Книга: Прыжок через пропасть
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Дальше: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Гонец гнал коня на пределе сил собственных и сил доброго скакуна под датским седлом, взятого на копье у бежавшего с поля боя воина. Но, при всем старании, так и не успел к разгару турнира. Молодой бодрич-разведчик появился возле ристалища как раз тогда, когда восторженно, как морская штормовая волна, ревели берфруа, а князь Годослав совершал на белом коне почетный круг. Разведчик все понял, хотя он и не ожидал другого — как же это, да разве мог бы кто-то победить их князя! — и надумал было, по глупости, за барьер выскочить с докладом, поскольку сообщение привез срочное и весьма соответствующее моменту. Да чуть не получил от стражника удар алебардой под натруженный в дороге зад. Памятуя скандал, разразившийся только что, стража была готова к любым неожиданностям и смотрела за зрителями цепко, не подпуская близко к главным действующим лицам посторонних. Тогда гонец стал присматриваться к окружающим. Должен же кто-то здесь быть из своих, что с Годославом или со Ставром уехали. И увидел вскоре, что у одного из выходов в ристалище стоит сам Ставр.
Разведчик заспешил к своему командиру.
На руках у волхва был светловолосый ребенок, за спиной стоял какой-то пожилой человек, говорящий без остановки. Но к Ставру разведчика тоже пустить не захотели.
Стражники и тут блюли порядок. Что за нравы у этих франков! Не дай Свентовит дожить до того, что и в Рароге такие укоренятся!
— Ставр, Ставр! — позвал разведчик радостно, чуть не подпрыгивая по молодости лет. Весть, которую он привез, казалось, сама внутри у него прыгала, требуя точного повторения действия со стороны гонца.
Но волхв не услышал его за шумом с берфруа. Столько криков вокруг было, что невозможно среди них нужный выделить. А тут другой стражник барьер раздвинул, и Ставр, не выпуская с рук мальчика, двинулся к королевской ложе, а следом за ним спешил тот пожилой человек, что много болтал и тоже слушать мешал.
Годослав сидел на коне перед королем, что-то говорил ему. Разведчику с такого расстояния слов было не разобрать. Высокий вельможа спустился из королевской ложи в ристалище, принял ребенка из рук еще более высокого волхва. А Ставр остался там же стоять и слушать, что говорит князь Годослав королю Карлу. И только когда Карл сам встал и ответил князю, Ставр пошел к выходу, но теперь почему-то к другому, ближнему к нему. Опять разведчику пришлось обежать вокруг берфруа, таща на поводу усталого коня. И только тут Ставр увидел его.
— Ты почем здесь?
— Битый час тебя кричу, С вестью я… Воевода прислал… Теперь уже весть затаилась, стала игривой и не рвалась
наружу, как недавно.
Волхв нахмурился. Не ждал он хороших вестей. Слишком мало у Дражко сил под рукой, не успели с юга подогнать дружины. Рарог бы удалось охранить. А выступать навстречу и собой жертвовать, о чем прошлый гонец поведал, не стоило бы. И датское седло на скакуне нового гонца не обещало хорошего. Это седло красноречиво говорило, что столкновение с данами было.
— Даны пришли? — спросил волхв тихо.
— Не дошли… —. новость рвалась наружу.
— А ну… — остановился волхв. — Сказывай!
Гонец торопливо, захлебываясь от восторга, поведал итоги битвы, которую дал князь-воевода Дражко больше чем вдвое превосходящим его силами данам.
— Полностью перебили. Сотен восемь или девять оторваться сумели. Я вот и коня с бою взял! — похвастался.
— Где же ты раньше был! — сурово и устало нахмурился, чуть не застонал Ставр. — Совсем чуток бы пораньше… Тогда Годослав по-другому бы с Карлом говорить стал.
— Не пробиться к нему было… И к тебе не пробиться… Гонец рассказал, как чуть не получил алебардой под зад.
— Надо было пробиться! Да что уж говорить теперь… Теперь наверстывать надо, пока непоздно. Там, — показал волхв, — на углу наши стоят. Поезжай к ним. И смени седло. Не гоже тебе в таком красоваться. Я попробую до Годослава дойти. Порешаем, как быть…
И, не глядя больше на молодого гонца, Ставр задрал голову, с высоты роста высматривая путь к своему князю. Путь был прямой, но чтобы пройти такое небольшое расстояние, следовало бы сначала послать Дражко с дружиной, чтобы его основательно расчистить. Князь ехал в сторону палаточного городка, со всех сторон окруженный восторженными рыцарями. И франками, определившими с первого взгляда возможного нового фаворита короля, и саксами, понимающими, что если Карл держит их с одной стороны — с запада, то теперь будет иметь возможность держать и с другой — с востока. А вокруг своих рыцарей, как и положено им, толпились празднично одетые оруженосцы и слуги. У короля такой свиты нет, к Карлу Ставру пробиться легче, чем к своему же князю. Как хорошо было раньше, когда никто Годослава не знал!
Вздохнул волхв, сурово перехватил посох посредине, и стал тыкать им перед собой, пробивая дорогу. И в доспех кому-то, как в пустую бочку гудящий, тыкал, и в ребра другому. На него ворчали, прикрикивали, отмахивались, подвизгивали, чуть не в драку лезли, а он пробивался и пробивался вперед, не слыша или не обращая внимания на возмущение. Силой Свентовит не обидел Ставра, предвидя, должно быть, такую сложную ситуацию.
Но вся группа, окружившая Годослава, двигалась, Став-ру приходилось одновременно пробивать дорогу и догонять, а это давалось в такой толчее нелегко. И потому достичь цели он сумел лишь в самом палаточном городке, у скромного жилища князя. Но там он уже имел преимущество. Если свита победителя не решилась преследовать своего нового кумира в палатке, то Ставр мог себе позволить нанести визит без приглашения. Годослав только повесил у входа весь избитый свой щит и скрылся за пологом, как Ставр в щит коротко стукнул и вошел вслед за князем.
— Похоже, Карл, княже, рвет на себе от ревности волосы…
— Что так? — равнодушно спросил Годослав. У него уже прошла эйфория от триумфа и, как всегда бывает в такой ситуации, беспокойные думы последних дней вернулись, чтобы продолжать терзать ум и сердце.
— Вся его свита, за исключением должностных чиновников, перешла к тебе. Они тебя на памятные кусочки разорвать готовы, чтобы потомкам показывать клок волос и гордо говорить, кому эти волосы принадлежали. Я еле-еле к тебе пробился…
— Но пробился-таки…
— И боюсь, что не слишком тебя обрадует моя добрая весть.
— Добрая весть не может не обрадовать.
— С одной стороны это так. Как не порадоваться, что Горислав поднял Дражко… И не так, чтобы по двору гулял, а так, чтобы данов побил.
— Данов побил? — непонимающе переспросил князь. — Ах да, он собирался с горсточкой людей выйти навстречу целой армии, чтобы не пустить ее к Рарогу до подхода подкрепления. Так что там произошло?
— Нет больше у данов этой армии. Дражко разбил их. Только восемь сотен догнать не сумели — кони притомились. Остальных положили…
— Как так? — боясь поверить, улыбнулся Годослав. — Сколько у Дражко было дружины?
— Четыре тысячи с половиной. Из них шестьсот стрельцов.
— Куда он их столько потащил… Стрельцам место на стене…
— Они-то дело и решили. Дражко новую войну задумал. Не в сече людей класть, а до сечи врага не допускать.
— В этом есть зерно! — Годослав головой покачал. — Он мне уже давно о таком говаривал. Так что там произошло?
Ставр пересказал донесение гонца.
— Эх, — в сердцах ударил Годослав ладонью по коленке, но тут же и засмеялся. — Знать бы раньше… Я бы Карлу вместе с подданством и чистую от войска данскую границу преподнес. Пусть вместо нашего княжества на данов идет! Прямо по Лабе спустится. Благо, лодки и плоты, как ты говорил, уже готовят…
— Знать бы, можно было бы и княжество не предлагать. Там еще вторая армия стоит. Если Полкан ее потопит…
— А он потопит! Я Полкану верю.
— …Полкан потопит, а Дражко остатки добьет так, что рога и перья в разные стороны полетят, что он и желает сделать, тогда совсем будет обидно под Карла идти.
Князь задумался. Привычно прошагал по палатке. И сказал уже серьезно:
— Нет. Этого нам не минуть. Пройдет год, Готфрид оправится. Викингов в море не отпустит. Снова руки на юг протянет… Да и Карл без этого, давай будем думать честно, пошел бы на нас. Мало у нас сил, чтобы выстоять.
— Радегаст в помощи не откажет, как не отказал с данами. Не надо было тебе про вассальную зависимость говорить. Так бы обошлось.
Князь подумал еще минуту.
— Нет. Одно дело — десять тысяч разбить. Но не сто. С такой армадой нам не справиться никак. А Карл в состоянии и сто тысяч собрать. Ладно… Я буду собираться на обед к королю. После обеда состоится, скорее всего, какой-то конкретный разговор. Сам обед, как меня предупредили, будет на вершине холма в королевской ставке. Если будут новости, ты меня извести.
— Ты, княже, предупреди стражу… А то к тебе не подпустят.
— Сделаю.
* * *
Королевский обед проходил в том же месте и в такой же обстановке, что и трапеза по случаю приезда графа Оливье. Но в старых декорациях появились новые действующие лица. Во-первых, место графа по правую руку от короля на сей раз было отдано победителю турнира. Это была большая честь, которую король мог бы и не жаловать князю бодричей, как считали многие придворные. Они на Годослава посматривали искоса, хотя и не показывали откровенно ревнивой неприязни. Но во всех королевских дворах всех государств мира появление нового фаворита означает не просто отдаление старого, оно означает еще и отдаление всего двора дальше, чем ему хотелось бы.
Впрочем, все понимали, что положение княжества бодричей таково, что не позволит его правителю постоянно быть с Карлом. Княжество — не графство. Оно требует сложного управления. И потому, зная, что вскоре Годослав удалится в свой Рарог, ему почти прощали момент славы и возвышения.
Если первый обед проходил в день обоснования короля на новом месте и до основательного устройства было еще далеко, то сейчас придворные уже чувствовали обжитость ставки. Это впечатление усиливал такой внешний атрибут, как обилие дичи на столах. Это расстарался эделинг Видукинд, который на сей раз занял соответствующее положению место уже под своим именем. За день до решающих схваток на турнире, эделинг отправил своих людей на большую охоту в близлежащие леса. И теперь дичь украшала каждый стол. А королевский стол — особо. Два кабана-секача стояли друг против друга в противоположных концах. Длинные желтые клыки их были устрашающе направлены на соперника. Королевский повар проявил все свое искусство, сняв с диких зверей шкуру целиком, промыв ее в уксусе с давленым чесноком, а потом пришив на отваренную в соусах целую тушу, фаршированную местными грибами, доставленными к королевскому обеду ваграми князя Бравлина. Прямо перед королем красовался на большом деревянном расписном подносе отваренный и облаченный в собственные перья белый лебедь, выгнувший прекрасную шею. Лебедя доставили к столу тоже вагры, но в отличие от кабана они сами же и готовили его, потому что королевский повар с такой птицей работать не умел и боялся испортить произведение искусства неумелым обхождением. Что он сам, впрочем, признал перед Карлом, чтобы похвалить помощников, приехавших к нему из соседних городов. Те же вагры доставили к столу и диковинный ржаной хлеб, но признались, что полудали его от бодричей с другого берега Лабы. Таким образом, стол выглядел символом объединения, как завершившийся турнир.
Король ел привычно мало, только пробовал по маленькому кусочку от каждой смены блюд, но с удовольствием наблюдал, как насыщаются другие. К разочарованию Карла; Годослав, такой громадный рядом с ним, тоже не страдал излишним аппетитом.
— Друг мой, Алкуин, — поинтересовался монарх, — а что стало с нашим победителем состязаний бойцов на дубинках? Стоило бы пригласить сюда брата Феофана. Он смог бы подать пример другим гостям, если умеет так же много есть, как и пить. А, если судить по его, мягко говоря, объемному корпусу, так оно и есть в действительности.
— Увы, Ваше Величество, — с улыбкой опустил голову аббат, сидящий крайним слева от короля. — С нашим уважаемым другом произошла неприятная метаморфоза…
— Что за метаморфоза? — заинтересовался Карл.
— Теперь мне, Ваше Величество, уже не суждено решить ту сложную задачу, которой я посвятил несколько лет. Если вы помните, я мечтал понять, как брат Феофан умудряется выпивать больше, чем может в него вместиться. Мне не следовало оставлять его одного надолго.
— Так в чем все-таки дело? — Карл настаивал на подробностях.
— Дело это выглядит несколько странно, Ваше Величество. Вы изволили вручить победителю боя на дубинках целый воз с бочонками вина. Брат Феофан, поскольку не имеет собственного подворья, решил на время оставить воз во дворе трактира, где он остановился. А вот там произошло что-то непонятное. Он начал пробовать вино и несколько утомился то ли от этого занятия, то ли от самого турнира. Тут к нему подступили посетители заведения с вопросом о вкусе вина. Он разрешил им попробовать, а сам лег отдохнуть под одним из столов, где, как ему показалось, достаточно мягко. Впрочем, брат Феофан привык к истязаниям собственной плоти и весьма неприхотлив в поисках уюта. А когда проснулся и потребовал принести себе под стол вина, ему сообщили, что вино кончилось. Естественно было удивление прославленного бойца на дубинках. Ему казалось, что он не в состоянии выпить целый воз, а хозяин утверждал именно это. Я бы не поверил хозяину тоже, но уже не однажды убеждался, что брат Феофан способен творить чудеса. Однако жажда, вероятно, мучила нашего друга достаточно сильно, и он обиделся на хозяина и на посетителей. И начал, как говорят нехристи-саксы, крестить их дубинкой. Мне сообщили, что в трактире поломана вся мебель. Но это не от дубинки, а от живота нашего любезного и смирного, пока его не обидят, брата. Потом он выскочил на улицу, и тут ему подвернулся под горячую руку тот стрелец, что тоже стал победителем турнира. Но луком бить, как все мы понимаем, несподручно. А дубинкой вполне удобно. Стрелец монаха не тронул, а брат Феофан огрел стрельца прямо по лбу, что слегка возмутило спутника бод-рича, того высокого волхва, вы помните его, Ваше Величество. И вот этот волхв, не думая долго и не дожидаясь от нашего монаха удара и по своему лбу, сам огрел преподобного своим тяжелым посохом. После чего брат Феофан успокоился и надолго заснул. Надо думать, что у волхва в руках могучая сила, потому что до этого никому не удавалось с одного удара утихомирить такого славного бойца.
— Интересно, — усмехнулся король, — но где же здесь метаморфоза?
— А метаморфоза, Ваше Величество, заключается в том, что волхвы, насколько мне известно, обладают некоей магической силой. И эта магическая сила неведомым и непонятным лично мне образом подействовала на нашего любимого всеми монаха.
— Надеюсь, он хотя бы жив?
— Более того, Ваше Величество. Он не только жив, но еще и прекрасно грустен по той простой причине, что после удара совершенно перестал переносить запах вина.
— Как так? — не понял король.
— Очень просто, Ваше Величество. Когда брат Феофан пришел в себя, сердобольный трактирщик принес ему стаканчик из своих запасов. И брат Феофан не смог выпить ни глотка. Ему противен винный запах, и он уже второй день пьет только чистую воду и молится за спасение души злобного волхва, испортившего славному монаху всю оставшуюся жизнь.
Карл захохотал. Засмеялись и придворные. Даже те, кто сидел далеко и не слышал ни слова из рассказа аббата Ал-куина. А поскольку на обед было приглашено около пятисот человек, то хохот слышала, должно быть, вся округа и удивлялась.
— Брат Феофан должен быть счастлив, — сказал с улыбкой князь Годослав, — что так удачно расстался с волхвом Ставром. Это удается не всем. И лечение монаху пошло, как я понимаю, на пользу. Иногда Ставр лечит эффективно, но это не всем нравится.
И Годослав рассказал, как лечил волхв в лесу жалтоне-са датского короля. Это вызвало новый взрыв смеха.
— Кстати, ваш волхв легок на помине, — сказал Алкуин. — Если не ошибаюсь, именно он поднимается сюда по дороге. Конечно, это он. Другого человека такого роста я не встречал в округе.
— Очевидно, Ваше Величество, — поклонился Годослав, — мне пришло сообщение из княжества. Я оставил приказание передать мне новости, если они будут срочными. Разрешите мне на несколько минут покинуть вас…
— Пожалуйста, князь, — согласился Карл, — только не покидайте нас надолго. Мне весьма понравился ваш рассказ об эффективном лечении, но у меня возникли в связи с этим некоторые вопросы. Не откажитесь удовлетворить мое любопытство.
— Я непременно скоро вернусь, Ваше Величество. Годослав вышел из-за стола и направился по дороге навстречу Ставру.
— Гонец?
— Гонец, — даже всегда невозмутимый Ставр сиял.
— Сказывай.
— Полкан потопил треть датской армии. Потом они с Дражко ударили по остаткам с двух сторон. Но части данов — примерно около тысячи солдат — все же удалось бежать, а уже в Дании, по ту сторону границы, где они никак не ожидали опасности и устроились на привал, их нашел с пятью сотнями сотник Оскол с Буяна и довершил разгром.
— Он что, вошел за ними в Данию? — удивился Годос-лав. — Это будет пощечина Готфриду, который весьма дорожит своей территорией.
— Нет, княже. Оскол не за ними пошел. Как только дань! перешли нашу границу, Полкан по приказу князя-воеводы отправил эти пять сотен в Данию, чтобы пожечь там все приграничные поселения. А потом Оскол должен был ударить по наступающему полку. Только он ударил уже по отступающему.
— Хорошие вести. У меня есть веские аргументы для разговора с королем. Он, кстати, просил меня не задерживаться. Так что я пойду…
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Дальше: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ