СУД

Вечерами, когда поднимается ветер и когда море бьет тяжелыми волнами о камни, на берег собираются рыбачки. Они садятся на открытом месте и ждут. Позднее приходит Ферида с кифарой. Она садится на согретые за день камни, рыбачки окружают ее, и начинается песня. Слепая поет о давних деяниях богов, о войнах, которые вели ареянки, о подвигах праматери амазонок.

Этим безобидным сборищам не препятствовал никто. Гоплитки, охраняющие рабынь, ничего опасного в этом не видели — место на берегу открытое, бежать отсюда немыслимо.

На западе расстилается безбрежное море, с севера востока лучше всякой охраны сторожит рабынь горная гряда, бежать на юг мешают мутные воды Фермодонта, впадающего в море.

Послушать Фериду приходят не только пленницы, но и надсмотрщики — метеки. Иногда и гоплитки садятся на теплые камни, чтобы насладиться пением слепой педотрибы, а заодно и узнать: не замышляют ли «тела» о побеге?!

В хорошую погоду на берегу собирается множество женщин, при ветре, когда море шумит, приходят немногие.

В этот вечер на море разыгрался шторм. Высокие валы хлещут о берег, ветер срывает с гребней волн соленую воду и мириадами брызг разносит ее по взморью. Казалось, никто не захочет в такую погоду выйти к морю, и поэтому берег пустынен. Даже опрокинутые на берегу лодки никто не охраняет — гоплитки ушли в укрытие.

Стонет и ревет море. Низкие тяжелые облака, кажется, прикасаются к пенным гребням высоко взметающихся волн, небо и море смыкаются в едином водовороте, наполняя воздух гулом, сыростью и мглой.

Но что это? Склонившись навстречу ветру, к берегу шагает женщина. Пеплос ее намок и блестит, облегая худое тело. Судя по тому, что в руках необычной женщины посох и она им ощупывает дорогу, можно судить, что это слепая.

Ну да, конечно, это Ферида. Вот и кифара под пеплосом. Неужели она собирается петь в эту страшную непогодь? Неужели кто?то придет ее слушать?

Смотрите, со всех сторон к Фериде подходят женщины: одна, вторая, третья, четвертая... Их лохмотья прилипли к телу, женщины, упрямо сопротивляясь ветру, идут к назначенному месту.

— У нас мало времени, — сказала Ферида, когда женщины сошлись за большим камнем. — Говори ты первая, Лика.

— Я была в Гноссе, — Лика, высокая, похожая на мужчину метека, выступила вперед. — Рыбачки, все как одна, готовы пойти за тобой и Мелетой, если...

— Не так громко, Лика. Не забывай, слепые хорошо слышат и в бурю.

— Если и другие метеки пойдут с нами, то к рыбачкам присоединятся и виноградари.

— А как ты думаешь, метеки с виноградников пойдут? Они же вольноотпущенные.

— Это только так считается. Они, как и рабыни, под пятой гоплиток. И если мы сумеем перебить охрану, они сделают то же. Я уверена.

— Говори ты, Аноха.

Аноха, молодая, совсем еще девочка, загорелая до черноты, заговорила торопливо:

— Я из Лампиды. Пастушки только и ждут, чтобы подняться на жирных. Они верят в успех нашего дела. Такого еще не было в Фермоскире, чтобы за рабынь встали такие уважаемые люди — благородная педотриба и дочь полемархи Лоты.

— Ты им сказала, что они могут погибнуть?

— Сказала. Они говорят: все равно мы едохнем здесь. Нам нечего терять,

— Говори ты, Енарея.

— Мне не удалось поговорить ни с кем. Меня заметила охрана, и я еле скрылась. Но я думаю, все каменоломни восстанут.

— Что ты скажешь, Кинея?

— Ты посылала меня в Леагры. Там я видела Гелону и с нею храмовых амазонок.

— Вот как? Леагры принадлежат царице. Что там делает храмовая?

— Не знаю. Будто бы там хотят строить храм. Гелона приехала выбирать место.

— У тебя есть верные люди в Леаграх? Ты велела следить им за этой змеей?

— Велела. Если что — нам донесут. И еще хочу сказать...

— Подожди, Кинея. Я слышу стук весел.

— Что ты, Ферида? Кто осмелится выйти в море в такую погоду, — сказала Лика, вглядываясь в волны.

— Ты не туда смотришь, моя девочка. Погляди на реку. По Фермодонту кто?то плывет.

— Тогда нам нужно уходить. Если заметят...

— Верно, Аноха. Расходитесь, а я останусь. Мне можно ходить всюду и в любое время. Идите.

Когда женщины разошлись, Ферида пошла к берегу реки.

Говорят, от любви до ненависти — один шаг. От ненависти до любви — тоже. Мелета сама не понимала, за что она так сильно полюбила молодого охотника. Может быть, за то, что Арам горячо предложил ей помощь в вызволении Фериды. Или за то, что искусен в охоте, — пока Мелета жила у родителей, они ходили с Арамом и на лису, и на зайца, и на оленя. Девушка хоть и вышучивала все время парня, но не переставала им восхищаться. Даже за то, что он пытался угнать ее лошадей, она мысленно хвалила Арама. Она понимала: чтобы спасти друзей, он рисковал жизнью. А может, Арам покорил ее нежностью? Кто знает? В Фермоскире Мелета видела только зло и жестокость, нежность там презиралась. Но как прожить женскому сердцу без нежности?

Хети шутил над Арамом:

— Эх ты, как заарканила она тебя, так и бегаешь за ней, как на веревочке.

Вечерами они все вместе обдумывали поход, днем коптили мясо и рыбу в дорогу, сушили сухари, готовили одежду, обувь и оружие. Было решено идти вчетвером.

Чокея знала в горах, чуть ли не в середине басилейи, старые заброшенные каменоломни. Там было столько нор, ходов и выработок, что можно было спрятать добрую сотню человек. Сюда они добирались более недели. Ехали ночами осторожно и, слава богам, добрались благополучно.

Арам и Хети остались тут, Мелета и Чокея в одну из ненастных ночей отправились IB условленное место за Феридой.

Большой летний поход закончился. Нельзя сказать, что он был удачным. В первой же стычке с фарнаками ранили Антогору. Рана была неопасной, однако кодомарха, зная желание Атоссы прославить свою воспитанницу, передала все храмовое войско под руку юной Агнессы. Она надеялась, что старые, опытные сотенные помогут ей в набегах. Атосса, получив об этом известие, согласилась с кодомархой и отозвала ее в город. Риск, как казалось ей, был невелик, но если Агнесса проведет поход хорошо, ее сразу можно будет сделать кодомархой.

Но самоуверенная и строптивая Агнесса, чтобы насладиться властью, ей данной, стала поступать наперекор советам сотенных, и вскоре ее постигла неудача. Мужчины одного большого фарнакского селения неожиданно налетели на войско Агнессы сзади, девчонка растерялась, отразить нападение не сумела, и сотни понесли большие потери.

Узнав об этом, Атосса не на шутку перепугалась и велела вести храмовых на соединение с царскими и дальше воевать вместе под рукой полемархи Беаты. Храмовые и царские возвратились в город вместе. Трофеев было мало, однако пленниц амазонки привели достаточно.

Докладывая Совету Шести о походе, полемарха Беата рассказала о потере Мелеты.

— Почему в поход допущена была Чокея? — спросила Атосса. — Она не амазонка.

— Мы давно забыли об этом. Чокея была стремянной у Лоты.

— Почему вы послали на поиски беглянок только на третий день?

— Они не убежали. Они заблудились. Они шли в боковом охранении сотни, а оно не меняется до ночлега. Сотенная Кадмея искала Мелету сразу же, а на вторые сутки поиски начала я.

— Чем они окончились?

— Мы не нашли Мелету и Чокею. Далее поход задерживать было нельзя. Мы решили, что Мелета возвратится в город.

— Как ты думаешь, что с ними случилось?

— Я думаю, они погибли. Прошло более месяца, если бы они были живы, возвратились бы.

— Видно, свершилась воля богов, — сказала Атосса. — За предательство матери расплатилась дочь. Вырвем ее из памяти, Фермоскиры.

После Совета Атосса позвала Антогору:

— Поезжай в Леагры. Скажи Гелоне, чтобы неотступно следила за Феридой. Скоро там появится Мелета. Помоги ясновидящей поймать ее.

— Ты не веришь словам Беаты?

— Ей не поверил никто из Шестерки. Неужели ты думаешь, что полемарха так просто прекратила бы поиски Мелеты. Ведь она ее дочь.

— Приемная. Мелета дочь Лоты.

— Все равно. Беата очень любила Мелету. Она знает, куда ушла, девчонка.

— Куда же?

— В селение Тай. Они хотят узнать, как погибла Лота. А оттуда у беглянок один путь — к Фериде. Ищите их там.

Море разбушевалось еще сильнее. Так бывает всегда во время шторма: волны врываются в устье реки, встречаются с пресными водами, стараются повернуть их вспять. Река вспучивается водоворотами, стремясь выйти из берегов.

Ферида, прислушиваясь, шла к берегу, и только ее обостренный слух мог уловить скрип уключин на лодке которая боролась с течением. Наконец суденышко достигло берега, шаркнуло килем о каменистое дно.

Ферида стояла в напряженном ожидании. Шаги все ближе и ближе. Вот кто?то коснулся ее протянутой руки, обнял ее мокрое, холодное тело...

— Девочка моя... родная... Я знала, ты вернешься. Кто с тобой?

— Чокея. А там, в селении... Мама! Она жива!

Ферида не успела обрадоваться этой вести — она первая услышала тревожный шум. Из?за скалы выскочили храмовые амазонки, их было много, они бежали со всех сторон с копьями наперевес. Сопротивляться было бесполезно. Чокея, увидев храмовых, упала на дно, лодку подняла волна и вынесла на середину Фермодонта.

Мелету и Фериду связанными привезли в Фермоскиру, поместили в подвалах храма.

Весть о поимке беглянки в тот же день распространилась по городу. «Зачем и куда бежала Мелета?» -— вот вопрос, который разжигал любопытство всех. Из Фермоскиры убегали рабыни, редко пытались бежать метеки, но чтобы из города убежала амазонка, воительница, дочь полемархи, — такого не бывало.

На второй день из уст в уста передавалась новость: Мелета ходила в селение, где убили ее мать, и узнала, что Лоту погубили не мужчины, а Священная и Антогора. Эту новость передавали смело — она исходила от дочери царицы. Все молодые амазонки, которые воспитывались вместе с Мелетой, были на ее стороне и вслух осуждали Священную и Антогору. Такого тоже не бывало в Фермоскире.

Атосса хотела решить судьбу Мелеты на Совете Шести, но когда ей донесли, что беглянке сочувствуют не только молодые, но и пожилые воительницы, поняла, что в справедливость решения Шести многие не поверят.

Атосса надумала предать Мелету верховному суду с тем, чтобы осудить ее публично.

Когда царица узнала, что суд будет проходить на площади, тревога вошла в ее душу. Сначала Годейра думала, что Мелета отделается легко. Проступок невелик—она заблудилась; молодой, идущей первый раз в поход амазонке это можно простить. Вполне естественно, что, не найдя свою сотню, она пошла к Фериде. Куда же ей было больше идти? Самое большее, чем ее могут наказать, думала царица, это сделают гоплиткой, и то на время. А разговоры о том, что Мелета ходила в селение, нельзя принимать во внимание. Доказать это будет трудно. Так сначала рассуждала Годейра.

Но. суд на площади? Царица боялась теперь агоры, боялась Атоссы. Если Священная выносит суд на площадь— значит, будут судить не Мелету. Все судебные стрелы будут направлены в нее, царицу. Значит, у Атоссы есть за пазухой камень, который она принесет на суд и там ударит им Кадмею, а через нее и царицу. Иначе Атосса не стала бы придавать суду такую широкую огласку.

Атосса и тут перехитрила царицу. Когда ее спросили, согласна ли она предать Мелету суду, Годейра согласилась. Проступок совершен, его надо осудить. Все серьезные преступления разбирались на Совете Шести, рабыни и метеки верховному суду не подлежали — их судьбу решали сами хозяйки. Пелиде приходилось чаще всего разбирать споры амазонок о границах владений, наказывать оскорбительниц, взыскивать долги. Там можно было и выслушать небольшое дело Мелеты. Но суд на площади — это совсем иное дело. Но было уже поздно что?нибудь изменить.

После полудня, когда спала жара, агору заполнили люди. На площадь пришли не только амазонки и гоплитки, но и метеки. Это было сделано неспроста, вместе с Мелетой заочно будут судить и Чокею.

На возвышенности, около здания суда, поставлено кресло Пелиды. Верховная судья в темном плаще. Ее густые волосы через лоб перетянуты широкой белой лентой — знаком безупречности и чистоты помыслов. По обе стороны кресла встали две храмовые амазонки с копьями. За креслом Пелиды на высокой скамье уселись члены суда. Их шестеро: двое от гоплиток, двое от царских наездниц, двое из храмовых. Чуть повыше на ступеньке террасы расположились Атосса, Годейра, Антогора, Беата и Гелона. За ними ряд воительниц в боевых шлемах и со щитами. Слева от низкой скамьи посадили Фериду. Она свидетельница.

Пелида подала знак, и ввели Мелету. Две амазонки с обнаженными мечами охраняли ее.

Площадь, гудевшая до этого как потревоженный улей, затихла. Все ожидали увидеть Мелету испуганной, угнетенной и виноватой. Но она вошла с высоко поднятой головой, и страха на ее лице никто не заметил.

Пелида поднялась с кресла и сделала глубокий поклон в сторону храма, как бы давая клятву судить праведно, по заветам великой богини.

— Преклони колени перед храмом, Мелета, — сказала она подсудимой, — помни, что ты отдаешь себя не только высокому суду Фермоскиры, но и воле богов.

Стражницы грубо схватили Мелету за плечи, резко повернули к храму и поставили на колени.

— Именем высокого суда обвинять копейщицу Мелету будет кодомарха Антогора, — произнесла Пелида.

Антогора поднялась со скамьи Совета и встала по правую сторону судьи.

— Защищать Мелету будет полемарха Беата. Пусть помогут нам боги.

Беата встала по левую сторону.

— Говори, Антогора.

— Я, кодомарха Антогора, обвиняю копейщицу Мелету в том, что она во время похода оставила свою сотню. Она не появлялась в строю более трех недель и тайно вернулась на побережье, где и была схвачена. Такого у нас не случалось много лет. Бегство с поля боя — есть ли поступок более позоряый, чем этот? Мало того, Мелета увела с собой бывшую рабыню Чокею и отпустила ее, что также жестоко карается по законам Фермоскиры.

— Так ли это было, Мелета? —спросила судья.

Мелета стояла на коленях, склонив голову. Она не ответила судье.

— Подсудимая не хочет говорить. Может, за нее скажет защитница?

— Я скажу! —Беата выступила на шаг вперед. — Высокочтимая кодомарха не была в том походе и говорит неправду. Мелета не покидала поле боя, это случилось в пути. Она заблудилась.

— Пусть праведная полемарха скажет, как это случилось?

— Сотенная Кадмея послала Мелету в боковое охранение.

— Когда?

— Мы шли по чужой земле, шли ночами. Мелета пошла в охранение вечером, сразу, как сотни тронулись в путь.

— Как скоро сотенная Кадмея заметила исчезновение Мелеты?

— Она узнала об этом утром.

— Странно.

— Ничего странного. Боковые охранения идут далеко в стороне и не меняются до конца перехода.

— Допустим. Утром Кадмея узнала, что Мелета и Чокея не вернулись в строй. — Судья повернула голову к Кадмее. — Что ты предприняла, сотенная Кадмея?

— Она легла спать, — ответила за Кадмею Антогора. — Она знала, что Мелета не заблудилась, а ушла из сотни преднамеренно. Она не только не послала на поиски беглянок, но и двое суток скрывала это от тебя, полемарха.

— Неправда!

— Нет, правда. Ты, Беата, послала на поиски беглянок только на третий день похода. Никто не поверит, чтобы ты, зная о пропаже своей приемной дочери, спокойно шла почти двое суток. Ты не знала о том, что Мелета убежала. Я говорила с теми, кто искал их по твоему приказу. Они вышли на поиски, когда сотни были далеко от того места, где исчезла Мелета. И, конечно, не смогли их найти.

— Все это было не так! —крикнула Кадмея.

— А как же? — Пелида обратилась в сторону Кадмеи.

— Утром, когда мы встали на дневной привал, меня позвала в свой шатер полемарха. Я была там долго. Возвратилась в сотню, когда все, кроме сторожевых, спали. Переход был труден, всадницы утомились. Они спали в лесу меж деревьев и под кустами. Я подумала, что Мелета, возвратившись из охранения, не могла меня найти и тоже где?то пристроилась на отдых. Я вошла в свою палатку и уснула. Проснулась я после полудня, и вот тогда поняла, что Мелеты нет. Я очень испугалась и, вместо того, чтобы доложить полемархе, сама уехала на поиски. Я еле успела к началу перехода, Мелету я не нашла, но полемархе снова ничего не сказала. Я надеялась, что Мелета догонит нас, и все обойдется без огласки.

Атосса поднялась со своего места и, опираясь на посох верховной жрицы, спросила:

— Позволит ли высокий суд сказать мне несколько слов?

— Позволит, — с готовностью ответила Пелида.

— Плохо, очень плохо, когда в сотне, где идет полемарха, нет порядка. Прямо скажу, никуда не годится, если сотенная, дочь нашей достопочтенной царицы, первая нарушает уставы боевого похода, о чем сейчас нам поведала сама Кадмея. Но странно не это. Странно то, что воительница лжет. Все мы знаем — дочерям Фермоскиры чужда ложь, мне казалось, они не умеют это делать. И в паннории, и в гимнасии их учат говорить правду. И если дочь нашей царицы так беззастенчиво лжет перед высоким судом, перед вами, дочери Фермоскиры, перед храмом нашей богини, — как это понимать? Кто научил ее, для чего? Сама она не могла бы додуматься до этого.

— А если она говорит правду? — сказала Беата.

— Правду?! Скажи им, Пелида.

— Суду известно: Кадмея не отлучалась на поиски беглянок.

— Я могу подтвердить... — начала было Беата, но Атосса перебила ее:

— Не надо, полемарха. Спасая свою приемную дочь, ты можешь утопить Кадмею. Защищай Мелету, тебе дано это право. Итак, по–твоему, Мелета заблудилась? Что дальше?

— Мне почему?то не дали поговорить с нею перед судом...

— Она все равно молчала, — сказала Пелида. — Молчит и теперь.

— И ты не знаешь, почему? —заметила Атосса.

— Не знаю.

— Ее так же, как и Кадмею, кто?то научил говорить неправду. Я думаю, это сделали те, кто велел ей покинуть сотню. Но она не приучена лгать и потому молчит. И все, что не может она сказать нам сейчас, скажу я. Все вы помните историю грехопадения Лоты, все вы знаете о ее предательстве. Малолетняя Мелета не была причастна к греху матери, и мы ни разу не напоминали ей об этом. Полемарха Беата удочерила ее и сделала все, чтобы вытравить из ее души память о предательнице. И она навсегда забыла бы презренную мать свою, если бы не царица Годейра. Сопричастная к греху Лоты, об этом вы тоже знаете, она через свою дочь Кадмею все время внушала Мелете, что мать ее погибла без вины. Царица давно надумала очернить служительниц храма Ипполиты и обелить себя. И для этого она взяла в помощь себе Фериду, приблизила рабыню Чокею, сделала ее сначала гоплиткой, затем наездницей. И в этом походе велела ей уйти в селение Тай, а дочери своей и Мелете приказала помочь ей в этом. Ты не сверкай глазами, царица Годейра, это было так. Ты думала, что боги скроют твои подлые замыслы? Нет. Спросите ясновидящую — в тот день, когда Мелета ушла из сотни, к Гелоне в сновидении пришла великая наездница и сказала об этом. Так ли было это, скажи ты, Пелида, и ты, Лаэрта.

— Истинно так, — ответила Лаэрта. — В тот день Гелона сама сказала нам об этом.

— От богов нельзя скрыть ничего, царица! И мы сейчас знаем то, о чем не хочет говорить Мелета. Кадмея потому и скрывала от полемархи беглянок: она не хотела, чтобы сразу была послана погоня, — Мелету и Чокею могли поймать. И я скажу вам, что случилось дальше. Чокея тоже не без тайной мысли пошла за Мелетой. Она довела ее до селения и покинула. Она ушла в родные места и, я верю, теперь обливает грязью святые заветы Ипполиты. А жители селения Тай открыли глаза Мелете. Они подтвердили ей греховность Лоты. И тогда Мелета ужаснулась подлости царицы, она испугалась своего поступка. Она не хотела видеть теперь свою подругу Кадмею, ее мать, так коварно обманувшую ее. Мелета не могла возвратиться в город — ей страшно было встать перед святыми алтарями храма, ей стыдно было взглянуть в глаза Беате. И она устремилась к Фериде. Вот почему она молчит сейчас! По сути наших законов Мелета виновна. Но все мы понимаем: за этот проступок надо бы поставить перед судом не ее, а другую. Жаль только, что она царица Фермоскиры.

Толпа на площади загудела, но сразу затихла. Все увидели, как Мелета стряхнула с плеч руки стражниц, резко встала с колен, выпрямилась. Она встала перед судьей, стройная и решительная. Ее, видимо, били при допросах — синяки и ссадины, изодранная одежда не могли умалить ее смелого и достойного вида. Она повернула голову к Атоссе, спросила громко:

— Ты сказала, Священная, что амазонки не умеют лгать? Я хочу спросить, какие — царские или храмовые?

— Всем дочерям Фермоскиры ложь чужда!

— А боги не лгут?

— Не кощунствуй, Мелета!

— Я хочу спросить: обо всем, что ты здесь рассказала, вам говорили боги?

— Да. Через ясновидящую Гелону.

— Тогда кто?то из них говорит неправду. От начала и до конца. Ни разу царица Годейра и Кадмея не говорили мне о моей матери. И не они послали меня в селение Тай. Я сама решила узнать правду о смерти Лоты. Даже бабушка не знала об этом. Я поделилась своей мечтой с Чокеей, и только она помогла мне в побеге. Боги вам сказали неправду. Чокея не покинула меня. Она верна мне до сих пор. Я согласна с тобой — дочери Фермоскиры не лгут. Я не верю, чтобы говорила неправду великая богиня. Но я уверена, что лжет Ясновидящая. Я знаю, что лгут все храмовые и ты в том числе.

Площадь снова загудела, но Мелета, повысив голос, продолжала:

— Моя мать не была предательницей! Она была отважной и водила в бой все сотни царицы не хуже других. А вы, храмовые, всегда присваивали ее славу, ее добычу. Я решила доказать, что у смелой и отважной дочери не может быть плохой матери. И я стала лучшей в гимнасии. Ты сама слышала, как Лаэрта сказала, что лучше меня была только Агнесса. Но это не так. Я сама поддавалась ей. Мне все твердили, что нам нельзя быть выше богоданной, что это вызовет гнев богов. Антогора сказала, что моя мать предательница и ее казнили. Нет, ее просто хотели убить, и ты, Антогора — гнусная и презренная убийца!

— Как ты смеешь, отродье трусихи?! —крикнула кодомарха, вскакивая.

— Смею! Моя мать оправилась от твоего предательского удара копьем и жива!

Если бы над агорой среди этого ясного и солнечного дня грянул гром — люди тaк не удивились бы. Гул голосов прокатился над площадью, толпа заволновалась, хлынула к террасе суда. Всем хотелось лучше услышать речь Мелеты.

— Да, моя мать жива, и я нашла ее. — Мелета повернулась лицом к площади. — Нам все время говорили, что мужчины злобные и презренные скоты, но они вылечили мать, она живет среди них и счастлива. Она любит и любима, а это нельзя назвать предательством. Я поняла, я хочу жить так, как живет она, а мне это ставят в вину. Я много узнала за это время. Свет велик, люди живут, как и предначертано людям, и только мы хуже всех. Нас боятся, нас проклинают, мы приносим нашим соседям только беды и несчастья.

— Зато счастливы сами! —крикнула Антогора. — Нет богаче города, чем Фермоскира, нет отважнее воинов, чем мы!

— Счастливы?! —Мелета повернулась к Антогоре. — Горянки смеются над нами. Женщина рождена любить, говорят они. Любить жениха, любить мужа, любить детей.

— А разве мы не имеем детей, разве не любим их? — гневно произнесла Атосса. — Разве не выходят молодые амазонки в долину любви?

— Эту долину горянки называют кошачьей. Они говорят: наступает месяц элафебалион — кошки выползают на крышу, амазонки на агапевессу.

— Помни, где ты стоишь, Мелета, — строго сказала царица. — И помни, что ждет тебя. — Годейра испугалась, что девушка окончательно утопит себя и потянет за собой ее.

— Я не боюсь теперь ничего. Единственное, за что я благодарю вас, — вы научили меня не бояться смерти. Я готова умереть. Убейте меня — все равно я буду знать, что моя мать честная женщина и она нашла свое счастье. А если я останусь в живых, я все равно уйду от вас. И еще я скажу вам: там я оставила человека, который любит меня. И я люблю его. Он смелый, добрый, благородный...

— Хватит, Мелета! —перебила ее Пелида. — О себе ты сказала все. Пусть говорят другие. Твое слово, кодомарха.

— Высокий суд и вы, дочери фермоскиры. Сейчас вы сами слышали: Мелета призналась своем кощунственном грехе, и я именем великой амазонки обвиняю тебя, Мелета, в предательстве заветов богини, в попирании чести дочери Фермоскиры, во лжи, обмане и трусости. Я обвиняю также педотрибу Фериду в развращении своей дочери и внучки и считаю ее источником всех грехов наших. Сообщники предательниц не подлежат суду, мы предадим их воле Священного Совета. И я говорю вам: никогда не будет пощады тем, кто нарушит наши священные заветы! Никогда и никому. Если я согрешу — карайте меня. Карайте всякую, будь она простая метека или великая царица. Я прошу покарать богоотступницу смертью.

— Говори ты, Беата.

— Мы хотим убить девушку за проступок, в котором виноваты сами. — Беата не успела обдумать свою защитительную речь, она говорила то, что сейчас приходило в ее голову, в сердце. — Разве этому нас учат боги? Разве неправда, что Антогора убила Лоту без суда и никто ее не винит за это? Разве неправда, что перед нами стоят старая да малая, на руках которых нет крови и вся вина их в том, что они хотели жить рядом, одна с дочерью, другая с матерью. За что мы хотим предать их смерти? Если амазонки — дочери Фермоскиры, то вы — их матери. И, стало быть, вы виноваты в их проступках. Ты, царица, виновата в том, что долго терпела самовольство кодомархи и не защитила Лоту от злобной клеветы, тем самым отдала защиту нашей лучшей воительницы в руки дряхлой женщины, несмышленой девчонки и даже бывшей рабыни. Это я, приемная мать Мелеты, должна нести вину за то, что не уберегла ее в походе и не знала о ее замыслах. Ты, Лаэрта, виновата в том, что не знала, что на душе у твоей ученицы, и не помогла ей. Но больше всех виноваты жрицы храма и ты, Священная! Это вы владеете душами амазонок, ваше дело спасать их, а не убивать. Ты, Пелида, вершительница правосудия, обагри свои руки в невинной крови девочки, ты, Антогора, прибавь к своим преступлениям еще одно, самое страшное из всех! Ты, Священная, растопчи еще одно сердце и вознеси после этого молитву богам. Не проступят ли на чистой белизне пеплоса верховной жрицы кровавые пятна? Неужели, отдавая это дитя смерти, вы останетесь спокойны? Если это так — вершите свое черное дело. Я никогда не отдам свой голос ни здесь, ни на Священном Совете за это дело величайшей несправедливости. У меня все.

— Суд выслушал обвинение и защиту, — сказала, вставая, Пелида. — Мы удаляемся к приговору.

Атосса тревожно прислушивалась к шуму на площади. Она, как никакая другая из ее предшественниц, любила выходить на агору, делала это часто и умела воздействовать на толпу своими речами. Она чувствовала пульс агоры. Сейчас сердца амазонок бились не в лад. Было заметно, что многие, очень многие под влиянием речи Беаты. Атосса рассчитывала, что полемарха не осмелится выступать так резко и так горячо. Не входили в расчеты Священной совершенно неожиданное признание Мелеты и весть о том, что Лота жива. И уж совсем обескуражило Атоссу, да и всю агору, отречение Мелеты от устоев Фермоскиры. Сейчас Атосса думала — прежние решения надо менять. Указание Пелиде было дано, его не изменишь — смертный приговор Мелете будет вынесен. Его должен утвердить Совет Шести... Там Атосса найдет лучший выход.

И снова перед Мелетой колышется море голов на агоре, и голос Пелиды, резкий и бесстрастный, звенит в словах приговора:

— Именем великой Ипполиты, именем заветов, которые она нам дала и которые никто не может изменить или нарушить. Верховный суд Фермоскиры признал Мелету Лотиду и Фериду Аэлиду виновными в кощунственном попирании священных законов земли нашей, в нарушении устава боевых походов, в потере чести и гордости амазонок. Во имя чистоты наших рядов суд постановил вышеуказанных Мелету и Фериду предать смерти у подножья храма великой наездницы при всем народе. Приговор подлежит утверждению Священным Советом.

На агоре воцарилась тишина. Было слышно, как шелестят листья на тополях, обрамляющих агору...

... На следующий день собрался Совет Шести. Первой, как всегда, заговорила Атосса:

— Ты, царица, ты, Беата, хотите оставить девочку в живых. Поверьте, мне тоже не нужна ее смерть. Не злоба движет моими речами, а разум. Вы думаете, я вышла на суд, как и сейчас, с одним желанием — убить? Нет. Я не спала две ночи, и, признаюсь вам, я не знаю, как поступить? Оставим на время ее растленную душу, поговорим о другом. Сердце мне подсказывало: может, старуху и девочку следует отпустить к Лоте, если она действительно жива? Разум ответил — нельзя. Она приближенная полемархи и царицы, она знает все наши тайны. Не дай бог, если она попадет к врагам и поведет их на Фермоскиру. Ей известна каждая щель в крепости. Она знает не только все наши заставы и сколько на этих заставах стражниц — она знает сколько стрел в колчане каждой гоплитки. Сердце подсказывало мне: может, ее следует послать пасти скот или ловить рыбу? Разум протестует—нет. О, я представляю, как ее будут слушать наши рабыни. Сейчас их бунты мы подавляем легко, но что если во главе их встанет амазонка? Вас не страшит это? Вы слышали, как дерзко она говорила на суде. И мы еще не знаем, что после этого будут думать о наших законах молодые воительницы. Вот о чем я думала всю прошлую ночь, и говорю вам: вспомните, как поступают амазонки в бою. Если ранена рука и начинает синеть — воительница отсекает ее, чтобы не умерло все тело. Так должны поступить и мы, да простят нам боги эту жестокость. Я сказала все.

Шестерка долго спорила между собой и согласилась в конце концов: приговор утвердить, казнь отложить до неопределенного времени. Ждать совета богов. Может быть, великая наездница снова явится в сновидениях Гелоне и посоветует, как быть.

— Напрасно все это, — сказала недовольно Антогора после Совета, когда они остались вдвоем в покоях старшей сестры. — Царица сделает все, чтобы вырвать из темницы преступниц.

— Я на это и рассчитываю, — спокойно ответила Атосса. — Мы даже поможем в этом. А когда Мелету вывезут за город, мы поймаем ее, и тогда Годейра будет в наших руках. Я уничтожу их всех.

— Мудрость твоя воистину безгранична, —сказала изумленная кодомарха. — Но меня беспокоит Беата. Я все время думала, что она с нами.

— Всегда помни: Беата — дочь ясновидящей. Ее нельзя подозревать.