Глава 12

Дорога из Монтелимара до Авиньона петляла вдоль Роны и заняла почти весь день. Наконец путешественники достигли Авиньона, который стоял на полпути к Экс-ан-Провансу.

Они устали, сказались волнение и тяжёлая дорога, хоть и карета графа была оснащена новейшими парижскими рессорами. Но, несмотря на усталость и голод, они смогли сполна насладиться здешними красотами.

Взору путешественников предстала высокая городская стена, увенчанная машикулями и множеством сторожевых башен. Граф решил пересчитать их, но сбился и оставил это бесполезное утомительное занятие.

Карета, сопровождаемая охраной, проследовала через северные ворота, увенчанные городским гербом, – тремя золотыми ключами на красном поле, затем – мимо обителей орденов Святого Франциска и Святого Целестина.

Она неспешно двигалась по кривым, грязным городским улочкам, пока перед путешественниками не открылся величественный вид на главное украшение города Рок-де-Дом, скалу, вздымающуюся на тридцать туазов из земли, вершину которой венчал собор Нотр-Дам-де-Дом. На южном склоне горы в вечерней дымке виднелся Папский дворец, ещё помнивший так называемое «Авиньонское сидение», когда Святой престол почти на восемьдесят лет был перенесён из Рима в Авиньон.

Вскоре путешественники достигли гостиницы, она оказалась переполненной постояльцами. Хозяин гостиницы, человек предприимчивый, тотчас оценив платёжеспособность знатных господ, сказал:

– Мне очень жаль господа, но в это время года в Авиньоне полно народу. Торговцы и паломники пребывают сюда со всех концов Франции, не хватает мест даже в странноприимных монастырских домах. Могу предложить вам своё скромное жилище. Оно полностью к вашим услугам. Я прикажу прислуге приготовить для вас всё наилучшим образом.

Хозяин гостинцы замер в ожидании, обратив взор на графа. Тот кивнул в знак согласия.

– Хорошо… Мы утомлены дорогой и жаждем отдыха… Тем более с нами дама…

– Не извольте беспокоиться, ваша милость! Я прикажу проводить вас… Вы не пожалеете, ваша милость, смею заверить…

Подобострастие хозяина гостиницы несколько утомило графа. Он покинул помещение гостиницы и направился к карете, Альбано последовал за ним.

– Придётся немного подождать, и мы получим долгожданный отдых. – Пообещал граф Исидоре, не покидавшей карету. Женщина смиренно кивнула.

В памяти Бернара хаотически всплывали воспоминания о его пребывании в монастыре валломброзанцев, а затем в обители босоногих кармелиток. Он не помнил имён, лишь то, что сначала его опекали два мужчины, затем монахини и одна из них была особенно добра и внимательна.

Теперь мальчик стоял перед монахом-цистерианцем. Дорога из женской обители, что в Монтелимаре, утомила его. Ему хотелось есть и спать, а маленький толстый монах с лоснящимся лицом, не вызывал у Бернара ни малейших симпатий.

Монах приблизился к помощнику прево, который доставил мальчика в монастырь, расположенный в предместьях Экс-ан-Прованса. Священнослужитель пристально взглянул на чиновника, в надежде получить объяснения.

– Святой отец, – произнёс помощник прево. – Вот письма от эшевена Монтелимара и настоятельницы обители босоногих кармелиток. – Он протянул монаху два небольших свитка.

Тот кивнул и быстро развернул один из свитков, написанный рукой настоятельницы. Она просила приютить мальчика, вкратце описав все его злоключения.

Монах, прочитав короткое послание, внимательно воззрился на ребёнка.

– Как тебя зовут? – поинтересовался он.

– Бернар…

– Ты умеешь читать и писать?

Мальчик кивнул.

– Да и считать тоже…

– Хорошо… – Монах был явно удовлетворён ответом предполагаемого воспитанника и развернул следующий свиток, написанный эшевеном, в котором тот уже подробно излагал всё, что ему было известно о мальчике. В том числе эшевен выказывал уверенность, что мальчик принадлежит к знатному роду.

Монах оторвался от свитка и снова воззрился на Бернара – мальчик держался уверенно, несмотря на все пережитые им невзгоды. «М-да… – подумал монах. – Явно не сын торговца…»

Монах, завершив чтение письма, обратился к помощнику прево:

– Вы можете возвращаться в Монтелимар. Я принимаю мальчика под свою опеку…

Чиновник поклонился и тотчас покинул обитель.

– Тебе следует называть меня: отец Варфоломей, – сказал он, обращаясь к мальчику.

Мальчик отреагировал спокойно.

– Хорошо, отец Варфоломей…

Монах улыбнулся.

– Ты будешь жить в комнате с другими воспитанниками. Идём…

Монах неспешно повернулся к мальчику спиной и, словно утка переваливаясь, сбоку на бок пошёл по нескончаемому монастырскому коридору.

Вскоре Бернар оказался перед массивной дверью. Монах отворил её.

– Входи… – обратился он к новому воспитаннику.

Взору мальчика открылось просторное сводчатое помещение с несколькими стрельчатыми окнами. Обстановка была предельно скромной: пять деревянных кроватей с тюфяками, набитыми свежим сеном; длинный стол, вокруг него стояли скамейки; поодаль у стены – небольшое бюро, на котором виднелись свитки пергаментов, несколько чернильниц и не заточенных, связанных в пучок, перьев; над бюро, висело простое деревянное распятие.

– Здесь ты будешь жить, – сказал монах.

Мальчик тяжело вздохнул: отчего он почти ничего помнит из своего прошлого? Вот бы вернуться домой… Ведь есть же у него дом… Вернее – был… замок.

Монах заметил, что новый воспитанник подавлен, уверенность окончательно покинула его.

Желая ободрить Бернара, монах произнёс:

– Ты привыкнешь, не бойся. Воспитанники непременно примут тебя… А, если твои родители так и не найдётся, то ты сможешь вступить в наш орден или найти место в городе. Образованные люди нужны всегда.

Бернар, смотревший себе под ноги, поднял глаза, полные слёз.

– Я постараюсь привыкнуть, отец Варфоломей… – пообещал он и всхлипнул.

Монах был добрым человеком, именно он опекал воспитанников-сирот знатного происхождения. Он приблизился к мальчику и погладил его по голове. Невольно Бернар ощутил запах немытого тела… Мальчик хотел отшатнуться, но пересилив себя, сдержался.

– На всё воля Божья, Бернар. Смирись… – нравоучительным тоном заметил монах.

Не успел Бернар пробыть в монастыре цистерианцев и пары дней, как обитель посетили некие люди, похожие на рыцарей. Но, несмотря на свои лета, визитёры отлично выглядели, и их золотистый загар наводил на мысль, что они долгое время путешествовали по южным странам.

Настоятель монастыря, отец Анри, принял посетителей в своём кабинете. Он цепким взором окинул рыцарей и произнёс, обращаясь к одному из них:

– Я прекрасно помню вас, Луи де Ла Мон… Но тогда вы были значительно моложе. Сколько же прошло лет? Восемь, десять?

– Десять, отец Анри. Что поделать, время быстротечно, – заметил Луи де Ла Мон, самый старший из рыцарей. – Все мы – во власти Всевышнего.

– Истинная правда… – смиренно подтвердил настоятель и осенил себя крестным знамением.

После этого де Ла Мон протянул отцу Анри свиток, увенчанный печатью Рене Доброго.

Он бегло прочитал послание герцога, написанное им собственноручно, ибо письмо подобного содержания нельзя предавать огласке и диктовать секретарю.

Подписи в конце письма не было…

– Что ж… – произнёс отец Анри, медленно сворачивая пергамент в трубочку и обдумывая прочитанное. – В данный момент в монастыре живут пять воспитанников. Все они – круглые сироты и, несомненно, происходят из знатных семейств. Так, что их судьбой никто интересоваться не станет. А даже, если такое случиться, что можно сказать, что тот или иной мальчик умер. Вам следует обратиться к отцу Варфоломею, именно он опекает воспитанников.

Луи де Ла Мон удовлетворённо кивнул. Прислужник проводил рыцарей в приют, где распоряжался отец Варфоломей. Монах терпеливо выслушал гостей, ибо был заранее предупреждён настоятелем об их визите. Он не выказал ни малейшего удивления и сказал:

– Вы можете посмотреть на воспитанников. Я прикажу их подготовить.

Рыцари посовещались.

– Хорошо. Но пока ничего не говорите им… Или скажите, что герцогу нужны мальчики-пажи… Да, да! Так будет лучше, – решил Луи де Ла Мон.

… Через некоторое время перед гостями стояли пять воспитанников, в возрасте от семи до десяти лет, среди них – Бернар.

Мальчики, одетые в простые серые рубашки, перехваченные тонкими кожаными поясками, такие же штанишки, едва достигавшие колен, и простые деревянные сабо, старались держаться спокойно и уверенно. Но удавалось им это с трудом.

Отец Варфоломей предупредил воспитанников, что некий почтенный рыцарь желает увидеть их, дабы выбрать лучших для двора самого герцога, Рене Доброго.

Монах объяснил мальчикам, что в пажи берут только отпрысков знатного происхождения, наделенных красотой и добродетелями. Воспитанники, некоторые из них вовсе не помнили своих разорившихся родителей, или же наследством иных завладели безжалостные родственники, понимали, что судьба предоставляет им шанс вырваться из монастыря, жизнь в котором полна ограничений и строгости.

Де Ла Мон окинул воспитанников цепким испытывающим взглядом. Затем он подошёл по очереди к каждому воспитаннику и поинтересовался его именем, происхождением и причиной, по которой мальчик попал в монастырь.

Мальчики отвечали чётко и уверенно, как их учил отец Варфоломей. Настала очередь Бернара.

– А как тебя зовут? – обратился рыцарь к новому воспитаннику.

– Бернар…

– Красивое имя… А из какой семьи ты происходишь?

Мальчик замялся…

– Простите, я не помню сударь…

Де Ла Мон удивлённо воззрился на монаха.

– Что это значит, отец Варфоломей?

– Только то, что мальчик подвергся нападению разбойников, его телохранитель погиб. А он потерял память, видимо, от потрясения… – поспешил объяснить цистерианец.

– Так почему же вы решили, что мальчик благородных кровей? – засомневался рыцарь.

Монах подошёл к Бернару и ловким движением поддел цепочку, поблёскивавшую на шее. Перед взором удивлённых рыцарей предстал камень удивительной красоты.

Луи де Ла Мон не удержался и издал возглас восхищения.

– Право же, отец Варфоломей, это веское доказательство происхождения… Камень поразительной красоты… – констатировал он. – Вы позволите?..

Рыцарь дотронулся до камня, тот изменил цвет с фиолетового на бледно-розовый, а затем на лиловый.

– Я читал о подобных камнях, но, увы, никогда не видел… – произнёс он, завороженный красотой украшения. – Бернар, а ты помнишь: кто подарил тебе этот камень?

– Смутно, – признался мальчик. – Кажется женщина, моя матушка…

«Странный ребёнок… – подумал рыцарь. – На вид очень смышлёный, держится уверенно, не прилагая к тому ни малейших усилий, ни капли смущения или страха…»

Де Ла Мон отозвал монаха в сторону.

– Откуда этот мальчик?

– Из Монтелимара, обители босоногих кармелиток. Монахини подобрали его на дороге рядом с убитым, то ли отцом, то ли телохранителем… Толком ничего не известно.

– Вы уверены, что его не будут искать? – наседал рыцарь.

Монах пожал плечами.

– Трудно сказать, сударь. Он почти ничего не помнит… Жива ли его мать – мы не знаем… Откуда он родом – тоже неизвестно. Да и, если его будут разыскивать, вы в это время будете уже далеко.

– Резонно… – согласился рыцарь. – На вид мальчишка крепкий и смышлёный.

– Очень смышлёный, – подтвердил монах. – За время своего пребывания здесь, а это всего несколько дней, он проявил отличные способности в латыни, письме и счёте.

Рыцарь задумался.

– А не кажется ли вам странным, что мальчишка не помнит ничего о себе и своей семье, но отлично читает по латыни?

Монах растерялся, но ненадолго.

– В жизни всякое случается, сударь, – веско заметил он. – Меня уже мало, что удивляет. И потом, к чему сомнения?! Если мальчишка вам подходит – забирайте его и дело с концом!

Рыцарь оглянулся и ещё раз посмотрел на Бертрана. Тот же с интересом разглядывая облачение гостей.

– Пожалуй, вы правы. Сомнения ни к чему. – Произнёс де Ла Мон и про себя подумал: «Я благополучно завершил все дела во Франции, посетил Жизор – завтра же мы покинем берега Прованса…»

Проведя ночь в доме хозяина гостиницы, граф д’Аржиньи и его спутники покинули Авиньон, едва многочисленные колокольни города возвестили о начале нового дня и огласили прилегающие окрестности слаженным звоном примы.

Исидора уже предвкушала, как встретиться с Бернаром, как обнимет его и прижмёт к своей груди. Сердце женщины от этой мысли учащённо забилось… Ведь она любила Бернара, как своего собственного сына. Невольно она вспомнила ту ночь, когда она принимала роды у Марии, бывшей монахини, его настоящей матери.

Несмотря на то, что после тех печальных событий прошло много лет, воспоминания причиняли Исидоре нестерпимую душевную боль. Женщине хотелось о многом забыть.

Исидора тряхнула головой, словно желая отогнать тяжёлые мысли и очистить свой разум.

Граф, понимая, в каком состоянии находится его возлюбленная, решил приободрить её.

– К полудню мы непременно достигнем предместий Экс-ан-Прованса, – заверил он. – Я лично переговорю с настоятелем цистерианского монастыря и выражу ему свою искреннюю благодарность, за то, что он взял Бернара под свою опеку. Завтра же мы все вместе отправимся назад в Аржиньи. И весь этот кошмар закончиться.

Шарль нежно дотронулся до руки Исидоры, та вздрогнула…

– Хотелось бы поскорее увидеть Бернара и убедиться, что с ним всё в порядке, – сказала она. – Почему-то у меня такое чувство, словно он ускользает от нас…

– Вы просто устали, сударыня – вот и всё… Этим и объясняются ваши волнения. Но, поверьте, ещё немного и они прекратятся, ибо для них больше не будет причин.

Исидора натянуто улыбнулась и вздохнула.

Альбано, как обычно, сидел напротив графа и его возлюбленной, совершенно не прислушиваясь к их разговору. Мысли его были заняты совершенно другим: «Как только прибудем в город, следует послать весточку Жюстену. В связи с моим отъездом из Вероны, я давно не получал от него отчётов. Наверняка он не знает, что генерал Сконци умер. Возможно, у него есть сведения первостепенной важности… Да и его последнее письмо, в котором он упоминал о неких гостях их Египта, о том, что они ждут появления нового Мессии произвело на покойного генерала несгладимое впечатление. Именно после него он отправился в Аржиньи, дабы убедиться, что с мальчиком всё в порядке. Но почему он выразил такую обеспокоенность? Что угрожало ребёнку? Об этом мне ничего неизвестно, увы, история человечества знала немало лжепророков и лже-Мессий…»

Альбано предавался размышлениям ещё какое-то время, пока окончательно не запутался в хитросплетениях событий и бесконечных интригах ордена. Он бросил рассеянный взгляд на своего патрона, генерала д’Аржиньи. Тот невозмутимо рассматривал проплывающие в окне пейзажи…

Неожиданно Альбано пронзила догадка. В первый миг она показалась ему безумной. Но затем…

«Неужели никто не догадался об этом?.. – мысленно удивился он. – А новый генерал? Неужели он не ничего не знает?.. Нет, не может быть… Знает… Но хранит тайну, иначе бы Сконци не доверял ему. А, если граф до конца не осознаёт во что он ввязался?»

Карета д’Аржиньи достигла обители цистерианцев, когда часы на главной ратуше города пробили два часа дня.

Рене Добрый приказал установить этот новейший хитроумный механизм, дабы знать точное время, а не ориентироваться на церковные колокола, ибо это было не всегда удобно, так как церковное деление суток менялось в зависимости от времени года.

До слуха путешественников донесся приглушённый бой часов…

Альбано прислушался.

– Судя по звуку – механические часы. Вероятно, герцог выписал мастеров из Рима и приказал установить механизм на самую высокую городскую башню или ратушу. Сейчас это всё больше входит в моду… – как бы невзначай замел он, дабы разрядить напряжённую обстановку. Исидора была бледна и буквально готова лишиться чувств, несмотря на то, что считалась женщиной смелой и уверенной в себе, не подверженной дамским прихотям и капризам.

– Что с вами, Исидора? – поинтересовался обеспокоенный граф. – Вас утомила дорога?

Женщина кивнула.

– Да… утомила… Но… У меня дурные предчувствия… – с трудом призналась она.

Альбано внимательно воззрился на Исидору: а что, если она права? Порой женская интуиция не объяснима.

– Сейчас мы всё узнаем, – решительно заявил граф. – Вам же Исидора лучше отдохнуть и подкрепиться. Я прикажу сопроводить вас в ближайшую гостиницу и …

– Нет, нет! – воскликнула Исидора. – Я не хочу в гостиницу.

– Но, сударыня, – вмешался Альбано, – я отдаю должное вашим материнским чувствам, но эта обитель мужская. Вы не можете войти в неё по той простой причине, что вы – женщина.

Исидора сникла.

– Я подчиняюсь вам, граф… Прикажите отвезти меня в ближайшую гостиницу, я буду с нетерпением ждать вас… и Бернара, – сказала она и улыбнулась вымученной улыбкой.

Карета графа в окружении нескольких всадников, петляя по дороге, ведущей в город, исчезла из вида.

Альбано и граф многозначительно переглянулись. Телохранители почти вплотную приблизились к своему господину, ожидая приказаний.

Граф же смерил взглядом монастырские ворота, как ни странно, они были плотно затворены в это время дня. Альбано обхватил рукой массивное медное кольцо, прикреплённое к воротам, и постучал. Тотчас же открылось небольшое смотровое оконце.

– Что вам угодно, господа? – вежливо поинтересовался монах-привратник.

– Нам угодно переговорить с настоятелем монастыря, – уверенно ответствовал граф.

Привратник бросил беглый взгляд в его сторону и, оценив внешний вид визитёров, отворил небольшую калитку.

– Входите, господа. Но придётся подождать, пока о вашем прибытии доложат настоятелю.

Граф и Альбано в сопровождении двух телохранителей вошли на территорию монастыря. Перед ними открылся просторный внутренний двор, вымощенный здешним камнем.

К посетителям подошёл молодой цистерианец и задал тот же вопрос, что и привратник, а затем попросил назвать свои имена и цель визита.

Внимательно выслушав секретаря, именно он дал исчерпывающие объяснения цистерианцу, монах глубокомысленно изрёк:

– Простите, господа. Если вас интересуют воспитанники нашей обители, то встречаться с настоятелем ни к чему. Я отведу вас к отцу Варфоломею. Именно он опекает приют для мальчиков. Не сомневаюсь, что он постарается помочь в розыске вашего сына, – монах смиренно поклонился графу. – Следуйте за мной.

Миновав внутренний двор, визитёры попали в небольшое двухэтажное строение с узкими стрельчатыми окнами, которое служило приютом.

В помещении, за длинным столом сидели мальчики от шести до двенадцати лет, все они что-то мастерили. Мимо них с важным видом прохаживался монах, вооружённый тонкой длинной палкой. Если ему не нравилось то, что делает воспитанник, он слегка бил того по рукам своим «оружием».

– Брат Жак, – обратился к нему цистерианец, сопровождавший визитёров. – Эти господа желают переговорить с отцом Варфоломеем по поводу одного из наших воспитанников.

Брат Жак хмыкнул. И внимательно воззрился на вошедших господ: кто это из этих негодных мальчишек мог их заинтересовать? Но, ни сказав ни слова, удалился за отцом Варфоломеем.

Тем временем граф лихорадочно рассматривал мальчиков, в надежде увидеть среди них Бернара. Взгляд его остановился на воспитаннике, который сосредоточенно клеил коробочку – мальчик был очень похож на Бернара, но, увы, это был не он.

В помещение вошёл отец Варфоломей, буквально расточая доброжелательность.

– Господа! Рад видеть вас в стенах нашей обители. Какой именно воспитанник вас интересует?

– Его зовут Бернар, он – мой сын. Его доставил сюда помощник прево из Монтелимара… Дело в том, что на сына и телохранителя напали… – пытался объяснить граф.

Отец Варфоломей жестом остановил его.

– Не продолжайте, сударь, я понимаю, о ком вы говорите. Следуйте за мной, – сказал монах и, приняв скорбный вид, направился к двери.

Пройдя по длинному коридору, визитёры вошли следом за монахом в небольшую комнату, вероятно, госпитальную. Монах-лекарь делал перевязку какому-то малышу, тот же, к всеобщему удивлению не капризничал, а стойко переносил боль.

– Брат Жосс, – обратился к нему отец Варфоломей, – а где тот мальчик, что из Монтелимара?

Лекарь отвлёкся от своего занятия и рассеяно посмотрел на визитёров.

– Наверное, в саду помогает братьям. Сегодня он хорошо себя чувствует.

Граф и Альбано переглянулись, почти одновременно у них возникло чувство тревоги.

… Монастырский сад выглядел ухоженно. В нём произрастали различные плодовые деревья и кустарники, за ними усердно ухаживала местная братия.

Отец Варфоломей приблизился к небольшой группе монахов, вооружённых мотыгами, и о чём-то пошептался с ними. Один из братьев махнул рукой по направлению вглубь сада.

Отец Варфоломей и визитёры поспешили в указанном направлении.

Они увидели мальчика, облачённого в простую домотканую рубашку и штаны, тот усердно мотыгой окучивал какой-то кустик.

– Бернар! – окликнул его граф.

Мальчик оглянулся. В какой-то момент графу показалось перед ним – его сын, но приглядевшись, он понял, что ошибся. Воспитанник выглядел явно старше, лет на девять-десять.

– Да, сударь, я – Бернар, – подтвердил он.

Граф сник.

– Вы хотите сказать, что именно этого мальчика помощник прево привёз из Монтелимара? – уточнил Альбано, искренне сочувствуя своему патрону.

– Да, сударь. На его родителей напали разбойники и убили их. Ребёнок чудом остался жив.

Альбано усмехнулся.

– Предположим… Но почему его доставили именно сюда? Разве в Монтелимаре нет приютов? – продолжал наседать Альбано, так как граф пребывал в полной растерянности.

– Таких как наш, сударь, – нет. Мы обучаем воспитанников ремёслам и грамоте. Прево принял истинно правильное решение, направив мальчика под нашу опеку. Тем более, что он родом из семьи торговцев.

Альбано удовлетворённо кивнул. Но что-то ему не давало покоя. Уж больно странно всё складывалось. Исидора была права, говоря, что Бернар словно ускользает от них. У секретаря возникло чувство, что они втянуты в какую-то неведомую игру. А тот, кто её затеял, на шаг опережает графа. По истине: digitus vindice nodus!

Граф, Альбано и двое телохранителей прокинули стены монастыря цистерианцев. Около ворот их уже ожидала карета, успевшая вернуться из города.

Шарль в последний раз взглянул на монастырь и сел в карету, пребывая в полном смятении. «Боже Всевышний! Что я скажу Исидоре? Она не переживёт такого удара судьбы…» – подумал он.

Мысли Альбано также были заняты мальчиком. Вся эта история его исчезновения вместе с Белуччи не давала ему покоя. Секретарь прекрасно знал Белуччи и Гилермо, боевые псы ордена не раз сопровождали покойного генерала в различных поездках и с честью выполняли возложенные на них задачи.

«Непременно встречусь с Жюстеном… Как только достигнем гостиницы, я отправлю к нему посыльного мальчишку. Может быть что-то прояснится… А что, если Белуччи успел отправить Жюстену хоть какую-то весточку?..»

… Карета остановилась около гостиницы. Форейтор предупредительно отворил дверцу и опустил ступеньки, дабы графу было удобно спуститься на землю.

Шарль медлил, ему не хотелось покидать карету. Встреча с Исидорой страшила его…

– Монсеньор, что с вами? – поинтересовался Альбано, видя замешательство своего патрона.

– Честно признаться, Альбано, я боюсь встречи с Исидорой…

– О, монсеньор, как я понимаю вас! – воскликнул секретарь. – Женщины существа эмоциональные! Но госпожа Исидора производит впечатление весьма умной, выдержанной и рассудительной дамы.

– Всё так, Альбано… Но в данном случае речь идёт о нашем сыне… Что я скажу ей? – сокрушался граф.

– М-да… – протянул Альбано. – Если желаете я сам переговорю с госпожой Исидорой и попробую успокоить её… Хотя, какое в данном случае спокойствие.

– Я сам всё расскажу Исидоре, – решительно заявил граф и покинул карету.

… Исидора, увидев Шарля, поспешила ему навстречу.

– А где же Бернар? – удивилась она.

Граф и секретарь многозначительно переглянулись, после чего Альбано ретировался в соседнюю комнату.

– Исидора… Как ни прискорбно признать, но след Бернара потерян. В монастырь из Монтелимара привезли совершенно другого мальчика… – начал граф.

Исидора замерла. Казалось, она не поняла, что сказал граф.

– Как? Почему?.. – наконец вымолвила она.

Шарль пожал плечами.

– Просто совпадение. В монастыре живёт мальчик по имени Бернар, но это отнюдь не наш сын. Увы… Поверьте, я тоже весьма расстроен! Я даже не знаю, что делать!

Исидора окончательно пришла в себя и сказала уверенным тоном:

– Зато я знаю, что делать, ваше сиятельство.

Машинально она положила руку на серебряный медальон, висевший у неё на груди, ибо он хранил первый локон Бернара.

– Но… Позвольте… – растерялся граф. – Что вы намереваетесь предпринять?

– Ничего, что идёт в разрез с церковью, – заверила его Исидора. – Так, немного магии из старых манускриптов, что принадлежали тамплиерам.

Граф облегчённо вздохнул.

– Не забывайте, что мы – в Авиньоне, городе инквизиции!

– Я помню об этом и буду предельно осторожна.

В этот же вечер Исидора изготовила специальный эликсир из локона Бернара, дабы при помощи магического компаса узнать: в каком направлении двигался Бернар. Что позволило бы продолжить его дальнейшие поиски.

Тем временем Альбано встретился в условленном месте с Жюстеном. Молодые люди обменялись специальными условными знаками, к которым прибегали иезуиты, дабы безошибочно определить своих собратьев по ордену.

– Я хотел бы подробно узнать обо всех событиях, произошедших за последний месяц во дворце герцога. Особенно, что касается неких рыцарей, прибывших из Египта, – отчеканил Альбано.

– Вы, вероятно, читали одно из моих донесений? Кажется, оно было предпоследним… – На вопрос своего собрата Альбано лишь отрицательно покачал головой. – Как вы не получили моё послание? – удивился Жюстен. – Я подробно написал обо всём, что происходило при дворе Рене Доброго. Неужели его кто-то перехватил?

– Не думаю. Если вы отправляли очередное донесение по нашим каналам, то оно, несомненно, в Вероне, – заверил Альбано. – Но дело в том, что произошли некоторые события…

Жюстен напрягся.

– Что-то случилось с Папой? – предположил он.

– Хвала Всевышнему, когда я покидал Верону, Папа Николай V был жив. Наш орден постигла тяжёлая утрата: генерал Сконци скончался в замке Аржиньи, что недалеко от Лиона.

Жюстен замер. Затем осенил себя крестным знамением.

– И что же теперь: у ордена нет генерала? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Отчего же? Генерал есть. Это граф д' Аржиньи, в замке которого скончался Валери Сконци. И все мы должны повиноваться ему. По крайней мере, до той поры, пока капитулом ордена не будет избран новый генерал.

Жюстен кивнул.

– Итак, вернёмся к моему последнему донесению. Как я понял, вы его не читали, потому что покинули Верону, – предположил Жюстен.

– Вы невероятно прозорливы, брат мой. Поэтому передайте, вкратце, его содержание. Я – весь внимание.

Жюстен откашлялся и начал говорить:

– Имя человека, который возглавляет египетских рыцарей Луи де Ла Мон. Я слышал, как герцог называл его эмиссаром. С ним прибыли десять человек таких же рыцарей, все они в возрасте, примерно, лет сорока пяти – пятидесяти. Те, которых я видел очень подтянутые, в хорошей физической форме. Корабль, а вернее египетская галера не стала швартоваться в Марселе, а бросила якорь неподалёку от порта в небольшой бухте. От неё до Экс-ан-Прованса расстояние можно преодолеть верхом примерно за час. Галеру охраняют семь человек, и это не считая темнокожих гребцов. Три рыцаря неусыпно сопровождают Луи де Ла Мона. За месяц своего пребывания на территории Прованса, эмиссар посетил: Авиньон, а именно монастырь картезианцев, затем Париж, он пробыл несколько дней в замке Жизор, который некогда принадлежал тамплиерам.

– И предположительно в подвалах, которого хранится архив тамплиеров… – задумчиво произнёс Альбано. И про себя подумал: «В Жизоре у нашего ордена есть осведомитель из братьев бенедиктинцев, которым ныне принадлежит замок, превращённый в мужскую обитель. Непременно следует связаться с ним…»

Жюстен кивнул и продолжил:

– По возвращении из Жизора эмиссар в сопровождении трёх рыцарей отправился в монастырь цистерианцев, что в предместьях Экс-ан-Прованса, оттуда он вернулся с пятью мальчиками, которые были тотчас же отправлены на галеру.

При упоминании о мальчиках Альбано встрепенулся.

– Скажи, брат мой, а ты воочию видел этих мальчишек?

– Да. Их отправили на галеру поздно ночью… Но я выследил их…

– Их лица ты, разумеется, не разглядел… – предположил Альбано.

– Нет, было уже темно. Зато ребятишек называли по именам, я хорошо их запомнил: Огюст, Пьер, Блез, Потон и Бернар. – Сообщил Жюстен, довольный собой.

При упоминании последнего имени, Альбано удивлённо вскинул брови.

– Ты уверен, что одного из мальчиков звали Бернар?

– Уверен. У меня отличная память, брат мой, – заверил Жюстен. – Насколько мне удалось его разглядеть, ему лет семь-восемь…

«Вот она ниточка, главное – ухватиться за неё, а затем размотать и весь клубок…» – подумал Альбано.

– Ты отлично поработал, брат мой. Ночью мы отправимся в бухту…

Жюстен, предвкушая вылазку, а возможно и боевую стычку, просиял.

– Но смею предупредить, что рыцари, несмотря на свои лета, весьма проворны. Да и потом я не могу утверждать, что темнокожие гребцы не умеют пользоваться оружием.

– Ничего, как говориться: fortes fortuna adjuvat! – сказал Альбано и многозначительно подмигнул своему собрату. – Наше преимущество в неожиданности. Главное, чтобы Луи де Ла Мон не приказал своей братии сниматься с якоря. А теперь слушай, брат мой, что надо делать…

Как только иезуиты расстались, Жюстен верхом на лошади направился в рыбацкое селение, рядом с которым располагалась укромная бухта, где бросила якорь египетская галера.

Ему предстояло нанять какое-нибудь небольшое судно. Рыбаки поначалу выказали некоторое удивление, но затем при виде серебряных су, стали более сговорчивыми и предоставили в распоряжение Жюстена небольшой баркас, а ещё за пару монет один из моряков вызвался сопровождать знатного сеньора, куда тот пожелает.

Это вполне устроило иезуита, потому как он не был обучен морскому делу.

Жюстен взошёл на баркас, когда начали сгущаться сумерки. Пожилой моряк поймал парусами попутный ветер и направил своё утлое судёнышко к бухте. Там, за одним из огромных валунов, возвышавшихся из воды, баркас, ведомый опытной рукой моряка, укрылся от посторонних глаз, дабы рыцари, находившиеся на галере, его не заметили.

…Жюстен, прислушиваясь, напряжённо вглядывался в ночную темноту. Наконец послышался стук копыт. По берегу в направлении баркаса приближался отряд графа д’Аржиньи. Увы, он был немногочисленным: всего семь человек, если считать самого графа и Альбано.

Жюстен заметил силуэт восьмого всадника… Он более походил на женщину.

– Исидора, вы остаётесь на берегу, – приказал граф тоном, не терпящим возражений.

Женщина кивнула и произнесла:

– Будь осторожен Шарль. Я не хочу потерять тебя…

Граф вплотную приблизился к Исидоре и обнял её.

– Ничего не бойся. Я вернусь вместе с Бернаром, – заверил он и тотчас направился к баркасу.

Не успел баркас отчалить из своего укрытия, как на галере замелькали огни.

Исидора, стоявшая на кромке песка, омываемой морским приливом, пришла в неподдельное волнение.

– Что же теперь будет? Неужели они заметили баркас?.. – волнуясь, произнесла она, пытаясь внимательнее рассмотреть галеру.

Да слуха графа донеслись приглушённые голоса с галеры.

– Быстрее! – скомандовал он, обращаясь к моряку.

– Мы идём на пределе, сударь. Увы, но это баркас, а не быстроходная тартана!

Не успел хозяин баркаса закончить фразу, как послышался скрежет цепей и плеск воды – на галере подняли якорь.

– Они уходят, Альбано! – не помня себя, возопил граф. – Они уходят! Боже Всемогущий, всё потеряно! Они увозят Бертрана!

Альбано, охваченный смятением, не менее своего патрона, не знал, что предпринять.

Исидора, по-прежнему стоявшая на берегу, издала стон раненой волчицы… и без чувств упала на мокрый песок. Набежавшая волна накрыла её с головой.