Глава 4
Биридия[109] нервно прохаживался по крытой галерее собственного дома, пытаясь собраться с мыслями. Но, увы, пока ни один из приходящих на ум возможных путей выхода из сложившейся ситуации его не устраивал. Вздохнув, он отправился в молельню, соединяемую с домом все той же крытой галереей, и, опустившись на колени перед изваяниями Тота и Маат, взмолился:
– О, великие боги! За какие грехи вы ниспослали мне столь тяжкое испытание?! Где это видано, чтобы сын фараона надрывался в каменоломне, не разгибая спины?.. Может быть, бывший эрпатор и виноват перед своим отцом, всесильным Аменхотепом III, но почему тот отправил его на исправительные работы именно в Питум?.. – Биридия тыльной стороной правой руки отёр взмокший лоб. – А тут еще вдобавок эта проклятая нестерпимая жара! Слишком уж рано свалилась она в этом году на наши головы… Ох, не к добру все это, ох, не к добру…
Так и не получив от богов ни ответа, ни совета, начальник каменоломен Пер-Атума и Питума сокрушенно поднялся с колен и, покинув молельню, вновь принялся мерить шагами галерею, окружавшую дом по всему периметру.
– Господин, – отвлек его от мучительных раздумий подошедший и согнувшийся в раболепном поклоне слуга, – ваша сиятельная супруга просит пожаловать к столу…
Всегда уверенный в себе Биридия, фактически единоправный хозяин здешних мест, вольный карать и миловать любого из подчиненных по своему усмотрению, на сей раз выглядел несколько растерянно. Он с недоумением взглянул на слугу и задумался, голоден или нет. Вспомнив, что вот уже почти трое суток не мог спокойно ни есть, ни спать, решил всё же принять приглашение любимой жены Интеми. К тому же, запоздало подумал Биридия, она зачастую давала ему весьма ценные советы.
Интеми уже перешагнула так называемый «рубеж женской зрелости»: недавно ей исполнилось двадцать восемь лет. Она была на десять лет моложе супруга и за годы совместной жизни успела родить ему двух сыновей. Конечно же, Биридия имел ещё и нескольких наложниц, но – исключительно для удовлетворения ненасытной своей мужской плоти. Жену же он не только любил, как женщину, но и уважал, как единомышленницу, и во всём доверял ей, как другу.
Будучи обедневшим отпрыском одного из знатных родов, когда-то он именно по совету жены, тогда еще совсем юной, покинул Финикию[110] и отправился на поиски удачи в богатый Египет. И не прогадал: новая родина не обманула ожиданий молодого финикийца. Осторожный, умный и образованный Биридия сумел с течением времени добиться должности сарей-мисима[111], благодаря чему вот уже долгие годы наслаждался и семейной жизнью, и высоким положением в обществе. И вдруг в один момент размеренному существованию пришел конец – сарей-мисим уже несколько дней не мог избавиться от дурного настроения.
Интеми уже спустилась в обеденный зал из расположенной на втором этаже дома спальни и, как всегда, выглядела ослепительно: шею и руки украшали со вкусом подобранные к тунике украшения, голову венчал новомодный парик. Поприветствовав жену вялой улыбкой, Биридия без обычного энтузиазма припал к серебряной чаше с вином.
– Ты чем-то озабочен, любимый? – обеспокоилась прозорливая Интеми.
Биридия оторвался от бессмысленного созерцания плещущегося в чаше вина и со вздохом признался:
– Меня терзают нехорошие предчувствия, дорогая…
– Уж не новый ли заключенный, коего доставили сюда на днях в сопровождении многочисленной охраны, послужил тому причиной? Кто он? – полюбопытствовала женщина в ответ на молчаливый кивок супруга.
– Бывший эрпатор, лишенный отцом-фараоном и благородного имени, и титула… – горестно развел руками Биридия.
Глаза Интеми округлились от удивления, и она застыла, держа наполненную смесью гранатового сока и миндаля чашу.
– Любимый, ты не шутишь? – потрясённо произнесла она, слегка придя в себя. – Ведь этого же не может быть! Насколько мне известно, Тутмос принял недавно священный сан и отправился в паломничество по святым местам…
– Отправился… – горько усмехнулся Биридия. – И даже принял вскоре участие в подавлении восстания в Нубии. Но вот именно там-то и стал якобы инициатором заговора против фараона.
– Невероятно! – воскликнула Интеми и, залпом допив гранатовый сок, решительно тряхнула красиво уложенными локонами парика. – Но если ты, любимый, не находишь себе места только из-за этого, то, поверь, совершенно напрасно. – К женщине явно вернулись присущие ей уверенность и деловой настрой.
– Я уповаю лишь на то, что ивримы, почти не покидающие Питума, до сих пор ещё не видели эрпатора, – кисло ответил начальник каменоломен, наполняя вином вторую чашу.
– Ты опасаешься, что поскольку именно Тутмос согнал их в своё время на работу в каменоломни, они могут теперь жестоко расправиться с ним? – высказала предположение Интеми.
– И этого тоже… – буркнул Биридия. – Но пугает и другое… Сама посуди: сегодня Тутмоса лишили титула и имени – его, кстати, велено величать отныне Моссом, – а завтра, возможно, фараон одумается и простит сына! Да мало ли что ещё может случиться?! Тот же Эхнотеп, к примеру, может в любой момент отправиться по воле богов в царство Осириса…
– …И тогда трон останется без наследника! – закончила за мужа фразу догадливая женщина. И добавила задумчиво: – Если, конечно, не считать малолетних принцев…
Биридия удрученно кивнул, за столом повисла гнетущая тишина.
– И, тем не менее, твои волнения совершенно напрасны! – вновь уверенно повторила после паузы Интеми. – Появление в твоих владениях Мосса-Тутмоса тебе только на руку, любимый!
Супруг воззрился на неё в изумлении:
– Что, интересно, я могу получить от опального сына фараона, кроме лишних проблем и возможных неприятностей?!
– Я обдумаю сложившуюся ситуацию, обещаю тебе!.. Хватит уже нам, в конце концов, прозябать на окраине царства, в этом забытом богами Питуме, и изо дня в день «любоваться» одними и теми же измученными и угрюмыми лицами! Я хочу нашим детям и нам с тобой достойной жизни в будущей новой столице!
– Ты предлагаешь бросить здесь уже нажитое и начать всё с нуля в Аварисе?! – воскликнул пораженный смелым предложением жены Биридия. – Денег, конечно, я скопил немало, однако в столице их хватит, думаю, только на приличный дом и прислугу. Не более…
– Вот я и подумаю об улучшении нашего будущего, любимый, – заговорщически произнесла Интеми, загадочно глядя на мужа.
* * *
Вот уже несколько дней Мосс томился в одной из темниц Питума. Правда, Биридия, стоит отдать ему должное, постарался обеспечить новому заключенному более-менее сносные условия: приказал оснастить его каморку набитым свежей соломой тюфяком, небольшим столом с табуретом и закрывающимся чаном для отходов. Кормить Мосса сарей-мисим и вовсе повелел со своего стола. Во всяком случае, на первых порах, пока не решит, что делать с именитым в прошлом узником дальше: отправить в каменоломни или все же рискнуть и, нарушив приказ фараона, оказать ему послабление – даровать должность писца либо учётчика.
После же разговора с женой мысли Биридии приняли совершенно иное направление, и буквально на следующий день он вызвал своего ближайшего помощника Мицраима. Несмотря на принадлежность к племени иврим, Мицраим довольно быстро снискал практически безграничное доверие начальника. И всё – благодаря природным уму, хитрости, предусмотрительности и изворотливости. Особенно же незаменимым Мицраим был во время визитов чиновников, ежегодно наведывавшихся в Питум из Ону с целью проверки текущих дел. Тогда Мицраим ловко и незаметно приводил всю отчетность в порядок, искусно скрывая факты наличия излишков средств, регулярно недополучаемых государственной казной. В итоге чиновники, осыпанные для усыпления бдительности всевозможными почестями и щедрыми подношениями, возвращались в Ону довольные и с прекрасными показателями в отчетах.
Биридию давно уже не смущала принадлежность Мицраима ни к чужому племени, ни к иному вероисповеданию. Порой ему даже, напротив, казалось, что по степени предприимчивости его подчиненный мог бы с успехом потягаться с родными соотечественниками-финикийцами…
– Как чувствует себя наш новый заключенный? – поинтересовался Биридия, едва доверенный помощник переступил порог его кабинета.
– Пребывает в полном здравии и ни в чем не нуждается, мой господин, так что не извольте беспокоиться, – ответил Мицраим, низко поклонившись. Заметив, что хозяин жестом приглашает его занять место напротив, он с готовностью подсел к столу и услужливо осведомился: – Господин сарей-мисим желает спросить о чём-то еще?
Сарей-мисим наградил сметливого помощника милостивой улыбкой:
– Ты, как обычно, сверх меры догадлив, Мицраим… – Однако тотчас осведомился: – Какие настроения царят на сегодняшний день в Питуме?
– Прежние, мой господин, прежние. Внешне всё выглядит вроде бы мирно и спокойно, но ивримы явно недовольны выпавшей на их долю участью…
– Всего лишь «недовольны»? – скептически усмехнулся Биридия. Встретив настороженный взгляд помощника, бесстрастно пояснил: – Я хочу, чтобы их не в меру затянувшееся «недовольство» усилилось многократно.
– Но это неминуемо приведёт к восстанию, мой господин! – воскликнул Мицраим, одновременно пытаясь сообразить, к чему именно клонит начальник. Не дождавшись же от того ни подсказки, ни хотя бы намека, отважился спросить: – Вероятно, у вас созрели относительно ивримов какие-то новые планы, мой господин?..
Биридия вновь усмехнулся, на этот раз – снисходительно.
– Возможно… Увеличь для начала норму выработки кирпича с шестидесяти пяти до восьмидесяти штук на человека, а тем, кто работает в каменоломнях, урежь суточные порции воды и хлеба.
– Но тогда максимум через месяц, мой господин, Питум ожидает кровопролитный бунт, – осторожно заметил Мицраим.
– Иди и выполняй, – отрезал Биридия, поднимаясь из-за стола и давая понять, что разговор окончен.
* * *
Достигнув в сопровождении телохранителей тюрьмы Питума, Биридия покинул носилки, и на какое-то время его охватили сомнения и страх. «Правильно ли я поступаю? – задумался он. – Вдруг последствия окажутся далеко не такими, как предсказывает Интеми? Конечно же, её дядя дослужился в финикийских войсках до определенных высот, но что, если он откажется помочь нам?! Нет, лучше не думать об этом!..»
В подвале Биридию обдало острым запахом человеческих нечистот, и он досадливо поморщился. Тюремщик же меж тем невозмутимо подвёл его к темнице Мосса и, со скрежетом отодвинув массивную задвижку, отворил дверь.
Биридия осторожно шагнул в крохотное помещение с низким потолком, и несколько минут его глаза привыкали к царившему здесь мраку: свет едва проникал через крошечное оконце, расположенное прямо под потолком.
Поднявшись с тюфяка, Мосс не без ехидства осведомился:
– Не означает ли ваш визит в моё убогое обиталище, что я прощён?
Биридия, наконец, освоился в полумраке и, разглядев бывшего эрпатора, с удивлением обнаружил, что тот сильно похудел и осунулся за несколько дней, проведённых в темнице.
– Хорошо ли тебя кормят? – ответил он вопросом на вопрос.
– Сносно…
– Жалобы имеются?
– Разве что, на Верховного жреца Эйе, – криво усмехнулся узник.
Биридия развел руками:
– Здесь я, увы, бессилен. Эйе очень близок к фараону…
– Не сомневаюсь, что это именно он, заручившись поддержкой Эхнотепа, настроил отца против меня! – гневно воскликнул Мосс.
– Возможно… – уклончиво ответил начальник каменоломен. – Власть – дело тонкое и опасное, однако все отчего-то рвутся к ней… – Помолчав, вкрадчиво поинтересовался: – Тебе самому-то хотелось бы вернуться к власти?
Мосс нервно дернулся:
– Кто вас подослал ко мне? Эйе? Фараон? Или мой ничтожный младший братец?
– Ты не угадал, Мосс, – укоризненно покачал головой Биридия.
– Зачем тогда вы провоцируете меня? Я и без того, как видите, уничтожен, раздавлен, низведен до скотского существования! Чем ещё вы собираетесь унизить меня? Пожалуй, у вас в запасе осталась только смерть…
Сарей-мисим дружелюбно улыбнулся и понизил голос:
– Я ни в коем случае не желаю твоей смерти, Мосс. Напротив, хочу предложить тебе союз…
Узник замер от удивления.
* * *
Принявший ванну, облачённый в новую тунику и досыта накормленный, Мосс предстал перед Биридией, и тот удовлетворенно крякнул:
– Ну вот, совсем другое дело! Сегодня ты выглядишь не в пример лучше, чем вчера Мосс. Присаживайся, нам надо многое обсудить… – Дождавшись, пока бывший эрпатор расположится напротив, он доверительно поведал: – Фараон приказал отправить тебя на работу в каменоломни… – от взгляда Биридии не укрылось, сколь нервно дёрнулись при этих словах губы собеседника, – но я решил его впервые в жизни ослушаться. Дело в том, что на днях я повелел увеличить суточную норму выработки кирпича, поэтому лишний писец для учета произведенной продукции мне не помешает. Ну что, устроит тебя должность писца, Мосс?
Мосс настороженно исподлобья взглянул на Биридию: чего ради этот человек печётся о нём, рискуя навлечь на себя гнев фараона? Словно прочитав его мысли, чиновник охотно пояснил:
– Мне понятны и твоё удивление, и твои сомнения, Мосс, но, тем не менее, я намерен помочь тебе вернуться к власти. Ты ведь хочешь этого? – Сердце Мосса-Тутмоса затрепетало, но он вновь предпочел промолчать, ибо всё ещё не доверял Биридии. – Хорошо, можешь продолжать упрямиться, – вздохнул сарей-мисим. – Тогда хотя бы просто выслушай меня… Как тебе наверняка известно, Мосс, Финикия испокон веков зарится на земли Египта. Так вот, я хочу помочь тебе снискать поддержку в Библе и сочувствие финикийского царя Или-Рабиха[112], после чего, возможно, ты станешь его соправителем на землях Нижнего Египта.
– С какой стати Или-Рабих согласится сделать меня своим соправителем? – подал, наконец, голос бывший эрпатор.
Биридия благосклонно улыбнулся:
– Ты же знаешь: территория Финикии весьма обширна, а внутри самого царства проблем накопилось предостаточно… Для того же, чтобы удерживать в подчинении ещё и новые земли, непременно потребуются дополнительные силы.
– Согласен, – со знанием дела ответил Мосс.
– Вот я и намерен сделать так, чтобы эти самые силы ты приобрел здесь…
– Мятеж против фараона? – догадался узник.
– Именно. Поверь, для тебя это – единственный выход. Разумеется, для начала ты должен под каким-нибудь благовидным предлогом бежать в Финикию, где и добиться встречи с царём Или-Рабихом. Я же тем временем подготовлю благодатную почву для мятежа, и когда ты вернёшься сюда во главе финикийского войска, египтяне, поверь, встретят и примут тебя как своего нового повелителя.
Мосс задумался: предложение начальника каменоломен выглядело заманчиво. К тому же в душе он искренне надеялся, что Фарбис удалось сохранить божественное оружие, которым он, в случае чего, мог бы воспользоваться. Но если Нижний Египет перейдет под власть Финикии, следовательно, он, бывший эрпатор и сын египетского фараона, станет всего лишь игрушкой в руках Или-Рабиха?.. Хочет ли он этого? А что, если предложение Биридии – не более чем приманка-ловушка? Вдруг он выполняет указание Эйе, не оставившего надежды завладеть священными реликвиями?..
– Я должен все хорошо обдумать, – изрек, наконец, Мосс после продолжительной паузы. – Принятие вашего предложения – очень серьезный шаг для меня…
Биридия понимающе кивнул:
– Думай, Мосс, думай. И выбирай: либо провести всю жизнь здесь, в Пер-Атуме, выполняя – при благоприятном стечении обстоятельств – обязанности писца, либо стать пусть не фараоном, а всего лишь сопредельным правителем Финикии, но вновь приобщиться к сильным мира сего.
– Почему вы решили помочь мне? – задал Мосс собеседнику давно мучавший его вопрос.
– В надежде, что когда ты вернешь себе былые величие и могущество, то не забудешь и обо мне, – не стал лукавить Биридия.