Едва занялся рассвет, друзья верхом на лошадях последовали за Франсуартом. Тот ехал впереди всех на ослике, семенившем, несмотря на короткие ножки, достаточно шустро. Предместий замка Витольда заговорщики достигли, когда рассветные лучи уже сменились первыми солнечными. Франсуарт натянул поводья, и ослик остановился.

– Дальше лучше идти пешком, с соблюдением всех мер предосторожности. Животных оставим здесь, – сказал старик, спешившись и привязав ослика к дереву в стороне от дороги.

Спутники молча повиновались. И потом зашагали, стараясь ступать как можно тише, по извилистой лесной тропинке, которая то петляла, то вовсе терялась из виду. Теодорих, проживший всю свою пока еще недолгую жизнь в городе, не переставал удивляться, как дефенсору удается столь хорошо ориентироваться в лесу. Сам-то он непременно давно бы заблудился и стал легкой добычей голодных волков, на которых тут явно никто уже не охотится.

Неожиданно Франсуарт повернулся к спутникам и приложил палец к губам, призывая к повышенной осторожности.

– Впереди – озеро… – одними губами прошептал он.

Подлесок и впрямь вскоре поредел, открыв глазам заговорщиков озеро, окруженное по берегам деревянными столбами, у подножия которых бесформенными грудами лежали человеческие кости. Сие зрелище повергло Клерет в неописуемый ужас, мгновенно сменившийся злобой: «Урод! Убить его немедленно и не раздумывая! Да и то это слишком мягкое наказание для такого злодея будет!..»

На озере меж тем было тихо. Лишь ветер изредка нарушал гладь воды, игриво налетая на нее и собирая мелкими складками-рябью. На противоположном берегу озера возвышался мрачный каменный замок. Его высокие сторожевые башни на миг породили смятение в душах Теодориха и Эйнара, ибо не имели ничего общего с римской архитектурой, к которой они привыкли в Суассоне. «Жуткое место, – подумал невольно Теодорих. – Неудивительно, что хозяин замка уродился столь жестоким и кровожадным…»

Остатки последней осенней листвы, еще сохранившейся на ветках, служили плохой защитой от чужих глаз, поэтому «непрошеные гости» улеглись на землю, выбрав себе в качестве укрытия высокий травяной сухостой.

Стоял конец сентября, солнце светило ярко, припекая не по-осеннему знойно. Земля щедро отдавала последнее тепло, и отряд, затаившийся в подлеске близ озера, успел даже слегка разомлеть от солнечных лучей и запаха сухой листвы на траве. «Эх, каким бы благодатным могло быть это место! – думал Эйнар. – Вот бы стать здесь бенефициарием или хотя бы дефенсором! Уж меня-то все селяне уважали и любили бы, уж я-то не стал бы никого травить зубастыми чудищами…»

Неожиданно на противоположном берегу появились люди. Одни из них шли шаг в шаг друг за другом (по всей видимости, были связаны веревкой либо цепью), другие же, в ярко-красных туниках, безжалостно подгоняли их копьями. «Пленницы!» – мелькнуло одновременно в голове у всех, кто затаился сейчас в подлеске. Процессия меж тем медленно двигалась к месту жертвоприношения. По мере ее приближения заговорщики увидели, что молодые девушки, облаченные в серые полотняные рубахи, идут покорно и безмолвно, ни на какое спасение уже не надеясь. Сопровождавшие их воины громко и развязно переговаривались, из чего заговорщики сделали вывод, что те уже с утра изрядно приложились к вину. «Да, совершать подобные злодеяния можно, пожалуй, только если напиться до беспамятства», – подумал Теодорих, тщетно пытаясь разглядеть среди конвоиров Витольда.

Однако лишь когда пленниц привели на берег и, развязав, тут же поочередно привязали каждую к отдельному деревянному столбу, от замка отделилась фигура всадника в ярко-красном плаще, скакавшего на черном вороном коне в сторону озера. Приблизившись к месту грядущего жертвоприношения, бенефициарий обвел властным взглядом привязанных к столбам девушек: те беззвучно плакали. Витольд, несмотря на свои достаточно уже преклонные лета, спешился самостоятельно и, причем, довольно ловко. Правда, стражники тут же поднесли ему кресло, на которое тот не замедлил присесть.

– Начинайте! – отдал Витольд команду подданным.

В центр полукруга, образованного столбами на ближнем берегу озера, шагнул палач. Обнажив кинжал-скрамасакс, он обошел всех девушек, поочередно нанося каждой удар по бедру. Раздались громкие стенания несчастных: кровь заструилась по их домотканым рубахам, обильно стекая на землю.

– Таким образом, палач привлекает чудовище на берег, – шепотом объяснил Франсуарт спутникам суть проведенного палачом ритуала, – ведь запах крови оно чувствует даже со дна озера. Вскоре, значит, всплывет! И вот тогда, друзья, дело за вами!..

«Легко сказать!» – подумал Теодорих, в сотый раз нервно проверяя содержимое походной сумки: не забыл ли чего?

Тем временем на место удалившегося палача заступил стражник с огромным боевым барабаном. Вскинув высоко вверх здоровенную палку с набалдашником, он изо всех сил ударил ею по натянутой бычьей коже. Раздался звучный удар, гулким эхом прокатившийся над окрестностями.

И вот спустя некоторое время, примерно на сороковой по счету барабанной дроби поверхность воды начала расходиться клином, словно со дна всплывала не видимая пока гигантская лодка. Еще мгновение – и неподалеку от берега вынырнула длинная блестящая морда темно-зеленого цвета с хищными злобными глазами.

Заговорщики в ужасе замерли, а у Эйнара даже волосы на голове зашевелились от страха. Он тихо проскулил:

– Хочу домой, в Суассон…

Столь же тихо Теодорих ответил ему:

– In rebus bellicis maxime dominatur fortuna.

– Что это означает? – заинтересовался Эйнар, забыв ненадолго о чудище.

– В военных делах наибольшую силу имеет случайность, – перевел Теодорих. После чего извлек из сумки горшочек с греческим огнем и, не давая другу возможности опомниться, скомандовал: – Доставай, Эйнар, огниво! Сейчас мы устроим им «жертвоприношение»!

Стражники при виде дракона тесно сгрудились и выставили копья вперед, заодно плотно прикрывшись и щитами. Витольд же, казалось, и глазом не повел: продолжал спокойно сидеть в кресле прямо на виду у чудовища.

– Он что – колдун, коли дракона не боится? – тихо спросил Теодорих у дефенсора.

– Возможно, но точно не знаю. Однако дракон никогда его не трогает – направляется сразу к жертвам. Скорее всего, он реагирует только на запах крови, – высказал предположение Франсуарт.

И вот, наконец, покрытое крупной темно-зеленой чешуей чудовище, яростно вращая круглыми желтыми глазами и беспрерывно хлеща отвратительным длинным хвостом по воде, неуклюже выползло на сушу. Сразу стало видно, что к быстрому передвижению его короткие лапы не приспособлены. Зато когда дракон разверз свою буквально бездонную пасть и обнажил огромные острые зубы, несчастные жертвы, все как одна, в страхе закричали. Девушки принялись молить Витольда о пощаде: просили заколоть их сначала кинжалами, а затем уж скормить дракону. Тот, однако, в ответ лишь злорадно ухмылялся. Разворачивающаяся на глазах трагедия явно приводила его в ни с чем не сравнимый восторг.

Трое друзей напряглись: Теодорих и Клерет держали наготове горшочки, а Эйнар – огниво.

– Когда чудовище начнет изрыгать огонь? – шепотом осведомилась Клерет у Франсуарта.

– Никогда. Не припомню ни одного случая, чтобы из пасти чудовища хотя бы раз изверглось пламя.

– Хоть это радует, – язвительно проворчал Эйнар.

Пока друзья предавались беззлобной перепалке, дракон уже начал косолапо-неторопливое движение в сторону привязанных к столбам жертв.

– Пора! – отдал команду Теодорих. – Помни, Клерет: я бросаю горшочек в дракона, а ты – в Витольда!

– Не волнуйся, не промахнусь. К тому же сделаю это с превеликим удовольствием, – заверила Клерет и поднесла трут своего горшочка к огниву Эйнара.

– А теперь – вперед! За мной! – уже на бегу выкрикнул Теодорих, устремившись к жертвенной площадке.

Дракон стоял перед столбами, дико вращая желтыми глазами направо и налево, словно выбирая наиболее подходящую жертву. Обезумевшие от ужаса девушки вели себя по-разному: одни истово молились Логосу либо Фрейе, другие впали в полнейшую прострацию, третьи, самые непокорные, предпринимали энергичные, но, увы, тщетные попытки избавиться от веревочных пут.

И вдруг из-за одного из столбов в сторону дракона пролетело нечто горящее, подобное маленькому круглому факелу, угодив ему прямо в открытую пасть. От неожиданности чудовище щелкнуло зубами и сомкнуло челюсти, тем самым окончательно раздавив «подарок с начинкой». Вслед за этим туловище его неестественно дернулось, а уже в следующее мгновение все чешуйчатое существо было объято ярким пламенем.

Гигантский дракон-костер принялся нещадно молотить огромным хвостом по земле, от чего во все стороны полетели смертоносные искры, мгновенно выжигавшие всю траву вокруг него. Наконец, издав чудовищный хрип, дракон замер. Запахло жареным мясом…

В тот же самый миг некий воин, облаченный в блестящие металлические доспехи, выскочил из-за столбов прямо напротив Витольда и запустил в него аналогичный «факел». Горящее чудо упало у ног бенефициария, издав звук разбившегося обычного глиняного горшка, однако уже в следующее мгновение ноги и кресло повелителя здешних земель ярко запылали. Витольд попытался сбить пламя перчатками, но, увы, тщетно: огонь тотчас охватил и его руки.

– Ко мне, бездельники! Сбейте с меня пламя немедленно! – рявкнул бенефициарий на подданных.

Стражники, мигом забыв о сгоревшем заживо драконе, со всех ног бросились к своему повелителю и попытались сбить с него огонь снятыми с себя туниками. Увы, все их усилия оказались бесплодными: огонь поднимался все выше, устремляясь к голове бенефициария…

Пользуясь всеобщей суматохой, Клерет уже перерезала клинком веревки на столбах и освободила одну за другой всех девушек, так еще до конца и не осознавших, что же здесь сейчас, на их глазах произошло…

А в это время к дурно пахнущим останкам дотлевающего дракона подошел Теодорих. Обнажив «Разящую молнию», он покричал что есть мочи:

– Приказываю всем сложить оружие!

Стражники оглянулись и… замерли, увидев воина с мечом, излучающим таинственный лиловый свет. Для пущего впечатления Теодорих взмахнул «Разящей молнией» над головой и в тот же миг оказался в ореоле из серебристых искр.

Несколько особо религиозных стражников рухнули как подкошенные. Теодорих же, довольный произведенным впечатлением, громогласно провозгласил:

– Я – посланник Логоса! Спустился на землю, дабы покарать бенефициария Витольда за все совершенные им злодеяния! – Заметив приблизившуюся к нему Клерет, юноша и вовсе вошел в раж, объединив в своей дальнейшей речи языческих богов с арианскими. – Вместе со мной на землю спустилась Валькирия! Если вы не покаетесь, она заберет ваши черные души с собой в Мир тьмы, и вы будете блуждать там вечно! Покайтесь же! Только так вы сможете спасти свои жизни и души!

Последняя фраза возымела на стражников решительное и окончательное воздействие: все как один, они побросали оружие на землю и пали на колени.

– Пощади нас, о, Посланник небес! – заголосили воины наперебой, перемежая мольбы рыданиями. – Это наш повелитель во всем виноват! Это по его приказу нам приходилось творить бесчинства!..

– Как видите, и посланец Преисподней дракон, и его приспешник бенефициарий Витольд уже сгорели дотла в праведном огне, ниспосланном богами с небес! Поклянитесь же служить мне верой и правдой, и тогда я помилую вас!

– Клянемся! Клянемся, господин Посланник небес! Клянемся служить только тебе! – запричитали вразнобой стражники.

Теодорих, окончательно войдя в роль, снова потряс в воздухе искрящейся на солнце «Разящей молнией» и пророкотал:

– Что ж, я услышал вас! И готов помиловать! Теперь все вместе повторяйте за мной: если мы нарушим священную клятву, данную Посланнику небес, праведный огонь испепелит нас точно так же, как испепелил на наших глазах дракона и бывшего хозяина!

– …дракона и бывшего хозяина! – дружно вторили ему стражники.

Днем позже в Виенне состоялся совет дефенсоров всех окрестных селений. «Посланник небес» и «Валькирия» тоже присутствовали в числе приглашенных, а Эйнар от приглашения отказался: ему было неловко перед друзьями за проявление трусости. Более того, он прекрасно понимал, что отныне Клерет потеряна для него раз и навсегда. На Теодориха Эйнар не держал зла – разве можно обижаться на героя?!

Посовещавшись, дефенсоры избрали из своих рядов управляющего, коему надлежало выполнять обязанности бенефициария до тех пор, пока Теодорих и его спутники не достигнут Ахена и не передадут прошение селян Марку Левию Сегноцию, а тот, в свою очередь, не решит их участи в соответствии с «Салической правдой».

В тот же день новоявленные «подданные» Теодориха, принесшие ему клятву верности, собрались на неказистой площади Виенна, дабы проводить «Посланника небес» и его свиту в дальнейший путь. Теодорих произнес пламенную прощальную речь, пообещав непременно вернуться, после чего вместе со спутниками покинул Виенн под благодарственные крики селян, благословлявших их путешествие.

Теодорих пребывал в прекрасном расположении духа: его пояс был отяжелен кошельком, полным золота и серебра. Как и Клерет, он надел поверх облачения серебряный торквес, отчего оба стали выглядеть еще солиднее. Эйнару даров досталось не в пример меньше, чем друзьям, и теперь он молча ехал чуть в стороне от приятелей, угрюмо посапывая. Впрочем, юноша отчетливо осознавал, что обижаться в данном случае ему нужно только на себя.

Все три дня пути до Ахена путники пробирались лесными дорогами, причем по мере приближения к конечному пункту маршрута леса становились гуще и непроходимее. Казалось, им вообще не будет конца.

Стоянки устраивали, как обычно, на ночь: разжигали костер, ужинали, а потом поочередно несли дежурство.

В первую же ночь после отъезда из Виенна Эйнар обратил внимание, что Теодорих и Клерет устроились на ночлег поближе к лошадям и друг к другу. Он решил, что друзья до сих пор не могут простить ему трусости и потому избегают его, однако вскоре понял, что ошибся. Когда время его дежурства истекло, и пришла пора будить Теодориха, Эйнар подошел к попоне, под которой спал друг, и неожиданно обнаружил, что тот… не один. В первый момент юноша растерялся, но потом подумал: «Так мне и надо, сам во всем виноват! Героям достается все – это закон жизни…» Решив любовников не беспокоить, Эйнар вернулся к костру и подбросил в него охапку хвороста: места были глухие, издалека то и дело доносились волчьи завывания…

Наконец путешественники достигли Ахенского домена. Леса поредели и постепенно перешли в равнинную местность, а вскоре друзья увидели и первый гарнизон, охранявший дорогу на подступах к городу. Сама дорога была перекрыта ограждением из гибких ивовых веток. Из расположенной за ограждением небольшой хижины тут же вышли четыре воина, облаченные в блестящие нагрудники и вооруженные увесистыми францисками. Вид у всех четверых был устрашающий: высокие, мускулистые, недружелюбно настроенные. Светлые волосы выдавали в них саксов. «Наемники», – догадался Теодорих.

Спешившись и приблизившись, он начал разговор первым:

– Приветствую вас, доблестные воины! Мы направляемся в Ахен к Марку Левию Сегноцию с посланием из подвластного ему селения Виенн и примыкающих к нему земель.

Недвусмысленно поигрывая франциской в крепких загорелых руках, вперед вышел командир небольшого гарнизонного отряда и внимательно воззрился на путников, словно желая изучить их до мельчайших подробностей. Во избежание возможных недоразумений и тем более конфликтов Теодорих тотчас достал из кожаной сумки послание дефенсоров и протянул свиток командиру. Тот молча развернул его и быстро пробежал текст глазами, из чего Теодорих сделал вывод: грамоте обучен.

Судя по всему, командир остался удовлетворен, однако по-прежнему медлил, рассчитывая, видимо, содрать с путников мзду сверх установленной за проезд пошлины. Теодорих же, хотя и ощущал на поясе тяжесть монет, поступил иначе: снял с шеи подаренную отшельником цепь с медальоном, изображающим багуина (символом рода Марка Левия Сегноция) и протянул ее командиру-саксу. Тот, подхватив медальон огромной ручищей, отошел к своим подчиненным. Вчетвером они принялись разглядывать медальон и что-то вполголоса обсуждать, но вскоре командир вернулся к Теодориху, протянул ему медальон и вежливо поклонился: багуин явно произвел на всех четверых впечатление.

– Прошу вас, господа, проезжайте. Однако прежде я выдам вам охранную грамоту до Ахена, – сказал он и скрылся ненадолго в хижине. Едва друзья вновь оседлали лошадей, как тот уже вернулся и вручил Теодориху небольшой свиток. – Если что, – сказал он, – меня зовут Норберт, я начальник дорожной стражи южной дороги, ведущей к Ахену. Удачного вам пути, господин, – сакс почтительно поклонился.

– Благодарю тебя, Норберт, – ответил Теодорих и проследовал в сопровождении спутников по дороге, предусмотрительно освобожденной от ограждения. Клерет тепло улыбнулась командиру в знак признательности. Эйнар же подумал: «Куда ни глянь – всюду саксы! Хорошо же они здесь устроились – небось, половину сбираемой пошлины в карман кладут…»

…Теодорих приближался к Ахену с замиранием сердца. Кормилица Иветта рассказывала ему, что сей город принадлежал некогда Сигеберу, его деду по линии матери. Сигебер, в свою очередь, отвоевал Ахен у саксов. Одни из них были истреблены, другие ушли в Арденны, третьи остались у франкского вождя в качестве наемников. После той памятной битвы Сигебер завладел также знатными саксонскими красавицами, среди которых была и будущая мать Амалаберги…

Теодориха одолевали противоречивые чувства: с одной стороны, он ненавидел своего отца, Хлодвига, а с другой – восхищался им. Объединить такое количество земель и племен, создать столь мощное королевство, заручиться поддержкой самого Рима – разве это легко?! Да, Хлодвиг был жесток, всегда поступал так, как выгодно только ему, не считаясь ни с чем и ни с кем! Но при этом он был умным, храбрым и дальновидным политиком, иначе ему никогда не стать бы королем франков.