг, Инга стукнула в дверь ангара, а потом, напевая: «Мед и пепел в твоих глазах, мед и пепел на моих губах, но кто бы он ни был, он не должен знать, кем ты была для меня», побежала к шесту, готовить причальные крепежи. За пятнадцать лет Инга выучила все песни с плеера, подаренного ей Володькой, напевала их всегда и пела громко, когда рядом никого не было.

Ямка вначале носилась рядом, потом, делая круги всё больше и больше, стала шнырять в подлеске, к чему-то принюхиваясь. Временами она поворачивала голову и смотрела на Ингу, всем своим видом показывая: «Не переживай, бдю!»

Аэростат, блеснув серебром на солнце, неожиданно появился в поле зрения, а потом очень долго приближался. Ямка носилась по лугу по траектории его движения, временами останавливаясь, принюхиваясь и радостно махая хвостом. Инга вся извелась, ожидая посадки. Она еле сдерживала себя, чтобы не заскакать от радости, как Ямка.

Наконец аэростат приблизился настолько, что стал слышен звук мотора. Из окна высунулся Густав и закричал:

– Привет, сестрёнка!

Инга замахала в ответ руками:

– Привет! Привет!

Снизу кабины открылся люк, змеей пополз причальный канат. Ямка стала прыгать, пытаясь ухватить его зубами. Инга засмеялась:

– Молодец, девочка моя! Помощница!

Поймав канат, она потянула его на себя. Из ангара выбежало несколько человек, подхватив канат из рук Инги, стали его крепить за столб. Инга отошла в сторону, пытаясь в лобовое окно разглядеть Володьку. Ямка улеглась у её ног, ожидая, когда можно будет приветствовать прилетевших.

Первым показался Густав. Он прикрепил веревочную лестницу, но не стал по ней спускаться, а спрыгнул на траву. Ямка тут же подскочила, поставила лапы ему на плечи и стала лизать лицо.

– Фу, Ямка, фу, – Густав пытался увернуться от нее, но остановить собачью радость было невозможно.

По лестнице споро, невзирая на костюм бакзащиты, спустилась Виолетка, за ней показалась Танька. Ямка, оставив Густава, настороженно заворчала – Таньку она, как и её хозяйка, не одобряла.

– Фу, Ямка! – Собака отошла от людей подальше, и Инга получила возможность обнять брата. – Я уже начала волноваться! Почему так долго? Что-то случилось? – Она из-за плеча Густава наблюдала, как Танька болтается на лестнице, не попадая ногой в петлю. «Вот выдра! – с неприязнью подумала Инга. – Могла бы подождать, когда всё будет подготовлено и аэростат пришвартуют».

– Да нет! Долго грузились. Потом ветер был встречный. Один мотор не справляется, надо сказать Гаргару. Погоди-ка… – Густав подошёл к верёвочной лестнице и стал придерживать её, похлопав по мощной спине Ямку: «Уйди, дай человеку спуститься».

Ямка немного сдвинулась в сторону, но старалась держаться так, чтобы находиться между Ингой и Танькой. Она прекрасно чувствовала настроение хозяйки и предпринимала свои собачьи охранные меры, неотступно следя за посторонней девушкой.

Наконец аэростат обрёл опору, и Густав вновь поднялся в кабину, чтобы начать разгрузку. Инга увидела, что по лугу широко шагает Гаргар – он неизменно встречал возвращающийся аэростат. Тот летал уже год и был переходным этапом между воздушным шаром и управляемым дирижаблем. Скорее даже тепловым дирижаблем, воздух в котором подогревался паровой турбиной, работавшей на солнечном аккумуляторе. Инга вспомнила, как они колдовали над ним, «выводили» его, как ребёнка, бегали за ним по лугу, экспериментировали, чтобы всё сбалансировать и заставить летать…

– Привет, сестрёнка, – поздоровался Густав с Ингой. – Как мама?

– Гарик, ты бы запретил ей охотиться с аэростата, – попросила девушка.

– За маму переживаешь или за аэростат? – глаза Игоря под стеклом шлема блеснули.

– Да это же жизни никакой нет! Она же пытается и нам давать указания, как управлять аэростатом. Хорошо, что опасается Володьку, а так бы отобрала у него штурвал.

– Значит, за аэростат переживаешь, – рассмеялся Гаргар. – Я ей скажу, чтобы в управление не вмешивалась под страхом отлучения от охоты. А запретить не могу. Она одна поставляет мяса больше, чем все остальные наши охотники, да и не в моей это компетенции. Попроси Аишу, может, она её вразумит.

– Ага, вразумит! Она ещё и поощрит подругу. Я уж лучше помолчу…

– Ну, девочки, – обратился Игорь к Виолетте и Тане. – Как полёт? Какие нарекания?

Татьяна раскрыла было рот, чтобы ответить, но Виолетка слегка ударила её пониже спины.

– У нас как у штурманов и стрелков нареканий нет, но, полагаю, что у Густава и командира будут предложения. Вам необходимо поговорить с ними, – чётко отрапортовала Виолетта, из-под стекла шлема стрельнув карими глазами на Гаргара.

С нахождением Виолетки в их лётном расчете Инга смирилась. Виолетка появилась в поле её зрения лет пять назад, когда пожелала стать следопытом. Вместе с ними проходила спецподготовку для будущего полёта на аэростате. И хоть и поглядывала на Володьку с интересом, но никогда никаких явно выраженных симпатий к нему не проявляла. Инга, правда, иногда замечала в её глазах какую-то затаённую боль, когда Виолетта смотрела на Володьку, но через секунду та уже радостно смеялась, и её глаза светлели. Потом Виолетта вышла замуж и исчезла года на полтора. Потом появилась ещё более красивая, с горящими глазами и бесконечными рассказами о своём маленьком сыне. Инга подозревала, что внизу в бункере Виолетта, напротив, всем рассказывает только о полётах и о том, что видела за день на поверхности.

«Ну, слава аллаху, наконец-то разгрузку окончили», – Инга, увидев, что Володька легко спрыгнул на землю, поспешила к аэростату.

С противоположной стороны к нему рванула Танька:

– Командир! – но тут же замолчала и остановилась. Перед ней стояла Ямка и смотрела ей в глаза.

– Не бойся, – Густав взял Татьяну за локоток и потянул в сторону, – она не кусается, но не любит, когда нарушают субординацию.

Володька шагнул к Инге:

– Привет, сестрёнка! Это тебе.

Инга на миг застыла, с трудом оторвала взгляд от его глаз. Володька протягивал ей крупную ромашку. Девушка зарделась:

– Какая большая!.. Спасибо! – она поднесла цветок к лицу и вдохнула его запах.

– Какая же ты, Инга, счастливая, что можешь понюхать цветок! Мне иногда так хочется снять шлем… Мама рассказывала, что воздух бывает таким сладким, пропитанным ароматами цветов и деревьев. Она тоже очень сильно скучает по нему…

Инга протянула ему цветок обратно:

– Отнеси Оленьке.

– Нет, – Володька отвел её руку с цветком, – это только тебе!

Она наклонила лицо над ромашкой, пытаясь унять бешено колотящее по рёбрам сердце. И была рада, что к ним подошёл Гаргар.

– Ну, как полёт, Владимир? Есть нарекания?

– Нет, Игорь, нареканий больших нет, но надо попробовать поставить еще один движок. На одном аэростат плохо лавирует против ветра. Нас чуть не перевернуло на обратном пути. Хорошо, были загружены под завязку, тяжелы, а если бы по дороге туда, то покувыркались бы.

– Хорошо, это обсудим вечером. – Игорь повернулся ко всем: – Подготовьте предложения, вечером на видеоконференции всё обсудим. Вы, ребятки, идите, а я прослежу, чтобы эти архаровцы, – он кивнул на молодых людей, копошившихся возле аэростата, – без проблем завели его в ангар. Да, хочется посмотреть, что они сделали по шарам. Встретимся вечером.