Глава 4
Конец июня в Провансе выдался тёплым. В отличие от проливных дождей, не стихающих в центральной Франции, в Провансе осадков почти не выпадало, и даже мистраль сменился приятным юго-восточным ветерком, наполненным свежестью моря.
По дороге, ведущей к Валансу, ехали два всадника. Отблески заходящего солнца освещали их прекрасных вороных лошадей. Облик же самих всадников, облачённых в чёрные длинные камзолы по последней моде, расшитые серебром по обшлагам рукавов и груди, их широкополые шляпы, украшенные чёрными перьями, выдавал, несомненно, знатных сеньоров, путешествовавших скуки ради. Ибо двигались они неспешно, и холёные бока лошадей блестели в последних лучах заходящего солнца.
– Как поживает ваша очаровательная ведьмочка? Надеюсь, инквизиция ею не заинтересовалась? – поинтересовался сеньор, у которого на правой руке, облачённой в атласную перчатку, переливался кроваво-красный рубин.
– Аделина, дорогой Асмодей… Мою ведьмочку зовут Аделина… Она весьма не дурна собой, искусна в любви и всякого рода снадобьях. Но до настоящей ведьмы ей далеко. Возможно, вы правы – доминиканцы проявят к ней интерес, ибо её соседка снедаема завистью и злобой…
Асмодей удивился:
– И вы, Абигор, так спокойно говорите об этом?
– Увы, мой друг… Люди слишком порочны… Я – не Господь Бог, дабы спасать их души. Это его привилегия… Моя же, напротив, искушать… – грустно вымолвил Абигор.
Асмодей рассмеялся.
– Это точно, дорогой Абигор – вы не Господь Бог! Но я улавливаю печаль в вашем голосе! Неужели вы сожалеете о том, что не вправе наставлять смертных на путь истинный?!
– Право, Асмодей, не затевайте этот разговор… Истина, искушение, всепоглощающее зло, божественное добро… От всего этого веет скукой.
– М-да… Вам определённо стоит развеяться, – наставительно заметил Асмодей.
Сеньор, что звался Абигором, остановил лошадь и, вглядываясь, в сгущавшиеся сумерки, загадочно произнёс:
– Пожалуй, вы правы… За этим поворотом нас ждёт забавное представление. Вот и развеемся.
Не успели лошади знатных сеньоров преодолеть и десяти туазов, как из кустов выскочили какие-то люди и окружили всадников.
– Ну, что я говорил вам Асмодей… Вот и непосредственные участники представления.
Один из нападавших, здоровенный взлохмаченный разбойник, взмахнул мечом, явно отобранным у проезжавшего в этих краях рыцаря.
– А, ну давайте сюда свои кошельки! Не то кишки выпущу! – злобно рявкнул он, и в подтверждении своих слов его подельники почти вплотную окружили всадников, размахивая самодельными цепами.
– Какая отвага! – восхитился Абигор. – Разумеется, я не смогу противостоять столь храбрым воинам. – С издёвкой заметил он и потянулся за своим напоясным кошелём, отяжелённым золотыми монетами. – Нынче у вас будет богатый улов…
Глаза разбойников загорелись алчностью.
– А ты, что медлишь? – обратился их главарь к Асмодею. – Монеты давай! Небось, при себе кое-то имеешь?!
– И кафтаны со шляпами пусть снимут! – загалдели пособники, разглядев богатое одеяние всадников.
Асмодей и Абигор многозначительно переглянулись. Абигор отстегнул кошель и как бы невзначай тряхнул им пару раз – послышался звон монет. Разбойники невольно подались вперёд. Главарь протянул свою лапищу, намереваясь выхватить кошель.
В этот момент Абигор взмахнул рукой – кошель открылся и монеты, поблёскивая, ловя последний солнечный свет, рассыпались по дороге.
– А ты, мерзавец! – оскорбился главарь банды. – Поиздеваться надо мной вздумал!
Он занёс меч для удара, ещё мгновение и он угодил бы Абигору прямо в живот. Но тот и не шелохнулся в седле.
– Ах, что вы, сударь, – спокойно произнёс всадник, – я даже и не думал этого делать.
Главарь застыл в недоумении…
Разбойники же не стали дожидаться, пока их главарь прикончит заносчивого сеньора, бросились собирать богатую добычу.
Главарь пребывал в растерянности.
– Назад, ублюдки! – пытался он командовать вышедшими из повиновения пособниками. Двое из них, подобрав несколько монет, пытались скрыться в придорожных кустах.
Главарь бросился за ними, дабы наказать непокорных, а в это время остальные члены несостоявшейся банды разбежались в разные стороны.
Абигор рассмеялся.
– Ну, что я вам говорил! Сначала они пытались ограбить нас, а теперь готовы перебивать друг друга из-за нескольких золотых монет. Вот она человеческая сущность…
Асмодей равнодушно посмотрел вслед убегавшим разбойникам.
– М-да… Творения божии… – в задумчивости произнёс он и, немного помедлив, добавил: – Но признайтесь, герцог, вы же не для того направились в Валанс, покинув тёплую постель своей подружки Аделины, чтобы на нас напали эти голодранцы.
– Вы, как всегда проницательны, Асмодей… Я намеревался предложить вам весьма щекотливое дело… – он загадочно взглянул на своего спутника.
– А вот как… Вы, право, заинтриговали меня. Говорите…
Абигор кивнул, отчего перья его шикарной шляпы всколыхнулись.
– В неком монастыре, в предместье Валанса, содержится мальчик… – неспешно начал он свой рассказ.
– И что же? Он – плод запретной любви? Или незаконнорожденный отпрыск королевского рода? И вы вознамерились возвести его на трон? – сыпал предположениями Асмодей.
– Все ваши предположения тщетны, князь. Этот ребёнок опасен… Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Нет… – признался Асмодей. – Увы, я не вхож в ближнее окружение нашего Господина, вероятно в силу своего происхождения. Вы же знаете, моя мать была смертной женщиной…
– Да-да, я знаю эту печальную историю… Люцифер считает, что вы порой, слишком снисходительны к людям… Вероятно, это объясняется зовом крови… Но сейчас это не важно. Вы готовы помочь мне?
– Разумеется, герцог, – согласился Асмодей. – Но я хочу знать об этом ребёнке как можно больше.
Абигор задумался, размышляя, с чего же начать столь необычную историю мальчика, который стал опасен для сил Тьмы?
Асмодей внимательно выслушал герцога.
– У меня возникло чувство, что вы, Абигор, решили действовать самостоятельно, вопреки желанию нашего Господина. Ибо этот ребёнок…
– Так вы со мной или нет? – резко перебил его Абигор. – Иначе мне придётся обратиться за помощью к Азазелю, которого вы так недолюбливаете.
Гнев захлестнул Асмодея, он прекрасно помнил последнюю ссору с Азазелем, который возомнил себя первым среди Воинства.
– Хорошо… Если вы так настаиваете, герцог. Я отправлюсь с вами… Но…
Абигор терял терпение.
– Что ещё вас смущает, князь?
– Всего лишь безделица, дорогой друг… Я не сомневаюсь в вашей силе и способностях… И потому, думаю, вы вполне бы могли справиться в одиночку. Зачем я нужен вам?
Всадники остановились. Ночная мгла окончательно окутала землю Прованса.
– Я не могу действовать без свидетелей, – признался Абигор. – Вы же не лишены определённого благородства, мой друг.
– Теперь я понимаю ваш замысел, герцог. Я нужен для того, чтобы представ перед Высшим судом, подтвердить, вы, дескать, действовали, руководствуясь, как это говорят люди: благими намерениями.
– Я рад, князь, что мы достигли взаимопонимания…
* * *
Бернар ложился спать, после того как колокола монастырской звонницы отзвонят вечернюю зарю. Развлечений в монастыре не было ни каких, мальчик скучал, задавая своим телохранителям один и тот же вопрос: когда же он снова вернётся домой, в родной Аржиньи?
Белуччи предпочитал отмалчиваться. Гилермо же поначалу обещал – скоро, но затем однажды холодно сказал мальчику:
– Смирись. Ты никогда не вернёшься в Аржиньи.
Бернар чуть не расплакался от обиды.
– Почему? Мои родители умерли? Или отказались от меня, поручив заботу вам и монахам?
– Они умерли… – подтвердил Гилермо.
– Но тогда я – законный наследник Аржиньи! – воскликнул Бернар.
Иезуиты переглянулись. В разговор вступил Белуччи.
– Увы, Бернар, ты не можешь наследовать Аржиньи, так как у твоего отца есть законный наследник барон Франсуа д’Арк Дешан.
Мальчик сник.
– А как же я?..
– Ты рождён от Исидоры Монтехо, она была просто возлюбленной твоего отца, но не женой, – признался Белуччи.
Бернар вспомнил мать, её образ, аромат её духов, её нежные руки, голос… Как она целовала его в щёку перед сном… Он невольно прикоснулся к александриту, подарку матери, висевшему на шее под одеждами.
– Всё ясно… – с обидой буркнул он. – Я – незаконнорожденный и место моё в монастыре…
С тех пор Бернар стал особенно задумчивым и неразговорчивым.
…В этот вечер мальчик лёг спать, как обычно. В маленькой келье горела одинокая свеча на столе, освещая скудным светом стены, сложенные из грубого камня, сундук, стоявший в углу, пару табуретов и кровать.
Гилермо машинально выглянул в окно, хотя разглядеть что-либо в сгустившихся сумерках не представлялось возможным, а затем, заперев дверь кельи на ключ, отправился к Белуччи, который расположился в донжоне по-соседству.
– Мальчишка спит… – сказал Гилермо, смачно зевнул и добавил: – Да монастырская жизнь скучна и лишена радостей жизни.
– Увы, мой друг… – согласился Белуччи. – Может, сыграем партию в кости? Это единственное, что мы можем себе позволить в этих стенах.
Гилермо отрицательно покачал головой.
– Вот, если бы сыграть в харчевне, за столом полным еды и вина… Да с карманами полными монет… – мечтательно произнёс он.
– М-да… К сожалению мы лишены такой возможности. Остаётся надеяться, что через пару месяцев соберётся капитул, который изберёт нового генерала. И вот тогда участь мальчика будет решена…
Иезуиты переглянулись. Их волновал один и тот же вопрос: что же станет с Бернаром? Ведь понтифик стар и доживает последние дни, не ровен час отдаст Богу душу. И тогда состоится конклав кардиналов, коему предстоит избрать нового главу католической церкви. И отношение нового Vicarious Christi к Бернару может измениться.
Иезуиты сыграли партию в кости и, помолившись перед простым деревянным распятием, висевшим тут же в келье на стене, решили лечь спать.
Белуччи протянул Гилермо свёрнутое шерстяное одеяло.
– Сегодня твоя очередь спать подле мальчишки… Не забудь запереть засов изнутри.
Гилермо проверил метательные стилеты, что крепились к левой руке специальными ремешками, под длинными широкими рукавами рясы их не было видно. Затем взял с собой меч и арбалет.
Когда Гилермо вошёл в келью Бертрана, тот мирно спал. Телохранитель запер дверь на прочный засов, сломать его одному и даже двум крепким мужчинам вряд ли бы удалось, если бы те решили ворваться из узкого коридора в келью; нагнулся над спящим Бертраном и перекрестил его. Затем расстелил на полу одеяло, положил рядом с собой оружие, чтобы оно в случае необходимости находилось под рукой, и тотчас заснул на жёстком импровизированном ложе.
* * *
Белуччи подошёл к узкому стрельчатому окну и с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух полной грудью. С тех пор, как иезуиты и мальчик обосновались в монастыре ордена Валломброза, Белуччи, как стемнеет, внимательно всматривался в ночную мглу. Иногда ему казалось, что вдали мерцают жёлтые огоньки и приближаются к стенам монастыря. Но, то была игра воображения.
За все те дни, которые иезуиты провели в монастырском донжоне, не случилось ничего необычного. Белуччи и Гилермо начали постепенно успокаиваться, но всё равно несли положенную службу.
Белуччи ещё немного постоял около окна. Внезапно перед ним всплыл образ молодой соблазнительной женщины. Она расстегнула лиф платья, обнажив полные груди…
– Господи… Это ещё что за наваждение?.. Хоть устав ордена не обязывает иезуитов приносить обет целибата, но я не помню этой красавицы. Если бы я провёл с ней ночь, то наверняка бы не забыл.
Белуччи отошёл от окна, снова помолился перед распятием и, не раздеваясь, лёг на жёсткую кровать. Он закрыл глаза и попытался заснуть. Но, увы, сон не шёл. Перед глазами стояла всё та же красотка. Она тряхнула белокурыми волосами, они подобно золотым нитям рассыпались по её обнажённым плечам… Затем из её прелестного ротика появился кончик языка, она игриво облизнула им губы…
Белуччи рывком сел на кровати.
– Искушение… Искушение… Но я не могу покинуть монастырь. Я обещал покойному генералу позаботиться о мальчике, а в случае необходимости и защитить его.
Иезуит поднялся и начал, словно загнанный зверь метаться по келье.
– Всё не могу больше… Я с ума сойду, если не проведу эту ночь с женщиной… – решил он, отдаваясь во власть соблазна. – Кажется, недалеко от монастыря есть постоялый двор. Наверняка, там можно сытно поесть, выпить вина и развлечься…
Белуччи скинул рясу и быстро облачился в свою привычную одежду – чёрный камзол, узкие панталоны и высокие сапоги. Затем он надел нагрудник из лёгкой иберийской стали, опоясался мечом, закрепил специальными ремешками в левом рукаве два метательных стилета, и накинул короткий тёмно-синий плащ.
– Господи, прости меня… – прошептал он и виновато взглянул на распятие. – Гилермо спит рядом с мальчиком, вокруг всё спокойно… Возможно, нападение волков на Аржиньи – просто случайность, стечение обстоятельств и не стоило Сконци так беспокоиться…
Он покинул келью, быстро спустился по винтовой лестнице донжона и вышел во внутренний двор. Монахи с наступлением темноты уединялись в своих кельях, жизнь в замке замирала. Лишь у ворот оставались братья-валломброзанцы, дабы во время закрыть их после того, как колокола отзвонят вечернюю зарю, а затем отворить с восходом солнца.
Белуччи пребывал в раздумьях: покинуть ли ему монастырь верхом на лошади или пешком? Если – на лошади, то тогда её надобно седлать, а на это вовсе не хотелось тратить время, ибо он был сжигаем плотским вожделением.
Белуччи приблизился к воротам. Из привратницкой вышли два дюжих монаха.
– Ворота заперты, – произнёс один из них.
– Я имею право покидать монастырь, а также возвращаться обратно в любое время, – спокойно парировал иезуит. – На то я получил дозволение самого настоятеля Кристиана.
Монахи переглянулись: против разрешения настоятеля не пойдёшь. А, если у этого самодовольного наглеца, а в монастыре многие догадывались о принадлежности Гилермо и Белуччи к всесильному ордену иезуитов, действительно неотложное дело в городе? Что тогда? А они, будучи добросовестными монахами, с тщанием выполняющими свои обязанности, невольно помешают ему…
Валломброзанцы поняли друг друга без слов и одновременно направились к воротам, дабы привести в движение специальный механизм, поднимающий решётку, а затем отпереть небольшую калитку, расположенную в левой створке ворот.
– Когда ты вернёшься, брат? – поинтересовался один из монахов.
Белуччи нетерпеливо передёрнул плечами.
– Как только улажу все свои дела… – неопределённо ответил он.
– Разумеется… Но нам бы хотелось, – монах выразительно воззрился на иезуита, – чтобы ты подал условный знак. Времена нынче неспокойные, на дорогах появились шайки разбойников, а наш герцог Рене Добрый, да продлит Господь его земной путь, уж слишком увлечён менестрелями, а отнюдь, не порядком на своих землях.
– Хорошо, – согласился Белуччи. – Ты, пожалуй прав. Я ударю трижды медным кольцом по воротам, затем сделаю паузу, а затем – ещё два удара.
Валломброзанец массивным ключом отворил калитку. Белуччи беспрепятственно покинул монастырь, отправившись в питейное заведение пешком, ибо оно находилось всего в четверти лье, да и иезуит был человеком не робкого десятка и не боялся прогулок под покровом ночи.
Иезуит добрался до постоялого двора без приключений. Ещё издали он заметил, что в окнах заведения ярко горят свечи.
Белуччи вошёл на постоялый двор через ворота, которые, казалось, и вовсе не запирались ни днём, ни ночью. Двор освещали факелы, прикреплённые к специальным держателям около входа в харчевню.
Он заметил, что под навесом у коновязи стояли два осла, мул и несколько лошадей, две из которых, вороной масти, невольно привлекли внимание иезуита. Уж в лошадях он знал толк. Несомненно, они принадлежали весьма состоятельным постояльцам.
До слуха Белуччи донёсся женский смех… Он вошёл в харчевню, его обдало запахом жареного мяса, ибо посетители сего заведения редко соблюдали постные дни, установленные католической церковью, дабы избежать одного из грехов – чревоугодия. Белуччи огляделся: кто-то из посетителей уделял внимание жареному бекону и вину, кто-то пытался сговориться о цене предстоящей ночи со здешней шлюхой, а двое из них, по виду знатные сеньоры, с азартом играли в кости. Около них стояли несколько девиц, весьма привлекательных и аппетитных на вид, всячески подбадривая игроков.
Один из сеньоров явно выигрывал.
– Ну что же, герцог, вы снова проиграли! – воскликнул он, довольный собой. – Придётся вам раскошелится.
– Вот, князь, ваш выигрыш. – Проигравший герцог, нехотя, достал из увесистого кошелька золотую монету и небрежно бросил её на стол. Монетка со звоном покатилась прямо к его партнёру. Тот прихлопнул её рукой и засмеялся.
– Мне дьявольски везёт в азартные игры, дорогой друг! Вы же знаете об этом…
– Знаю. И каждый раз не могу устоять перед соблазном перекинуться с вами в кости! – ответил герцог и подмигнул сотоварищу. Они оба дружно рассмеялись. Девицы их поддержали…
Белуччи не мог оторвать взора от этих двух сеньоров, что-то в них было притягательное. Но что? Он не мог понять… Возможно, его удивило, что их не окружала свита, герольды и оруженосцы – богатые сеньоры путешествовали без должного сопровождения.
Затем обратил внимание на белокурую девицу, она показалась ему знакомой…
Девушка подсела к князю, тот обнял её за талию и начал что-то нашептывать на ушко. Вероятно, нечто непристойное, потому как прелестница, познавшая множество мужчин, залилась румянцем и, шутя, оттолкнула сеньора.
– Ах, вы проказник, ваша светлость! Придумать такое… Впрочем, я согласна. А сколько вы мне заплатите за услуги?
Тот, не задумываясь, извлёк из кошеля два золотых и бросил на стол.
– Такая цена тебя устроит? Или ты стоишь дороже?
Девица, довольная столь щедрой оплатой, ладошкой сгребла монетки со стола и аккуратно засунула их за лиф платья, тем самым выражая своё согласие и готовность доставить знатному сеньору любое плотское наслаждение.
Наконец Асмодей оторвал взор от девицы, с которой явно не торопился уединиться, и обратил внимание на Белуччи, стоявшего в дверях.
– Сударь! Ну, что же вы стоите? Или вы не голодны? Не хотите выпить? Игра в кости вас не привлекает? И вы не хотите познать продажной любви?! – обворожительно улыбаясь, поинтересовался он.
Белуччи невольно подошёл к столу игроков.
– Партию в кости, сударь? – предложил Абигор, с интересом поглядывая на посетителя, и многозначительно подмигивая Асмодею. – Простите, не знаю вашего имени…
– Белуччи… – против своей воли произнёс иезуит и подсел за стол к игрокам.
– Хозяин! Вина нашему другу Белуччи! Да самого лучшего!
…В эту ночь Белуччи несказанно везло – он постоянно выигрывал и это обстоятельство, казалось, вовсе не расстраивало знатных сеньоров, а лишь раззадоривало их. Наконец выигрыш иезуита составил пять золотых монет.
Асмодей хлопнул его по плечу и негромко произнёс:
– Золото – это хорошо… Без него, увы, ни куда… Только нищие и глупые придумали изречение – не в деньгах счастье. А вот мне, кажется, золото – одно из составляющих земного счастья. И ещё женщина, красивая и изощренная в любви… А, возможно, и власть… Но власть – дело неблагодарное и грязное. Она не всякого мужчину привлекает в отличие от золота и женщин. В душе каждого смертного до поры до времени таится жажда золота и мечта о сытой беззаботной жизни… Её лишь надо разбудить… Ты согласен со мной, Белуччи?
Иезуит кивнул. Приятный голос собеседника завораживал, иезуит вполне с ним соглашался: золото, власть, женщины – да какой мужчина не желает это заполучить? Да ещё и всё сразу?!
– А чем ты занимаешься, Белуччи? – как бы невзначай поинтересовался Абигор. – По виду ты – наёмник…
Белуччи кивнул.
– Да можно сказать и так…
– А кого ты охраняешь? Небось, жирного епископа или купца, у которого денег, как грязи на дороге, ведущей в Авиньон? – продолжал расспрашивать Абигор.
– Нет… Ни то, ни другое… – уклончиво ответил Белуччи, изрядно захмелевший от вина и радости внезапно свалившегося на него богатства. Ибо пять золотых – немалая сумма даже для иезуита.
– Ладно, не хочешь – не говори. – Сказал Асмодей и обратился к девице: – Я хорошо заплатил тебе, не так ли?
Та с готовностью подтвердила:
– Разумеется, ваша светлость, я готова в любой момент, как только пожелаете!
– Желаю. Я желаю, чтобы ты доставила неземное наслаждение моему новому другу Белуччи.
Иезуит на мгновение растерялся. Но только на мгновение, ибо его обуяло такое страстное желание, что он подхватил девицу на руки, та для вида начала сопротивляться, дабы ещё больше раззадорить партнёра. Белуччи кликнул хозяина, дабы выяснить: какая из комнат свободна? И, получив ответ, тотчас уединился со своей ценной добычей.
Не успели они войти в комнату, как Белуччи набросился на девушку, словно изголодавшийся зверь. Та даже не успела расшнуровать корсаж, как иезуит извлёк из рукава стилет и ловко перерезал им все шнурки и завязки платья…
* * *
Белуччи проявил себя страстным и искусным любовником. Девица, уже привыкшая в заведении к разному обхождению, в том числе и жестокому, была приятно удивлена. Это наёмник нравился ей всё больше и больше…
Белуччи несколько раз подряд удовлетворил свою страсть. Девица зашлась криками удовольствия, да такими громкими, что знатные сеньоры, сидевшие в трапезной за столом, только посмеивались.
– Вы не ошиблись в выборе девицы, мой друг, – заметил Абигор и подмигнул Асмодею.
– Вы забыли, ваше сиятельство, что я служу вожделению, блуду, ревности, мести, ненависти и разрушению.
Абигор улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.
– Разве можно забыть про это, ваша светлость?! – игриво произнёс он. – А вот и здешняя Мессалина притихла… Вероятно, любовный пыл нашего подопечного утомил её.
Асмодей сосредоточено рассматривал свой рубиновый перстень. Абигор заметил замешательство своего спутника.
– Что случилось? Вас что-то смущает?.. – спросил он.
– Да, мой друг… Мы отлично позабавились… Но, то что вы задумали… Ещё раз хочу предостеречь вас…
Абигор резким движением навалился на стол и прошипел:
– Либо вы помогаете мне, либо – нет. Хотя, вы уже сделали часть своего дела – этот самодовольный иезуит, служитель Господа, в наших руках. Дальше я могу обойтись без вас…
Асмодей, продолжая любоваться кроваво-красным камнем, сказал:
– Как вам угодно, ваше сиятельство. Я предпочту подождать здесь…
– Я так и думал, что вы, Асмодей, предадите меня в последнюю минуту!
– О, дорогой друг, предательство – моё второе «Я». Разве вы не знали об этом? – невинно поинтересовался Асмодей.
Абигор резко встал из-за стола и направился в комнату, где Белуччи предавался плотским наслаждениям с белокурой девицей.
… Белуччи сморил сон. Ему снился замок Аржиньи, желтые огоньки окружали его. Затем появился Сконци. Белуччи отчётливо видел, как генерал умирал, лёжа на кровати в небольшой комнате. И, стараясь преодолеть предсмертные судороги, сводившие тело, генерал с трудом произнёс:
– Это они… Они повсюду… Будь осторожен, Белуччи… Помни о своем обещании…
Белуччи открыл глаза, провёл рукой по кровати – его страстная партнёрша исчезла. Он резко сел…
– Наконец-то вы очнулись, сударь, – сказал знатный сеньор, тот самый, которого за игрой в кости величали герцогом.
Он небрежным движением бросил Белуччи вещи.
– Оденьтесь… Нам надо поговорить.
Иезуит послушно оделся, мысленно удивляясь, что так безропотно подчиняется этому малознакомому господину.
– Что вам угодно?.. – поинтересовался Белуччи, застёгивая камзол.
– О, так вы – человек дела! Что ж, прекрасно… Я предлагаю вам заключить весьма выгодную сделку…
Белуччи невольно напрягся.
– И какую же?..
– Мне нужен мальчишка, который скрывается в монастыре ордена Валломброза в обмен на золото. Вы сможете уехать куда угодно, купить титул барона, небольшой замок, жениться и жить в своё удовольствие, – спокойно произнёс Абигор.
Белуччи замер… «Кто на самом деле этот герцог?.. – подумал Белуччи. – Неужели шпион архиепископа Ледесмы?.. И потому, он и его напарник, князь, путешествуют без слуг и свиты… Что на сей раз задумал Ледесма?.. Зачем ему мальчик?.. Замок, титул барона, красавица жена… Какой мужчина не мечтает их заполучить? Но какой ценой? Ценой предательства…»
Он не знал, что ответить, ибо соблазн был слишком велик, и заглушал чувство долга перед орденом и понтификом.
– Я не настаиваю, – продолжил Абигор, видя смятение иезуита, – вы можете отказаться. Просто я заполучу мальчишку несколько позже, и без вашей помощи. Всегда найдётся тот, кто сочтёт предложенную мной сделку весьма выгодной. Вы же останетесь, как вы изволили представиться, наёмником. Или вы всю жизнь будите делать то, что вам прикажут, или обретёте свободу и богатство… Даю вам слово, что не причиню ребёнку вреда. Всё, что в дальнейшем случиться с ним – предотвратит смятение в душах смертных. А он обретёт своё истинное предназначение.
Белуччи трясло от возбуждения и внутренней борьбы, но в то же время у него возникли смутные подозрения, что герцог – отнюдь не шпион Ледесмы, а некто иной…
Абигор с удовольствием наблюдал за ним.
– Вы боитесь, что не сможете убить своего друга Гилермо?.. Напрасно, вы уже убивали и не раз. Представьте себе, что Гилермо – ваш заклятый враг и мешает начать новую жизнь…
Абигор улыбнулся. Внезапно Белуччи почувствовал уверенность и спокойствие.
– Я согласен.
– Вот и прекрасно… – Абигор протянул иезуиту увесистый мешочек золота. – Здесь двести золотых дукатов. После того, как мальчишка будет у меня, получите столько же. С такими деньгами вы сможете отправиться в Наварру, Кастилию или Арагон – подальше отсюда.
– Куда я должен доставить ребёнка?..
Абигор задумался, но лишь на мгновение.
– До рассвета ещё пара часов. Я буду ждать вас на дороге, ведущей в Монтелимар.
* * *
Белуччи покинул постоялый двор. Его лица, разгорячённого от смятения и возбуждения, коснулся прохладный ночной ветерок.
Иезуит глубоко вздохнул. В голове его крутилась лишь одна мысль: «Убить Гилермо… Связать мальчишку… Доставить на дорогу, ведущую в Монтелимар…»
Он шёл по направлению к монастырю, не без удовольствия ощущая пристёгнутый к поясу кошель, отягощённый увесистыми дукатами, а, как известно, они ценились гораздо выше ливров, салю и флоринов, имевших хождение во Франции. Да и вообще в последнее время золотая монета Франции заметно потеряла в весе, поэтому двести итальянских полновесных дукатов были настоящим богатством.
Белуччи подошёл к монастырским воротам и, обхватив правой рукой медное кольцо, ударил трижды, затем сделал паузу и ударил ещё два раза. Он прислушался, казалось, что братья-валломброзанцы, охранявшие ворота, спят непробудным сном.
Белуччи снова постучал. За воротами послушались заспанные голоса…
– То наш полуночник вернулся… – проворчал один из монахов, открывая калитку.
Белуччи тотчас юркнул в неё.
Монахов подмывало поинтересоваться: удачно ли прошло ночная отлучка иезуита? Но всё же они удержались от расспросов. Возможно, потому что вид полуночника не располагал к излишним разговорам.
Белуччи проследовал во внутренний двор.
– Небось, прикончил кого-нибудь нынешней ночью… – прошептал один из монахов и перекрестился. – Уж больно у него странный вид… Всем известно, что иезуиты не гнушаются пачкать руки кровью невинных жертв, обвинённых по навету в ереси.
– Да тише ты… – шикнул на него второй монах. – За такие разговоры можно угодить под инквизиционное расследование. Уж тогда точно узнаёшь, как пытают иезуиты и доминиканцы.
Белуччи не слышал разговора братьев-валломброзанцев. Он стоял посреди двора и размышлял: «Надо оседлать лошадь, дабы потом не терять времени… А, если Гилермо закричит и разбудит монахов?.. Что ж, придётся их убить…»
Иезуит вошёл в конюшню, снял с крюка седло и упряжь. Он действовал быстро и ловко, вскоре лошадь была готова к дальней дороге.
Затем он направился в донжон, по винтовой лестнице поднялся на последний этаж и, постучав в келью Бернара, произнёс:
– Гилермо! Открой мне!
Гилермо спал чутко. Он тотчас услышал голос Белуччи и поспешил отворить дверь, решив, – что-то случилось.
Не успела дверь открыться, как Белуччи извлёк из левого рукава камзола стилет, резко оттолкнул дверь плечом и вонзил его в горло Гилермо. Тот захрипел, захлёбываясь кровью, и схватившись руками за пронзённое горло, начал медленно оседать.
Белуччи подхватил его и закрыл за собой дверь. В этот момент проснулся Бернар…
Предатель опустил умирающего Гилермо на пол. Затем молниеносно бросился к мальчику, покуда тот не успел окончательно очнуться ото сна.
– Белуччи… это ты… – прошептал сонный мальчик.
– Я… – подтвердил предатель, сам не зная зачем.
Он схватил мальчика за шею и слегка придушил его. Бертран потерял сознание. Белуччи завернул его в свой плащ, взял на руки и уже собирался спешно покинуть келью. Как вдруг в дверь постучали…
– Белуччи! Гилермо! У вас всё в порядке? – послышался голос монаха, занимавшего соседнюю келью. – Я слышал шум…
Белуччи замер – сердце, казалось, выскочит из груди.
– Да, да… Всё хорошо… Не волнуйся, брат мой. Иди спокойно спать… – подтвердил иезуит, стараясь придать своему голосу безмятежное спокойствие.
За дверью послушались удаляющие шаги и скрип затворяющейся двери.
– Ушёл… – Белуччи облегчённо вздохнул, положил мальчик на кровать и провёл тыльной стороной руки по взмокшему от волнения лбу.
Бернар пошевелил рукой и тихонько застонал. Тогда Белуччи извлёк из ножен кинжал и ловким движением отрезал от тюфяка, набитого свежим сеном, кусок материи. Он разрезал её на три части. Затем он заткнул Бернару рот кляпом, связал руки и ноги на случай, если он снова очнётся.
Белуччи прислушался – в донжоне стояла полная тишина. Тогда он отодвинул задвижку, отворил дверь, взял мальчика на руки и потихоньку вышел из кельи. Спускаться по узкой винтовой лестнице с ношей на руках оказалось не просто. Белуччи едва не оступился – разбуженные шумом монахи непременно бы вышли из своих келий. Вероятно, ему пришлось бы убить всех братьев-валломброзанцев повстречавшихся на пути.
Но ничего подобного не произошло, Белуччи благополучно преодолел винтовую лестницу, покинул донжон и направился к коновязи, где его ожидала оседланная лошадь.
Он закинул связанного, бесчувственного мальчика впереди седла. Затем сел верхом и направился к монастырским воротам, которые добросовестно охраняли братья-валломброзанцы.
В этот момент один из монахов-привратников вышел из сторожки по малой нужде и в предрассветной дымке увидел приближающегося всадника, несомненно, того самого иезуита, который нынешней ночью уже покидал стены монастыря.
Монах также заметил, что на лошади, перед всадником что-то лежит. Смутные подозрения закрались в его душу, он вбежал в сторожку, разбудил своего напарника и на всякий случай прихватил дубинку, единственное оружие, которым дозволялось пользоваться в монастыре валломброзанцев.
– Брат мой! – решительно произнёс монах, демонстративно поигрывая дубинкой, стоя перед опущенной решёткой и всем видом показывая всаднику, что не намерен приводить подъёмный механизм в движение, покуда не получит надлежащих объяснений. – Вы снова решили покинуть монастырь?..
– Да, неотложные дела заставляют меня отправиться в Авиньон, – солгал иезуит, стараясь из последних сил сохранять спокойствие.
– Настоятель не давал нам соответствующих распоряжений. Одно дело вы нынче ночью покинули монастырь в одиночестве, теперь же вы намереваетесь прихватить кого-то с собой. – Монах дубинкой указал на свесившегося с лошади мальчика, завёрнутого в плащ, ибо предрассветные сумерки не могли скрыть видневшихся босых ног и выбившихся из-под плаща волос.
– Я не намерен отчитываться перед вами! – Грубо заявил иезуит. – Отворите ворота!
– Э-э-э, нет! – решительно отказался монах.
Сотоварищ поддержал его:
– Вам придётся спешиться и вернуться в донжон. Уедите утром, после восхода солнца, если таковая необходимость останется…
Белуччи ловким движением извлёк из левого рукава камзола метательный стилет. Он со свистом рассёк воздух и впился в горло монаха, державшего дубинку, как тому казалось, весьма грозное оружие.
Монах издал приглушённый хрип, уронил дубинку и схватился за стилет, словно пытаясь вытащиться его и тем самым предотвратить свою неминуемую смерть.
Второй монах оцепенел от неожиданности и страха…
Белуччи воспользовался его замешательством и извлёк из рукава второй стилет. Через мгновение на земле, перед лошадью, лежали бездыханные тела монахов.
Иезуит спешился, извлёк из мёртвых тел оружие, отёр клинки о рясу одного из монахов и убрал в левый рукав камзола – метательные стилеты ещё ни разу не подводили его. Затем он привёл в движение подъёмный механизм решётки, отворил ворота и беспрепятственно покинул монастырь.
* * *
Белуччи спешно удалялся от Валанса по дороге, ведущей в Монтелимар. Светало…
Наконец, в предрассветной дымке, он замел одинокого всадника, стоявшего на дороге. Белуччи пришпорил лошадь, поспешив ему навстречу, уже предвкушая, как получит обещанную часть золота – ещё двести дукатов.
Неожиданно всадник исчез. Белуччи натянул поводья – лошадь остановилась.
– Что такое?.. – удивился он, оглядевшись, но дорога была пуста. – Уж не привиделось ли мне?
Вдруг раздался пронзительный свист. Из придорожных кустов выскочили несколько человек, вооружённые алебардами, и тотчас окружили всадника.
– Раскошеливайся, если жизнь дорога! – хрипло выкрикнул один из налётчиков, нацелив острие алебарды прямо на грудь иезуита.
Тот же не выказывая страха и, сохраняя невозмутимое спокойствие, извлёк из левого рукава стилет и метнул в нападавшего. Клинок угодил ему прямо в глаз. Грабитель издал дикий крик, неестественно выпучил уцелевший глаз и выпустил алебарду из рук. Второй стилет впился в шею его подельника, стоявшего перед лошадью.
Воспользовавшись моментом, Белуччи рванул поводья и пришпорил лошадь, стремительно удаляясь от места нападения. Но не успел он промчаться и двадцати туазов, как из придорожных кустов появился ещё один разбойник, вооружённый арбалетом, словно знавший, – всадник непременно вырвется из засады, и решивший подстраховать своих подельников.
Он прицелился, нажал на спусковой крючок – металлический болт впился в грудь иезуита, без труда пробив стальной нагрудник.
Белуччи покачнулся в седле, припал к лошадиной шеи, обхватив её руками и, обагряя своей кровью плащ, в который был завёрнут ребёнок.
– Вот и всё… Это расплата за предательство… Господи прости меня… И прими мою душу… – прошептал он.
Стрелявший приблизился к своей жертве, извлёк из ножен кинжал и безжалостно добил всадника, нанося удары под металлический нагрудник прямо в живот. Подхватив лошадь под уздцы и, привязав её к ближайшему дереву, дабы та не убежала, он сбросил окровавленного седока.
Арбалетчик отрывисто рассмеялся.
– От меня ещё никто не уходил. – Он хладнокровно срезал кинжалом напоясный кошель убитого и, взвешивая его на ладони, добавил: – Отличный улов! – Затем развязал кошель и извлёк из него пару монет. – Золотые дукаты. Редкостная удача по нашим временам… Теперь можно зажить в своё удовольствие и жениться на какой-нибудь состоятельной вдовушке. А этим бедолагам, – он имел в виду своих подельников, оставшихся в живых, – дам пару монет. С них станется… Всё равно всё пропьют в ближайшей харчевне, да на непотребных девок потратят.
Арбалетчик спрятал кошель за пазуху и заметил, что на лошади помимо убитого всадника ещё кто-то есть. И это кто-то завёрнут в плащ…
Он от удивления присвистнул.
– Вот те и раз! Так сеньор-то оказывается – похититель! – он ещё раз взглянул на ноги, торчавшие из-под плаща, и добавил: – И по всей видимости ребёнок… Впрочем, это не моё дело… Ещё с детьми не хватало связаться… Завтра кто-нибудь его подберёт… – он стащил завёрнутого в плащ ребёнка и бросил у кусты. – Вот лошадь хороша, и упряжь с седлом не дурны… – продолжал рассуждать арбалетчик. – Можно выручить в Монтелимаре приличные деньги.
Наконец оставшиеся в живых разбойники подошли к своему вожаку. Тот мрачно взглянул на них.
– Дармоеды! Упустили! Если бы не я, он бы уже приближался к предместьям Монтелимара.
Те виновато кивали.
– Ладно, вот вам награда. – Он выдал одному из своих помощников два золотых. Глаза тех сразу же загорелись алчностью. – Лошадь, седло, упряжь, седельную сумку – всё возьмите себе. Продайте и разделите вырученные деньги поровну.
Разбойники оживились.
– Хозяин, а у него – отличный меч, перевязь и сапоги. – Заметил один из них.
Арбалетчик ухмыльнулся.
– Так снимите с убитого всё, что считаете нужным.
Разбойники тотчас начали стаскивать с иезуита одежду.
Как только разбойники, отягощённые богатой добычей, скрылись из вида, из ближайшей оливковой рощицы появился всадник. Странно, что шайка грабителей его не заметила…
Всадник спешился, раздвинул придорожные кусты, куда арбалетчик бросил мальчика, и склонился над ним. Он извлёк из ножен кинжал, и на мгновение замер, словно размышляя: лишить ли ребёнка жизни? Или не стоит – пусть всё идёт своим чередом, как он и задумал.
Таинственный всадник решил сохранить Бернару жизнь – он разрезал кинжалом путы, связывающие руки и ноги мальчика, а затем извлёк из его рта кляп.
– Вот и всё… Завтра в полдень тебя непременно найдут, – произнёс он, подошёл к лошади, сел в седло и умчался прочь.
