ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Продолжение удивило и даже опечалило Карла. После убедительного итога первого тура, как объявили герольды для всех берфруа, сразу несколько рыцарей отказалось от попыток составить зачинщикам конкуренцию. Для них правила предусматривали отдельный утешительный джауст по завершению основного, где пассивные рыцари смогут посоревноваться друг с другом, не претендуя на приз, но получив боевой опыт для дальнейшего. Такой поступок не считался трусостью, хотя и не поощрялся наградами.
Тем не менее вторая пятерка сформировалась быстро. На сей раз рыцари со стороны, уже подобранные с большей тщательностью, выглядели и более достойно. И после первой схватки только монсеньор Анжуйский остался без противника. Герцог опять изменил тактику: он позволил противнику нанести удар первому, хотя это и считалось вероятной возможностью для поражения. Но Жофруа так прочно сидел в седле, что мог себе позволить и поиграть, чем вызвал симпатию понимающих зрителей. Он жестко зажал копье под локтем, отвел встречный удар легким, но вовремя совершенным движением щита, и противник на его копье просто наткнулся сам, не успев после собственной атаки по иному сгруппировать мышцы тела. Быстрый встречный бег лошади и инерция обоюдного движения сыграли свою печальную роль, и герцог спокойно, не оглядываясь, направил коня к своему шатру, уверенный, что схватка на мечах уже не понадобится. Так и оказалось.
Остальные рыцари выдержали первую схватку. Только Салах ад-Харум получил удар не в щит, а в голову и потерял шлем. Но в седле сарацин усидел, смягчив удар за счет гибкости своего тела и умения не испытывать силу копья, а уклоняться от него в сторону, как гибкая ветка ивы. Согласно правилам, поднять шлем он не мог, пока не победит противника, и на вторую схватку вынужден был выехать с открытой головой/тщательно закрываясь щитом. Те же правила разрешали сарацину отказаться от боя и перейти в категорию пассивных рыцарей, чтобы продолжить турнир в утешительных боях, а не отправиться в ресе. И никто не осмелился бы обвинить ад-Харума в отсутствии отваги. Но он предпочел риск. И оправдал надежды графа Оливье, который очень переживал за своего спасителя, хотя, памятуя недавнее замечание короля, внешне старался не показывать эмоций.
Во второй схватке Салах ад-Харум проявил свой горячий нрав и показал то, на что способен его конь. За короткий отрезок до середины ристалища он сумел обогнать остальных зачинщиков, имеющих коней более тяжеловесных, на целых полтора корпуса, и встретил своего противника, когда тот еще не успел собраться. Стремительная атака просто смела с седла рыцаря. Теперь сарацин имел право принять свой шлем из рук стражника и подготовиться к новой встрече во всеоружии.
Так же мощно провел свой поединок и князь Бравлин. Ему в противники достался великан-франк, обладающий, по словам монсеньора Бернара, почти нечеловеческой силой, однако весьма неповоротливый. Франк, как ни старался, так не смог подобрать себе подходящего коня. Из всех лошадей, которые так или иначе мелькали на турнире и вокруг него, только конь сакса Гаса смог бы носить такою гиганта без ущерба для себя. Но маленький воинственный сакс, как уже знали все, к своему боевому другу был чрезвычайно привязан и не отдал бы его ни за какие деньги. Он даже схватился с Третьеном из Реймса из-за этого. И чуть, кстати, не лишился жизни. Сейчас Гас, оправившийся после боя, наблюдал за поединками с берфруа, сидя рядом со своим недавним противником, и тоже, наверное, думал о человеке, которого его лошадь вполне могла бы устроить.
В первой схватке лошадь великана еще вполне справилась со своей задачей, хотя не могла блеснуть быстротой, неся на себе такую тушу, да еще утяжеленную доспехом. А во второй даже зрителям была заметна усталость животного. По крайней мере лошадь отстала от других, и встреча франка с Бравлином произошла чуть в стороне. Князь в отличие от соперника сумел набрать необходимую скорость.
И его удар был настолько мощным, что всадник рухнул в ристалище вместе с лошадью.
Баварский барон Борк встретился с равным соперником. Он почувствовал это еще в первой схватке, когда оба они сломали копья. Заменив оружие, они сломали и его, сойдясь во второй раз. Но теперь каждый, пользуясь отказом от итальянских правил, предусматривающих разделяющий рыцарей барьер, старался скакать вплотную к сопернику, и, таким образом, уже сломав копья, они сломали и щиты, столкнувшись ими. Но если Борк сумел усидеть в седле, то его противник вылетел наземь так основательно, что еще ударился и о защитный барьер головой. Шлем спас рыцаря, но досталось ему так, что турнирные стражники были вынуждены выводить рыцаря с ристалища под руки.
Третья схватка понадобилась только эделингу Аббио. Ему в противники на этот раз достался соотечественник, внешне тонкий и стройный, не похожий фигурой на большинство местных саксов. Третья копейная схватка тоже не выявила победителя, и они сразу развернули коней. Эделинг выхватил короткий саксонский меч, не слишком удобный для конного боя, а соперник отстегнул от седла пломмею. Аббио удачно атаковал без разведки, нанеся несколько сильных ударов с ближней дистанции, но когда она вынужденно разорвалась, атаковал уже его соперник, причем опасно. Тяжелый молот с треском ударил в щит, который вовремя успел подставить эделинг, но кистень угодил Аббио в плечо, если и не сломав кость, то заставив изменить позицию и защищаться под иным углом. Эта смена позиции дала противнику возможность нанести второй удар, такой же опасный, потому что на сей раз кистень угодил в шею, к счастью, прикрытую бармицей. После третьего удара кистень попал уже в шлем, но не в открытую макушку, откуда был выпущен знаменитый хвост, а соскользнул на спину. Аббио пришлось бы плохо, однако у стройного воина, видимо, просто не хватило физических сил на быстрое и своевременное нанесение четвертого разящего удара. Пломмею он поднял очень медленно, и Аббио сообразил, в чем его единственное спасение. Он стремительно сократил дистанцию, умело управляя конем лишь шенкелями. И, приблизившись со стороны правой руки, не позволил противнику отодвинуться для следующего размаха, одновременно нанося множество быстрых и коротких ударов. Один из них все же пробил щит и ранил левую руку противника. Почувствовав это, эделинг увеличил скорость своих движений, смяв рыцаря шквалом атак со всех сторон и в конце концов выбил его из седла. И сам спрыгнул на землю раньше, чем тот успел встать. Меч Аббио был нацелен в забрало лежачего.
Эделинг ждал объявления победителя. Герольд тут же бросил между ними жезл.
Осталось еще две пятерки рыцарей, готовых сразиться с зачинщиками из сборной группы. До сих пор ни один из зачинщиков не потерпел поражения. Но теперь против них выступали самые серьезные бойцы, и каждая схватка должна была представлять собой захватывающее зрелище.
— Я начинаю опасаться, что нам будет трудно определить победителя, — сказал король. — Слишком уж хорошо выглядит каждый.
— А что если устроить бои зачинщиков между собой? — из-за спины короля спросил шевалье дю Ратье. — Тогда победитель определится сам.
— Это против всех правил, — традиционно возмутился монсеньор Бернар. — Символически такое состязание будет означать, что внутри королевского дома раздор. Победителя должны определить только маршал турнира и король.
— Не спешите, господа… — маршал турнира граф Оливье решил, что тоже имеет право высказать свое мнение. — Лучше посмотрите в ристалище. Сигурд что-то доказывает герольду. Мне кажется, насколько я понимаю смысл жестов, он желает пренебречь высокой оценкой своих способностей бойца и выйти не в последней пятерке, а уже сейчас. Или он боится, что ему достанется мало славы?…
— Да, — согласился король, — так и есть. Горячий же у него норов! Герцогу просто не терпится вступить в бой. После вчерашнего позора он желает проявить себя перед публикой наилучшим образом и вернуть потерянное уважение.
— Вчера вечером, Ваше Величество, граф Оливье был прав — в городе много разговоров о той подлости, которую Сигурд хотел устроить эделингу Аббио, — сообщил шевалье дю Ратье. — И хотя Аббио не из здешних краев, он тоже сакс, и саксы возмущаются герцогом. Даже при блестящем выступлении, ему не вернуть себе былую славу. Смотрите сами, смотрите!…
Сигурд въехал в составе следующей пятерки в ристалище. Началось представление. И как только назвали герцога по имени, с берфруа тут же раздался оглушительный свист и улюлюканье. Публика явно не хотела признавать вчерашнего своего любимца, и из кумиров он в одночасье превратился в нежелательного участника. Герцог понял это и бросал по сторонам злобные взгляды, презирая толпу, как он презирал всех собравшихся здесь рыцарей. О том же говорил и доспех викинга. День назад Трафальбрасс разгуливал по лагерю одетый совсем иначе.
* * *
Несмотря на активную и откровенную нелюбовь и самих участников, и зрителей, и вельмож к датскому герцогу, все наблюдали именно за ним, зная, что в воинском искусстве Трафальбрасс может посоревноваться с лучшими воинами Европы. Противником Сигурда по воле случая оказался баварский барон.
— Я очень хотел этого! — воскликнул Борк так громко, чтобы было слышно в королевской ложе. — Бог услышал мою просьбу.
В ответ Сигурд захохотал не менее громко, хотя и более оскорбительно.
Герольд зачем-то посмотрел сначала на маршала, словно самому ему не хватало смелости, но все же дал команду к началу схватки.
Сигурд будто бы очень торопился. Он так гнал коня, что оказался впереди всей своей пятерки. И никто даже не понял, что произошло, как они с бароном Борком умудрились проскакать мимо, не задев друг друга. И только минуту спустя стало заметно, как роняет копье баварец, даже не успевший нанести удар, а сам медленно, будто неохотно, падает с коня.
— Вы видели что-то, Трюгвассен? — спросил король. — Что там произошло?
Хотя в схватке принимали участие еще четыре пары рыцарей, все поняли, о чем идет речь.
— Мне показалось, что они оба промахнулись, — ответил ярл.
— Сигурд не умеет промахиваться, — мрачно покачал головой граф Оливье. — Он, Ваше Величество, нанес опережающий удар в горло с вытянутой руки. Чрезвычайно рискованный удар в случае промаха. Надо быть очень хорошо подготовленным и уверенным в своих силах, чтобы позволять себе такой риск с опытным бойцом. Барон Борк убит.
— Может быть, просто ранен? — с надеждой спросил король, потому что привязался к мрачному баварцу за те полтора года, как включил его в свою охрану.
— Нет, Ваше Величество. После такого удара часто вообще отрывается голова. А рана может быть только смертельной. Борк убит.
Герольд с ристалища показывал знаком то же самое.
Остальные участники схватки разъехались по сторонам с миром. Ни один не сумел добиться преимущества. Более того, сам Жофруа Анжуйский получил от широкоплечего вагра такой удар, что лопнула мощная подпруга седла. Герцог пошатнулся, но удержался за счет сильных колен. Седло менять правилами разрешалось точно так же, как лошадь. Но герцог лошадь сменить не захотел, предпочитая сменить весь конский доспех, что заняло немалое время. Рыцари ждали терпеливо и молча, сосредоточенно настраиваясь на следующую схватку, только один Сигурд разъезжал перед строем, подбадривая себя движением. После впечатляющей победы он ждал одобрительных возгласов с берфруа. Но никто не выкрикнул в восторге его имя — саксы уважали Аббио больше, нежели пришлого рыцаря, и это все больше раздражало и озлобляло дана, потратившего немалые суммы на подкуп молодых и знатных саксов, настраивающих своих соотечественников против Аббио и Видукинда.
Солнце стало уже припекать по-дневному, хотя время все еще было раннее. В такую погоду тяжелее дышится, металл раскаляется и обжигает тело. Поэтому хотелось, чтобы турнир скорее возобновился. Наконец, рыцарский конский турнирный доспех, а это достаточно сложное в сборке сооружение, включающее помимо седла еще и наглавник, тяжелый нательный и легкий сопутствующий доспехи, чего просто не бывает у обыкновенного воина-всадника, участника самого кровавого сражения, был приведен в порядок. И в дополнение, после слуг, самым тщательным образом проверен самим герцогом. Жофруа хотел за свою безопасность отвечать сам.
Герольд спросил рыцарей о готовности и дал сигнал. И снова две четверки устремились навстречу друг другу. Сигурд на схватку даже не смотрел. Он ждал нового соперника.
На сей раз в составе рыцарей со стороны выступали в самом деле сильные, почти равные Трафальбрассу бойцы. Из зачинщиков только Салах ад-Харум сумел выбить из седла противника так, что тот остался на земле неподвижным. Однако одновременно с этим еще один вагр, фигурой похожий на противника Жофруа, внешне очень легко сбил на землю эделинга Аббио. Но Аббио, гибкий, как змея, перевернулся, прокатившись по земле и умудрился вскочить на ноги и выхватить меч прежде, чем славянин успел развернуть коня. Но длинный славянский меч, который обнажил вагр, отбросив в сторону копье, был гораздо более приспособлен для одиночной схватки, нежели саксонский, хотя саксонским мечом можно наносить еще и колющие удары. В несколько ударов вагр разбил щит эделинга, а потом и сломал его меч, так и не подпустив сакса на короткую дистанцию. Не дожидаясь завершающего удара, который вагр готов был нанести по безоружному, хотя и закрывающемуся остатками разбитого щита противнику, герольд выбросил между бойцами жезл.
— Не успеешь пожаловаться, что трудно будет выбрать победителя, как претенденты один за другим покидают ристалище… — посетовал король.
— То ли еще будет, Ваше Величество… — сказал Оливье.
— То ли еще будет, Карл, когда в ристалище выйдет князь Ратибор, — сказал Бернар. — В меле он мне понравился больше, чем Сигурд. Хотя Сигурд там совмещал обязанности командира с желанием рыцаря показать силу, а это не всегда хорошо.
В завершающей схватке герцог Анжуйский все же выбил вагра из седла и уже ударами меча сверху сумел быстро разбить щит и свалить противника наземь. Оставшаяся пара в джаусте не сумела выявить преимущества соперников, и князь Бравлин схватился в мечевой схватке с быстрым рыцарем-франком. Франк наносил по два-три удара тогда, когда князь вагров успевал ответить лишь одним. Щиты противников скоро превратились в щепы и были отброшены, и только искры, заметные даже на дневном свету, летели в разные стороны, когда со звоном сталкивались лезвия мечей. Франк был, очевидно, значительно моложе, и скоро стало заметно, что Бравлин устает.
— Кто мне рассказывал накануне про удивительную быстроту мечевой схватки у славянских князей? — спросил Карл. — Кажется, это называли «хрономагией»? В таком случае наш молодой рыцарь владеет ею в два раза лучше, чем Бравлин. По крайней мере он постоянно опережает и в защите и в нападении прославленного князя.
— Подождите, Ваше Величество, — возразил аббат Алкуин. — Бравлин начнет действовать, когда поймет, что он на краю гибели. Я так слышал, что для применения хрономагии требуется определенное состояние духа.
И в самом деле, только произнес граф эти слова, как князь ударил шпорами коня и в два скачка оказался в стороне. Такой неожиданный маневр дал ему возможность перевести дыхание и, должно быть, к чему-то приготовиться. Молодой же франк решил, что князь, в бороде которого было немало седины, совсем лишился сил. И потому бросился вперед с необдуманным пылом. И тут король увидел вихрь из блестящей стали. За какое-то мгновение по бедному франкскому рыцарю было нанесено такое множество ударов, что не выдержал бы ни один человек в самых крепких доспехах. Рыцарь рухнул под ноги коня.
— Зачинщиков осталось только трое… — печально произнес Карл.
— А их противников, Карл, целых двое… — не терял оптимизма Бернар. — Мой прогноз: в последнем поединке сойдутся герцог Анжуйский и князь Ратибор.
— Но там еще пять рыцарей, — сказал король. — Они свежи и рвутся в бой. Двоих мы знаем, а из оставшихся трех один может оказаться тем самым рыцарем-бретером…
— Вовсе не обязательно, Ваше Величество, — не согласился граф Оливье. — Рыцарь-бретер не обязан выигрывать турнир. Ему не нужна слава. Более того, она вредна его ремеслу. И мы не знаем того, за кем он охотится. Потому я вполне допускаю, что предмет охоты может оказаться в числе пассивных рыцарей. В таком случае и бретер должен пожелать участвовать в утешительных поединках.
— Это возможно, граф, — согласился Карл. — Но тогда мы так и не сумеем его выявить.
— Мы не сумеем его выявить в любом случае, если он вообще существует, Ваше Величество.
На ристалище выехал еще один рыцарь, названный герольдом. Бойцы заняли позицию.
— Как вчера нам говорил герцог Анжуйский? Главное, не дать Сигурду победить в джаусте. В мечевом поединке, как показалось Жофруа, он выглядит слабее. Я не такой специалист, как наш славный герцог, но после вчерашнего меле мне кажется, что он был прав.
— Вот и задача перед моим другом Салахом… — печально сказал Оливье. — Признаться, я сильно волнуюсь за него. В копейном поединке он как раз, мне кажется, слабее, чем в мечевом. И пусть он поклоняется Аллаху, но я, честный христианин, все равно молю Бога о его победе!
— Пусть Бог будет судьей между магометанином и язычником, — сказал Карл, ничуть не смущаясь, что слева от него сидит другой язычник — ярл Трюгвассен.
Теперь уже только три пары рыцарей заняли ристалище. Прозвучала команда, и они пустили коней. Граф Оливье даже приподнялся, забыв о предупреждении короля, чтобы всмотреться в упавшего с седла друга. Салах не шевелился, над ним склонился герольд. Но не дал знака, означающего смертельный исход. Точно так же не дал он сигнала и после осмотра двух других рыцарей. Герцог Анжуйский и князь Бравлин с первой же попытки вышли победителями.
— Двое против одного… — сказал Карл.
— Двое против пятерых, Ваше Величество — поправил дю Ратье.
— Что там решает герольд?
— Он говорит о чем-то с Ратибором, — рассмотрел Оливье. — Кажется, Ратибор боится, что у него не останется достойных противников и потому, по примеру Сигурда, рвется в бой… Да, герольд согласен, согласны и оставшиеся рыцари… Ни один из них не выказывает откровенного желания попасть на копье Жофруа или Бравлина. Ах, вот даже как… Они уезжают к пассивным… Очевидно, утешительный поединок устраивает их больше. Это их воля… Итак, Ваше Величество, двое на двое! Двое на двое…
Рыцарь, которого назвали князем Ратибором, выехал в ристалище…