Глава 7
Когда Сирия завоевана, а Антиохия осаждена, среди великих войн и боев с неверными турками, которых столько перебили и побеждали… тогда, в те старые времена кто был нормандцем или или французом, пуатевинцем или бретонцем, бургундцем, пикардийцем или англичанином? Ведь все, и рыжий, черный или белый, носили тогда имя франков и честь одну тогда делили сообща.
трувер Амбруаз, 1215
4 июля 1207 г.
Левант, Наблус
– Мы рады, что вы явились без промедления, магистр, – голос короля Амори звучал спокойно, но в нем чувствовался скрытый гнев.
– Ваше величество, – Жак де Майи коротко, по военному, поклонился. Королевский гонец доставил приказ явиться ко двору в Иерусалим позавчера. Быстрее глава Ордена Храма приехать бы не смог, а промедление могло стать роковым. Юный монарх не отличался терпением.
В глазах д'Ибелена, стоящего, как обычно, сбоку от короля, де Майи явственно видел предостережение. Переговорить с бальи наедине не удалось, и магистр, догадывавшийся, что Амори недоволен Орденом, об этом очень жалел.
– Мы недовольны вами, магистр, – проговорил юный правитель Иерусалимского королевства ломким баском, и на этот раз нотки раздражения в его голосе звучали явственно.
– Помилуйте, сир, – искренне изумился де Майи. – Чем я мог вызвать ваш гнев?
– Точнее, не вами, – поправился Амори, и тут же совершенно по детски шмыгнул носом. – А вашим Орденом! До нас дошли сведения, что сеньор Горной Аравии Жослен, прозванный Храмовникам, учинил нападение на караван, и в нападении этом участвовали рыцари Ордена Храма!
– Но, сир…
– Молчите! Я не закончил! – король, судя по всему, был в большом гневе. – Этот караван шел из Северной Сирии, и когда там узнали о случившемся, то Аз-Захир и Аль-Мансур тут же отправили гонцов к султану с известием о том, что пора бы наказать наглых франков!
Магистр молчал, понимая, что должен только слушать и ждать. Время говорить придет потом.
– Неверные собирают войска! Мы на пороге войны! – продолжал бушевать Амори. Лицо его побагровело, а голос чуточку охрип. – И из-за чего? Из-за грабителей, которым не дает спокойно спать чужое добро! Ладно Жослен, еще его батюшка промышлял грабежом, и едва не погубил королевство ! Но Орден? Его рыцари всегда славились, как мужи благоразумные и достойные! Почему ваш командор в Заиорданье не отговорил Жослена от затеи с нападением? Он сам принял участие в грабеже! Как это понимать? Ваш Орден превращается в банду грабителей и убийц? Может быть, мне, во имя Господа, последовать примеру деда и постараться распустить Орден Храма, а его крепости отдать воинам Госпиталя? Уж они не будут грабить мирных купцов!
"Не иначе, иоанниты из Валь-Муаза и донесли обо всем" – подумал де Майи. – "Ох, Анри, Анри, в хорошенькую историю ты меня впутал! Хотя кто же знал, что это нападение так разозлит сарацин?".
– Ваше величество, – сказал магистр, видя, что король замолк и выжидательно смотрит на него. – Вам известна преданность нашего Ордена делу Христа. Собственной кровью и ратными трудами мы ежедневно доказываем ее. Не стоит из-за одной заблудшей овцы резать все стадо! Виновные будут строго наказаны, и Орден собственной отвагой в грядущих боях докажет, что он еще на что-то годится!
– Хорошо, магистр, – Амори холодно кивнул. – Мы верим в то, что вы наилучшим образом знаете как поступить… И будьте готовы к тому, что вам придется вести монастырь в бой!
– Да, сир, – поклон магистра Ордена храма на этот раз вышел куда более глубоким, чем в начале разговора. 10 июля 1207 г. Горная Аравия, замок Села Гонец примчался в замок поздним вечером. И он сам, и обе его лошади выглядели истощенными до крайности. Привезенное письмо оказалось запечатано личной печатью магистра.
– Позаботьтесь о человеке и животных, – приказал брат Анри и с треском сломал печать. Умение читать не считалось необходимым для благородного рыцаря, но де Лапалисс, которого в детстве готовили к духовному поприщу, довольно сносно разбирал буквы.
Пока он читал, медленно шевеля губами, лицо его становилось все более мрачным.
– Тысяча дьяволов! – сказал он, закончив чтение. – Клянусь Святым Отремуаном, лучше бы я прыгнул с донжона, чем пошел бы в тот набег!
– Что случилось, сир? – поинтересовался Робер, который все это время находился поблизости.
– Ничего хорошего! С сегодняшнего дня я более не командор. Мне велено сложить с себя должность во имя Господа, оставить замок на кого-либо из достойных братьев, и с малой свитой вернуться в Иерусалим!
– Из-за чего? – Робер ощутил крайнее изумление. Авторитет брата Анри в Ордене казался непоколебимым, и подобный поворот событий выглядел более чем странным.
– Из-за того, что мы взяли тот караван, – ответил де Лапалисс мрачно. – Чем-то это очень рассердило неверных… Король разгневан и требует наказать виновных! А виновным оказываюсь я.
– Что же делать? – растерянно спросил Робер.
– Исполнять приказ магистра, во имя Господа, – ответил брат Анри. – Иди и скажи оруженосцам, чтобы начали готовиться к отъезду. Мы отбываем завтра. Мне же нужно отдать последние распоряжения и выбрать из братьев того, кто будет шателеном…
Робер вздохнул и отправился выполнять приказ. Пока что его служба Ордену складывалась в основном из путешествий.
15 июля 1207 г. Левант, Иерусалим
Резиденция Ордена встретила приехавших братьев непривычной суетой. Оруженосцы вели лошадей, со стороны кузни неслись частые удары молота. С озабоченным лицом прошел подмаршал Ордена, сержант, в чьем подчинении находятся все братья-ремесленники Дома.
– Скоро война, – проговорил брат Анри, спешиваясь. – Вот все и забегали…
Всю дорогу от Горной Аравии он был мрачен и неразговорчив. Произнесенные слова были чуть ли не первыми после того как маленький отряд покинул замок Села. С собой разжалованный командор взял только личную свиту да брата Готье.
– Вы прибыли вовремя, братья, во имя Господа, – проговорил вышедший навстречу прибывшим командор Земли. – Скоро капитул. Там, брат Анри, – тут он понизил голос, – будут решать твою судьбу.
– Во имя Божией Матери я буду уповать на милосердие, – склонил голову де Лапалисс, после чего братья отправились по своим кельям.
Капитул начался вовремя. Ведший его магистр был мрачен, точно грозовая туча. Высокий лоб де Майи прорезали глубокие вертикальные морщины. За те дни, что Робер отсутствовал в Иерусалиме, глава Ордена постарел на несколько лет.
– Начнем же генеральный капитул, – проговорил де Майи, дождавшись, когда после молитвы наступит полная тишина, – во имя Господа нашего, Иисуса Христа и Божией Матери. Вспомните братья-рыцари и сержанты все, что совершили вы с прошлого капитула, и если найдете в мыслях своих что-либо недостойное брата нашего Ордена, то встаньте и повинитесь сейчас. Властью, дарованной мне первосвященником римским, я отпущу вам прегрешения. Если же вы сокроете зло в сердце своем, то даже заступничество самой Матери Божией и всех святых не спасет вас в будущем!
Легкий шепот пролетел по рядам рыцарей, и множество взглядов были обращены на де Лапалисса. Но тот сидел невозмутимый, точно статуя, и взгляды, полные удивления, подозрений или откровенной неприязни, отскакивали от него, точно стрелы от камня.
– Что же, – сказал магистр. – Брат Анри, я вижу, что ты, во имя Господа, не ведаешь за собой никакой вины?
– Воистину так, сир, – почтительно ответил де Лапалисс, вставая. – Избави меня Господь от поступков, порочащих брата Ордена Храма, но даже если бы я совершил такой, то не держал бы его в сердце.
– Тогда я обвиню тебя сам! – взгляд де Майи сверкнул синим льдом. – Брат Анри де Лапалисс, бывший командор в замке Села, ты обвиняешься в совершении набега помимо приказа магистра! Правда ли, что ведомые тобой рыцари в день Святой Зигхильды атаковали караван неверных в Горной Аравии?
– Истинно так, сир, – ответил брат Анри. Он был совершенно спокоен. Совесть молчала, поскольку в нападении на караван не было ничего позорного для христианина и для воина Храма. Умом же он понимал, что магистр должен наказать кого-либо за случившееся, иначе сам будет выглядеть отступником в глазах короля Амори. Но молчать и безропотно смириться с наказанием де Лапалисс не собирался. – Но нападение сие закончилось к вящей славе нашего Дома. Неверные оказались разбиты, а казна Ордена значительно пополнилась. Брат Готье готов дать полный отчет в казначействе.
– Во имя Господа, сир, какая разница – победили вы сарацин или нет! – в голосе де Майи звучало раздражение. – Брат, вы сделали это без приказа. Погибли достойные мужи, воины Ордена, и никакие сокровища не заменят нам их. И ради чего погибли? Ради денег! Не уподобляйтесь Иуде, который из-за тридцати серебряников предал Спасителя! Non proderunt divitiae in die ultionis ! Обвинение выдвинуто! Брат Анри, прошу вас, ради Бога, покиньте нас…
В сопровождении хмурого командора Земли де Лапалисс вышел из помещения. Робер сидел не жив, не мертв. После выдвинутого обвинения дело могло кончиться либо оправданием и наказанием обвинителя (учитывая, что в этой роли был сам магистр, подобное казалось маловероятным), или же наказанием виновного брата.
– Что же, братия, – сказал Жак де Майи, обведя взглядом рыцарей и сержантов. – Мы должны выяснить все обстоятельства дела и решить судьбу брата Анри, который до сего дня был достойным мужем нашего Дома. Брат Робер, подойдите сюда…
Молодой нормандец встал, не чувствуя под собой ног.
– Да, сир, – сказал он. Голос его звучал тихо и робко.
– Во имя Господа, расскажите нам, как вел себя брат Анри, находясь в должности командора.
– Достойным образом, сир, – твердо ответил Робер. С каждой собственной фразой он обретал уверенность.
Дальнейшие вопросы касались в основном набега, в котором тамплиеры участвовали совместно с Жосленом, сеньором Заиорданья. Когда Робер рассказал все, что знал, настала очередь брата Готье.
– Как видим, – проговорил магистр с непонятным ожесточением, заканчивая допрос свидетелей, – брат Анри вел себя достойным образом, как и подобает рыцарю и командору. Но это не снимает с него вины за случившееся. Кто еще желает высказаться?
– Позвольте мне, мессир, во имя Господа, – поднялся на ноги Филипп де Плессье, один из старейших рыцарей Ордена и его сенешаль.
– Прошу вас, брат.
– Братия, – сказал де Плессье, – воистину брат Анри всегда был рыцарь доброго поведения, и в иное время, более спокойное, чем сейчас, его проступок вовсе бы не стал поводом для обвинения. Но брат Анри недавно прибыл из-за моря, и нападая на караван, он действовал в неведении относительно того, что сие нападение будет иметь столь тяжкие последствия для всего королевства…
Сенешаль говорил еще долго. Вслед за ним высказались другие рыцари, и общее мнение склонялось к тому, что де Лапалисс заслуживает наказания мягкого и снисходительного.
– Хорошо, братья, – сказал магистр, выслушав всех. – Мы оставим брату Анри одеяние Дома во имя Бога.
Рыцари недоуменно зашумели. Такое наказание было вторым по тяжести после изгнания из Ордена, называемого на языке статутов "потерей Дома".
– И это наказание, – продолжал де Майи, не обращая внимания на недовольство капитула. – Налагается на него в срок на неделю!
Робер облегченно вздохнул. Обычно брат, которому оставили одеяние во имя Бога, ходил под таким наказанием, означающим три дня поста в неделю, невозможность трапезоваться со всеми и участвовать в сражениях, а также грязные работы, в течение года и одного дня. Магистр в значительной степени смягчил наказание, формально оставив его максимально суровым.
– Введите нашего заблудшего брата, – приказал глава Ордена.
Брат Анри вошел в помещение. Лицо его было спокойным, но рука, крепко сжимавшая снятый с головы кель, говорила о том, что де Лапалисс волнуется. Подойдя к магистру, он, как и положено кающемуся, опустился на колени.
– Брат Анри, – сказал Жак де Майи спокойно. – Капитул нашел тебя виновным, но решил оставить тебе одеяние во имя Бога.
Бывший командор замка Села вздрогнул.
– И исполнять свое наказание ты будешь в срок семи дней, – закончил магистр. – Будь готов принести покаяние.
– Во имя Господа и Матери Божией, – твердо сказал брат Анри, – благодарю вас, братья.
Он поднялся с колен, медленно, точно страдающий ревматизмом старец. Плащ, который в течение недели наказанному придется носить туго завязанным, белой птицей слетел с плеч рыцаря. За ним последовали котта и нательная рубаха. Жак де Майи, уже с плетью в руках, хмуро наблюдал за раздеванием.
– Дорогие сеньоры братья, – сказал он, дождавшись, когда де Лапалисс обнажил спину. – Перед нами брат, который подвергнут покаянию. Просите Господа и Матерь Божию, чтобы они простили ему его ошибки.
Повернувшись к брату Анри, он спросил:
– Дорогой брат, раскаиваетесь ли вы в том, что совершили такой поступок?
– Да, сир, – ответил де Лапалисс.
– Воздержитесь ли вы от этого впредь?
– Да, сир, если Богу угодно.
Рыцари затянули "Отче наш". Робер шевелил губами, произнося привычные слова вместе со всеми. Рука магистра поднималась раз за разом, и плеть, сплетенная из тонких ремней, падала на спину наказуемому, оставляя на ней алые кровоточащие полосы. Магистр не жалел друга. Брат Анри молчал, и только чуть вздрагивал при каждом ударе.
Молитва закончилась.
– Идите с Богом, брат, – сказал де Майи, опуская плеть.
– Благодарю вас, сир, – ответил брат Анри.
Поднявшись на ноги, он забрал свое одеяние и отошел в сторону.
– Что же, – проговорил магистр. – Если кто-то хочет что-либо сказать капитулу, то пусть сделает это сейчас, во имя Господа и Божией Матери…
На призыв никто не отозвался. Де Майи кивнул:
– Тогда мы можем закрыть наш капитул, ибо по милости Бога на нем не случилось ничего, кроме доброго. Благодарение Богу и Божией Матери, что он прошел таким образом.
Речь в завершение была обычной, ее произносит любой командор, ведущий капитул своего Дома, будь то в Шотландии, в Испании или Киликии. Робер слушал ее без особого внимания. Взгляд его был прикован к лицу брата Анри, который, кривясь, натягивал на себя одежду. Ни тени раздражения не было в чертах де Лапалисса, словно не он только что был подвергнут бичеванию. Нечто вроде бессильного гнева начало подниматься в душе молодого нормандца. Ведь многие люди творят отвратительные вещи – и не бывают за это наказаны! А за что пострадал брат Анри, один из лучших мужей Ордена?
– И простите друг друга ради Господа нашего, дабы гнев или ненависть не могли поселиться меж вами, – закончил свою речь магистр, и братья, дождавшись знака, начали подниматься с лавок.
Робер подошел к брату Анри. Тот улыбнулся ему одними губами, лицо его было бедным, без кровинки.
– Не переживай за меня, – сказал де Лапалисс, видимо, уловив по лицу молодого собрата его настроение. – Капитул судил мою судьбу, и она ведь могла быть еще более худшей. Мне было больно, не скрою, но что муки телесные перед душевным страданием?
– Но ведь наказание было несправедливым!
– Осторожнее со словами, сеньор! – сказал неслышно подошедший Жак де Майи. – Решения капитула всегда справедливы. Клянусь Святой Троицей, я должен был наказать командора замка Села, и выбора просто не имел! Хоть ты, – он повернулся к брату Анри, – это понимаешь?
– Понимаю, – покачал головой. – Теперь ты, не открывая тайну капитула, можешь с чистым сердцем сказать королю, что брат, совершивший тяжкий проступок, наказан. Тем самым гнев правителя на наш Орден ослабнет. Не так ли?
– Истинно так, – магистр кивнул с плохо скрываемым облегчением. – Прости меня во имя Господа!
– Не за что прощать, брат, – ответил, пожав плечами, брат Анри. – Через неделю, как я понял, наказание завершится. А что будет со мной дальше?
– Командорской должности ты лишен, и вряд ли получишь какую другую в ближайшее время, – покачал головой де Майи. – Будешь простым братом, а при первой возможности я отошлю тебя за море, подальше от королевских глаз. Прошу простить, братья, но меня ждут дела…
И магистр, слегка поклонившись, отошел.
Рыцари неторопливо двинулись к выходу.
– Как видишь, мое наказание вовсе не бессмысленно, клянусь Святым Отремуаном! – брат Анри улыбнулся Роберу. Лицо его медленно оживало. – Оно пошло на пользу Ордену. Малая боль того стоила. И если перед тобой когда-нибудь встанет выбор – сохранить себя, но потерять Орден, или потерять себя, но сохранить Орден, я думаю, ты теперь знаешь, как поступить.
– Воистину так, – Робер ощутил, как когти гнева, некоторое время сжимавшие его сердце, разжались.
22 июля 1207 г. Левант, Иерусалим
Этот капитул был точно таким же, как неделю назад, только гораздо длиннее. Разбиралось чрезвычайно скучное и запутанное дело о том, как один брат-ремесленник из командорства в Тортозе, что в графстве Триполи, покинул свой Дом через окно. Подобное по обычаям Ордена приравнивалось к краже и каралось потерей Дома.
Обвиняемый был привезен в Иерусалим, и предстал перед братьями обнаженным по пояс, с ремнем, повешенным на шею. Оправдательных слов для него не нашлось, и нечестивому брату была выдана отпускная грамота, чтобы он мог идти спасать свою душу в более суровое братство, к цистерианцам.
– Брат, покинувший Дом иначе, чем через дверь, потерял Дом, – сурово сказал Жак де Майи.
Провинившегося ремесленника подвергли бичеванию, после чего он был изгнан за пределы резиденции Ордена.
– Что же, сеньоры братья, – проговорил Жак де Майи. – Паршивая овца покинула наше стадо, но другой брат сегодня вернется в наши ряды. Брат Анри отбыл часть наказания, и мне сдается добрым, чтобы он, если вам угодно, был поднят .
Рыцари и сержанты дружно зашумели, выражая одобрение. Брат Анри, который, как наказанный, не присутствовал на капитуле, был приведен, и поставлен на колени перед магистром.
– Дорогой брат, – сказал тот, – братья выказывают вам великую доброту, поскольку могли бы продержать вас в наказании долго, ежели пожелают, но сейчас они вас поднимают, и Бога ради, хорошенько остерегайтесь того, что вы делать не должны, как если бы они долго продержали вас в наказании.
– Благодарю вас, братья, – проговорил брат Анри, поднимаясь с колен. – Во имя Матери Божией, которая есть покровительница нашего Ордена!
Де Майи открыл рот, собираясь что-то сказать, но такой возможности ему не представилось. Входная дверь, наглухо закрытая во время капитула, с грохотом распахнулась.
– Братья! – воскликнул вбежавший сержант, один из тех, кто охраняли ворота резиденции. – Королевский знаменосец во дворе! Неверные осадили Крак де Монреаль и вторглись в Галилею!
– Святая Троица! – в устах магистра это прозвучало как ругательства. Воины Храма возбужденно зашумели. Да, Орден знал, что грядет война, готовился к ней, но известие оказалось неожиданным.
– Братья, во имя Господа! – голос Жака де Майи обрел мощь большого колокола, и легко перекрыл гомон собравшихся. – Мы вынуждены прервать наш капитул. Будьте готовы выступать завтра. Пусть каждый проследит за своими оруженосцами. А всем бальи тотчас собраться на совет в моих покоях…
Широкими шагами он покинул помещение. За ним поспешили должностные лица Ордена – сенешаль, маршал, те из командоров, кто оказался в этот момент в Иерусалиме.
– Вовремя меня подняли с земли, – сказал брат Анри, подойдя к Роберу. – А то после такой новости или забыли бы об этом, или продлили бы срок…
Молодой рыцарь нашел силы только кивнуть.
– Пойдем, – де Лапалисс решительно развернулся, направляясь к двери. – Нужно проверить коней и снаряжение. Тогда, может быть, останется время поспать!
24 июля 1207 г. Левант, дорога между Наблусом и Назаретом
Солнце висело в небе раскаленным ослепительным шаром. От него исходил сухой, злой жар. Склоняясь к западу, туда, где за морем, лежит милая Франция, светило разбухало, и приобретало красный оттенок, но никоим образом не умаляло свирепости.
Шел второй день стремительного марша на север. Утром дня Святого Либория монастырь Ордена Храма в составе трехсот рыцарей выехал из Святого Града. Кроме рыцарей, в войске было около полутора тысяч конных и пеших сержантов, несколько сот туркополов и немалое количество оруженосцев. По дороге к тамплиерам присоединялись отряды, прибывающие из прибрежных городов, которым пока опасность не грозила и гарнизоны которых можно было слегка ослабить – Яффы, Арсуфа, Цезареи.
Стремительным маршем была пройдена дорога до Наблуса. Королевский замок около него стоял покинутым, а сам город выглядел пустым. Виконт готовил его к обороне, но понятно было, что серьезной осады Маленький Дамаск не выдержит.
Не останавливаясь, рыцари проследовали мимо него на север. Длинная колонна войска растянулась по дороге. Исполинским хвостом над ней поднималась противная и мелкая пыль. Она оседала на одежде, скрипела на зубах, забиралась в горло, заставляя сплевывать липкие ошметки грязи.
– Куда мы направляемся? – спросил Робер утром первого дня пути.
– В Саферию, – ответил брат Анри, который ехал рядом с молодым нормандцем как простой рыцарь. – Это городок чуть севернее Назарета. Там, у фонтана – традиционное место сбора войск королевства в случае нападения.
– А если враг придет с юга, из Вавилонии? – удивился Робер.
– Для этого случая есть другой пункт сбора – Аль-Ариш, – сказал де Лапалисс.
В тот день они больше не разговаривали. На это просто не было сил, их отнимала дорога. Солнце, словно ставшее союзником сарацин, поливало дорогу смертоносным жаром.
Второй день выдался еще хуже. Только к вечеру войско вступило в пределы Галилеи. Горы здесь тоже были, но не такие дикие, и ощущался дующий с моря, с запада, прохладный ветер. Бесплодные ущелья и холмы сменились оливковыми рощами и виноградниками, часто встречались селения, вокруг которых зеленели квадратики возделанных полей.
– Сейчас будем останавливаться, – проговорил брат Анри в тот момент, когда отряд выехал на широкую луговину перед рекой. – Это Кишон, он впадает в море у Хайфы.
И действительно, от головы колонны, где виднелись лошади магистра и всех бальи, донесся звук трубы, приказывающий остановиться. Стих стук подков, не слышно стало топота ног пехотинцев и скрипения колес обозных телег.
В тишине и неподвижности воины ждали, пока маршал Ордена в сопровождении знаменосца не выберут место для часовни. Как только оно было определено, засуетились оруженосцы, натягивая шатры. Рядом с походной часовней, у реки, встал круглый шатер магистра, рядом расположились палатки маршала и командора Иерусалимской земли. И только когда был поставлен обширный шатер лекаря монастыря, по рядам разнеслась команда:
– Располагайтесь, сеньоры братия, во имя Божие!
Робер спешился, ощущая, что тело его, хоть и привычное к долгой скачке, все же негодует по поводу слишком длительного пребывания в седле. Лейтенант отряда, в который был зачислен молодой рыцарь, уже занял место, и туда спешили оруженосцы, таща палатки рыцарей и колышки.
Вскоре лагерь стал напоминать огромную мастерскую. Слышался стук молотков, одна за другой возводились палатки. При этом все совершалось в совершеннейшем порядке, без суеты и толкотни. Каждый из лейтенантов знал, где должен располагаться его десяток, и никто не стремился занять чужое место. Если бы не река, лагерь образовал бы правильный круг, но из-за водяного потока пришлось обойтись двумя его третями.
Снаряжение вскоре было помещено внутрь палаток, кони развьючены и привязаны, и над лагерем пронесся новый крик, порожденный могучей глоткой знаменосца:
– За поленьями!
Оруженосец Робера, печально вздохнув, взял топор и, отвязав одну из вьючных лошадей, направился с ней к центру лагеря. Спину животного он покрыл попоной.
Пережидая время вынужденного безделья – пока дрова будут привезены и ужин сварен, Робер подсел к брату Анри, чья палатка стояла по соседству.
– А почему мы не идем на помощь Жослену? – спросил молодой рыцарь. – Ведь его замок осажден?
– Ты хорошо разглядел Крак де Монреаль? – вопросом на вопрос ответил де Лапалисс. – Осаждать его, как и прочие крепости Горной Аравии – сущая морока! Быстро взять не получится, а длительная осада очень сложна по причине отсутствия воды и фуража . Так что Храмовник просто отсидится за высокими стенами, выжидая, пока мы не вышибем сарацин из Галилеи. Когда это случится, те из неверных, что атаковали Трансиорданию, уйдут сами…
– А если не вышибем?
– Тогда Жослену останется только сдаваться, – улыбнулся брат Анри. – Но я надеюсь, что до этого не дойдет…
Оруженосцы вернулись, и вскоре оттуда, где у лекарского шатра развели большие костры, потянуло дымком, а чуть позже – запахом похлебки. Да, Орден Храма являлся орденом монашеским, и сейчас было время молитвы. Но создатели братства рыцарей хорошо понимали, что в боевых условиях некоторые из религиозных предписаний должны быть смягчены, чтобы Орден не погиб в первом же бою.
Во время войны на первом плане оставалась боеспособность рыцарей и сержантов, для которой куда полезнее вовремя съеденный ужин, чем молитвы. После того, как уставшие с дороги люди утолят голод, будет проведена служба, объединяющая молитвы девятого часа, вечерню и повечерие.
– К раздаче! – громкий крик пролетел над лагерем, и рыцари тотчас оживились. Надев плащи, как велит Устав, они по одному и группами, зажав в руках котелки и ложки, двинулись к костру.
Когда туда приблизился Робер, то рядом с поваром топтался, неуклюже переставляя толстые ноги, один из оруженосцев магистра. Первая порция, и лучшая, идет главе Ордена.
Вздохнув, Робер встал в очередь вслед за братом Анри. До их десятка дело дойдет не так скоро. Командор, стоящий на раздаче, тщательно отбирал куски. Чуть в стороне, у меньшего котла, получали ужин оруженосцы.
Взяв свою порцию, молодой нормандец отправился к палатке.
Над лагерем воцарилась тишина, нарушаемая только стуком ложек о стенки котелков. Слышно было, как клокочет река, устремляясь на запад, да вопит в холмах какая-то птица.
25 июля 1207 г. Левант, дороги Галилеи
Вставать к утренней молитве после двух дней, проведенных в седле, было сущим мучением. Но нарушить записанный в статутах порядок не решится ни один магистр, не говоря об обычном рыцаре.
Со слипающимися глазами Робер отстоял службу, бездумно шепча слова молитвы. Расположившиеся рядом с ним рыцари с трудом удерживались от зевоты. Завтрак проглотили в спешке, и вскоре после восхода солнца над лагерем прокатился приказ маршала: "Снимаемся!".
Робер помог оруженосцу свернуть палатку и принялся вьючить на лошадь колышки. Вокруг него кипела бурная деятельность – ржали кони, двигались и разговаривали люди.
Когда же прозвучал приказ "В седла!", только дырки в земле и кострище напоминали о том, что здесь находился лагерь Ордена. Огибая остающуюся по правую руку гору Гилвуй, монастырь двинулся к северу.
К полудню добрались до принадлежащего Ордену небольшого замка Ла Фев. Магистр о чем-то переговорил с его шателеном, после чего направление движения сменилось – войско тамплиеров пошло на восток.
По рядам рыцарей пронесся сквозняк разговоров.
– Что случилось? – спросил Робер у брата Анри. – Почему мы повернули на восток?
– Сейчас узнаю, – де Лапалисс о чем-то переговорил с лейтенантом, а когда вернулся, то лицо его выглядело задумчивым.
– Ну что, что? – набросился на товарища Робер.
– Ночью тут был королевский гонец, – ответил брат Анри. – Король Амори, не дожидаясь прибытия отрядов Храма и Госпиталя, с дружинами баронов и большим войском сержантов и наемников вчера выступил из Назарета на помощь осажденному сарацинами замку Бельвуар. Если он падет, то неверные легко проникнут во внутренние области королевства… Мы же движемся к замку, на соединение с королевским войском.
– Но ведь замок принадлежит иоаннитам?
– Да, это одна из их главных крепостей, – брат Анри кивнул. – Но сейчас это не имеет никакого значения. В годы такой опасности даже итальянские морские города, забыв о раздорах, выделяют отряды сержантов для общего дела.
Монастырь двигался с максимально возможной скоростью. Краткий привал сделали только у замка Форбеле – небольшого укрепления Ордена, перекрывающего дорогу.
После того, как кони были напоены, а люди отдохнули, по десяткам был передан приказ "В боевой порядок!". Скривившись, Робер позвал оруженосца и велел доставать доспехи. Кольчуга скрылась под гербовой коттой, на которой алел крест Ордена, на шлем рыцарь, по примеру более опытных товарищей, закрепил легкое покрывало. Теперь строй монастыря стал более плотным. Оруженосцы, держащие наготове копья своих господ и ведущие боевых лошадей, приблизились к рыцарям вплотную. Обоз занимал место в середине, а замыкали колонну мирские рыцари на службе Ордена. Если храмовники по обыкновению ехали молча, то наемники не переставая распевали воинственные песни:
Все трусы сгинут без следа,
Те, кто не страждет Бога и любовь,
Все те, которым добрая жена,
Милей, чем Господу предложенная кровь!
– ревели грубые голоса, заставляя птиц в испуге улетать с придорожных деревьев.
Кто всех друзей боится потерять,
Тот глуп, ибо Господь нам первый друг,
И меч им всем не стоит доверять,
И в крепость их не верим больше рук!
В крестовой песне звучала суровая убежденность, свойственная первым пилигримам, которые, не зная дорог, двинулись в путь, ведомые одной лишь верой в Того, кто был распят за них.
И соплякам, бледнеющим от страха,
Не будет храбрый рыцарь подражать,
Их ждет позор, чума, огонь и плаха,
А смелых – Господа сверкающая рать!
С последними словами песни дорога резко свернула к северу, а далее на восток, по правую руку от рыцарей, открылся гигантский обрыв. Каменистыми уступами, точно лестница для исполинов, он вел вниз, где среди скал блестел текущий на юг Иордан. За ним были уже языческие земли.
А севернее, на самом краю обрыва, окруженный с трех сторон глубоким рвом, возвышался замок. Стены его были снабжены башнями, а за ними виднелся донжон, высокий и угрюмый, сложенный из огромных каменных плит. Можно было даже рассмотреть вьющееся на ветру знамя ордена Госпиталя.
– А король уже здесь, – сказал брат Анри задумчиво, – только вот неверных не видать… Если они тут и были, то уже убрались…
Действительно, никаких следов битвы не было заметно. К западу от замка раскинулся большой лагерь, над которым господствовало королевское знамя. Виднелись также значки баронов Святой Земли.
– А монастырь Ордена Госпиталя тоже здесь? – спросил Робер, вглядываясь в мешанину палаток и шатров.
– Нет, не вижу, – ответил после паузы де Лапалисс. – Должно быть, еще не успел прибыть. Их магистр, Жоффруа ле Ра, тяжел на подъем, и воины Госпиталя выступили из Иерусалима позже нас.
Тамплиерам досталось для стоянки место севернее замка, рядом с обрывом. Отсюда можно было хорошо разглядеть мощные стены цитадели иоаннитов, которые образовывали почти правильный квадрат . На башнях блестели, отражая свет солнца, шлемы стражи.
После того, как были установлены палатки, магистр в сопровождении нескольких рыцарей удалился в сторону королевского шатра. Вернулись они оттуда быстро, и когда проходили мимо палатки Робера, то тот увидел хмурое и озабоченное лицо Жака де Майи.
– Что-то не так, – сказал он брату Анри.
– Да, – кивнул тот. – Пойду узнаю.
И поднявшись, он направился к палатке маршала монастыря, который в походе (под верховным водительством магистра, естественно) командует рыцарями. Пробыл там де Лапалисс недолго. Возвратившись, он сказал:
– Да, ты прав. Дела обстоят не лучшим образом. Замок действительно осаждали, но сколько точно было осаждающих, никто не знает. Но гонцу с известием об осаде подозрительно легко удалось вырваться из кольца сарацин. А завидев королевское войско, неверные тут же отступили, не пытаясь завязать бой.
– И что? – Робер отложил меч.
– А то, что это, клянусь Святым Отремуаном, скорее всего, ловушка! Сарацины выманили нас сюда обманной атакой, а сами нападут на королевство где-либо в другом месте, на юге, у Мертвого моря, или севернее, за Тивериадским озером! Так что боюсь, наша стоянка не будет долгой!
Предсказание брата Анри сбылось к вечеру. С севера примчался гонец на падающей от усталости лошади, и лагерь, повинуясь голосам труб, начал сниматься.
– Брод Иакова взят! – поползли среди воинов Храма слухи. – Все братья гарнизона перебиты! Полчища сарацин переходят реку и идут к Сафету! Если замок падет, то в опасности окажется Акра!
Ожесточенные и хмурые, рыцари седлали коней.
