ЧЕТВЕРТАЯ СИЛА

По упругим волнам Пропонтиды плывет триера. С берегов пустынной Фракии дует ласковый, теплый ветер — зефир. Он надувает пузатые паруса триеры, судно носом вспарывает воду, идет ходко и ровно. Неподвижны три ряда весел — гребцы отдыхают и поют. Разносится над морем песня–молитва:

Грянул припев, его поют все гребцы:

Это старая, старая песня морских походов. Да, все повторяется. Может быть, тысячу лет назад отплыли первые корабли в просторы Эгейского моря и начался первый поход к новым, неведомым берегам. Только избранные герои садились на корабли — они были и гребцы, и кормчие, первооткрыватели и воины. Они открывали новые земли, покоряли аборигенов и строили города.

Потом поход повторялся. И вот уже завоеваны Фракия, Мизия, Лидия, Троада, Ликия. Кажется, нет в Эгейе берегов, где бы не ступала нога греческих воинов.

Но морские походы все повторяются и повторяются. Корабли ионийцев, дорийцев и эолийцев бороздят просторы Пропонтиды, вырываются через Геллеспонт на безбрежные просторы понта Эвксинского. Появляются колонии на берегах Тавриды, Колхиды и Пантикапеи. И уже поют слепые певцы повесть о герое Язоне, о его корабле «Арго» и о пятидесяти аргонавтах. Они славят великий и многотрудный поход за золотым руном.

В походы ходят все, кто может строить корабли и водить их по бурным волнам морей.

Казалось, нет берегов, на которых бы не поклонялись Зевсу и Гере, но проходит время, и снова кто?то поднял паруса большого плавания. На этот раз корабли ведет молодой торнеец Тифис из города Олинфа. Триеры Тифиса красногруды, чернобоки и огромны. Их двадцать три. На каждой триере по сто восемьдесят воинов–гребцов, не считая кибернетов, кормчих и клевестов. Путь их лежит к восточным берегам понта Эвксинского. Царь Олинфа Дардан послал туда своего сына с большим расчетом. Западные берега моря давно освоены эллинами: там стоят города Апполония, Одесс, Истр и Херсонес. Нет места для захвата новых земель и на юге—Синопа, Амис, Трапезунт, Фасис, Диоскурия много лет принадлежат ионийцам. Зато на северо–востоке от Диоскурии берега свободны, и там можно найти место для нового города.

Именно туда и ведет свои корабли Тифис Дарданид— двадцатипятилетний и единственный сын владетеля Олинфа. Царь, посылая наследника в далекий и опасный поход, сильно рисковал. На корабли потрачено огромное богатство. Если поход будет удачным—это богатство должно удесятериться, если корабли погибнут—Дардан станет нищим. Поэтому кормчим на флагманском корабле послан старый Диомед—учитель и наставник Тифиса. Он дважды ходил к берегам понта Эвксинского, он опытный моряк, мудрый и осторожный человек. Тифису приказано во всем слушаться Диомеда.

Погода благоприятствовала морякам. Эскадра благополучно прошла Пропонтиду, миновала Босфор и вышла на просторы Эвксина. Кончились запасы пресной воды — предстояла первая длительная остановка на берегу. Ее можно было бы сделать в Синопе, но Диомед не хотел, чтобы в греческих колониях видели его эскадру. Старый кормчий знал, что если пройти Синопу и Амис, там есть одно пустынное место, где в море впадает река. Можно взять воду, и там, наверное, есть жители, у которых можно купить и еду.

В одно туманное утро корабли Тифиса бросили якорь недалеко от устья реки.

После многих и долгих дней пути по зыбкому морю почувствовать под ногами твердую землю—великое блаженство. Запасы воды пополнили быстро. Но с едой предстояли трудности. Берега реки были пустынны, селений близко не было видно. Посылать людей в глубь материка Диомед не решался. Еще в прошлые походы он слышал, что где?то здесь расположено царство женщин. Но их существование было окутано плотной завесой, сотканной из таинственных слухов, рассказов и вранья. Говорили, что женщины эти жестоки и отважны, и никто и никогда не проникал за рубежи их владений. Многие утверждали, что они просто непобедимы. И ни у кого из суеверных мореплавателей не было желания связываться с женщинами, у которых были крылатые кони, а сами они могли превращать врагов в свиней или в собак.

— А я слышал о них совсем другое, — спорил с Диомедом Тифис. —То, что они свирепы и сильны, —это верно. Но если мужчина сможет ее победить, она будет покорна ему до смерти. Говорят, что персидские цари берут амазонок в телохранители, и нет вернее и надежнее этих стражей. Говорят, что платят они за них золотом по весу. Может, стоит пощупать этих баб, Диомед, а? У нас четыре тысячи воинов, и каких воинов! Мы ничем не рискуем.

— Нет, царевич, нет, —упорствовал кормчий. —Наш путь лежит в иные места. Амазонок никто не пытался трогать — и это неспроста. А они, я слышал, держат весь глубинный Кавказ в страхе. Давай лучше сделаем так: пошлем по обоим берегам реки по две сотни воинов. Пусть они разузнают там все. И если найдут жителей, мы купим у них еды. Только прикажи им не поднимать мечи—у нас есть Деньги.

— Ты, пожалуй, прав, старый Диомед. Вечером пошлем поиск.

Три сотни воинов ушли по берегам реки. По правому берегу воинов повел кибернет Аркадос, по левому пошел сам Диомед. Тифис, передав все заботы о кораблях кибернету Аристу, пил вино и отсыпался в шатре на берегу моря.

К исходу вторых суток возвратился Аркадос. Он встретил на своем пути селение, овладел им и нашел там три десятка женщин, склады соленой рыбы, копченого мяса и вина. Судя по тому, что в селении не было ни одного мужчины, он поверил, что это владение амазонок. Ни одна из женщин не умела говорить по–эллински, и поэтому он не стал их расспрашивать, а всех привел на берег моря.

— Тебе не велено было поднимать мечи, — накинулся на него Тифис. —А ты?

— Я и не поднимал, а они и не сопротивлялись! Тифис оглядел кучку женщин, худых и оборванных.

— Ты думаешь, это амазонки?

— А кто же более? Там не было ни одного мужчины. А вина, мяса и рыбы много. Все, что мог, я принес сюда.

— Ну, хорошо. Будем ждать Диомеда,

Чего греха таить—Тифис любит выпить. А вина как раз появилось много. Пока нет Диомеда, думал Тифис, устрою я праздник, отмечу первый успех. Этот старый хрыч все время упрекает меня в беспечности—надоело! И дома все время докучал наставлениями, и здесь... Пора старику указать свое место. Правда, отец, отправляя сына в поход, велел слушаться Диомеда во всем, запретил принимать важные решения без совета кибернета, но речь шла о важных решениях. Не будет же сын царя Олинфа по каждому поводу заглядывать Диомеду в рот. Любить женщин он не может — стар, пить вино ему нельзя—больна печень. Только и осталось ворчать да читать нравоучения. А Тифис молод: где ему погулять, как не в походе? И он роздал пленных женщин кибернетам, себе выбрал самую молодую и красивую. В пиру и веселии прошел день, с ласками и вином—вечер. После полуночи пьяный и усталый Тифис уснул. И вдруг тычки в бок и ворчание:

— Вставай, царевич.

— А–а, это ты, Диомед. Не мог подождать до утра?

— Важные вести привез я, царевич.

— Ты мне надоел, клянусь богами. —Тифис сел и, не раскрывая глаз, стал шарить по лежанке, отыскивая пояс.

— Я привел к тебе человека...

— Ах, Диомед. Я раскаиваюсь, что взял тебя в поход. Если бы на твоем месте был Атрид, которого я просил послать кормчим, он не будил бы меня среди ночи. Ты видишь, какая юная нимфа лежит рядом со мной? Бери ее и убирайся вон!

— Всему свое время, Тифис. Для утех у нас много дней впереди. Вспомни, что говорил твой отец, царь Олинфа...

— Ну, ладно, ладно. Где твой человек?

— Вот он.

Тифис поднялся, вытолкал сонную женщину из шатра и увидел перед собой юношу в кожаной куртке, перепоясанного широким ремнем. Только сейчас до Тифиса дошло, что Диомед вернулся из разведки и принес действительно важные вести. Он махнул рукой, приглашая юношу в шатер. Там Диомед зажег светильник.

— Ты кто? —спросил он юношу.

— Меня зовут Хети.

— Ты эллин.

— Нет. Я фарнак.

— Но ты говоришь по–ионийски.

— Я говорю на языке матери. Она—амазонка.

— Врешь. Амазонки убивают сыновей.

— Не всегда. Об этом долго рассказывать.

— Далеко ли эти амазонки?

— Ты стоишь на земле амазонок.

— Слышишь, Диомед? Значит, все разговоры о могуществе амазонок—вранье. Те, что мы взяли в плен, робки, как овечки.

— Это рабыни амазонок, царевич.

— Где же сами амазонки? Почему они до сих пор не показали свою отвагу?

— Им не до вас, —сказал Хети. —Сейчас они воюют между собой. Кроме того, подняли мятеж рабыни.

— Ему можно верить? —Тифис обратился к Диомеду.

— Можно. Я говорил с рабами. Ты послушай, что советует юноша.

— Что же ты советуешь?

— Я видел, что у тебя много кораблей и воинов. Высади всех на берег и помоги восставшим. Ты легко победишь амазонок...

— Но среди них твоя мать?

— Она во главе восставших рабынь. Я повторяю тебе: победа будет легкой. Богатства Фермоскиры несметны, земли их обширны и богаты. А слава твоя разнесется по всей земле. Никто еще до сих пор не побеждал амазонок...

— Я слышал, у них есть алмазный пояс Ипполиты. С ним они непобедимы.

— Это правда. Но пояс богиня отняла у амазонок за их грехи.

— Мне непонятно одно: какая польза тебе от моей победы?

— Оставшихся в живых амазонок ты посадишь на корабли и увезешь на родину. Рабынь ты отпустишь по домам. Фермоскира перестанет существовать. И вольные люди гор вздохнут свободно. До этого мы жили в вечном страхе.

— Он говорит разумные слова, —сказал Диомед. — Давай, царевич, соберем совет кибернетов и обсудим это дело.

Когда Лоте стало известно, что в город вернулась Годейра, план осады пришлось изменить. Царицу она знала хорошо: та не будет сидеть спокойно за стенами крепости, она выведет войска на битву. Чтобы задержать амазонок в городе, стены нужно штурмовать извне. По–иному нужно было использовать войско мужчин. Их надо послать на крепость, где засела Атосса, и сковать храмовое войско. Любыми путями его не нужно допускать к Фермоскире. Поручив мужчин Араму и Мелете, Лота послала их на восток. Она приказала не ввязываться в бой и, если храмовые будут делать вылазки из крепости на мужчин, отходить, а потом снова осаждать стены. Главное—удержать храмовых на месте.

Сама Лота прискакала к Чокее.

Через сутки после появления царицы в городе, прежнего уныния у осажденных как не бывало.

Царица готовила сотни к выходу из города—-сидеть в осаде и ждать, когда кончатся продукты и корм для лошадей, было бы равно самоубийству. План Годейры был прост: ночью она выведет конницу из восточных ворот, сомнет заставы осаждающих и, не вступая в бой, уведет сотни на восток. Ворота города закроют, здесь останутся пешие воительницы, они сумеют продержаться столько, сколько потребуется.

Главную опасность Годейра видела не в мятежниках, а в Атоссе. Она знала: храмовых воительниц было меньше, чем царских, Антогора не способна к серьезному сражению и поэтому крепость Атоссы не продержится долго. А в ней все сокровища Фермоскиры.

Выход из города был назначен на следующую ночь, но утром Годейру разбудила Беата.

— Проснись, Великая, бунтовщики пошли на приступ!

Царица быстро оделась и поднялась на башню. Солнце поднималось, его утренние лучи осветили долину перед крепостными стенами. Вся она, насколько хватал взгляд, заполнена мятежницами. Годейра надеялась увидеть толпу и ошиблась. Среди осаждающих царил военный порядок. Впереди рядами шли женщины с лестницами. За ними на лошадях везли камнеметы и повозки с камнями. За ними два ряда лучниц и еще дальше два ряда женщин с пращами.

Через стадию еще одна волна камнеметов, лучниц и метальщиц камней из пращи, дальше то же самое. На флангах стояла наготове конница.

Тоска защемила сердце Годейры. Она увидела Лоту. Бывшая ее подруга, сдерживая сивого жеребца, показывала рукой на крепость. Конь рыл копытом землю, грива на шлеме Лоты развевалась на ветру. Разве думала царица, что ее самая верная подруга встанет против нее во главе вражьего войска? «Нет, сейчас уезжать из крепости нельзя». Она знала, что Лота умеет воевать, что с таким несметным войском она опасна. Неужели придется скрестить мечи с Лотой?

А наступающие все ближе и ближе. Впереди них шла Чокея, казалось, что она заговорена от стрел и дротиков, которые летели со стен.

Осада велась разумно и умело. Как только гоплитки появлялись на стенах, женщины у камнеметов падали на землю и прятались за орудиями и повозками. И тучи стрел и дротиков, посылаемые со стен, не приносили им вреда. Затем на гоплиток обрушивались поток стрел и камней со стороны наступающих. Пока гоплитки прятались за зубцами стен, камнеметы передвигались вперед. И так, чередуясь, они почти без потерь подошли ко рву, окружавшему город. Чокея взмахнула рукой, и заработали камнеметы. Тяжелые камни, гудя и завывая, неслись на стены, разбивали и сносили зубцы, проламывали стены башен. Свистели стрелы и мелкие камни, пущенные пращами. Гоплитки несли большие потери—крупные камни падали на них тучами и беспрерывно, град мелких камней не прекращался ни на минуту. Просвистело несколько стрел в бойнице, в которую наблюдала за приступом царица. Она успела отшатнуться—иначе не миновать бы гибели.

Но что это?! Как будто из?под земли, появились невооруженные рабыни. Их была тысяча, а может быть, больше. Они несли на спинах мешки с землей и высыпали ее в ров. Годейра крикнула, чтобы им помешали, но гоплитки не могли поднять головы — тучи стрел и камней проносились над стенами. Ров в двух или трех шагах засыпали мгновенно, по насыпи бросились к стенам женщины с лестницами, и вот уже, словно муравьи, ползут они к зубцам. Их поражают гоплитки копьями и мечами, они падают со стен, но вместо сраженных появляются все новые и новые воительницы, и кажется, не будет им конца.

Годейра махнула рукой, подскочила к ней Беата.

— Выпусти четыре сотни конниц из южных ворот и четыре из северных. Пусть они ворвутся в ряды, смешают их. Иначе...

Четверть часа спустя раскрылись ворота и выбросили из чрева крепости восемьсот всадниц. С обеих сторон они бросились на осаждающих.

Отхлынула волна рабынь от стен, послышались крики, среди наступающих началась паника. Но ненадолго. Лота уже ждала этого момента. Она рванула поводья, жеребец поднялся на дыбы и поскакал к крепости. За Лотой устремились ее всадницы.

Летит Лота на врагов, будто с тетивы пущенная стрела, жадно глотает упругий воздух, ударяющий ей в лицо. Не успевают за нею сотни, даже грива на ее шлеме, кажется, не успевает за яростной всадницей, стелется, трепеща на ветру. Проснулась в Лоте кровь амазонки, давно не была Лота в сече, сейчас она снова испытает радость битвы.

Вот уже недалеко, совсем рядом царская сотня. Лота узнала сотенную. Это—Лепсия. Лепсия тоже узнала ее, натянула поводья, на скаку осадила коня, подняла меч. Вот кони встретились, ударилось копье Лоты в щит Лепсии и выбило его из рук. Взмах меча, яростный удар по железному шлему сотенной высек сноп искр, и—падает с коня оглушенная Лепсия.

Увидев подмогу Лоты, осаждавшие снова бросились на стены.

Царские наездницы бились храбро и умело, но на стороне Лоты множество всадниц. Кажется, им нет конца, много их гибнет под мечами амазонок, но еще больше появляется на месте убитых. Из восьми сотен только триста наездниц возвратились из вылазки.

До темноты продолжался штурм города—надежды царицы на то, что рабыни разбредутся, не оправдались. Они откатились от стен, чтобы отдохнуть, за ночь перестроиться, а утром снова броситься на приступ.

Годейра помрачнела. Она по–прежнему все еще не боялась бунтовщиц, надеясь победить их, но ее очень беспокоила Атосса. Царица была уверена: хитрая и коварная жрица следит за осадой и как только силы Годейры ослабнут, она непременно ударит и сомнет как осажденных, так и осаждающих.

До полуночи Годейра, Беата и Гелона искали выхода из труднейших и опасных обстоятельств. И нашли, как им показалось. Помог случай. Вечером к царице привели женщину. Ее поймали во дворе храма, где она скрывалась в конюшне, оставленной всадницами Антогоры. В женщине Гелона узнала Естипалею—жрицу, ушедшую с Атоссой. Сначала лазутчица молчала, но когда ей пригрозили сожжением на костре — заговорила. Да, она послана Атоссой, чтобы разведать обо всем, что происходит в городе. Она подтвердила также, что Атосса ждет момента, когда бунтовщицы измотают царских воительниц, и думает придти и спасти Фермоскиру. Такие же, как она, лазутчики посланы и в стан Лоты и Чокеи.

— Как ты попала в город? —спросила Беата. — Как прошла мимо застав, как проникла в крепость?

— Через подземный ход.

— Какой?

— Через тот, по которому вышла из своих покоев запертая вами Священная.

— Покажи.

Естипалея провела Беату и царицу в покои Атоссы. Через люк спустились под пол, оттуда шел узкий тоннель под городские стены и выходил в лесочке около паннория. Осмотрев подземный ход, царица велела запереть лазутчицу, а сама возвратилась к Гелоне. И вот тут у них возник этот хитроумный замысел. Годейра знала, что с утра штурм возобновится, и вывела Естипалею на стены города. Так оно и случилось. На рассвете Лота снова пошла на приступ, бунтовщицы дважды врывались в крепость через проломы в стенах. Их уничтожали амазонки, а проломы быстро заделывали камнями. Естипалея видела все это, она также видела неисчислимые толпы рабынь на равнине перед крепостью. В городе видны были только одни гоплитки, всадниц царица заперла в конюшнях и Естипалее не показала.

— Ты видишь, наши силы на исходе, — сказала царица, — а бунтовщиц не убывает. Я положила лучшие сотни наездниц в вылазках за город. Скажи все это Священной, скажи, что Фермоскира на краю гибели и я жду помощи от Антогоры. Сейчас не время для старых счетов, Пусть храмовые войска ударят повстанцев с тыла, а я в это время выведу остатки своих войск изо всех ворот города, как только увижу, что Антогора появилась тут. С двух сторон мы сомнем презренных. Не медли, Естипалея. Скажи Атоссе: я с нетерпением жду ее помощи. Иначе погибнет Фермоскира.

Беата проводила лазутчицу через подземный ход. Годейра, Гелона и Беата были уверены, что Атосса двинет храмовых на воинство Лоты и увязнет там. А Годейра, воспользовавшись их битвой, не придет Атоссе на помощь, а выведет своих наездниц в горы и поменяется с верховной жрицей ролями. Тогда не Атосса, а она будет глядеть со стороны на потери храмовых, не Атосса, а она выберет подходящий момент, чтобы ударить на обессиленных рабынь и храмовых наездниц.

Сутки прошли в тревоге и ожидании. Лота до вечера осыпала стены из камнеметов, несколько раз прорывалась к воротам, но успеха добиться не могла. Управлять не привыкшими к войне рабынями было трудно. Много уходило сил и времени, чтобы построить их в порядки, удобные для приступов, но как только эти приступы начинались, рабыни сбивались в толпы и теряли ударную силу. Приходилось все начинать сначала. Ночью управлять этой громадой было совсем невозможно, и наступало затишье.

Годейра ждала вестей от Атоссы всю ночь, но к подземному ходу никто не приходил.

Медленно наступал рассвет. Заняли свои места на стенах гоплитки в ожидании очередного штурма, вывели своих лошадей к воротам наездницы, готовые по первому знаку царицы покинуть город.

Вестей от Атоссы не было.

Не начинала приступа и Лота. В лагере повстанцев было спокойно, они отошли далеко от стен и, видимо, отдыхали. Дымились костры, готовилась пища, ветер приносил к стенам города запахи жареного мяса и рыбы. На стенах голодные гоплитки глотали тягучую слюну—в крепости продукты были на исходе.

Выставив на башнях сторожевых, Годейра приказала измученным гоплиткам уйти на отдых, сама не раздеваясь, упала на лежанку и уснула. Все ночи и дни осады она провела почти без сна...

... До самого утра Тифис и Диомед расспрашивали Хети. Он рассказал им все, что знал об амазонках, о Лоте и Чокее, о товарищах, которые ушли с ним и Арамом. Рассказал о расколе Фермоскиры, о восстании рабынь, об осаде города.

Утром собрались кибернеты. Первым начал говорить Тифис:

— Я побеспокоил вас, славные кибернеты, чтобы посоветоваться. До цели нашего похода еще половина пути, но стоит поговорить — идти ли нам дальше? Вы сами знаете, сколь тесна наша родная Халкидика. С севера наши земли зажали македонцы, с юга тремя заливами нас теснит море. Три таких флота, какие мы имеем сейчас, можно построить и скрыть в торнейских, сингитских и стримонских водах. Но это все равно не прибавит нам земель и богатства. Поэтому мой отец, достославный царь Олинфа, послал нас в поход за славой, богатством и новыми землями. Где мы добудем все это—он не сказал: важно, чтобы мы вернулись с победой. Вот стоит перед вами юноша, он пришел к нам из страны амазонок, из города дев–воительниц, о непобедимости которых мы много наслышаны. В городе этом сейчас великая смута, восстали рабы, девы дерутся между собой, а подвалы храмов полны золота и драгоценностей. Такую удачу боги посылают единожды в жизни—пропустим ли мы ее? Вот о чем я хотел спросить вас, славные кибернеты.

— Можно ли верить этому юноше? —спросил самый старый из кибернетов—Минос.

— Можно. Но если мы решим пойти на Фермоскиру, то славному Диомеду придется еще раз сходить туда и увидеть все на месте.

— Пройдут ли по реке наши триеры? —спросил Арист.

— Это мы тоже узнаем, если понадобится. Главное— чтобы мы были единодушны. Мы и наши воины.

— Я думаю так, —сказал кибернет Аркадос: —Там, на северных берегах, тоже придется драться — иначе зачем было нам брать с собой четыре тысячи воинов. Но пока мы туда дойдем, наши гребцы вытянут все свои жилы на руках. Они будут рады вступить в битву здесь и покрыть свои щиты славой. Амазонок еще никто не побеждал, и если мы сделаем это, слава о нас пронесется по всем берегам Фракийского, Эгейского и Критского морей. Я верю: нас ждет победа.

Аркадосу никто не возразил, и в тот же день Диомед с сотней воинов сели в рыбацкие лодки и ушли к Фермоскире. Хети повел их в стан Лоты и Чокеи.

Через сутки они возвратились уже верхом: Лота дала им лошадей. Диомед встретился с Чокеей и Лотой и договорился обо всем. Было решено, что торнейцы проведут свои суда по Фермодонту и встанут на траверзе Фермоскиры. Повстанцы помогут им покорить амазонок, после чего уйдут по домам. Им не нужны богатства Фермоскиры, им нужна свобода.

Вечером триеры Тифиса вошли в устье Фермодонта и на веслах шли всю ночь и первую половину дня. К полудню они достигли города, и Тифис без помех высадил своих воинов на берег. На это ушла вторая половина дня. Ночью кибернеты готовили свои команды к штурму города.

Утром стало известно: амазонки покинули Фермоскиру и открыли ворота крепости. Непобедимый город пал, хотя Тифис и Диомед понимали, что воевать им придется...

... Сколько Годейра спала — не знала, ее разбудила Беата; рядом с полемархой стояла Антогора.

— Ты привела храмовых, кодомарха?

— Нет, я пришла сюда одна.

— Одна? Зачем?

— Чтобы разбудить тебя. Великая царица погубила Фермоскиру и спокойно спит. И полемарха тоже спит.

Годейру взбесил этот тон. Она схватилась за рукоятку меча и скорее прокричала, чем проговорила:

— Это вы со своей коварной сестрой хотели погубить Фермоскиру! Но вы ошиблись! Я сейчас подниму весь город и...

— Не кричи, Годейра. Открой бойницу и погляди на Фермодонт! — Антогора ударила по щиту, закрывавшему бойницу, и протянула руку в сторону реки. Перед взглядом изумленной царицы предстала спокойная гладь Фермодонта, на ней, слегка покачиваясь, стояли двадцать тяжелых триер, а на берегу, сверкая на солнце медными шлемами, выстраивались воины в тяжелых доспехах.

— А теперь посмотри сюда! —кодомарха открыла восточную бойницу. Там, за стенами, колыхалось море мужских голов. Впереди них стояли всадник и всадница. В ней царица узнала Мелету.

— Взгляни на запад!

Годейра бросилась к бойнице и увидела Лоту. Тысячи рабынь стояли за нею, их ряды уходили в конец долины и терялись в густых клубах пыли и дыма.

Годейра опустилась на лежанку, склонив голову, обхватила ее руками.

— Конец, конец, — произнесла она тихо, почти шепотом. — Боги разгневались на нас, это они наслали столько врагов, это гибель нам, гибель!

— Меня послала Атосса, она повелела тебе отдать всех воительниц, я выведу их через северные ворота. Здесь вас передушат, как в мышеловке.

Царица качнула головой в знак согласия, и Антогора, резко повернувшись, стала спускаться вниз по башенной лестнице. Беата подошла к Годейре:

— Пойдем, царица.

— Куда?

— Простыми наездницами будем защищать свои жизни.

— Иди, Беата. Я останусь здесь. Пошли ко мне Кадмею. Мы умрем в Фермоскире. Иного нам не дано.