Артикул пятый
ИГОРКА
Когда они въезжали в деревню, никто их не приветствовал. Но зато никто и не оказывал им никакого сопротивления. Ну разве что откуда ни возьмись вдруг выскочил кудлатый корноухий пес, хотел было облаять незваных гостей… Но оробел, трусливо поджал хвост и отбежал в сторону. Сержант осадил лошадь, осмотрелся. И опять ничего интересного не увидел. И уже только тогда, обернувшись к солдатам, велел:
– Тогда, ладно, так: занимайте двор побогаче. И дайте отдохнуть лошадям. Ну, и себе. Давайте, давайте! А у меня тут есть еще одно дело. Давайте!
Солдаты двинулись по улице и шагов через сотню свернули к самому большому дому, к тому же еще крытому самой свежей соломой. А сержант снова принялся разглядывать карту. Однако чем больше он ее разглядывал, тем больше убеждался в том, что он нисколько не ошибся и привел отряд в те самые Пышачи, в которых, по словам Оливьера, и должна была находиться ставка императора. Так что, думал сержант, тут только одно из двух: или же Оливьер ошибся, или император не смог прорваться через русские заслоны и не пришел туда, куда хотел. Но чтобы император так оплошал, в это как-то не очень-то верилось. А вот зато в ошибку Оливьера запросто. Он же всегда не разбирался в картах – ни в своих, ни в чужих, ни в штабных, ни в…
Ну, и так далее, уже безо всякой радости закончил эту мысль сержант. После чего еще раз – но теперь уже с совсем иной целью – сверился с картой. Итак: излучина реки, сосновый лес, ветряк…
И сержант посмотрел на ветряк. Ветряк был как ветряк, обыкновенный. И никого там – ни на самом ветряке, ни рядом с ним, во дворе, – не было. То есть нечего там было рассматривать. А вот же чуялось в том ветряке что-то особенное! И не отвести от него глаз! Сержант задумался. А после обернулся, посмотрел на ту высоченную березу на околице, а особенно на верхушку березы, а потом снова на ветряк. И самодовольно усмехнулся. Потому что понял, в чем тут дело! Крылья ветряка были уж как-то очень неестественно, совсем не по сегодняшней погоде, развернуты на северо-запад. То есть туда, где, судя по карте… Да, несомненно, подумал сержант, ветряк указывал на переправу через… Как, бишь ее? Ага – через Березину. То есть загадка была решена – это условный знак, и очень важный! Вот только радости он не прибавил. Потому что сержант сразу понял, что если его армии здесь не было, то и этот знак не для него, а для других. И, что еще неприятнее, эти другие где-то совсем рядом. Подумав так, сержант поспешно сложил карту, сунул ее за пазуху…
И тут опять раздался истошный собачий лай. Сержант оглянулся на лай – и опять увидел того пса, только теперь уже на самом краю деревни. Там пес был весел, он даже приплясывал, потому что к нему из хаты вышел, наверное, его хозяин – местный крестьянин, старик. А вслед за ним вышла маленькая девочка, и сразу же спряталась у старика за спиной. Старик был без шапки и в драном длиннополом кожухе. Старик махал рукой на пса, но пес не унимался. И вообще, пес теперь уже опять был не весел, а весьма воинственен – он хватал старика за полу кожуха и тащил его в сторону улицы, то есть к сержанту. Сержант спешился и ждал, когда все это кончится.
И это кончилось, и вот как: старик уступил псу, но только наполовину, то есть сойдя к крыльца и подойдя к калитке, старик остановился и, склонив голову набок, стал пристально разглядывать сержанта. И пес тоже пока помалкивал, жался к ногам старика и рычал. Иначе говоря, та сторона, как показалось сержанту, уже вполне была готова к переговорам. И сержант пошел к ним на встречу. Старик с неприязнью смотрел на сержанта. У старика была подвязана щека – зубы, наверное, сильно болели – и говорить ему будет, конечно, трудно…
Но и молчать он тоже не захотел! Поэтому, как только лишь сержант приблизился к нему, старик сразу выкрикнул что-то – наверное, злое, обидное, и, не дожидаясь ответа, опять повторил – правда, уже пространнее. И пес тоже сердито подгавкивал. А вот сержант ничего не сказал! Он только улыбался, потому что смешно было слушать чужую, совсем непонятную речь и при этом понимать только одно – что от нее зависит очень многое, может, даже сама жизнь. Да, тут заулыбаешься!
Но старик на улыбку обиделся и заговорил еще быстрее и рассерженней, повторяя через слово: «игорка, игорка». Когда же старик наконец замолчал и взялся ладонью за перевязанную щеку – зубы, наверное, опять схватило, – сержант еще раз улыбнулся и повторил за ним:
– Игорка.
Старик, услышав это, удивился и оглянулся на затаившуюся у него за спиной девочку. Девочка во все глаза смотрела на сержанта и молчала. И даже пес молчал! Тогда старик опять посмотрел на сержанта, но на этот раз уже не столько со злом, сколько с явным и нетерпеливым ожиданием. Может, думал старик, этот чужак еще что-нибудь внятное скажет? Однако сержант и раньше-то, прошедшим летом, почти не знал здешнего наречия, а теперь и те крохи забыл. Но и молчать было нельзя – он это понимал. И поэтому сказал хотя бы по-французски:
– Добрый вечер, мсье. Поверьте, я не желаю вам ничего дурного. Я солдат и воюю только с солдатами.
Говоря это, сержант прекрасно сознавал, что старик ничего не поймет, но, возможно, поверит интонации – ведь сержант старался говорить как можно приветливей.
Однако на старика это не произвело желаемого впечатления. Даже наоборот: старик опять со злом заговорил, перемежая свою речь уже знакомым выражением «игорка», а потом, указывая рукой за спину сержанту, выкрикнул что-то особенно обидное и замолчал. Зато пес опять залаял – взахлеб! Сержант оглянулся и увидел, что его солдаты довольно-таки бесцеремонно хозяйничают в соседнем дворе. Ну, тут все было понятно и без переводчика. И, значит, подумал сержант, он тоже должен действовать понятно и доходчиво. Поэтому:
– О, мсье! – сказал сержант как можно убедительней. – Война! Но мы не мародеры. Вот вам за хлопоты. Прошу! – и с этими словами он с готовностью протянул старику пачку российских ассигнаций.
Но старик только возмущенно замахал руками, а денег брать не стал.
– О, мсье! Я еще раз прошу вас! От чистого сердца! – попытался было настаивать сержант. – Вам бы не лишними…
– Игорка!..…
Сержант пожал плечами, смял ассигнации в горсти и, отвернувшись от упрямого старика, шагнул к Мари. Ужасная, подумал он, страна! Ужа…
(И вновь я осмелюсь отвлечь читателя. В бытность свою в Москве, французы на Преображенском кладбище поставили типографию для печатания фальшивых российских ассигнаций и выпустили их несметное число. Вот отчего столь щедр наш бравый сержант! – маиор Ив. Скрига).
А вот у солдат было так: закатив злополучную карету в хлев и оставив при ней мрачного, настороженного Гаспара, они уже успели разыскать спрятанное за дворовыми постройками сено и теперь кормили им голодных лошадей. И лошадям, конечно, было хорошо. А их хозяевам? Увы! От своей недавней бодрости у них теперь не осталось и следа. И это неудивительно: они ушли от маршала и не пришли к императору, и теперь они остались совершенно одни, без всякого прикрытия. А то, что сержант клялся, будто все хорошо и прекрасно, будто он просто так, чуть ли не шутки ради промахнулся на два лье, так разве же это правда? Ведь кто же теперь, в эту проклятую кампанию, поверит командиру, пусть даже этот командир – простой сержант?! Да и он, говорят, непростой! Вот все и молчали, хмурились. А первым нарушил молчание тогда самый хмурый из них – Франц. Он, громко, сердито сказал:
– Ну, вы как знаете, а я устал! Я голоден и в то же время сыт по горло!
– И что же ты взамен предлагаешь? – насмешливо спросил Хосе.
– Ничего. Я просто сыт по горло. Все, больше не хочу! На, ешь сама! – и с этими словами Франц швырнул своей лошади очередной пук сена, брезгливо отер руки об шинель и с вызовом посмотрел на товарищей.
Все мрачно усмехались, но молчали. Но вот уже и Курт, оставив свою лошадь, громко причмокнул и сказал:
– А что? Я бы тоже съел чего-нибудь горячего. Хоть крысу! А вот… Смешно сказать! С нами карета, наверное, доверху полная золота, а мы умираем с голоду. Разумно ли это, господа?
– Это война, – глубокомысленно сказал Саид, склонный к большим обобщениям. – Но есть и утешение: мы возвращаемся домой.
– Голодные и нищие! – гневно воскликнул Курт.
– Да к тому же мы еще и заблудились, – взял слово Чико, выходя на середину. – Мы заблудились, господа. Ха-ха! Будто малые дети! А все из-за чего? Или, что будет точнее, из-за кого?!
– Эй, только без паники! – строго сказал Хосе. – Сержант сказал, что осталось два лье.
– И ты ему поверил? – усмехнулся Чико. – Ты, вроде умный человек, ему поверил, да?
– Ну, я…
– Вот то-то и оно! – воскликнул Чико. – Вот, даже до тебя дошло! А что касается меня, так я и раньше никогда никому не верил. А уж про нынешний поход и говорить нечего! Тут император обманывает маршалов, маршалы генералов, генералы сержантов, сержанты нас. А мы кого обманем? Белую Даму, да? А что! А больше некого!
– Ну, вот опять завел! – сердито сказал Курт. – Надоело мне это! Сколько можно повторять одно и тоже?! Тебе же Франц ясно сказал!
– Франц? – притворно удивился Чико. – Ясно? – и он посмотрел на Франца. И притворно льстиво попросил: – Франц, голубчик, а ну-ка напомни, что ты там наплел сержанту! Про то, как снежную бабу… Извините, Белую Даму бросили в костер поджарить. Ну, милейший, я слушаю! Ну!
Но Франц молчал.
– Дайте ему вина! – грозно, как в театре, сказал Чико. – Дайте вина, пусть выпьет и развяжет свой язык. Гнусный, лживый язык, между прочим! Где вино? Ах, вина уже нет! Ну что ж, тогда, друг мой, тебе придется признаваться всухомятку! Итак!
Но Франц опять молчал. Чико недобро усмехнулся и продолжил:
– Нехорошо, Франц, ох, нехорошо! Не по-товарищески! Зачем ты тогда так заврался?
Франц очень сердито помотал головой, а после сказал:
– А что мне было делать? Он бы убил меня! Он уже за саблю схватился! Убил бы! А потом сказал, что я распускал панику. И убил бы, как пить дать убил!
– Так, так, так! – сказал Курт. – Интересно!
– А дальше будет еще интересней! – пообещал Чико. И, снова повернувшись к Францу, приказал: – Итак, мой дорогой, продолжим! Точнее, повторим с того места, где ты еще говорил правду. Итак, ее приговорили к расстрелу. А пули ее не брали. Так?
Франц немного помолчал, потом сказал:
– Ну, я точно не знаю. Это так одни говорили. А другие говорили, что до расстрела вообще не дошло. Тот капитан, которому поручили расстрел, отказался исполнять приказ. Генерал стал на него орать, а капитан сказал: лучше вы нас вместе расстреляйте! Почему, удивился генерал. И капитан тогда объяснил, что Белая Дама ему пообещала: если ты меня расстреляешь, то вся твоя родня в семи поколениях будет проклята. И, еще добавила, родня всех тех твоих солдат, которые посмеют нажать на курок. Генерал засмеялся, и тогда капитан добавил, что Белая Дама просила его кое-что передать генералу. Тоже, добавил капитан, одно обещаньице за то, что генерал такой приказ подписал. Вам за это, начал капитан… Но генерал запретил ему продолжать! И сам пошел к Белой Даме. Ее, кстати, держали в карете. Так вот, он туда пошел… А когда через пять минут вернулся обратно, то виски у него были белые-белые. И он сказал: «Черт с ней, с этой ведьмой! К черту ее, в ставку!». Вот что он тогда сказал. И добавил, и уже спокойно, что в ставке всегда всё знают и на всё у них всегда ответ найдется, вот пусть они с ней сами теперь разбираются! И ее отправили от нас, то есть из той колонны.
– Когда? – спросил Хосе.
– Не знаю, – сказал Франц. – Только сказали, что отправили. Или еще только собираются отправить? Я точно не помню.
– Вот! – сразу обрадовался Курт. – Не помнишь, а суешься! То-то я чую, что все это ерунда. Какая ведьма! Да если бы там была ведьма, разве бы ее так отправляли? С каким-то сержантом? Даже пускай с переодетым! Ну, вы меня рассмешили! Да если дело касается ведьмы… Вот, Хосе не даст соврать, у них там пол-Испании… Ну, пошутил, пошутил! Так вот! Если бы дело касалось ведьмы, так нам бы обязательно придали бы священника. А священника нет. Никакого!
– А, – сказал Чико. – А переодетый?
– Ну! – обиделся Курт. – Не говори смешных вещей. Ты сам представь сержанта в сутане! Представил?!
– Ну а, – Чико задумался. – Ну а Гаспар?
– Гаспар! – криво усмехнулся Курт. – Да от него на пистолетный выстрел карболкой разит! Так что, друзья мои, теперь, как выражался один мой знакомый студент, диспут закончен. Финита комедия! И что мы имеем на дне? То есть что нам осталось? А вот что! Заблудились мы, это раз. И это хорошо, я думаю. Потому что плохо заблудиться тогда, когда ты с пустыми руками. А с такими, как у нас, это я про карету, это даже очень хорошо – и это два. И сейчас никто не знает, где мы. Это что? Это уже вот такие вот три! Так что, я думаю, пора делать четыре. Ну, понимаете, о чем я говорю! – и он замолчал. И осмотрел их всех!
И все молчали, даже Чико. Тогда Курт, немного погодив, опять заговорил:
– Нас пятеро. И все мы ничего не получили на этой проклятой войне. Так, может… Ну что!?
Но все опять промолчали. Один только Франц печально усомнился:
– Да ведь нас за это расстреляют как дезертиров. Нет, как мародеров!
– Да, расстреляют, – согласился Курт. – И, между прочим, дважды расстреляют: сперва за прошлое, а потом за настоящее. Если, конечно, нам посчастливится добраться до своих! Вот я поэтому и говорю: не лучше ли… Ведь лучше, а?!
И тут уже казалось, что никто не решится ему возразить. Как вдруг Саид гордо поправил чалму и сказал:
– Нет, я честный солдат. И поэтому я говорю: мы не тронем карету! Пока не вернется господин сержант.
– А это еще почему? – нахмурился Курт.
– Господин сержант настоящий паша. Он разделит всем поровну.
Курт отвернулся, скрывая усмешку. И тут опять взял слово Чико:
– Я тут молчал, молчал, но, вижу, так больше нельзя. Поверьте, я не меньше вашего желаю разбогатеть. Но сейчас не тот случай. Я не хочу большой беды и поэтому в последний раз предупреждаю: не трогайте карету, не открыва…
– О, конечно, конечно! – запальчиво воскликнул Курт, притворно задрожал и продолжал: – Не трогайте, о маин готт, остерегитесь! Вы же чуете, как от этой проклятой кареты так и пышет трескучим морозом! А отчего это? Да оттого, что там прячется Белая Дама! И вот она сейчас как выскочит, как заморозит нас, поволочет в Сибирь! Ой! Ой!
Солдаты невесело засмеялись.
– Ну и ладно, – обиделся Чико. – Вы у нее еще попляшете. Да и, в конце концов, что должно случиться, то всё равно случается. Потому что такая судьба! Так что… Так, хорошо! – вдруг как-то очень бодро сказал он и стал шарить у себя за пазухой. После вдруг замер, сказал: – А ну-ка гляньте, где сержант! Эй, Франц!
Франц осторожно выглянул на улицу и заговорщицки сообщил:
– Деньги считает. Давай!
И Чико вытащил из-за пазухи…
… А сержант тем временем стоял возле притихшей Мари и вертел в руках пачку так и не пригодившихся ему ассигнаций. Проклятая деревня, думал он, ни императора, ни армии здесь и в помине не было! Что же теперь делать дальше, куда вести солдат?! Оставаться здесь и ждать неизвестно чего, это, конечно, очень глупо и, главное, небезопасно, потому что сюда, того и гляди, вот-вот нагрянут партизаны. Ведь не зря же их ветряк ими развернут…
И тут сержанта осенило! Ну, конечно, подумал вдруг он, ветряк развернут именно на переправу! Потому что именно там они надеются перехватить свою самую заветную добычу – императора! И они, будьте уверены, не Оливьер – они не ошибаются! Потому что разведка у них то, что надо! Так почему бы, подумал сержант, не воспользоваться их такими точными сведениями? Ведь ему что было велено? Не в пункт ему придти, а груз доставить. Лично! Императору! Вот он и доставит – раньше всех, на переправу! И, приняв наконец, решение, сержант облегченно вздохнул. Вот уж действительно, как говорят, будто ядро с души свалилось! И теперь, с легкой душой, сержант осмотрелся…
И опять увидел старика. Старик больше не ругался, он молчал. И вид у старика стал как бы даже симпатичный. Вот разве что одет он был как-то уж слишком скромно. Ну, это легко исправить! Подумав так, сержант подошел к старику и с улыбкой протянул ему деньги – всю пачку. Но старик оттолкнул его руку. Сержант снова предложил, но старик еще решительнее отказался. Тогда сержант собрался было предложить еще раз, и уже по-настоящему настойчиво…
И только тут он вдруг заметил, что девочка, еще совсем недавно стоявшая рядом со стариком, куда-то исчезла! И наглая собака тоже! Сразу почуяв недоброе, сержант торопливо осмотрелся по сторонам… И увидел именно то, чего более всего опасался: свежие следы – две тоненьких цепочки – пересекали огороды и тянулись прямо к лесу. А там, в лесу…
Партизаны! О, ч-черт! Сержант поспешно сунул деньги старику, но тот опять их не взял, и ассигнации рассыпались по снегу. Но сержант уже не видел этого – он, подбежав к Мари, вскочил в седло и поспешил к своим солдатам!
А те со всех сторон плотно обступили неаполитанца и с любопытством следили за его действиями.
– Нет такого замка, который не открыли бы умелые руки, – важно приговаривал Чико, перебирая в руках увесистую связку отмычек. – Сейчас мы вскроем карету так, что не то что сержант, но даже Белая Дама, и та ничего не заметит! – и с этими словами он рванул дверь хлева на себя.
Но дверь почему-то оказалась закрытой изнутри!
– Эй, Гаспар! – забеспокоился Чико. – Ты чего это там делаешь?
Гаспар не отзывался.
– О! Вах! – глубокомысленно изрек Саид. – Эта Белая Женщина – настоящий шайтан! Она оседлала и душит, душит нашего несчастного Гаспара!
Но Чико было не до шуток.
– Гаспар! – и он рванул дверь посильнее. – Ты где, Гаспар? Ты жив? – и он еще раз рванул дверь, уже изо всех сил.
Кованая клямка загремела, но не подалась. Солдаты озадаченно переглянулись. Всем сразу стало как-то не по себе – ведь шутки шутками, но тут было над чем призадуматься!
Однако призадуматься не получилось – перепуганный кучер уже выглядывал из двери.
– Ты что!? – сердито крикнул Курт. – Все под себя загребаешь? Ах ты лавочник проклятый!
– Я не лавочник, я аптекарь, – совсем не к месту уточнил Гаспар и боком-боком попятился в сторону.
И только уже Чико собрался первым войти в хлев…
Как въехавший во двор сержант торопливо воскликнул:
– В седла, ребята! Уходим!
Чико спрятал отмычки за пазуху и спросил:
– А что случилось?
– Скоро здесь будут казаки! Всем ясно?!
Солдаты хоть и насторожились, но в седла явно не спешили. А тут еще Гаспар испуганно спросил:
– А куда нам теперь ехать?
– Как куда?! К императору! – крикнул сержант.
Но солдаты стояли на месте. Мало того:
– А где, – спросил Саид, – наш паша над пашами?
А Курт:
– Господа, я считаю, – так начал было он…
Но, правда, глянув на сержанта, он тяжело вздохнул и замолчал. Но, тоже правда, и сержант прекрасно понимал, что это не победа, а только короткая передышка, что еще совсем немного, и солдаты окончательно перестанут ему повиноваться! И их можно понять. Он ведь обещал им, что приведет их в ставку – и не привел. Так почему они теперь должны опять ему верить, что будто бы какой-то ветряк будто кем-то нарочно для него повернут так, чтобы он без ошибки…
Ну, и так далее! То есть, мало бы до чего еще тогда сержант дорассуждался! Но тут вдруг где-то далеко за лесом раздался выстрел – пушечный! И тотчас же еще один! Еще! Лицо сержанта сразу просветлело.
– Император! – радостно воскликнул он. – Вы слышите пушки Великой Армии?! Теперь вы поняли, куда я вас веду? Теперь, надеюсь, верите? Так что давай скорей! Мундштучь давай! Садись! Гаспар! И ты не спи! Карету мне сюда!
Но все и без того мундштучили, садились, и Гаспар метался при карете – и всё это ловко, четко, без всякой задержки! Просто любо-дорого было смотреть!
Вот только что некогда было. Потому что отряд пусть пока и нестройно, но зато довольно быстро уже выезжал со двора…
И – вдоль и вдоль по улице! И там уже как следует построились – и за околицу! А там с дороги повернули в поле! И полем двинулись, все время забирая влево, то есть прямо на пушечный грохот! Ведь там, где пушки, там свои, а где свои, там ставка, император! Значит, карета будет наконец доставлена по назначению и слово чести будет сдержано! Весь сияя от счастья, сержант оглянулся…
И увидел старика, который вышел за околицу и, размахивая руками, кричал им вслед что-то обидное. А потом, вконец распалясь, повернулся к отряду спиной и, развязывая портки, готовился показать «супостатам» то место, на котором обычно сидят. Гм, дикость, Азия! Сержант смущенно отвернулся и даже пришпорил Мари.
