Дверь распахнулась, и чья-то рука втолкнула в каюту человека в заячьей шапке. Он рухнул перед Корсаком на колени и замер в угодливой и жалкой позе, тем более странной, что, сложившись пополам, стал похож на кучу тряпья, такой грязной и мятой была его одежда.

— Шпиона поймал, — произнес, входя, унтер-лейтенант Почкин. — Вот падаль! Исцарапал меня всего!

— Где-то я его видел… — задумчиво проговорил Алексей. — Но где, убей Бог, не помню…

— Во сне ты его мог видеть, когда ужасы являлись, — с ненавистью заметил Почкин.

Дело происходило на фрегате «Св. Анна», который капитан Корсак с великой поспешностью провел из Кронштадта в Мемель— Главное, нужно было успеть до того, как лед скует весь Куршский залив, превратив его из моря в сушу… Сейчас была середина ноября— начало декабря, холод стоял собачий, в воде плавали куски льда, но основное было сделано. Русский фрегат пришел вовремя и привез нужный армии груз.

Унтер-лейтенант Почкин сел на корабль в последний момент по загадочному приказу. В представленной им бумаге просто рекомендовалось взять подателя сего на борт. Подписи было две, одна от иностранной коллегии СанктПетербурга, вторая от отделения тайной экспедиции в Риге. В Почкине все было подозрительно — и его чин, и повадки, и странное поведение, казалось, он следит за всей командой, да и сама его фамилия не внушала доверия, наверняка выдуманная. Но все время пути агент вел себя тихо, по прибытию в Мемель сразу сошел на берег, а теперь вот, спустя неделю, явился на борт с синяком под глазом, с грязными, окровавленными руками и с громким, резким голосом — у него словно изменился вдруг характер.

. Тот, кого называли шпионом, тоже был изрядно помят. Только теперь Алексей увидел, что руки его связаны, а на одной ноге нет башмака.

— Он немец? — спросил Корсак нашего агента.

— Наш, паскуда… — Почему ты думаешь, что он шпион?

— А потому, что я эту рожу еще по Петербургу знаю. Еще там за ним следил, а он как в воду… Правда, адресочек оставил невзначай, — Почкин притворно вздохнул, сочувствуя невезучести пленного, — даже два адресочка: один— в Мемеле, другой— в Кенигсберге… Подожди, паскуда, Кенигсберг мы тоже возьмем!

Стоящий на коленях поежился.

— Что же это за адреса такие? — не удержался Алексей от вопроса.

— Бывший Торговый дом. Там этого красавца я и взял— А теперь, капитан, мне, стало быть, надо ваше содействие.

— Какое? — настороженно спросил Корсак. С юности он не любил все связанное с допросами, арестами и сыском. Служить Тайной канцелярии— все ` »-. что в сточной канаве плавать, но, к сожалению, жизнь зачастую заставляла его идти этим помойным курсом.

— Дело весьма секретное… — отрывисто сказал Почкин. — Команда знать его не должна…

— Зачем же вы его сюда приволокли?!

— А куда я его приволоку? Вам хоть ничего не надо объяснять, сами понимаете. Это во-первых. А во-вторых, его надо обыскать.

— Вот от этого меня избавьте!

— Обыскивать буду я, — возвысил вдруг голос Почкин. — А вы будете при сем присутствовать, как бы понятой. И баста!

Почкин подошел к безмолвно стоящему на коленях шпиону, рывком поднял его на ноги. . — Может, сам скажешь, куда шифровку дел? — он резко встряхнул шпиона, тот только замычал испуганно, но ничего не ответил.

У шпиона, мужчины лет сорока, была крайне неприметная внешность, и если не считать синяков и ссадин, удивительной голубизны глаза, Алексей, однако, мог с уверенностью сказать, что при его появлении в каюте этой небесной голубизны не было и в помине. «Экий хамелеон, — подумал Алексей. — А может, глаза у него голубеют сами собой в минуту страха или отчаяния?» Вспомнил! Алексей сам не ожидал от себя подобного, на той шхуне он так погано себя чувствовал, что все пассажиры были для него на одно лицо. Кроме той милой девушки. Интересно, как она?

Обыск длился долго. Почкин снимал с арестованного одежду, внимательно осматривал карманы, подкладку и швы, затем бросал ее в угол. Наконец шпион остался абсолютно голым, если не считать заячьей шапки. Потом и шапка была сорвана с головы, обследована самым внимательным образом и брошена в общую кучу, рядом с которой стоял одинокий сношенный башмак.

— Где второй башмак?

Шпион сделал неопределенный жест плечами, мол, шут его знает, мол, потерялся в пылу драмы, потом попросил плаксиво:

— Позвольте одеться?

Почкин зашипел ядовито ему в лицо, что если не найдет шифрованной бумаги, то, значит, он ее проглотил, и посему ему, Почкину, придется разрезать пленного на куски, чтобы исследовать желудок и прочее. Корсак заметил, что ногти на руках арестованного голубеют, словно ополоснутые синькой. Он еще не решил, скажет Почкину или нет о том, что встречался ранее с этим человеком. Он чувствовал перед ним некую ответственность, ведь не зря судьба столкнула их когда-то.

— Не пугайте вы его! — прикрикнул он на Почкина. — И пусть он оденется. Холодно же… да и унизительно! Как вам самому не противно?

В этот момент в дверь осторожно постучали, потом деликатно поцарапали. Это был характерный жест боцмана Петровича, которого вся команда за глаза звала Корч, что значит пень. В трезвости боцман был умным и даже деликатным человеком, по пьянке— свиреп и отвратителен. В течение рейса вся команда обычно следила, как бы боцман не нахлебался рому или прочего горячительного напитка.

— Войди, Петрович! — крикнул Корсак.

— Здесь вот — деталь потеряли. Матросики из воды его вытащили. А при вашем деле, как я понимаю, деталь эта может иметь решающее значение, — он деликатно поставил найденный башмак рядом с первым, на полу немедленно образовалась лужа. Почкин раздраженно кусал нижнюю губу: не хотят канальи тайну беречь!

— Матросам, которые достали башмак из воды, — по чарке водки, — приказал Алексей. — Исключительно чтобы согреться, — возвысил он голос, видя, как оживился боцман. — Иди.

Как только за Петровичем закрылась дверь, Почкин схватил мокрый башмак. На дотоле безучастном лице арестованного промелькнуло что-то похожее на беспокойство. Теперь уже не только глаза и ногти имели голубой цвет, но и кожа на лице, сгибах рук, и даже, кажется, волосы начали отливать серым цветом.

«Да он сердечник, — подумал Алексей, вспоминая лекции Гаврилы. — Кровь венозная, кровь артериальная… не помню уж что, но где-то кислорода не хватает, а может быть, наоборот, в избытке».

— Можете одеться, — сказал он, кивнув на кучу одежды. По быстрому и мимолетному взгляду, который бросил на Корсака шпион, Алексей понял, что тот тоже его узнал.

Почкин не возражал, ему было не до этого. Видимо, он уже понял, что башмак и есть искомый «плод». Он сделал неприметное, малое усилие, и каблук отвернулся, как пробка на склянке химика. Внутри полого каблука оказалось письмо, вернее, записка, написанная на тонкой, словно шелковой бумаге.

— Цифры, — произнес Алексей с недоумением и оглянулся на странный звук. Это шпион рухнул на груду тряпья, потеряв сознание.

— Притворяется, — небрежно сказал Почкин.

— Нет, у него сердце больное. Его надо в лазарет.

— На виселицу его надо, — безучастно заметил Почкин, вглядываясь в цифры. — А мне позарез нужен шифровальщик.

— Где вы сейчас в Мемеле сыщите шифровальщика? Разве что при штабе, где гауптквартира генерала Фермера. Для этого вам надо в Либаву скакать. Прежде чем обыскивать, следовало бы допросить несчастного.

— Он не несчастный! Он коварный и жестокий враг, — в сердцах крикнул Почкин. — Попадись я к нему в руки, он бы со мной не миндальничал. А теперь узнай у сук-киного кота, — он зло пнул полуодетое тело, — куда он шел? К кому? Зачем?

— Бить я вам его не дам, — сказал Алексей. — Я вспомнил, где я его видел. На шхуне «Влекомая фортуной». В начале июля я плыл из Гамбурга в Россию. Тогда этот голубоглазый господин выдавал себя за немца.

— Что ж вы мне этого раньше не сказали?

— А зачем? — пожал плечами Алексей. — Вы взяли его, как говорите, у Торгового дома. В этом дому есть какие-то люди. Можно их расспросить!

— Да нет уже Торгового дома. Груда развалин. В тот дом ядро попало, а пожар довершил картину.

— Ах, как не повезло…

— А хоть бы и целый был… Этот Торговый дом переписывается со всей Европой, а может, и Африкой… Как нужного адресата раздобыть? — он замахнулся на бесчувственное тело.

Шпиона меж тем уложили на койку. Вечером того же дня его увезли в лазарет при городской тюрьме. На прощание Почкин дал Корсаку ряд объяснений, а закончил разговор так:

— Раз уж он ваш знакомец, так вы за ним и наблюдайте… Заглядывайте в узилище-то, может, заговорит.

После этих слов Почкин исчез, и встретил его Алексей много позднее, перед самым Новым годом, когда в Мемель пожаловал со штабом и армией сам фельдмаршал Фермер. К этому времени фрегат «Св. Анна» стоял плотно впаянный в лед, а Корсак жил на берегу.

Почкин нашел Алексея, чтобы идти в лазарет.

— Пошли, может, он с вами поразговорчивей будет.

Голубоглазый шпион лежал в отдельной комнате, под крепким караулом. Он был совершенно беспомощным. У него отнялись рука, нога и даже язык, но Почкин не хотел этому верить и, страшно выпучивая глаза, орал в ухо шпиона свои вопросы. Только поэтому Корсак узнал, как продвинулось его дело, в противном случае Почкин, храня тайну, ничего не рассказал бы Корсаку.

Оказывается, он нашел шифровальщиков из очень опытных. Удивляло то, что для шифровки коротенького текста было использовано не один, а два, если не три, способа шифрования. Это можно было объяснить как необычайной важностью депеши, так и вероятностью того, что шифровальщик был тупица. Пока, как ни странно, были расшифрованы только имена. В правильности имен можно было не сомневаться, потому что писаны они были вместе с должностью или со званием, понимай, как хочешь. Буквы были такие:

фрейлина Мелитриса Кепнинская. Кто, откуда, при каком дворе — а шут его знает? Сомнение вызвала так же первая буква фамилии, она была подпорчена водой. И еще… рыцарь Сакромозо…

Услышав это имя, Алексей взволновался ужасно. Правда, он так и не понял, почему Почкин упирал на это имя: узнал он его из зашифрованной депеши или знал раньше?

Не добившись ничего от арестованного устрашающим криком — «даже имени этой сук-ки не знаю!» — страстный Почкин принялся толкать больного локтем, потом кулаком. Тот втягивал голову в плечи, мычал, ужасно тараща глаза, а потом начал синеть: ногти, сгибы рук, кожа…

— Все, хватит, пошли! — не выдержал Алексей. — Он умрет, и вы ничего не добьетесь. Скажите мне только, какую роль в ваших делах играет рыцарь Сакромозо?

— Ишь чего захотел? — зло рассмеялся Почкин. — Я бы и сам это с удовольствием узнал. Прощай, капитан! — и он растворился в вечернем, снежном сумраке.

Помнит ли читатель имя— Сакромозо? Если не помнит, то стоит напомнить чернобрового красавца с острова Мальты, который десять лет назад привез юной Фике (так звали в детстве великую княгиню Екатерину) письмо из Берлина от ее опальной матери Елизаветы Иоганны Цербстской.

Лицом Сакромозо никак не был похож на Никиту Оленева, но фигура, особенно сзади… Именно поэтому судьбе удалось сыграть с этими двумя людьми злую шутку, Никита Оленев попал вместо Сакромозо в крепость, а мальтийский рыцарь, воспользовавшись этим обстоятельством, сыграл нужную ему политическую игру и благополучно исчез со сцены.

Историю эту Корсак знал во всех подробностях, вот только Сакромозо он не видел никогда. Подозрительная фигура, черная лошадка… И когда Никита после похищения из крепости был ранен и метался в бреду между жизнью и смертью, Алексей Корсак поклялся: если когда-нибудь случай предоставит ему возможность скрестить шпаги с Сакромозо, он не упустит этой возможности. Да, дуэль, хотя Корсак был активным противником этого способа сведения счетов.