Об аресте своего нарочного канцлер известил Екатерину запиской самого беспечного содержания, мол, арест Белова ни в коей мере не носит политической окраски, обычная гауптвахта, на которую тот попал из-за своего дурного характера. О расследованиях, которые Белов должен был предпринять в Mарве, канцлер не обмолвился ни словом. Записку передал Понятовский. Екатерина поняла, что вопрос, который ее мучил, так и остался без ответа. 1. Тот же Понятовский сообщил, причем на литургии (не нашел лучшего места), что Александр Иванович Шувалов уехал в Нарву, дабы снять допрос с опального Апраксина. То, что Тайная канцелярия вместо того, чтобы привезти фельдмаршала в Петербург, сама отправилась в путь, объяснялось болезнью последнего.

Екатерина решила, что пора ей подумать о мерах защиты от все возрастающей опасности. Правда, она совершенно не знала, с чего начать? Как часто в таких случаях бывает, жизнь сама придумала подсказку.

Рано утром, когда Екатерина сидела в уборной перед зеркалом, а три горничных трудились над ее прической, она заметила у изогнутой ножки трюмо маленькую бумажную колбаску — плотно свернутый листок. Она показала на него пальцем, одна из горничных с некоторым смущением подняла и c поклоном подала находку государыне. Смущение горничной было вызвано тем, что подобные туго спеленутые бумажки уже находили в покоях великой княгини. Их уже не раз распеленовывали — там было написано слово или цифра — Например, 365. Что это? Число дней в году? Что за странная персона, которая записывает подобное число, потом тщательно свертывает бумажку и бросает ее людям под ноги. Или, скажем, написано по-немецки — среда. Что — среда?

Записок было немного, четыре или пять, но они очень всех раздражали, потому что невозможно было найти им разумного объяснения. Найдя такую вот писульку в государевых апартаментах, там бы давно подняли шум, решив, что это заговор или колдовство. Но на половине великой княгини верить в тайную магию было не принято.

И вот записочка распеленывается самой великой княгиней, она склоняется к свече и читает написанное латинскими буквами имя: Мелитриса Репнинская. Глаза Екатерины округлились.

— Кто это написал? — спросила она грозно. Горничные испуганно молчали. Тогда были вызваны Владиславова, истопник, фрейлины, статс-дамы, народу собралось человек тридцать.

— Если я через час не узнаю, кто это написал и как попала сюда эта записка, — ледяным тоном молвила Владиславова собравшимся, — то я вынуждена буду прибегнуть к услугам Тайной канцелярии.

Суровость предлагаемых мер была вызвана тем, что великая княгиня не только удивилась, но и испугалась. Увидеть написанной фамилию человека, который занимал все, ее мысли, показалось более чем странным. Правда, она думала об отце — покойном, а не о живой дочери, но в каком-то смысле это было одно и то же. От записки попахивало чьей-то злой волей, кто-то знал куда больше, чем ему полагалось. А не начал ли он шантажировать великую княгиню?

Владиславова повторила вопрос, все затравленно молчали. Потом кто-то начал всхлипывать, фрейлины принялись тереть глаза, истопник шепотом матерился. «Это не мы… ваше высочество, не мы… смилуйтесь, мы и писать не умеем, и букв таких не знаем!» — робкие вначале всхлипы превратились в ропот. Владиславова хлопнула в ладоши:

— Ти-хо! Мы вернемся к этому разговору после обеда… А пока вы промеж себя обсудите. Может, есть кто на подозрении?

Когда разошлись все, кроме Владиславовой, Анна вернулась от двери и бросилась в ноги Екатерине:

— Что ты, девочка? — удивилась великая княгиня, она не терпела бессмысленного унижения людей.

— Это я написала, — пробормотала Анна, лицо ее было залито слезами, плечи скорбно обвисли.

Екатерина в себя не могла прийти от изумления.

— Объяснись, — сказала она коротко. И все объяснилось самым простым способом. Оказывается, Анна случайно познакомилась с новой фрейлиной государыни, а поскольку у той очень странное имя, девушка записала его на бумажку, а бумажку спрятала в лиф.

— И все прочие писульки твои? — нахмурилась Владиславова.

Да… это ее записки. Она имеет обыкновение с того самого момента, как выучилась писать, записывать сведения, которые боится забыть. Обычно это денежный долг или время встречи. Записки она прячет в сумку или лиф, а потом выбрасывает. Слова Анны звучали правдоподобно.

— Но как ты познакомилась с Репнинской? И где? — Екатерина помнила о желании государыни взять к себе дочь погибшего героя, но она никак не ожидала, что это желание осуществилось.

— Мадемуазель спросила меня, как пройти к дворцовой канцелярии. Она должна была получить посланные почтой вещи ее покойного отца.

— И она их получила? — голос Екатерины дрогнул.

— Не знаю. Это было… — Анна подняла глаза к потолку, вспоминая, — еще в октябре.

Екатерине бы задуматься, почему Анна три месяца носила в лифе крохотную записку с именем фрейлины Репнинской, что это роковое совпадение, но великая княгиня думала о другом. Ей казалось, что сама судьба во благо дала ей такую подсказку.

— Оставьте меня одну, — сказала Екатерина. Ей надо было подумать. Князя Репнинского она знала совсем не коротко. Его представил Елагин, сказав, что этому человеку она может доверять как ему самому. Собственно, с ее письмом к Апраксину и должен был ехать Елагин, но потом поездка разладилась, кажется, из-за Шуваловых, и Елагин нашел себе замену.

Если девица со странным именем получила вещи с поля брани, наверняка какой-нибудь сак или баул, то там может храниться и ее письмо к Апраксину. Во всяком случае, это. необходимо проверить. Сначала, она решила поговорить с, принцессой Курляндской — встретиться с ней где-нибудь ненароком, скажем, в театре или на представлении только что приехавшей французской комедии. Все ожидали, что государыня опять начнет посещать театр, раньше она обожала французскую комедию. Однако в театр Елизавета не приехала, посему не было там и гофмейстерины.

Встреча с принцессой Курляндской произошла на музыкальном вечере у великого князя. Он должен был сам играть на флейте с небольшим оркестром. Очень возбужденный, с вытаращенными глазами, он порхал среди пюпитров, размахивая руками. Появление жены его приятно поразило.. Недавнее рождение дочери, подарок государыни, уважение, которое торопились высказать придворные в связи с этим событием, как бы отодвинули на время раздражение, неизменно возникавшее при виде супруги. А здесь он был ей почти рад. Ах, как бы она еще хоть что-нибудь понимала в музыке! Екатерина сидела в первом ряду, внимательно слушала Генделя, даже аплодировала, ударяя веером по кончикам пальцев. После музыки был ужин. Их места оказались рядом с принцессой Курляндской. Вначале Екатерина сказала, что принцесса замечательно выглядит, что прическа ей определенно к лицу и украшения очень гармонируют с цветом волос (что было, кстати, правдой — волосы у кривобокой принцессы были замечательные). Дальше ее высочество посетовала на сложную, полную забот жизнь обер-гофмейстерины:

фрейлины, по сути дела, еще девочки, они так молоды, так неопытны… сколько нужно сил, чтобы приобщить их к жизни двора. Как-то незаметно вышли на фрейлину Репнинскую.

— … у девочки странное имя — Мелитриса. Она очень любила отца. Dевочка из небогатых, на полном обеспечении государыни. Что ей там оставил отец? Пару пистолетов…

Екатерина очень удивилась — откуда пистолеты у юной особы, неужели отец переслал их с поля брани?

Именно так. Посылка — обычный дорожный ларец — два месяца гуляла по России. В детстве Мелитриса жила в Москве, там была усадьба ее матери, потом переехала в усадьбу тетки под Псков. Посылка повторила этот путь… Хотя по совести говоря, может быть, было бы лучше, если бы девочка вообще ее не получила. Ничего ценного там не было, но полно писем — переписка отца. Мелитриса их часто читает. Не плачет, но после чтения к ней приходит подавленное состояние — Вообще она очень скрытная, с ней бывает очень трудно…

Ужин кончился танцами. Самый узкий круг, пар шесть-семь, не больше, все друзья и приятельницы великого князя. Екатерина чувствовала себя там белой вороной. Но даже это не портило настроения. Она теперь знала, в каком направлении ей нужно идти и с чего начинать действовать.