Вместо эпилога
Головин никому не позволил прочитать фирман. Он лишь шепнул несколько слов Куприяну, а тот передал их посланцу Бажена Сухоборца, поджидавшему их на пристани около готовой выйти в море фелюги. Вскоре минареты и башни турецкой столицы растаяли в сгустившихся сумерках — подняв все паруса, фелюга устремилась к Азову.
В тесную каюту, где сидели Тимофей и Куприян, спустился Богумир, а следом за ним — Сарват и Жозеф, державший за руку Злату. Анастасия, измученная всем тем, что случилось за долгий день, задремала на рундуке, покрытом старым ковром.
— Мы помогли вам, — сказал болгарин, — а теперь просим вашей помощи.
— Что случилось? — встревожился Головин, но Богумир успокаивающе улыбнулся:
— Ничего. Вы возвращаетесь на родину? Я тоже хочу вернуться домой. Ты видел наши горы? Они ждут меня, мой народ стонет под игом!
— Хочешь высадиться в Болгарии? — Куприян задумчиво покрутил седеющий ус.
— Да, — твердо ответил Богумир.
— Я иду с ним, — прогудел Сарват.
— А ты? — Тимофей поглядел на Жозефа.
— Я? — Француз хитро прищурился. — Мне понравилась Болгария, но теперь я не прочь увидеть загадочную Московию.
Анастасия проснулась и села, прислушиваясь к разговорам мужчин. Потом встала, обняла Злату и спросила:
— Мы скоро расстанемся?
— Не знаю. — Девушка залилась румянцем. — Мне… тоже хотелось бы повидать Москву.
Богумир обернулся к сестре с грустной улыбкой, а Куприян весело захохотал:
— Видать, придется пить сразу на двух свадьбах?.. Темной ночью фелюга подошла к берегам Болгарии. Обняв
на прощание Богумира и Сарвата, Тимофей шепнул:
— Кланяйтесь баю Славчо и разыщите пана Яцека. Надеюсь, он уже поправляется.
— Прощай, брат! Мы всегда будем с надеждой смотреть на северо-восток! Будь счастлива, сестра! Береги ее, Жозеф.
Болгарин и албанец спрыгнули за борт, подняли над головой оружие и по пояс в воде побрели к берегу.
Через несколько месяцев султан Ибрагим уже посылал своим наместникам гневные указы, требуя немедленно уничтожить дерзкие юнацкие дружины Богумира и Сарвата…
Узнав о намерении турок отбить у казаков Азов, войсковые атаманы начали укреплять оборону крепости, в которой остались Куприян и Спиридон. Правда, грек недолго пробыл в Азове: он получил тайное поручение и опять отправился во владение турок. След его потерялся во времени…
В Москве Тимофей Головин сразу пошел к Бухвостову. Тот ласково принял отважного казака и не теряя времени поспешил к государю с важными вестями: султан Ибрагим не решился начать большую войну с Россией, но собирает огромное войско, чтобы отвоевать Азов. Царь тоже не решился принять крепость под свою руку, опасаясь, что у державы не хватит сил вести новую кровопролитную войну за выходы к теплым морям.
В Москве же Тимофей скромно обвенчался с Анастасией. Никита Авдеевич щедро наградил его за службу и отпустил с молодой женой на Дон. Бывшая рабыня оказалась хорошей женой и хозяйкой: она не скупилась для мужа на сыновей и дочерей, оберегая детей и курень во время многих походов, в которых участвовал Тимофей. От них и пошли казачьи роды Головиных и Головниных. Их дети, внуки и правнуки стойко сражались в полках Всевеликого Войска Донского, ибо не было с той поры ни одной войны, где рядом с русским солдатом не бился бы донской казак, добывая славу грозным боевым знаменам России. И потомки, в чьих жилах текла горячая кровь отважного разведчика, не уронили чести предка. Это и о них сказал поэт:
Из тех сынов отважных Дона, Которых Рейн, Луар и Рона Видали на своих брегах…
Неунывающий Жозеф остался неисправимым авантюристом: с молчаливого согласия Головина он назвался в Москве Жозефом де Сент-Илером и поступил на службу в один из полков, как тогда говорили, «иноземного строя». Француз был мастером на все руки — стрелял из пушки и фехтовал, знал корабельное дело и смело водил в атаку пехотинцев. Равнодушный к религии, он охотно принял православие, женился на Злате и прожил с ней долгую счастливую жизнь. Потомки его совершенно обрусели, со временем превратились в Ларионовых, Илларионовых и дали русской армии и флоту немало прекрасных храбрых офицеров. И совсем неудивительно, что они стали Ларионовыми и Илларионовыми. В те времена случалось и не такое: англичане Гамильтоны, приехавшие служить великому государю Алексею Михайловичу, превратились, например, в… Хомутовых. А что же Азов?
* * *
Донцы взяли город 18 июня 1637 года. Желая сохранить один из крупнейших невольничьих рынков, защититься от казачьих набегов и закрыть России доступ к теплым морям, турки, владевшие Азовом с 1471 года, превратили его в неприступную крепость: обнесли высокими и толстыми каменными стенами с множеством башен, заполнили водой прорытые вокруг глубокие рвы, насыпали валы. За крепостной стеной построили еще и прочный замок, где гарнизон мог отсидеться при нападении. На берегах Дона стояли сторожевые крепости, а город охранял отборный многотысячный отряд свирепых янычар.
Зимой 1637 года по всему Дону проскакали гонцы — везли приказ казакам к весне быть на Монастырском яру для решения важного войскового дела. Собравшимся на Кругу атаманы предложили совершить великий подвиг, подобный подвигу Ермака: открыть, России свободный доступ к морю, дать ей возможность торговать со странами всего света — призвали «посечь басурман, взять город Азов и утвердить в нем православную веру»!
— Аминь! — ответили храбрые казаки и сняли шапки.
Походным атаманом избрали Михаила Ивановича Татаринова, а в Москву, сообщить царю о намерении казаков взять с бою Азов и подарить его державе, послали атамана Ивана Каторжного .
Это было воистину беспримерное по своей отваге предприятие — у донцов не было ни стенобитных орудий, ни флота для осады города со стороны моря, а вся артиллерия состояла из четырех легких пушек — фальконетов! Всего четыре легкие пушки против нескольких сотен турецких!
Храбрецы отслужили молебен, попрощались с семьями и отправились под Азов. Часть казаков пошла по берегу верхами, другие плыли на лодках. У крепости войско разделилось на четыре части, перекрыло лодками Дон, зашло к городу с моря и обложило его с суши. Турки оказались в блокаде.
Не имея возможности разбить стены, казаки решили взять город штурмом — подкатить к стенам плетеные туры, насыпанные землей, забросать янычар камнями, ворваться в крепость и завершить дело острыми саблями. Три недели продолжались земляные работы. Турки смотрели с высоких стен на ковырявшихся в земле казаков и насмехались над ними, показывая пальцами на безумцев, у которых Аллах отнял разум. Пробный штурм янычары легко отбили: они открыли ураганный огонь из множества стоявших на стенах пушек, а у казаков даже пороха не хватало, чтобы отвечать из своих фальконетов.
Вскоре с южных казачьих постов сообщили, что от Кагальника на выручку туркам идет сильный отряд: это были наскоро собранные в Керчи, Темрюке и Тамани османы. Донцы оседлали коней, бросились навстречу и в жестокой сече уничтожили всех их. Но Азов продолжал стоять как скала.
Тогда атаманы разыскали в войске знающего минное дело немца — казаки называли его Иваном Арадовым. Он пристал к донцам еще во времена великой смуты. Под его руководством тайно сделали подкоп под стену и 17 июня вкатили в узкую галерею бочки с порохом. В четыре часа ночи запалили фитили…
Страшный взрыв разломил стену, и в образовавшуюся брешь первым кинулся с саблей наголо атаман Михаил Татаринов. Одновременно по сотням заранее приготовленных легких лестниц на стены полезли казаки. Опомнившись, янычары встретили их стрельбой из ружей и луков, лили на головы храбрецов кипяток и расплавленное олово, засыпали им глаза песком, но донцы уже прорвались в город. Следом за пешими через груды камней в пролом хлынули конные, и на улицах завязался кровавый бой.
Почти сутки сражались донцы и янычары — резали, кололи, рубили, душили… Земля стала скользкой от крови. Наконец басурманы отступили и закрылись в замке. Еще три дня осаждали казаки замок, пока окончательно не сломили турок. Азов был взят! Над башнями подняли знамя Всевеликого Войска Донского — синее, с широкой кумачовой канвой, расшитой затейливыми, наподобие степных цветов, узорами, а посреди полотнища нашиты вырезанные из белой холстины стоящие на задних лапах друг перед другом лев и инрог — похожее на лошадь существо с длинным рогом во лбу. Лев — символ казачьего могущества, а инрог — символ их чистоты, благодушия и строгости.
Свободным стал выход к морю, а с ним набеги, торговля и богатство. Но город нужно было удержать…
Четыре года обустраивались казаки в Азове. Они восстановили православные церкви святых Иоанна Крестителя и Иоанна Предтечи, святителя Николая Чудотворца, построенные еще греками. В Москву направилось посольство атамана Потапа Петрова с четырьмя казаками — повезли донесение царю о взятии города. Прекрасно понимая значение для русской Державы этой крепости — ключа к морю, — казаки писали Михаилу Феодоровичу Романову:
«Бьем челом тебе, праведному великому Государю, Царю и великому князю Михаилу Феодоровичу, всея Руси Самодержцу… Городом Азовом со всем градским строением и с пушками, а пушек в нем, Государь, двести девяносто шесть…» Двести девяносто шесть!
Они надеялись, что царь примет от них Азов в подарок, как раньше предки его принимали от казаков города и как принята была Сибирь царем Иоанном Грозным от атамана Ермака. Но государь не принял Азов: как ни заманчив был донской гостинец, быть может, не уступавший в те времена по значимости завоеванию Сибири, однако Русь не могла помочь удержать его, не имея достаточно сил после недавнего смутного времени.
Атаман Наум Васильев получил в 1640 году от царя грамоту и жалованье — шесть тысяч рублей — громадную сумму по тому времени, — но, вопреки обычаю, не раздал этих денег казакам, а по решению войска употребил на укрепление города. Донцы решили Азов не сдавать, оборонять от врага до смерти. В ту пору в городе обосновались пять тысяч казаков и восемьсот казачьих жен…
Весной 1641 года войска султана Ибрагима направились двумя путями к Азову: на кораблях из Константинополя и по суше из Крыма. Владыка турок назначил командовать армией сераскир-пашу Гуссейна, дал ему шесть тысяч мастеров осадного дела, нанятых в европейских странах, венецианских кораблестроителей, немецких специалистов по подкопам, французских картографов, опытных в воинском деле греков и шведов. Только пехота армии насчитывала более ста тысяч человек при ста двадцати девяти осадных пушках, стрелявших ядрами полпуда весом, шестистах семидесяти четырех полевых пушках и тридцати двух мортирах. С моря Азов обложили сорок пять больших турецких кораблей и множество мелких судов. Для земляных работ османы пригнали толпы молдаван и валахов.
24 июня войска сераскир-паши Гуссейна подошли к стенам Азова и раскинули лагерь, растянувшийся на множество верст. Очевидцы отмечали, что днем над лагерем стоял такой шум, будто бушевал на море страшный шторм, а ночью, когда турки зажигали костры, казалось, будто горит степь.
Как только лагерь установился, к стенам города подъехали три богато одетых всадника: янычарский начальник Магомет-Али, представлявший турецкого главнокомандующего, Куртага — от командующего флотом османов, и Чехом-ага — приближенный Крымского хана. Они предложили казакам сдать город без боя, торжественно обещая им сохранить жизнь и заплатить тут же двенадцать тысяч золотых червонцев, а еще тридцать тысяч, лишь только донцы оставят крепость.
Казаки обещали подумать. Всю ночь в станичной избе горел свет: атаманы составляли ответ на предложение. Есаул записывал речи и переводил их на турецкий язык:
«…Город Азов — строение великих царей греческих, православной христианской веры, а не вашего басурманского царя турецкого, и завладел он им напрасно. Мы — Божьи люди! Вся наша надежда на Его милость, и на Пречистую Богородицу, и на всех святых Его угодников, и на своих братьев-товарищей, которые живут на Дону по городкам. Они нас выручат. Имя нам — вечное казачество донское вольное, бесстрашное! И нас не так-то легко победить… Теперь мы сидим в Азове малыми силами нарочно, чтобы посмотреть ваш турецкий ум и промысел…
А серебро и злато мы берем у вас за морем. То вы и сами знаете. А жен себе выбираем у вас же, уводим из Царьграда и живем с ними. И город Азов мы взяли у вас своей волей…
Мириться нам с вами и верить вам нельзя. Разве может быть мир между христианином и басурманином? Христианин побожится душой христианской и на том стоит, а ваш брат, басурманин, побожится верою басурманской и все-таки солжет.
К нам больше со своей глупой речью не ездите. Сманивать вам нас — это только время терять понапрасну. Кто придет — мы того убьем. Делайте то, для чего вы к нам под Азов-город присланы. Мы у вас же взяли Азов малыми силами, так и вы добывайте его своими многими тысячами…»
Так писали отчаянные люди, беспримерные вольные храбрецы, отводя от Руси возможность новой страшной войны, надеясь только на себя и Господа Бога!
Ночью 25 июня в турецком лагере заиграли трубы, ухнули большие барабаны, затрещали янычарские барабанчики и жалобно застонали свирели. Османские полки начали строиться. Рассветное солнце позолотило полумесяцы над бунчуками. Яркими маками, словно пятна свежей крови, алели фески турок. Снежной белизной выделялась янычарская пехота, ярко сверкали дорогие доспехи всадников в украшенных самоцветами и страусовыми перьями шлемах. Изрыгая клубы порохового дыма, заговорила многочисленная турецкая артиллерия.
Штурм был страшен. Первыми пошли на приступ немецкие полки со стенобитными машинами, а за ними устремились свирепые янычары — краса и гордость османского войска. По стенам стреляли, не давая защитникам высунуть головы, немцы прорвались к воротам и пытались взломать их топорами и ломами, янычары приставили лестницы, карабкались по ним на стены и башни.
В ответ загремели казачьи пушки, заряженные дробью и мелкими железными осколками. Янычары проваливались в заранее вырытые донцами западни и гибли под смертоносным огнем, но на место убитых тут же вставали новые. Уже громадное алое знамя с золотым полумесяцем взвилось над стеной крепости, и турки, как муравьи, облепили бастионы, но казаки сумели скинуть их обратно в ров. И рядом с мужьями сражались казачьи жены!..
Только к следующему утру затихла ужасная битва: атаки не прекращались весь день и большую часть ночи. Летописи свидетельствуют, что за эти сутки были убиты шесть янычарских начальников, два немецких полковника, около шести тысяч наемных немецких солдат, а трупы погибших турок лежали широким валом вокруг стен всего города, и вал этот был выше пояса рослого человека! Тучи воронья, закрывая солнце, слетались к Азову. От жары тела убитых разлагались, стало нечем дышать.
Под вечер к городу подъехал турецкий парламентер с переводчиком и попросил разрешения убрать трупы, предлагая за каждого убитого янычара по золотому, а за их начальников и полковников-немцев — по сто серебряных рублей. Казаки отказались от денег.
— Мы не торгуем мертвыми, — ответил атаман. — Нам не дорого ваше серебро и злато, а дорога слава наша вечная!
Два дня турки хоронили убитых. Печаль царила в их пестром лагере. На третий день они приступили к планомерной осаде крепости. За короткое время тысячи пригнанных ими рабочих насыпали земляные валы выше азовских стен.
И тогда свершилось небывалое! Все слышали о подвиге трехсот спартанцев во главе с царем Леонидом, но многие ли знают, что с ними были еще семь сотен союзников. И держали они оборону в узком ущелье против нескольких тысяч! А здесь из осажденной крепости вышли все пять тысяч ее защитников и в голой степи остановили турок, общее число которых достигало трехсот тысяч. Один — против шестидесяти!
— С нами Бог! — кричали казаки. — Разумейте языцы и покоряйтесь, с нами Бог!
История не знает других примеров такой дерзости и отчаянной храбрости, какими прославили себя во все века русские воины. Атака казаков была столь стремительна и неожиданна, что турецкие полки не выдержали и… побежали!
В этой вылазке донцы взяли несколько знамен и двадцать восемь бочек с порохом, которыми тут же подорвали выстроенный турками вал. Но радоваться было еще рано. Турки отошли, окопались и начали насыпать новый вал — дальше от города, но зато выше прежнего. Этот вал тянулся на пять верст и возвышался подобно горе. На него втянули тяжелые пушки.
Ужасающая бомбардировка продолжалась шестнадцать дней и шестнадцать ночей, не прерываясь ни на минуту! Турецкие ядра ломали стены, разбивали дома, валили башни. Земля тряслась от грома орудий, и, как писали потом казаки, «дым топился до небес». Город быстро превратился в руины, но казаки затаились в них, прорыли, как кроты, под турецкий лагерь двадцать восемь подземных ходов и делали смелые вылазки. За разрушенными стенами они неустанно насыпали земляные валы — во время осады их построили четыре! Турки тоже начали рыть ходы, и пошла отчаянная война под землей.
Потом вдруг стрельба из пушек прекратилась, и двадцать четыре дня подряд османы кидались на приступ, пытаясь взять уже не стены, а насыпанные донцами валы. Однако все приступы были отбиты горстью оставшихся в живых защитников Азова. Нигде в мире нет таких храбрецов! Склони голову, читатель, перед их светлой памятью.
Донцы уже изнемогали. Однако и туркам приходилось нелегко. Они ничего не знали об осажденной крепости: перебежчиков среди казаков не было, а от пленных не могли добиться ни слова даже под чудовищными пытками. Плохо закопанные трупы людей и лошадей разлагались на жаре, удушающий смрад стоял над степью. Не хватало воды и продовольствия. Начались болезни, раненые умирали без помощи и ухода. Наконец паша решился обратиться к падишаху с просьбой отложить взятие Азова до следующей весны.
«Паша! Возьми Азов или отдай свою голову!» — ответил ему султан Ибрагим.
В сентябре сераскир-паша задумал одолеть защитников крепости измором. Две недели подряд он каждый день посылал на штурм по десять тысяч солдат, бомбардировку продолжал днем и ночью. Вот что писали впоследствии об этом времени защитники Азова: «Ноги под нами подогнулись, и руки наши уже служить замертвели. А уста наши не глаголют от беспрестанной стрельбы пушечной и пищальной. Глаза наши, по ним, поганым, стреляючи, порохом выжгло…»
— Мертвые сраму не имут, — сказали атаманы, и казаки решили все, как один, выйти из разрушенного до основания города. Напасть на турок, лечь костьми в степи, но избежать позора сдачи города и плена.
Уже не люди, а тени защитников сходились ночью 26 сентября к руинам церкви Николая Чудотворца и прощались друг с другом. Четыре месяца они держали оборону против врага, превосходящего их численностью более чем в шестьдесят раз!
На рассвете 27 сентября они вышли из Азова и двинулись к лагерю турок, намереваясь дорого продать свою жизнь, и… турки побежали, стали спешно грузиться на корабли. А донцы из последних сил атаковали их и успели взять еще семь малых знамен и одно большое!
Так закончилась оборона Азова под руководством атаманов Наума Васильева и Осипа Петрова. Казаки потеряли три тысячи человек убитыми, а оставшиеся в живых были изранены и изнурены до невозможности.
В 1867 году на месте Монастырского яра — потом его называли Монастырским городком — на средства всего Войска Донского был поставлен памятник-часовня «в честь и вечную славу» донских героев, покорителей и защитников Азова. И долгие годы в субботу, предшествующую первому октября, там служили панихиды, пели вечную память и салютовали залпами из орудий и ружей.
Новое время родило новых героев, и нас заставили забыть о подвиге защитников Азова, закрывших собою Русь от страшного разорения. Давно перестали служить панихиды, не слышно больше оружейных салютов, да и сохранился ли памятник-часовня?
А все-таки что-то роковое таится в числе «четыре». Четыре года сидели казаки в Азове, четыре месяца обороняли его, четыре вала построили вместо стен, и даже число бочонков пороха и дней бомбардировки кратно четырем. Поневоле задумаешься…
Что же случилось потом?
* * *
28 октября 1641 года атаман Осип Петров отправил в Москву атамана Наума Васильева, есаула Федора Порошина в сопровождении двадцати четырех казаков с подробным донесением об обороне и новой челобитной государю принять Азов. Донцы прекрасно понимали: город нужен России!
Царь пожаловал казаков грамотой, послал им жалованье пять тысяч рублей, а весной обещал сплавить по реке хлеб, порох, свинец и сукно, а также направить людей для осмотра разрушенных укреплений.
3 января 1642 года собрался Великий Земский Собор. Ему царь и предложил решать: принять Азов от казаков и начать за него войну с султаном или вернуть город туркам.
— Пущай казаки его сами обороняют! Коли взяли донцы, им и владеть! — стучали в пол посохами, украшенными рыбьим зубом, думные бояре.
— Надо кликнуть на оборону охочих людей, — поддержали их богатые дворяне. — Если государь повелит, мы готовы воевать с Ибрагимкой, но ведь государю нашему ведомо, как мы обнищали! Все смуты да недороды. — И слезно плакались на разорение, выпрашивая новых подачек из казны,
— Грех будет на нас, если отдадим христианский город басурманам! Надо всей землей крепко встать за Азов, — настаивали представители торгового Новгорода и Костромы, городовые дворяне и боярские дети . Их поддержали купцы и представители низших сословий.
Долго продолжались споры — быть России на море или не быть?! А ведь еще Иоанн Васильевич Грозный столько лет воевал с Ливонией все из-за того же — из-за выхода к морю.
Между тем в Константинополе готовились к новой войне — уже не с казаками, а с Россией. И Собор, учитывая это, не приговорил удержать Азов. 30 апреля 1643 года из Москвы спешно выехал есаул Родионов с царским наказом: «Всевеликому Войску Донскому Азов оставить!»
Казаки вывезли из Азова восемьдесят пушек, крепостные железные ворота с петлями, городские весы со стрелою. Взяли из разрушенной церкви Иоанна Предтечи медное пятиярусное паникадило, чудотворную икону Иоанна Предтечи и всю сохранившуюся церковную утварь. С молитвами они выкопали кости погибших товарищей, чтобы не оставить их в басурманской земле, перезахоронить потом в Монастырском урочище.
Остатки стен и башен крепости взорвали и сровняли с землей…
Вскоре в гирле Дона появился большой турецкий флот, высадил войска, и османы начали строить на месте старой крепости новую, с еще более высокими и толстыми стенами.
Но это еще не конец нашего повествования.
* * *
Хлопоты иезуитов, направленные на сколачивание союза Папы с султаном, оказались тщетными: турки научились сговариваться с европейцами значительно позже, только лет через двести. Но при этом — пусть не покажется странной такая закономерность — сговаривались они практически всегда против России!
Спустя несколько лет после азовских событий султан Ибрагим начал войну на море, желая сломить мальтийский орден. Галеры требовали все новых и новых гребцов, и султан спустил с цепи своего вассала — Крымскую орду. Потянулись через степь страшные сакмы, запылали селения, и на рабовладельческих рынках появились славянские рабы…
* * *
Никиту Авдеевича Бухвостова не оставляли тяжелые раздумья: идут годы, возраст не юношеский — внуки подрастают, того и гляди женить скоро, здоровье давно подводит, а достойного преемника своему тайному делу он никак не мог отыскать. Сыновьям не до того, внуки несмышленыши — даром что под притолоку ростом вымахали, — боярам он не доверял, прежние его благодетели одряхлели, отошли от государственных дел, а то и в мир иной. Маялась душа, не зная, кому передать незримые нити, связующие его с дальними странами и нужными людьми.
Вот, к примеру, еще во время «азовского сидения» получил он через хитрого Аббаса весточку: кланялся дьяку некий немец Карл Фридрих Ларс, обитавший в землях французского короля. Услыхав это, Бухвостов остался внешне бесстрастным, но сердце его ликовало: отыскался след Любомира! Значит, сумел он объегорить проклятых «псов Господних», как любили называть себя иезуиты, вырвался из их зловонной пасти и готов дальше служить Державе. Но случись что с Никитой Авдеевичем — все под Богом ходим! — кто тогда Ларса-Чарновского-Любомира приголубит и отправит куда следует?
Понадеялся было на крестника своего, Петра-Рифата Ильина, но и тот обманул надежды. Нет, крещеный мурза не сбежал в орду и не предал, не спился и не залез по уши в долги. Просто он вошел во вкус спокойной, размеренной жизни, полностью отдал себя семье и хозяйству, уверенно расширял владения, благо старый мурза Алтын-карга с завидным постоянством через надежных людей пересылал сыну увесистые мешочки с золотом.
Племянница Любаша раздобрела, стала еще краше, по просторному терему Ильиных бегали уже пятеро ребятишек, а сам Петр-Рифат весь день напролет верхами метался по своим угодьям, приглядывая, хороши ли хлеба и тучен ли скот. Он стал страстным охотником, завел огромную псарню, и с раннего утра на его дворе толклись выжлятники и конюхи…
К слову, впоследствии род Ильиных разросся и разветвился. Среди потомков крещеного мурзы не было ни одной выдающейся личности, но и не было ни одного подлеца, труса или предателя. А это тоже немало! Мужчины из рода Ильиных служили преимущественно в кавалерии и конной артиллерии, славились как лихие наездники и страстные охотники, галантные кавалеры и хозяйственные люди. Оглядитесь вокруг, наверняка среди ваших знакомых есть кто-то по фамилии Ильин. Не исключено, что его далеким предком был украденный казаками в Крыму молодой мурза Рифат…
Как оказалось, Бухвостов маялся напрасно: совершенно неожиданно для себя он нашел горячего последователя своего дела в лице… молодого царя Алексея Михайловича Романова, прозванного Тишайшим.
Ах, как мало, к глубокому сожалению, знаем мы об этом человеке! Для нас он всего лишь отец Петра I. Но без Алексея Михайловича Тишайшего не было бы и Петра Великого! И не только потому, что Алексей Михайлович был отцом Петра — он был отцом и всех преобразований своего прославленного в веках сына!
Некоторые историки изображали царя Алексея Михайловича этаким добрым дядькой, недалеким и богомольным, за что-де он и получил прозвище Тишайший. Но был ли он таким?
Нет, второй царь из Дома Романовых никак не заслужил этого прозвища, если только не понимать его иносказательно. Алексей Михайлович был человеком неординарным, противоречивым, но уж отнюдь не тихим. Судите сами: в его царствование воссоединены с Русским государством Украина и Белая Русь, возвращены Смоленск, Северская земля и другие территории, произошел раскол церкви, жестоко подавлена крестьянская война под предводительством Степана Разина. Царь сумел «сломать» таких гигантов духа, как патриарх Никон и протопоп Аввакум, в бараний рог скрутил многие непокорные боярские роды. И все тишком, без лишнего шума. А ведь огромные пространства Украины и Белоруссии до него принадлежали польскому королю!
Широко и всесторонне для своего времени образованный, Алексей Михайлович не жалел денег на приобретение книг, посылал за ними на Афон, в Константинополь и Западную Европу. Только из одной поездки, длившейся более двух лет, дьячок Антон Путилович Суханов, при постриге в монашество принявший имя Арсения, привез в целости и сохранности 498 «изрядных и правописанных греческим языком» рукописей. Стоили они тогда немалых денег. Однако царь Алексей Михайлович помнил заветы отца своего, при котором еще в 1634 году подьячий сын Василий Бурцев-Протопопов издал первый московский «Букварь языка словенска».
Алексей Михайлович создал многочисленные полки «иноземного строя» и начал широко привлекать на службу иностранцев. При нем расширилась и расстроилась Немецкая слобода в Москве, была создана «Засечная линия» — сеть крепостей, закрывавших Русь от набегов из степи, заложено множество современных городов.
Алексей Михайлович отличался острым умом, подозрительностью, был скрытен и вероломен. Страшное сочетание качеств, особенно в самодержце! Вместе с тем он был набожен, чадолюбив, не увлекался спиртным, преследовал курящих — жестоко наказывал за «питье табака». Именно при нем на Руси появились первые мягкие детские игрушки. Правда, только в царской семье и в теремах приближенных бояр. Некоторые историки полагают, что многие черты своего характера Алексей приобрел в детстве, после смерти брата Ивана, наследника престола. Иван отличался жестокостью, и бояре, страшась получить нового Ивана Грозного, якобы извели его. Так это или нет, трудно сказать, однако факты свидетельствуют, что царь Алексей любил «шутить» с боярами: спихнет с моста в омут и глядит — выплывет или нет? Изредка он давал волю гневу и тогда бил ближних бояр до крови, пеняя, что они не хотят ему служить. А сын его, Петр, спустя много лет ходил с дубиной и охаживал ею жирные боярские бока!
Но самое главное, Алексей Михайлович начал нелегкую борьбу за то, чтобы Россия заняла свое законное место в семье европейских народов.
Став царем в шестнадцать лет, он поначалу попал под сильное влияние своего воспитателя, боярина Бориса Морозова, и отца своей первой жены, корыстного Ильи Милославского. Злоупотребления этих бояр и ряд других причин вызвали восстание, которое послужило молодому самодержцу серьезным предупреждением. Удалив от себя Морозова и Милославского, он начал, как потом и его сын, приближать «худородных любимцев», давая им тайно от бояр ответственные поручения.
Семена, любовно пророщенные Бухвостовым, упали на плодородную почву. Царь принял его дело в свои руки и вскоре создал одно из самых таинственных, загадочных и страшных учреждений России XVII века — Приказ тайных дел. Молодой самодержец любил составлять «тайные азбуки» и преуспел в этом так, что многие бумаги, написанные изобретенными им шифрами, не могут прочесть до сего времени, поскольку ключ к ним утерян. Одну такую «азбуку» он еще в январе 1655 года через преданных людей прислал своему ближайшему советнику Артамону Матвееву и наказал «держать ее скрытно для тайных дел».
Особо важные распоряжения он отдавал устно, с глазу на глаз, а если тайный указ облекался в письменную форму, его имел право читать только тот, кому он адресован. Прочитав грамоту, полученную из Тайного приказа, адресат обязан был ее тут же вернуть или сжечь в присутствии гонца. Если адресата не оказывалось на месте, посланец привозил грамоту обратно нераспечатанной.
Его умению хранить секреты могли бы позавидовать многие современники. Выполнив поручение, подьячие Приказа тайных дел должны были немедленно донести об этом царю. Если донесение излагалось на бумаге, они не смели касаться в нем сущности дела, а писали так: «Что, по твоему, великого государя, указу велено мне, холопу твоему, учинить, и то, государь, учинено же!» Попробуй пойми, что они там учинили! Но кое-что все же дошло до нас. Вот выдержка из наставления одному из доверенных лиц, отправленному с посольством: «Расспросить про все и разведати всякими мерами подлинно: какова их земля и сколь просторна, на скольких верстах, и сколько в ней городов, и сколь людна и каковы в ней люди».
Расходы Приказа тайных дел оформлялись так, чтобы никто не мог узнать, на что именно истрачены деньги. «Выдать такую-то сумму такому-то подьячему», — указывал царь, а на расписке в получении делалась пометка: «В расходный стол по указу тех денег писать не велено». Для выполнения поручений выезжали, не мешкая, в любое время года и суток.
— Чтоб без московской волокиты! — сердито покрикивал Алексей Михайлович.
Когда возникала нужда доставить особо важное, секретное письмо иностранному правителю, своему послу или воеводе, царь наряжал для этого не обычных гонцов, а подьячего Приказа тайных дел. Причем часто подьячему давались дополнительные поручения, перечисленные в составленном лично Алексеем Михайловичем тайном наказе: собрать сведения о настроении населения, выведать стороной о чем-то, поговорить «наедине» — скорее всего с кем-то из «тайных» людей. Мало того, подьячим рекомендовалось скрывать, в каком приказе они служат, а выдавать себя за каких-нибудь других лиц. Ну, чем не прообраз Интеллидженс сервис, Третьего отделения или ВЧК? Только на много лет раньше всех прочих!
Фактически царь создал объединенную сеть тайного политического сыска, разведки и контрразведки. Но главное, он начал вести глубокую стратегическую, политическую и военную разведку!
Служба в Тайном приказе и усердие при выполнении поручений оплачивались очень высоким по тем временам жалованьем в триста рублей, не считая прочих льгот и подарков, а также способствовали успешному продвижению: подьячие Тайного приказа назначались дьяками в другие приказы, дьяки становились думными дьяками, но и тогда они продолжали вершить тайные дела — уже сложился принцип, что из разведки можно уйти, но порвать с ней — никогда!
За все время существования приказа должность тайного дьяка занимали всего четыре человека: Томила Перфирьев, Дементий Башмаков, Федор Михайлов и Иван, он же Данило Полянский. Но главой всего дела неизменно оставался сам Алексей Михайлович…
* * *
30 января 1676 года покрытый дорогими парчовыми покрывалами гроб с телом второго царя Дома Романовых вынесли из государевых хором и поставили на погребальные сани. В тот же день дьяк Приказа тайных дел Данило Полянский вместе с патриархом привели к присяге новому царю Федору Алексеевичу бояр и других начальных людей, а через неделю, по настоянию тех же бояр, молодой царь отказал Полянскому от должности и повелел упразднить Приказ тайных дел!
«Тайное дело» на долгие годы пришло в упадок. За двадцать с лишком лет существования приказа там скопилось множество бумаг, большей частью зашифрованных. Разборка архива продвигалась медленно, и при жизни Федора Алексеевича, царствовавшего шесть лет, практически ничего не было сделано. Потом правительница Софья от имени своих младших братьев Ивана и Петра — будущего императора Петра 1 — повторила указ Федора. Она не нуждалась в политическом сыске и стратегической разведке.
Но уже начиналась другая эпоха! На темном небосклоне сначала робко, а потом все ярче разгоралась новая звезда — великого воителя и преобразователя России, создателя новой армии и флота, «прорубившего окно в Европу». Он сделал Русь поистине великой державой и заставил весь мир ахнуть от изумления. Уже строились «потешные» Семеновский и Измайловский полки, ставшие одними из первых полков прославленной русской гвардии, создавался Преображенский полк — первая регулярная часть русской армии, покрывшей себя неувядаемой славой на полях многих сражений. Именно в этот полк в ноябре 1683 года был зачислен двадцатичетырехлетний Сергей Леонтьев, сын Бухвостов — первый российский солдат, впоследствии майор артиллерии, любимец Петра I.
Сев на престол, Петр вспомнил о тайном архиве отца и велел своему «тайному советнику и ближней канцелярии генералу» Никите Зотову, в детстве обучавшему грамоте молодого самодержца, немедленно найти все бумаги Тайного приказа, переписать их и держать в этой канцелярии. Новому царю, полному грандиозных замыслов, как воздух, как хлеб нужны были разведка, контрразведка и политический сыск!
Зотов разыскал один ящик, три сундука, два окованных железом дубовых сундучка, шестнадцать коробов и коробочек и четырнадцать холщовых простых и разноцветных мешков и мешочков — это и был архив Приказа тайных дел. Архив первой русской разведки и контрразведки, архив политического сыска…
— А что же Азов? — спросит читатель.
Немного терпения.
* * *
В 1696 году под турецкой крепостью Азов загремели пушки молодого Петра I. Именно под Азовом, а не на свинцово-серых водах Балтики, он одержал свою первую морскую победу и упрочился в стремлении создать могучий русский военный флот. Поэтому имя донского атамана Фрола Минаева по праву должно стоять рядом с именами прославленных российских адмиралов.
Это был уже второй азовский поход Петра, и он понимал, что без кораблей не взять город-крепость, потому и привел с собой галеры. По прибытии царя в Черкасск войсковой атаман Фрол Минаев доложил ему, что высланный на разведку войсковой атаман Поздеев с двумястами пятьюдесятью казаками 3 мая пытался атаковать в море два больших турецких корабля.. Донцы смело окружили их на своих легких лодках, обстреляли из ружей и хотели взять на абордаж, но борта кораблей оказались слишком высокими, а попытки прорубить днища не удались.
— Турецкие корабли? — Петр воинственно встопорщил усы. — Вперед!
12 мая царь подошел со своими галерами к Каланчинским башням и хотел выйти в море, но северо-восточный ветер согнал воду с Дона, и низкая осадка галер не позволила вырваться на простор через мелкое устье. «Казаки! Лодки!» Петр взял сто легких казачьих лодок, посадил на них шесть тысяч казаков во главе с атаманом Фролом Минаевым и, обойдя все гирла, вышел в море.
Первый раз увидел он бескрайнюю гладь южных морей. Заходящее солнце бросало кроваво-красные отблески на башни Азова, сине-зеленые волны пенились прибоем. Вдали показались паруса.
— Один, два, три… девять! — насчитывали казаки.
Это на выручку крепости шло девять больших османских кораблей и несколько галер.
— Не отступим? — Царь поджал губы.
— Как можно? — Донцы перекрестились. — С нами Бог!
— Возвращаться не станем! — Петр уже был охвачен азартом предстоящего сражения. — Ночуем в море, а на рассвете атакуем турок!
Надо отдать должное смелости молодого царя: он отправился в море с казаками один ! Как только занялась заря, турки начали перегружать припасы для крепости с кораблей на большие плоскодонные суда — тумбасы. Вот они медленно пошли к Азову.
— Вперед! — закричал царь.
Донцы дружно налегли на весла. Белая пена, сердито шипя, разбегалась от лодок. Хлопнул первый выстрел, казаки налетели на тумбасы и в жарком скоротечном бою захватили одиннадцать из них.
— А корабли? — Петр дрожал как в лихорадке, желая продолжать бой, пусть даже против вооруженных пушками тяжелых кораблей. Он уже поверил, что с такими удальцами все по плечу. — Атакуем!
Османы заметили надвигающуюся флотилию казачьих лодок и решили не принимать бой — они отлично знали отвагу и ярость донцов в схватке. На кораблях рубили канаты, оставляли якоря на грунте и торопливо поднимали паруса.
— Уходят, уходят! —. в отчаянии вскричал Петр.
— Ветер слабый, — успокоил его атаман. — Догоним! Два самых больших корабля не успели уйти. Их борта окутались пороховым дымом, по воде хлестнула картечь и жутко просвистела над головами казаков. Но их лодки уже были под бортами.
— Виват, Россия! — Петр вместе с донцами пошел на абордаж. — Виват!
— С нами Бог! — Выхватив из ножен сабли, казаки полезли на палубы, турецких кораблей.
И началась страшная рубка! Кто-то из турок бросился на Петра, но охранявший его казак отвел удар и зарубил басурмана. Один корабль был сожжен, а второй потоплен. Другие лодки погнались за полугалерами и мелкими турецкими судами, заставили их повернуть и загнали на мель. По пояс в воде, донцы бросились в бой на десять полугалер и победили!
Турки потеряли убитыми две тысячи человек, триста янычар и их начальник попали в плен, было захвачено семьдесят пушек, восемьдесят шесть бочонков пороха, много оружия и припасов, пятьдесят тысяч червонцев и на четыре тысячи человек сукна. Деньги и сукно Петр отдал казакам. Это было 21 мая 1696 года.
И солнце увидело первую русскую морскую победу, одержанную Петром и донскими казаками, узнавшими мореходное дело в боях с турками на Азовском и Черном морях и в боях с персидским флотом на Каспии.
* * *
Вот и подошло к концу наше повествование о славных делах отважных сынов России. 20 июля 1696 года Петр I получил ключи от крепости Азов. Теперь Держава имела свободный выход в море.
Но царь не остановился на этом. Еще шла осада Азова, а на корабельных верфях Воронежа не умолкая стучали топоры, и в скором времени на морских волнах уже качались высокобортные палубные мачтовые корабли русского флота! В 1698 году на берегу Азовского моря в удобной гавани заложили новую крепость и порт Таганрог. Обстановка на юге менялась, но еще оставалась Крымская орда и сильна была Османская империя…
И настал день, о котором мечтал когда-то игумен отец Зосима.
В 1736 году русские войска под командованием фельдмаршала Миниха разбили из пушек ворота Op-Капу Перекопского вала и ворвались в Крым. Один из первых влез на неприступные стены и тем заслужил офицерский чин опальный князь Василий Михайлович Долгоруков, семью которого царица Анна Иоанновна почитала своими личными злейшими врагами. Она даже повелела отдать в солдаты Василия Долгорукова, еще мальчика лет пятнадцати, никогда не учить его грамоте и не присваивать ему офицерского чина. Но, вопреки указу царицы, Миних повязал храбрецу офицерский шарф и вручил шпагу.
Запомним тот год! В том славном году русские пришли в Крым не как полоняники, а с оружием в руках. Запомним и имя Василия Долгорукова!
Но орда еще не была повержена. Она оправилась с помощью турок и продолжала набеги. 15 июня 1771 года русские войска, предводительствуемые генералом Василием Михайловичем Долгоруковым, вновь встали перед воротами Op-Капу. Крымская орда была наконец повержена. Армию хана Крым-Гирея разбили в пух и прах. Весь полуостров был взят в результате блестящей операции русского полководца. В 1774 году, когда уже велись мирные переговоры с турками, они высадили в Алуште большой десант, пытаясь вернуть Крым. При отражении десанта у деревни Шумы молодой подполковник Михаил Голенищев-Кутузов вел в бой отважных егерей. Он был ранен в глаз, но выжил, хранимый провидением на благо Державы.
Императрица Екатерина II пожаловала князя Долгорукова украшенной алмазами шпагой и бриллиантами к ордену Андрея Первозванного. 30 января 1782 годы Крым вошел в состав России на правах новой губернии — Таврической.
Что же было еще? Были морские битвы казаков с турками у берегов Крыма, было знаменитое сражение на Кинбурнской косе, где суворовские чудо-богатыри показали еще раз всему миру пример беззаветной храбрости, было взятие штурмом Измаила 11 декабря 1790 года. И народы Балканских стран не напрасно с надеждой смотрели на северо-восток — русско-турецкая война 1877-1878 годов способствовала их освобождению от османского ига. В ходе этой войны русские войска разгромили турок в Болгарии и подошли к Константинополю. Но это уже другая история…
В одной старинной книге о славных победах русской армий я нашел такие слова: «Доблесть родителей — наследство детей. Дороже этого наследства нет на земле иных сокровищ!..»
Я мечтаю, чтобы и к моему маленькому сыну приходили в волшебных снах из давних овеянных славой времен отважные всадники с зоркими, как у степных беркутов, глазами…
notes
