РОЖДЕННАЯ ЛЮБИТЬ
Хети знал, что говорил. Через час после того, как они отъехали от озера, у него начала кружиться голова, раны от тряски разболелись, и он, не удержавшись на коне, упал на камни. И снова лишился сознания. Мелета могла его положить поперек спины на свою лошадь и ехать, поддерживая, но она не знала дорогу. В горах тропинки часто разбегались в разные стороны, и легко можно было заблудиться. Да и опасно было шевелить его в таком состоянии. Она нашла в скалах сухую пещеру, внесла его туда, натаскала сухой травы и хвороста и решила переждать до тех пор, пока Хети не полегчает. Снова смазала и перевязала раны. В хлопотах прошел весь день. У Хети начался жар, губы его потрескались, он все время просил пить, а вода кончилась. Пришлось садиться на коня и скакать обратно к озеру за водой. К ночи боль утихла, и Хети уснул. Мелета легла недалеко от него на шкуру барса, пыталась уснуть, но сон не приходил. За эти два дня ей пришлось пережить столько неизведанного и тревожного, что мысли вихрем крутились в голове, а сердце то учащенно билось, то замирало...
К полуночи похолодало. Застонал во сне Хети. Мелета подползла к нему, положив руку на его тело. Плечи охотника дрожали. Подтянув к себе шкуру, она укрыла юношу. Хети ненадолго успокоился, но потом снова застонал, перевернулся на другой бок. Сырая, мягкая шкура не держалась на его теле и ежеминутно сползала то на одну, то на другую сторону. Жар сменился ознобом. Мелета, поборов нерешительность, легла рядом с ним, прижалась грудью к его спине. Почувствовав тепло, раненый постепенно затих. Теперь задрожала сама Мелета. Первое прикосновение к мужчине, она никогда не думала, что оно может быть таким приятным и волнующим. И пугающим. «А вдруг он проснется?» — подумала Мелета, и страх сковал ее тело, унял озноб. Но Хети не проснулся. Потеря крови, болезнь так измучили его, что он проспал до утра. На рассвете, не выдержав напряжения, уснула и Мелета.
Рассвет в горы приходит всегда с прохладой. Костер потух, и в пещеру снова вползла сырость. Она и разбудила Хети. Голова почти не болела, но рана в плече ныла мучительно. Хети с трудом поднялся, раздул тлеющие угли, бросил в костер остатки хвороста. Запылал огонь, в маленькой пещере сразу потеплело. Мелета, почуяв тепло, сбросила с себя шкуру барса и лежала перед Хети почти обнаженная. Вчера, когда он видел ее с убитым барсом на плечах, когда всадница, рванув поводья, поднимала лошадь на дыбы, — она казалась ему могучей, суровой, взрослой, А сейчас перед ним лежала девочка, совсем еще юная, нежная и беззащитная. Она что?то шептала во сне, ее розовые губы шевелились, по лицу пробегали то тень тревоги, то улыбка.
И Хети подумал: это моя сестра, она пришла в чужой мир, враждебный ей, впереди у нее тяжкие испытания и мой долг помочь ей, защитить ее, уберечь от ошибок. Я совсем забыл, думал Хети, как трудно и мучительно входила в новую жизнь ее мать Лота. Сколько было стычек с мужчинами селения, как долго, и трудно изживали они с отцом жестокость амазонки, ее подозрительность и вспыльчивость. А ведь она родилась среди обычных людей. Каково будет Мелете, с детских лет наученной презирать людей, ненавидеть мужчин? Как она встретит мать, воспримет отца? Из вчерашнего разговора Хети понял, что Мелета в душе считает мать предательницей заветов Фермоскиры, а Ликопа причиной этого шага. И если к тому же она презирает мужчин... Но сам Хети разве не мужчина? А она спасла его...
Ну, ладно, думал дальше Хети, в своей семье уладить все легче, а как встретят ойропату таянцы? Ее подругу они уже схватили, в этом нет сомнения. Поверят ли Мелете? Нет, прежде чем вести Мелету на пасеку, надо хорошо все обдумать. Надо подготовить мать, отца. Да и девушку сводить с семьей надо осторожно? Кто знает, как ее настроили за эти годы жрицы храма? Из рассказов Лоты Хети хорошо знал о порядках паннория и гимнасия.
Из костра стрельнул уголек, упал на плечо девушки. Мелёта проснулась, села на шкуру.
— Долго я спала?
— Я знаю, ты заснула поздно. Спи.
— Но солнце уже взошло, а кони не поены. Пойду...
— Успеют твои кони. Мы ведь тоже голодны. Приедем на пасеку...
— Нет, нет. Я поеду к озеру.
Мелета вышла из пещеры, расстегнула наплечную пряжку, сбросила хитон и принялась вытряхать из него пыль. Она стояла спиной к Хети, обнаженная, облитая утренним светом. Хети невольно отвел глаза. Горянки при мужчине старались закрывать не только тело, но и лицо. А эта, бесстыжая...
Когда Мелета набросила хитон, перепоясалась и скрылась, Хети вдруг рассмеялся. Нет, она не бесстыжая, она просто не знает, что обнажаться при мужчине стыдно. И это еще раз напомнило Хети, что вводить в этот мир сестру надо осторожно.
Размышляя о ней, он вспомнил: когда Мелёта узнала, что мать жива, в ее глазах не было радости. Не было волнения и дальше — шли обычные деловые расспросы.
Вернулась Мелёта часа через два. Лошади были вымыты, сама она, посвежевшая, с мокрыми волосами, показалась Хети очень привлекательной.
— Скажи, Мелёта, ты любила свою мать?
— Как я могла ее не любить? Она была полемархой. После царицы она была вторая...
— Я не о том спрашиваю. Вот сейчас ты рада, что она жива?
Мелёта вдруг сникла, села к нему спиной, обхватила колени.
— Я не знаю, Хети... Я не знаю, что такое любовь. Я не знаю, что сказать о матери. Пока я не увижу ее... Она для меня мертва. Не к ней я стремилась. Мне с детства внушали, что я должна защитить ее честь. Но если она и твой отец...
— И твой тоже...
— Как мне теперь быть?
— Успокойся, Мелета. С тобой я, скоро с нами будут отец и мать. — При слове «отец» Мелета вздрогнула. Если она мало думала о встрече с матерью, то мысли о Ликопе вообще не приходили в голову. Дочери Фермоскиры никогда не знали отцов. И как ей относиться к нему?
— Ты меня не слушаешь, Мелета. О чем ты думаешь сейчас?
— Я думаю о Ликопе. Я еще не видела его, но он мне чужд и противен...
— Не забывай, Мелета, в тебе течет его кровь. Он очень добрый.
— Но он мужчина. А заветы великой наездницы...
— Забудь заветы. Ты не в набеге. Я тоже мужчина, но почему ты спасла меня, а не убила? Я уверен, ты полюбишь Ликопа.
— Ты уже можешь сесть на коня?
— Если посадишь. Но я тебе вот о чем хочу сказать: нам вместе на пасеку приезжать нельзя. Сначала я один.
— Почему?
— Ты была на озере. Ты ведь не только поила лошадей. Ты ждала Чокею.
— Ее там нет.
— Стало быть, таянцы заперли ее. Они, наверное, обшарили окрестности и узнали, что Чокея не одна. И я не знаю, как нас встретят на пасеке.
— Я должна остаться здесь?
— Нет, в лесу перед пасекой. Я сначала расскажу о тебе отцу. Он съездит в Тай и привезет Чокею. А после мы встретим тебя. Так будет лучше.
— Пожалуй.
... Дорога была широкая, и кони шли рядом. Хети рассказывал о жизни на пасеке, вспоминал о том, как Лота учила его говорить на языке амазонок. Мелета жадно впитывала каждое его слово, многого она не понимала, и это беспокоило ее... Поляна оказалась совсем маленькой, от нее по склону к долине спускался лиственный лес и кустарники. А внизу, совсем рукой подать, стояли три ветхих строения, огороженных плетнем, и десятка два пчелиных колод.
Хети простился с Мелетой, подобрал палку и, опираясь на нее, пошел вниз. Мелета привязала лошадей и улеглась на траву в тени дерева. У нее не выходил из головы разговор с Хети. Она только сейчас начала понимать, что скоро вступит в жизнь совсем иную, противную той, в которой она жила до сих пор.
... Были упреки, были ахи и охи. Все это Хети предполагал. Он надеялся на шкуру барса. За нее, думал он, простят все. И не ошибся. Отец, побранив немного сына, в конце концов и похвалил его. Он сам был охотником и понимал, что значит придти с охоты со шкурой барса на плечах. Лота принялась готовить обед, она тоже была рада, что Хети вернулся живой и все тревоги кончились.
— Шкуру надо растянуть и высушить, — сказал Хети. — Отец, помоги мне, — и вышел на двор.
Укрепляя шкуру на растяжках, Хети тихо сказал Ликопу:
— Я встретил Мелету, отец.
— Какую Мелету?
— Сестру.
Ликоп смотрел на сына удивленными глазами и не понимал. Он совсем забыл это имя.
— Какую сестру?
— Дочь Лоты. Твою дочь.
— О, боги! Где же она?
Хети взглядом указал вверх, в сторону поляны.
— Я боялся... В селении уже знают об этом.
— Ты прав, сын мой. Но что же делать?
— Заложи повозку и поезжай в селение. Там найди подругу Мелеты. Я боюсь, не убили ли ее таянцы. Думаю, что нет. Привези ее сюда. Мужчин успокой. Скажи им...
— Понимаю, — Ликоп вывел гнедую кобылу и стал впрягать ее в двуколку.
— Ты куда собрался, Ликоп? —спросила вышедшая во двор Лота.
— Он поедет в селение, мама.
— Зачем?!
— Я в горах встретил Арама. Он сказал мне, что таянцы задержали женщину. Будто бы она из Фермоскиры.
— Это Мелета! —воскликнула Лота, схватилась за грудь и прислонилась к косяку двери. — Это она!
— Нет, мама. Женщина пожилая. Таянцы только думают, что она из Фермоскиры.
— О, боги! Я поеду с тобой, Ликоп!
— Не выдумывай. Ты снова поссоришься с мужчинами.
— Да и как оставишь меня? — заметил Хети. — Мне нужно перевязать раны.
— Ну, хорошо, хорошо. Только не медли, Ликоп. Только скорее.
Пока Хети обедал, Лота суетилась, ходила из угла в угол. Она была вся в тревоге. «Если сюда послана амазонка — значит, с дочерью что?то случилось», — твердила Лота.
Чтобы отвлечь ее от тревожных мыслей, Хети попросил сделать перевязку. О его ранах забыли, а они и в самом, деле стали мучительно болеть.
Лота посадила Хети на скамью и начала разматывать повязку. Вдруг она остановилась и сказала жалобно:
— Хети, посмотри мне в глаза. Ты меня обманываешь?
— Что ты, мама...
— Кто тебе перевязал голову?
— Я уже рассказывал: Арам. Он нашел меня раненого...
— Ты неправду говоришь, Хети. Тебя перевязала амазонка. Только они делают такие повязки, да и ткань... Эта ткань из Фермоскиры. Скажи мне правду, Хети!
— Откуда я знаю, где Арам взял эту ткань. Может, отнял у той, что задержана (в селе.
— Нет, я тебе не верю! Скажи, ты видел женщину? Это она перевязала твои раны?
— Ну, она.
— Ты говорил с ней?
— Говорил.
— Что?нибудь с Мелетой?
— Да жива твоя Мелета.
— Она тебе так сказала? Как зовут ее? Расскажи все подробно. Только правду!
— У меня болит голова, мама. Я не могу говорить. Перевяжи раны, и я лягу. А ты успокойся. Дочь твоя жива и, может, приедет сюда. Разве тебе этого недостаточно?
Лота перевязала раны Хети и уложила его в постель. Села на край лежанки и так вопросительно поглядела в глаза, что ему стало жалко мать. Он как можно спокойнее начал говорить:
— Я скажу тебе правду, только ты не волнуйся. Женщину в селении я не видел. Я не был там. Но я встретил другую амазонку. Если бы не она, я бы умер в горах. Это она убила барса и спасла меня. Она перевязала мои раны и привезла сюда.
— Где она?
— Я же тебя просил, не волнуйся. Иначе не буду рассказывать. Ты же амазонка, мама. Крепись.
— Я спокойна, Хети, я спокойна. Говори, как зовут ее?
— Не успел спросить.
— А что если она пришла с плохой целью?
— Я не думаю, мама. Если она сохранила мне жизнь...
Ликопа не очень беспокоило долгое отсутствие Хети. На охоту он ушел не с пасеки, а из селения, от Арама. Сын дружил с молодым охотником и часто жил у него по неделе и больше. Лота тоже не очень волновалась, она знала, что сестра Арама Эла и Хети любят друг друга и часто бывают вместе.
Арам старше Хети на пять лет, но это не мешает их дружбе. Если Хети ходил на охоту ради удовольствия, то Арам жил охотой. Если Хети только мечтал надеть на плечи шкуру барса, то Арам уже несколько лет носил этот охотничий трофей.
На этот раз Арам не пошел с Хети в горы. Его задержали домашние дела, и они договорились встретиться вечером. Но прошла ночь, а друг не возвратился. В другое время Арам не стал бы очень беспокоиться. На охоте, в горах задержки нередки, но на этот раз Арам испугался. Сестренка Эла прибежала в хижину взволнованная:
— Там, наверху, в селении, поймали ойропату. Люди собирают свои пожитки, чтоб ночью уйти в горы. Все ждут набега, а Хети до сих пор не вернулся. Его надо искать, и я сейчас же пойду в горы.
— Мы пойдем вместе, — сказал Арам, опоясываясь. Взяв нож, лук и стрелы, они пошли на поиски. Он знал, где собирался охотиться Хети. В известном им месте Хети не нашел, зато увидел его следы. Они шли рядом со следами крупного барса. Это еще больше обеспокоило Арама. Эла начала плакать от страха. Она не верила, что Хети справится с этим сильным и хитрым зверем. Арам, как всякий опытный охотник, читал следы как по книге. Они его уводили все дальше и дальше в горы.
Наконец они пришли к озеру, где к следам зверя и Хети прибавились следы людей и конские следы. Сколько было всадников, Арам определить не смог, но следов было много. А когда около шалаша увидел кровь, много крови, он понял, что друг попал в большую беду. Пытаясь разобраться в следах, он нашел сломанную стрелу. Отпали всякие сомнения — в Хети стреляли. Стрела была не охотничья. Это была боевая стрела. Такие бывают только у ойропат. Было ясно: грабительницы снова появились около селения. Не раздумывая, Арам приказал Эле вернуться, чтобы предупредить таянцев, а сам пошел дальше. Вскоре человеческие следы исчезли — значит, Хети, или убитого, а скорее всего раненого, повезли на лошади. В пещере конники делали привал, там тоже были следы крови. Видимо, Хети не убит, а ранен. Если он попал в руки ойропат, то почему они повезли его не на запад, а на восток? Следы шли к пасеке. И тут Арам _понял: амазонки ехали за Лотой! Ликопу и Лоте грозит беда. Друзьям нужна была помощь. Арам почти бегом направился к пасеке. Следы конских копыт видны были явственно, вот они идут по склону холма, вот свернули на поляну. Положив стрелу на тетиву, Арам осторожно, прячась за деревьями, выглянул на поляну. Там стояли лошади. Не нужно было подходить близко, чтобы понять — это кони амазонок. Таких сильных и красивых коней ни у кого поблизости не было.
И первая мысль, самая верная, мелькнула в голове Арама: надо увести коней, лишить ойропат самого главного. Без лошади амазонка бессильна. Он неслышным шагом, каким только могут ходить охотники, подошел поближе и увидел женщину. Она спала. Рядом с ней лежали лук, колчан со стрелами, на поясе меч и нож. Мелькнула вторая мысль—убить. Но как? Подойти и ударить ножом— рискованно. Женщина может проснуться, у нее длинный меч, а у него только нож. Стрелой? Амазонка лежала в высокой траве, можно промахнуться. Оставалось одно — увести коней.
Арам обошел поляну по опушке, очутился около дерева, к которому были привязаны кони. Он осторожно развязал один повод, второй, забросил первый на шею гнедой лошади и прыгнул ей на спину. Второй жеребец, стоявший до этого спокойно, вдруг пронзительно заржал. И тут же мимо уха Арама просвистела стрела. Ударив пятками в бока лошади, Арам рванул поводья. Вороной жеребец поскакал было за гнедой, но сзади раздался резкий окрик, вороной встал как вкопанный, повернулся и бросился назад. Арам скакал, приникнув к гриве, ежеминутно оглядываясь назад. Вот из?за поворота вылетел вороной. Амазонка не стреляла Араму вслед, она размахивала рукой и что?то кричала.
«Наверно, не успела схватить лук и стрелы», — подумал Арам и хлестнул концом повода по боку коня. Он летел как стрела, ветер свистел в ушах охотника. Женщина по–прежнему не стреляла, она теперь, как и Арам, склонилась к шее лошади и старалась догнать похитителя. «Уведу ее подальше от поселка, — решил Арам, — соскочу с коня и встречу стрелой». Но уверенности, что он останется победителем, у него не было. Арам хорошо знал, как коварны и умелы амазонки в бою.
Сколько длилась эта скачка, Арам не помнил. Спасало его одно — он лучше амазонки знал местность, неожиданно поворачивал на боковые тропинки, а женщина проносилась мимо. Но потом она снова находила его и снова продолжала погоню.
Был момент, когда Арам понял — девушка играет с ним, как кошка с мышью. На равном месте она вдруг гикнула, ее вороной легко догнал Арама: амазонка пролетела мимо, рассмеялась ему в лицо и ускакала вперед. Колчан со стрелами и лук висел у нее за спиной. А свой лук со стрелами Арам потерял давно. Повернув гнедого, охотник помчался обратно, амазонка вновь очутилась за его спиной. «Нет, я все?таки уйду от тебя», —со злостью подумал Арам и несколько раз с силой ударил коня. Гнедой рванулся в стремительном беге, вдруг что?то мелькнуло над головой... И Арам очутился на земле. Петля аркана туго перехватила шею, и он потерял сознание.
Очнулся от холодной сырости. Он открыл глаза, перед ним стояла амазонка и лила на голову воду. Рядом журчал горный ручей, ноги и руки Арама туго связаны тонкой просмоленной веревкой, сам он прислонен спиной к дереву. Кони свободно ходят по берегу и щиплют траву. Девушка смотрела на него насмешливо и, как показалось ему, презрительно. Она что?то сказала ему, он не понял. Тогда она вынула из?за пояса нож, встала на одно колено перед ним. Арам закрыл глаза и подумал: «Только бы сразу, только бы не мучила». Но амазонка легким ударом рассекла веревку, связывающую ноги, и поднялась. Взмахом руки вверх приказала подняться и ему. Арам встал, она оглядела его сверху донизу, покачала головой, рассмеялась. Она показалась ему не то чтобы красивой, но какой?то на удивление статной и сильной.
Девушка встала против него, ткнула пальцем в грудь и сказала:
— Мелета. — Потом вопросительно глянула на него.
— Арам.
Амазонка подняла брови, снова рассмеялась и укоризненно покачала головой. Махнула рукой в сторону долины и сказала:
— Хети, Лота, Мелета.
И только тут Арам понял, что ошибся. Он горячо начал объяснять, почему ошибся. Но девушка не понимала его слов и снова махнула рукой в сторону долины. Она подвела к нему гнедого коня, помогла подняться на спину, но руки все же не развязала. Легко, будто играючи, вскочила на коня сама и поехала шагом- по дороге. Гнедой тронулся за ней...
... Это было так неожиданно, что Хети совсем растерялся. На том месте, где он оставил Мелету, он увидел только примятую траву. Девушка и кони исчезли.
... Обойдя поляну еще раз кругом, Хети нигде не увидел следов. Значит, Мелета уехала по дороге. Убедившись, что мать дошла до пасеки благополучно, он пошел по краю дороги.
Идти пришлось долго. Стало темнеть, Хети решил было возвращаться, как услышал конский топот. Он спрятался за уступом скалы и стал ожидать, глядя на дорогу. Скоро из?за поворота показались два всадника. Они ехали легкой рысью, в переднем всаднике он узнал Мелету. Но кто же другой? Неужели сумасбродная девчонка ездила в Тай за подругой?
Когда всадники поравнялись, пораженный Хети узнал Арама. Он выскочил на дорогу, конь Мелеты шарахнулся в сторону. Девушка выхватила меч, но, увидев Хети, снова вложила его в ножны и спрыгнула с лошади.
— Где ты нашла его? —крикнул обрадованно Хети.
— Твой друг — вор. Он хотел украсть моих лошадей. Развяжи ему руки и скажи, чтобы он никогда больше не делал то, чего не умеет делать. Всадник он никакой.
Пока Хети развязывал Араму руки, тот виновато говорил:
— Я пошел по твоим следам...
— Я так и понял.
— Меня смутила кровь у озера...
— Это кровь барса.
— Ты убил его?
— Если бы я. Она убила.
— Что тебе она сказала?
— Что ты плохой вор. Как ты находишь мою сестренку?
— Это чудо, а не девушка!
— Ты, я думаю, тоже понравился ей? Раз она тебя не убила.
— Что он сказал тебе? —спросила Мелета.
— Он говорит: жалко, что амазонкам нельзя выходить замуж.
Прошел час, а Хети не возвращался. Прошел еще час. Лота металась от окна к окну—ни Ликопа, ни Хети. Беспокойство ее росло, а мужчины все не появлялись. Лота понимала, что от нее что?то скрыли, что ее обманывают. Раз в этих местах появились амазонки, значит, селение возбуждено и... Нет, ждать дальше нет сил. Лота вышла за плотинку, поймала стреноженную лошадь, развязала ее и, вскочив на спину, помчалась в селение Тай...
... Хети, Мелета и Арам возвращались на пасеку. Лошадей вели в поводу. Говорили о встрече Мелеты с отцом и матерью. Вдруг на дороге увидели пыль. Со склона спускалась повозка.
— Что случилось, отец? — спросил Хети встревоженного Ликопа.
— Там… Чокея. Ее хотят убить! Меня они не слушают. Староста...
— За что убить?! —крикнул Арам.
— Они нашли много конских следов и кровь у озера. Ее винят...
— Это кровь барса, отец!
— Я понял, но они не верят мне. Они в плену у страха.
— Поедем сейчас же туда! —Арам вскочил в повозку Ликопа. —Не надо медлить!
— Ты, Мелета? — спросил Ликоп.
— Это она, — ответил Хети.
— Тебе туда нельзя. Отдай лошадей Араму и Хети, а сама иди обратно, на пасеку. Там твоя мать. Она, наверно, извелась от беспокойства. Иди, дочка, иди.
Арам и Хети вскочили на коней и ринулись к селению. За ними устремился и Ликоп.
Мелета осталась одна на дороге.
Пока Ликоп был старостой селения, его все слушали и уважали. Почтение к нему еще более усилилось, когда он спас таянцев от гибели. Но оставаться в селении ему и Лоте было опасно, и их отправили на пасеку. Прошли годы, и таянцы стали снова поговаривать о Ликопе. Заменивший его Дир не нравился жителям селения. При Ликопе таянцы жили дружно. Теперь селение раскололось. Дир, пользуясь властью, прибрал к рукам всю торговлю. Он перепродавал рыбу, виноград и фрукты. От этого разбогател. Сплотил около себя зажиточных хозяев, а всем остальным от них не стало житья.
Дир понимал, что бедных большинство и они, если захотят, выберут старостой Ликопа. Поэтому он стал настраивать против Ликопа женщин. И в этом, как это ни странно, помогала Лота. Она, как только оправилась от раны, стала приходить на сходки. Здесь она научилась фарнакскому языку. Потом попросила ее выслушать. Присутствие женщин на сходке таянцы терпели, но чтобы баба говорила?.. Но для нее (а Лоту считали спасительницей селения) сделали исключение. Она сразу же стала упрекать мужчин в лени, беспечности и даже... в трусости. «Амазонки, — говорила она, — сильны своей внезапностью, умением владеть оружием. Но если их остановить — они не так страшны, как все думают. Если селение нельзя взять с налета, амазонки чаще всего уходят. А остановить их можно укреплениями. Башня в селении уже есть, хотя и заброшена. Вся северная сторона Тая защищена обрывом— туда наездницы не пойдут.. Запад оборонит башня и остатки стен. Нам осталось укрепить только южную и восточную стороны селения. Если не лениться в зимние месяцы, если взяться дружно всем — стены можно возвести за одну–две зимы. Надо собрать деньги и купить металл. Надо самим изготовлять оружие, надо учиться им владеть. И если хотите, я помогу вам в этом». Мужчины вроде бы отнеслись к словам Лоты одобрительно, но женщины... Летом муж день и ночь на реке, на винограднике, в поле. Если он будет строить стены зимой, то кто же займется ремонтом хижины, двором, скотом? Опять мы? Так думали женщины, и Дир знал это. Сейчас настала пора подлить масла в огонь. «Если бы не этот пришелец Ликоп, если бы не его жена — ойропаты–разбойницы, может, и никогда не пришли бы в Тай, — говорил Дир. — А теперь набег за набегом, и вот снова ойропаты на нашей земле».
Когда Арам, Ликоп и Хети прискакали IB селение, Дир настроил против Чокеи почти всех. Сходка гудела на площади перед башней с утра. Здесь собрались все таянцы от мала до велика. Чокея связанная стояла на возвышении под палящими лучами солнца. Она еле держалась на ногах.
— В чем вина этой женщины? —- спросил Арам старосту, пробираясь к возвышению. Дир побаивался молодого охотника, тот был горяч, отважен и верховодил беднотой.
— Она сама призналась в своих грехах, — ответил Дир. — Семь лет назад она наслала на нас ойропат, чтобы поймать Ликопа, который убежал из плена. И только боги спасли нас от смерти,
— Будь честен, Дир, —не боги, а Лота, Хети и Ликоп спасли нас. И та же Чокея, которую вы судите. — Арам встал рядом с Диром.
— Теперь эта презренная женщина привела сюда ойропат снова, и уже пролилась кровь горцев. Хотя она и утверждает, что с нею была только одна девушка, но это ложь! Мы видели множество следов...
— Нет, это правда! Я сам видел эту кровь, я сам видел эти следы. Там было две лошади и кровь барса, которого убил Хети. Зверь ранил Хети, и девушка спасла его. Вот он стоит перед вами. Он подтвердит, что девушка была одна. И она его родная сестра. Она пришла сюда, чтобы увидеть отца и мать.
— Вот как! —воскликнул Дир. — Семь лет мы жили в страхе из?за того, что ждали ойропат, которые придут за Лотой, они, слава богам, не пришли, но теперь за дочерью Лоты придут непременно.
— И это неправда. Я знаю, Лота, ее дочь и эта женщина возвратятся обратно и никто не посягнет на твои богатства, Дир. И я еще знаю другое: тебе больше старостой не быть. Таянцы! До каких пор будет старшим над нами человек, живущий ложью, обманом и грабежом! Охотники! Скажите, сколько он платит нам за шкуры? Гроши! Рыбаки! Разве не за бесценок скупает он вашу рыбу? А сколько он выручает на продаже нашего вина? Он сеет между нами рознь, он держит нас в страхе, чтобы легче было грабить. Пусть Ликоп будет старостой, я это всем вам говорю...
... Лота въехала на холм, остановилась, чтобы оглядеть дорогу. Внизу, около овражка, на обочине дороги маячила фигурка человека. Может, это Ликоп, избитый и ограбленный? Никто другой эту дорогу не знает, не ездит по ней. А может, Хети? Лота ударила пятками в бока лошади, и конь галопом понесся вниз по дороге. Увидев всадницу, человек поднялся с камня. И по знакомому, привычному взмаху Лота поняла: перед ней амазонка. А та правой рукой уже выхватила из колчана стрелу, левой подняла лук и положила стрелу на тетиву. Чем ближе Лота подъезжала к амазонке, тем увереннее была, что перед нею ее Мелета. Она, конечно, выросла, но разве могут измениться ее милые черты? А амазонка уже подняла лук.
— Остановись, Мелета!
Лота соскочила с коня и, протянув руки, побежала к Дочери.
Вот она подбежала к ней. Дочь стоит неподвижно.
— Здравствуй, родная!
— Хайре, благословенная! — Мелета выбросила руку над плечом. Для нее Лота по–прежнему была полемархой...
... Под вечер на пасеку приехали Арам, Ликоп, Хети и Чокея. Лота и Мелета готовили ужин. Девушка изменилась, стала веселее и только на Ликопа глядела тревожно.
Отец хорошо понимал амазонку; он не пошел к ней с объятиями и вел себя так, будто Мелета здесь давно. Он хотел, чтобы она привыкла к дому, к матери, а потом и к нему.
— Ты знаешь, мама, — восторженно рассказывал Хети, — отца снова поставили в старосты. Арам молодец, он перевернул сходку вверх дном. Теперь мы снова будем жить в селении. И еще: таянцы согласились с осени начать строить стены. Теперь нам не будут страшны грабительницы из Фермоскиры.
Ужинали в молчании. Говорить по–фарнакски при Мелете было неудобно, только Лота изредка перебрасывалась с дочерью парой слов.
Потом разошлись на ночлег. Мелета долго не могла уснуть. Размышляя о происшедшем, она вспомнила, что среди своих подруг славилась тем, что больше всех тосковала о матери в первые годы учебы в гимнасии и это часто служило поводом для насмешек. Только теперь Мелета начала понимать, почему она отличалась от других амазонок. Ее мать Лота пришла в Фермоскиру из другого детства — она вскормлена не козьим молоком, а грудью матери, она познала ее любовь, познала вольную жизнь ребенка, она прошла через все то, чего лишены были дочери Фермоскиры. И все это передала Мелете. И все же Мелета не понимала, почему Хети, не родной сын Лоты, называет ее нежно, и ласково мамой.
Не спал, ворочался на своем ложе Ликоп. Мелета подумала и о нем. Выходит, что в ней течет какая?то частица крови Ликопа, он ей родной, но почему не чувствует она этого? Наоборот, Ликоп вызывал у нее чувство брезгливости, она не понимала, как мать может любить его. Вспомнился разговор с Хети об Араме. Она не могла представить Арама своим мужем, она не знала, сможет ли позволить ему приблизиться, дотронуться до нее...
Раньше всех в доме уснул Хети. Они легли вместе с Арамом в конюшне, на сеновале, и Араму не спалось. В свои двадцать два года он как?то не задумывался о женитьбе, не выделял из девушек селения никого. Хозяйкой дома была сестренка, а любовь еще не приходила к нему. А сейчас все мысли охотника были заняты Мелетой. Он представил ее убивающей барса, он видел, как она скакала на коне, вспомнил, как легко подбросила его на спину лошади. В эти минуты она казалась ему не просто красивой, но и величественной. И он подумал: если эту девушку взять в жены — никакие беды и невзгоды будут не страшны...
В пору, когда Ликоп и Лота были под опекой таянцев, они построили недалеко от поселка на горной речке плотину. Горная холодная вода перед высокой запрудой отстаивалась, нагревалась на солнце и сбегала звенящим водопадом. Под ним Лота любила купать свою кобылу — единственное существо, которое напоминало амазонке ее прошлую жизнь. Лота быстро забыла все, к чему привыкла в, Фермоскире, но любовь к лошадям в ней осталась.
Утром, как только семейство позавтракало, Лота предложила дочери искупать лошадей. Арам ушел на охоту — мясо кончилось, а гостей нужно было кормить. Чокея и Ликоп принялись хлопотать по хозяйству.
Захватив скребницы и щетки, мать и дочь привели лошадей к водопаду, поставив их под мягкие водные струи, начали мыть, скрести, чистить пыльные спины коней.
Говорила больше Мелета. Сбивчиво и волнуясь, она рассказала о том, как им с бабушкой Феридой тяжело жилось все эти годы, как они готовились к поездке в Тай, как ушли из сотни. Было сказано все о Беате, Кадмее, царице, Атоссе и Антогоре. Поговорили об Агнессе. Отпустив вымытых лошадей на траву, мать и дочь искупались сами и легли на горячий песок около запруды.
— Как тут хорошо, мама, — восторженно произнесла Мелета. — Ты счастлива?
— Мне не хватало тебя. Ах, если бы с нами была и бабушка. Я не спала всю ночь. Думала, как нам выручить ее из ссылки?
— Я не все сказала тебе. Я должна возвратиться в Фермоскиру.
— Одна? Тебя сразу же уничтожат.
— Выслушай меня, мама. Я и Чокея не пойдем в город. Мы поедем тайно в Леагры...
— Вы думаете, что вам удастся вызволить бабушку? Двоим?
— Удастся. Бабушка будет ждать нас в условленном месте. Мы просто выкрадем ее и привезем сюда.
— «Просто выкрадем». Нет, Мелета, ты плохо знаешь Атоссу. Она поднимет всю Фермоскиру, приведет сюда все войско, и нас ничто не спасет. Неужели Беата, бабушка и Кадмея, отпуская вас сюда, не понимали это?
— Тогда мы думали совсем по–иному. Мы думали, что тебя нет в живых, мы хотели уличить Атоссу и Антогору в Подлости, поднять всех рабынь побережья и выбросить из храма грешниц. Мы хотели помочь царице... Но теперь, я думаю, надо сделать по–другому.
— Как?
— Когда Беата возвратится из похода, мы встретимся с ней, как договорились. Пусть она скажет, что мы погибли. А исчезновения бабушки никто и не заметит.
— Я не могу согласиться на это. Надо поговорить с Ликопом, с Чокеей. Я боюсь...
— Мне все время говорили, да я и сама так думала, что амазонке страх не ведом. Я не была в больших делах, но поверь, я без страха пошла бы в любую схватку и убила бы всякого, кто _встал на моем пути. Но почему сейчас, здесь, на тихой пасеке я испытываю страх?
— Кого ты боишься?
— Себя. Я думаю об отце и боюсь заговорить с ним, мне очень нравится Хети, но порой я вдруг сознаю, что способна заколоть его. И Арам...
— Что, Арам?
— Хети сказал ему: «Женись на Мелете», и мне было приятно слышать эти слова. Но если я изменю заветам, не покарает ли меня великая Ипполита?
— Но я жива, как видишь.
— Ты не рождена в храме великой наездницы, тебя не погружали в святую купель храма. Ты изменила Фермоскире, но не богине.
— Запомни, дочь моя, —женщина рождена, чтобы любить. Любить родных, любить мужчину, мужа. И знай — любовь к мужчине бывает сильнее, чем любовь к матери, отцу и брату. Так было, так будет до скончания людского рода.
— Но почему всемогущая Ипполита повелела презирать мужчин?
— Не верь этому. Заветы оставила не Ипполита. Их придумали жрицы, такие как Атосса и Антогора.
— Почему ты думаешь так?
— Вспомни Изначалие, дочка. Разве сама Ипполита не полюбила мужчину по имени Язон и не была верна ему целых десять лет? Ради него она бросила царство, остров, дворец, богатство и поехала искать Язона. И не одна, чуть ли не все ареянки острова сделали то же. Первая подруга богини Антиопа тоже полюбила мужчину по имени Тезей, и когда Геракл обложил город ареянок, предала и богиню, и всех осажденных, отдала в руки врагов волшебный меч! Ради любви! Я знаю, в душе ты осуждаешь меня, но разве я предала кого?нибудь? Единственная моя вина — я полюбила, как это случилось когда?то с богиней, я так же, как и она, верно ждала встречи. Разве можно осуждать меня за это? Ты тоже такая же женщина, как и все. Ты рождена любить, и, мне кажется, ты полюбила. Я рада этому — Арам прекрасный человек. Он отважен, честен, красив. Или ты не любишь его?
— Я не знаю. Но сейчас я подумала: как же я уйду в Леагры, если он останется здесь?
Вечером, когда за столом собралась вся семья, Лота возобновила разговор о Фериде.
— Нужно идти, — сказала Чокея. — Вызволим мы ее или нет, но слепую старуху бросать одну нельзя.
Хети возразил ей. Он сказал, что торопиться нельзя. Любой охотник, прежде чем идти в логово зверя, долго и тщательно готовится.
Все ждали, что скажет Ликоп. Он долго молчал, потом заговорил:
— Я встречался с амазонками в бою. Я знаю, что это такое. Я был в Фермоскире и видел, как жестоко и беспощадно убивают человека. И если мы с тобой пошлем нашу дочь снова туда — мы пошлем ее на смерть. Мелета и ты, Чокея, — погибнете. Мало того, вы погубите и Фериду.
— И жителей селения тоже, — добавил Хети.
— Не забывайте, что Ликоп теперь староста. И вы все должны жить в селении. И строить стены и учиться воевать. И если амазонки придут сюда, можно обломать им рога.
— Моя мать, — сказала Лота, — все поймет и простит нас. Может быть, придет время...
В споре все забыли про Арама. Он один не понимал разговора и только догадывался, о чем идет речь. И когда Хети объяснил ему смысл спора, Арам вскочил с места и начал возбужденно говорить:
— Нас бьют ойропаты все время потому, что мы не мужчины! Потому, что мы, как клячи на лугу, стреножены страхом. О чем вы говорите здесь?! О том, чтобы бросить слепую, несчастную женщину на произвол судьбы. Речи, достойные мужчин! Ты, Хети, один пошел на барса, а своей сестре не хочешь помочь. Конечно, сидеть на тихой пасеке спокойнее. Я не упрекаю Ликопа, он — староста, но ты здоровый парень. И ты, Лота, как ты можешь оставлять Фериду в беде? Ведь она твоя мать. Не спорю, идти к ойропатам опасно, но разве горец боится опасности? Конечно, отпускать женщин одних рискованно, но мы?то на что? Я пойду с ними, и ты, Хети, тоже пойдешь. Да и сама Мелета стоит двух мужчин, с нею я готов броситься в любую драку. Скажи, Хети, разве я не прав?
— Если мы пойдем с ними — это же совсем другое дело! — воскликнул Хети. — Я говорил, что нельзя отпускать их одних.
Спорили долго, но в конце концов решили: пусть Чокея и Мелета отдохнут на пасеке, за это время Арам Хети подготовятся к далекому походу на берега Фермодонта.
