ГЛАВА 48
Свадьба сняла тяжкий груз с плеч Людовика. Теперь можно было заняться и давно задуманным походом на север Африки. Папа благословил, обещал помощь. Но молчит немецкий король, английский… Что ж, во имя Христа он и один готов приобщать людей к истинной вере. Он совершит свой поход во что бы то ни стало.
Король вызвал к себе маршала Ферри Патэ, главного распорядителя военных обрядов. Когда он вошел в кабинет, король с пером в руке читал какую-то бумагу. На приветствие маршала ответил только кивком головы и, не отрываясь от чтения, указал пером на кресло. Маршал, кряхтя, нарочно громко опустился в него, желая этим оторвать короля от чтения. Но это не помогло. Грызя верхнюю часть пера, он возмущенно качал головой. Потом внезапно оторвал глаза от бумаги и, упершись взглядом в Патэ, выпалил:
– Итак, Ферри, что у нас с дорогами?
– Позвольте, сир, с какими?
Пот выступил на лбу маршала.
– С какими, с какими, – он опять уперся в эту злосчастную бумагу, – а с такими, которые ведут… так, нет, сударь, дураков не ищите.
– Простите, это вы мне, сир?
– А вы разве… дурак! – и заулыбался.
– Раньше я этого ни от кого не слышал, – в голосе слышны были нотки обиды.
– И не услышите. Это могу сказать только я. Так что с дорогами? – повторил он вопрос.
Голова маршала начала работать.
– Вы имеете… в виду… сир, – он растягивал слова, чтобы иметь время придумать ответ, – дорогу на…
– Да, да, на Эг Морт.
– Сир, дорога туда… словом, можно проехать.
Король оторвался от чтения и отложил бумагу.
– Когда, Ферри, у нас был разговор о ней? – он не мигая посмотрел на маршала.
– С полгода назад.
– Полгода! Маршал! – король вскочил и по привычке заходил по комнате. – Почему так медленно? Что же вам нужно?
– Деньги! – маршал улыбнулся своей находке.
– Деньги? – король сделал пару шагов и покосился на него.
– Да, сир, деньги.
– Ладно, – король понял, что маршал дорогой не занимался, – начнем вот с чего. Надо оповестить французов о готовящемся священном походе. Пусть каждый желающий…
– Сир, – набравшийся смелости Ферри перебил короля, – зачем брать всякий сброд? Только крикни, они сбегутся. Но на уме у них будут не богоугодные дела, а желание пожить за счет казны, а если можно будет, потом пограбить освобожденных.
Король задумался. В какой-то части Ферри был прав. Он слышал о таких примерах. Долго ходил молча. Ферри следил за его действиями.
– Хорошо, Ферри, возьмем наши войска.
– А англичане, немцы?
– Их не будет. Одни справимся?
Ферри пожал плечами.
– Попробуем, – добавил он, поймав неласковый взгляд Людовика.
– Ферри, возьмите людей и поезжайте с ними от Парижа до Эг Морта и не забудьте, чтобы были подготовлены места для остановки войск. Особенно в Лангедоке.
Маршал понимающе улыбнулся:
– Ваше величество, будет исполнено.
Король проводил его взглядом, пока тот не скрылся за дверью. Чувствовалось, что Людовик был не очень доволен встречей. Подойдя к столу, он еще раз взглянул на бумагу и спрятал ее в стол. Потом взял колокольчик и позвонил. Дверь открыл слуга:
– Слушаю, ваше величество!
– Карету, – бросил он, снимая сюртук и напяливая свою любимую рясу.
Он поехал отдохнуть и набраться сил в любимый Венсенский лес. Оставив карету на опушке, король знакомой тропинкой углубился в чащу. Вот его знаменитый дуб. Это был великан из великанов. Такой кряж. Его крона была настолько густа, что ни один дождь не мог смочить землю под ним. А могучими ветвями, разбросанными точно руки, он хотел обнять чуть ли не весь мир. Вот такое изумительное творение природы стало любимым местом короля. Часами он сидел под ним, прижавшись спиной и затылком. Что он делал в это время? Думал думу? Или просто, отключившись от всех забот, набирался сил?
И в этот день, как обычно, он подошел к нему, погладил его шершавый ствол, поприветствовал словами:
– Здравствуй, мой друг!
И сел в обычной позе на любимое место. Оно было меж двух могучих корней, которые, создав что-то наподобие кресла, служили ему подлокотниками.
Ему показалось или это было на самом деле: кто-то, крадучись, стал удаляться от этого места. Подумав, что это тайно посланные гвардейцы для его охраны, он спокойно опустил веки. А зря! Это был граф де Понтье. Он своего дождался! Наконец-то король появился на своем любимом месте, о котором ему рассказывали. Надо действовать!
А между тем Людовик старался забыть о делах. Он хотел побыть один, в одиночестве насладиться тишиной, слушать редкий в эту пору птичий голосок. Но вспомнился только что состоявшийся разговор с маршалом. И он понял, почему. Ведь он не сказал маршалу о флоте. А тот не догадается этого сделать. Он вскочил и быстрыми шагами направился к карете. Отдав соответствующее распоряжение, успокоившийся, король вернулся на прежнее место. Кучер погнал карету во дворец.
Понтье тоже вернулся к своей коляске, которая стояла совсем в другом месте, и приказал кучеру возвращаться домой. Радостными криками юноши встретили сообщение Понтье. Они просто изнывали от безделья. Сейчас оставалось определить, как часто Людовик посещал любимое место, и выбрать день кровавой расправы.
* * *
Раймунду не очень хотелось возвращаться домой. Такое состояние наступило после настоятельных приглашений графини. Он хорошо понимал дядю, видел, что он хочет ему только добра, но его душа не лежала к этому шагу. В этот вечер дядя больше не говорил на эту тему, но его вид человека, в чем-то виновного и даже расстроенного, заставил юношу задуматься.
– Дядя, – после ужина он остановил его у дверей, – я был не прав. Я поеду к графине.
Надо было видеть, как оживился де Буа, глаза его заблестели:
– Я уж думал, что Бог лишил разума наш род.
Но Раймунд не рассердился на него и подумал: «Ведь он возится со мной, как с малым дитем. Забросил даже свой приход. И все ради меня».
– Я тебя, сынок, понимаю, – он обнял племянника за плечи, – и, как священник, одобряю, но в такой ситуации заводить лишних врагов нам ни к чему. Я очень рад, что ты понял. Но быть у нее – это не все. Надо покорить эту знаменитую похитительницу целомудрия. И тут я хочу быть тебе наставником. Ты ведь помнишь, что я рясу ношу не всю жизнь. И я был молодым. И мне порой приходилось отстаивать интересы рода. Иногда.
Непонятное упрямство молодого графа бесило де Марш. И графиня решила, что пошлет приглашение в последний раз. И если нет… пусть пеняет на себя. Она ему еще покажет острие своих коготков. Точно услышав ее угрозу, де Буа прислал положительный ответ.
По этому случаю де Буа пригласил цирюльника. Вечером, когда Раймунд предстал перед дядей на смотрины при полном параде, тот, одобрительно кивнув, сказал:
– Ты первый в нашем роду, в ком сочетается мужественность воина с пленительным очарованием Орфея.
И вот Раймунд у графини.
Она слушала его, не сводя с него глаз, порой прерывая криками восхищения или негодования. Все это проделывалось так мило, с такой искренностью, что не продолжать рассказ было невозможно.
Домой Раймунд вернулся очень поздно. Попросил только холодной воды и лег спать. Завтрак он проспал. Дядя не велел его будить. А за обедом они встретились, как обычно. Только дядя не мог сдержать торжествующей улыбки.
Де Марш прислала слугу, чтобы тот передал де Буа ее глубокую благодарность за очень интересное повествование весьма обаятельного племянника.
Вскоре поползли слухи, что многие молодые вдовицы и богатые наследницы готовы вступить с Раймундом в брачный союз. Все это так претило его внутренним представлениям, что он решил напомнить дяде о его пастве. Дядя тяжело вздохнул и начал подготовку к отъезду. Втайне же он рассчитывал, что король их примет. Но шли дни, надежды не оправдывались. День отъезда приближался.
И вот завтра должен состояться их отъезд. Раймунд в последний раз решил поехать в лес, чтобы проститься с ним. Он знал, что торопиться с возвращением в Париж он не будет: «Что меня может позвать? Агнесса? Но от нее нет никаких вестей. Может, она больше не хочет меня видеть. Тем более, идут разговоры, да и графиня де Марш что-то намекала, что этот Шампаньский предложил Агнессе руку и сердце. Кто я сейчас? Бедняк! Это тогда мое имя еще что-то значило. Вот такая она оказалась! А поэтому – вон ее из сердца!»
С таким настроением подъезжал он к лесу. Как обычно, привязав коня к молодому дубку, он не спеша, порой останавливаясь, чтобы в последний раз полюбоваться красотами осени, брел по тропинке. Лес в это время года был безлюден. Тем более странным ему показался чей-то крик о помощи. Он остановился, прислушался. Может, показалось? Нет, вскоре он повторился более громко:
– Гвардейцы, на помощь!
– Нашел, кого звать, – произнес он и ринулся на крик.
Выскочив на поляну перед огромным дубом, Раймунд увидел, как четверо неизвестных мужчин нападают на какого-то святошу. Тот палкой ловко от них отбивался. Но силы явно были на стороне нападавших. Они, как понял Раймунд, пока играли в смерть, наслаждаясь преимуществом. Во всех их действиях чувствовалась сдерживаемая ярость, и было понятно, что добром дело не кончится. Надо спешить на выручку. И он, издав воинственный клич, что-то среднее между монгольским и турецким, ринулся на них.
Один оглянулся и небрежно бросил приятелю:
– Прикончи, – кивнул на мчавшегося на них Раймунда.
Тот послушно бросился навстречу. Но остановить невесть откуда-то взявшегося спасателя не смог. Дважды или трижды встретились их шпаги, и он получил прямой укол в грудь. Песенка его была спета. Святоша, увидев что подоспела помощь, с двойной энергией стал защищаться.
Вожаку нападавших пришлось сразиться со спасателем. И их схватка была недолгой. Сильный укол в правое плечо заставил мужественного нападавшего перебросить шпагу в левую руку. Он продолжал нападение. При этом кричал:
– Прикончите его! Прикончите его!
Было понятно, что он требовал прикончить святошу. За это получил укол в живот. Он упал на колени, оглянулся на сражавшихся и повалился на землю.
Оставшиеся двое, увидев столь быструю расправу над своими сообщниками, бросились врассыпную. Раймунд не стал их преследовать, а бросился к святоше. Тот улыбнулся и устало опустился на землю.
– Что с вами, святой отец? – Раймунд начал ощупывать его тело, пытаясь найти следы ранения или ушиба.
– Все хорошо! – сказал святоша, – ты пришел на помощь вовремя! Благодарю тебя от всего сердца. Скажу честно, не многие бы отважились на них напасть! Ты – молодец, здорово разделался с этими негодяями, – и он кивнул в сторону раненых, которые пытались уползти в лес.
– Да и вы, святой отец, молодец!
Он взял его увесистую дубинку и прикинул:
– Вот это да!
Они рассмеялись.
– Кто ты будешь, храбрый рыцарь? – спросил святоша, принимая свое орудие, чтобы поставить к дереву.
– Я?
Тот кивнул.
– Да я не знаю, кто я сейчас. До недавнего времени был графом Тулузским, да наш король лишил меня такой чести.
Лицо монаха сделалось серьезным, каменным.
– Что же он сделал? – и как-то странно посмотрел на Раймунда.
– Что сделал? Взял мою сестру и выдал за своего брата, при этом потребовал все наше состояние в качестве приданого. Вот и все, – закончил Раймунд повествование довольно мрачным тоном.
– Но… может, он чего-то не знал. Например, что тебя не было, – святоша быстро взглянул на него, но затем отвел взгляд.
– Святой отец, а ты голова! Меня действительно тогда не было. Украли.
– Украли? – удивился тот.
– Да, украли. И я думаю, по повелению короля.
– По повелению короля? – он подобрал упавшую дубинку. – А зачем ему это было нужно?
– А затем, чтобы забрать графство. Ему очень не нравится наша самостоятельность, – пояснил Раймунд, глядя на него.
– Скажи мне, а… как ты считаешь, прав тут король или нет?
Раймунд на какое-то время задумался. Потом ответил:
– Вообще, я думаю, прав.
– Почему? – лицо святоши просто расцвело.
– Да что это за государство, где многие делают, что хотят? Чего греха таить? Нападет кто на Францию, а я буду думать – идти мне с королем или нет, выгодно мне или нет. Где же тут победишь? И будешь век платить врагу поборы. Не дело. Для меня, для моей семьи, это неприятно. Но королю надо было решить наш вопрос, чтобы было без обиды.
Какими глазищами смотрел на Раймунда святоша! Похоже, ему очень понравился этот граф.
– Ты знаешь, – доверительным голосом заговорил святоша, – а может, он это сделал, отдав деньги… скажем, матери.
– Может, и отдал ей, да только она мне неродная.
– Понятно. А как ты тут оказался?
– Я? – он вытер шпагу и спрятал в ножны. – Да я здесь часто бываю. Хорошо здесь. Тихо. Безлюдно. А лес такой могучий. Взять этот дуб. Стоит как воевода.
– Кто такой – воевода?
– А, – Раймунд рассмеялся, – понятно. Это, когда король продал меня на галеру…
Святоша недовольно зафыркал.
– Да, это он сделал. А кому больше, – поняв святошу, сказал Раймунд. – Так вот, со мной на галере был русский. И он рассказал мне про воеводу из своего города…
– Видишь, какие есть люди. Да такого воеводу князь на руках должен носить. А какой замечательный, оказывается, там народ. Как дрались за свой город!
Они какое-то время молчали. Первым нарушил молчание Раймунд.
– Святой отец, хочу тебя спросить: ты зачем звал на помощь гвардейцев? Нашел кого звать… – и он рассказал о случае в таверне «Суровый дровосек». – Вот они какие. Пьяницы, драчуны, насильники. Храбры только с безоружными. И командир у них – колпак какой-то. Никакого порядка не держит.
Святоша рассмеялся:
– Колпак, говоришь. А мне-то все по-другому рассказывали. Да, дела. Скажи, где ты так научился драться?
Раймунд усмехнулся.
– Было кому учить. Отец, дядя и сам старался.
Он глянул на святошу и увидел его улыбавшееся лицо с добрыми, живыми глазами.
– Однако мы засиделись, – Раймунд посмотрел на небо.
Солнца уже не было видно. Незаметно сгущались сумерки.
– Пора и по домам. У тебя есть на чем доехать? – спросил он у святоши.
– Есть, есть, – ответил святоша, – а ты прав, пора и по домам, – он сделал попытку подняться.
Раймунд вскочил и подал ему руку. Тот поднялся. Отряхнулся.
– Пошли. Тебе куда? – спросил святой отец, глядя на парня.
Раймунд махнул в сторону рукой.
– Пути наши расходятся. Сегодня у меня необычный день. Ты спас мне жизнь. Да, да, не отрицай. Ты многое мне поведал. Хочу у тебя об одном деле спросить, а именно: слыхивал я краем уха, будто граф Шампаньский с кем-то дрался. Уж не с тобой ли?
– Со мной. Задира он, а не человек. Меня толкнул, меня и обвинил. Почему-то решил ко мне придраться. Я ему сказал, что не хочу драться, а он обвинил меня в трусости. Вот и получил свое. Я его еще пожалел.
– Спасибо тебе за все, еще встретимся.
– Вряд ли, святой отец. Завтра мы уезжаем. Ждали, ждали, когда король нас примет, да, видать, ему не до нас. Вот и решили ехать.
Лицо Раймунда опечалилось.
– Я думаю, – святой отец посмотрел на него как-то особенно, – у тебя будет все хорошо. Мое сердце мне это подсказывает.
И они попрощались.
– Подождите, святой отец, – вернулся Раймунд, – давайте я вас провожу.
Тот улыбнулся:
– Пойдемте.
Когда лес поредел, святоша остановился.
– Теперь я дойду один.
Дома, чуть ли не у порога, Раймонда встретил дядя.
– Ты где это так загулял? – спросил он его.
– Спасал одного святого отца.
– Святого отца? – дядя остановился.
– Да. Напали в лесу какие-то мерзавцы. Он один, уже в годах. Но молодец, дубинкой здорово оборонялся. Ну и я их поколол малость.
– Ладно. Пошли скорее. У нас необычный гость, – голос дяди изменился, будто бы он сообщал некую тайну.
– Кто? – не вытерпел Раймунд.
– Сейчас увидишь, – и он открыл дверь в кабинет.
Раймунд переступил порог и остолбенел: на него, улыбаясь от счастья, смотрела Констанция.
– Раймунд, – воскликнула она, – ты жив! – и вне себя от радости бросилась ему на шею. – Прости, что в тот раз так сухо обошлась с тобой. Очень торопилась.
Они болтали до полуночи.