ГЛАВА 47

У Ангеррана на душе было неспокойно. Трезво поразмыслив, он понял, что затея выступить против короля могла обернуться боком. «Но, с другой стороны, – успокаивал он себя, – сидеть и ждать, когда тебя голым отправят по миру. Или, чего доброго, как Куси-старшего…» И хотелось и жглось. Какой день он не мог решиться приступить к выполнению поручения. Граф плохо спал. По ночам ему снились кошмары. Он часто просыпался, порой весь в поту. Но Понтье и д’Ирсон наседали. Наконец он назначил день их встречи.

Обменявшись рукопожатиями у порога кабинета, он жестом пригласил их пройти. Пока они усаживались, д’Ирсон подтолкнул в бок Понтье и незаметно кивнул на Ангеррана. Понтье понял его: граф сильно изменился и выглядел старше своих лет. Но он все же постарался энергично провести их первую встречу. По его предложению были отобраны четыре кандидата. Это были молодые, фанатично настроены южане – отпрыски знатных фамилий.

– На всякий случай им надо дать несколько уроков фехтования. Давно известно, что наш объект хорошо фехтует, – предложил д’Ирсон.

Граф поддержал и дополнил его.

– Предлагаю, – произнес он, – мессиру графу де Понтье выехать в Париж и разузнать обстановку. За время, прошедшее с нашего последнего посещения, многое могло измениться. Неплохо узнать, сохранил ли король привычку одиноких прогулок. Собственно, это главное в нашей затее. Может быть, что-то появилось новое, и наше намерение придется тогда менять.

– Вы, граф, правы, – сказал Понтье, – я на днях думал туда съездить. Заодно поищу жилище.

– Правильно, – поддержал Ангерран, – им ни в коем разе нельзя селиться вместе.

– Да, да, – поддержал и д’Ирсон.

На этом совет и закончился. Когда они ушли, Ангерран перекрестился:

– Господи! Не оставь меня своей милостью!

Отважных смельчаков собрал у себя д’Ирсон. Они получили достаточно хорошую подготовку. И вот настал день их отъезда. Проводы были скромные, отъезжали по одному. Молодой человек поехал искать счастья в Париж. Обычное дело, и это ни у кого не вызвало интереса.

В этот день Париж жил только одним: предстоящей дуэлью Тибо Шампанского. Еще бы! Лучший фехтовальщик вызвал на дуэль не кого-нибудь, а тулузского графа. Пикантность была в том, что король готовил свадьбу брата, чтобы заполучить Тулузу. Внезапно вернувшийся молодой человек мог помешать осуществить выполнение этой цели. Поэтому с подачи короля, который хорошо знал способности Тибо, и была организована эта дуэль. Другие утверждали совсем иное: тут замешана любовь. Тибо не получает взаимности, потому что на дороге стоит Раймунд.

– Как это романтично! – вздыхали дамы и мчались друг к другу, чтобы обсудить эту новость.

Появление в столице молодых провинциалов никто не заметил.

Наступало время встречи дуэлянтов. Шевалье Робин постарался приехать к Раймунду пораньше. Он мучился весь прошедший день. Хоть шевалье и мало знал Раймунда, видел его всего несколько раз, но в дни общения он пришелся ему по сердцу своей открытостью, отсутствием чувства корысти, что в глазах Робина было весьма важно. Он потянулся к нему, и теперь потерять его было жаль. Поэтому приехал пораньше, чтобы еще раз попытаться уговорить его отказаться от дуэли. Он даже решился на не очень порядочный поступок: шепнуть дяде, чтобы тот удержал племянника от рокового шага. Так глубоко Робин был уверен в победе Тибо.

Подъезжая к дому де Буа, он ожидал увидеть Раймунда удрученным, даже расстроенным, с унылым лицом, потухшими глазами. Но каково же было удивление Робина, когда Раймунд встретил его с приветливым лицом, блестящими глазами. «Он что, позабыл, какой сегодня день?» – мелькнуло в голове удивленного Робина.

– Раймунд, ты что? – таинственно-тревожным голосом встретил он его.

– А что? – удивительно просто, без тени тревоги, спросил Раймунд.

– Ты разве забыл, какой у тебя день? – не переставал удивляться Робин.

– День как день, – спокойно ответил он, – до обеда еще далеко. Проходи, – и повел его к себе.

Король преследовал дуэли, и они стали редки. А тут… да какие гранды! Интерес был настолько велик, что с раннего утра дороги в Булонский лес были забиты экипажами. Немногие могли удержаться, чтобы хоть одним глазком не взглянуть на этот поединок. Огромный лес поглощал их вместе с экипажами. Но все же все подступы к знаменитой поляне были заняты. Хорошо замаскировавшись, они терпеливо ждали.

И вот подошло время дуэли. Первой приехала знаменитая четверка. Осмотрев поляну и не заметив ничего подозрительного, они сдали коней слугам, а сами принялись обсуждать предстоящий бой. Первым начал Конти.

– Тибо, – сказал он, – давай я первым с ним встречусь. Даю тебе слово, я его убивать не буду. Чуть раню, чтобы он мог продолжить с тобой бой.

– С какой стати я буду тебе уступать своего противника?

– А он меня толкнул так же, как и тебя. Вот мои свидетели.

Невернэ и Аршамбо закивали головами.

– Нет уж, дайте мне самому расправиться со своим врагом.

– Ты только не сразу его прикончи. А то на кой черт мы сюда тащились, – рассмеялись друзья.

– А вот и он, – воскликнул кто-то из них.

На поляне появились Раймунд и Робин. Они были без слуг, поэтому сами привязали коней.

– Смотрите, а они без лекаря, – заметил Аршамбо.

– А зачем он мертвецу! – съехидничал Тибо.

Раймунд и Робин остановились в нескольких шагах и застыли в ожидании. Короткий совет четверки, и Конти стал главным секундантом.

– Прошу, – обращаясь к Раймунду и Робину, сказал он, – подойти ближе. Тибо, встань здесь, – он показал место. – Вы, граф Раймунд Тулузский, – официальным, несколько торжественным голосом обратился он к юноше, – не изволите ли публично принести извинение графу Шампаньскому?

– Нет, – услышал Конти спокойный ответ.

Он даже несколько обескуражил герцога. Но тот быстро поправился и обратился к Тибо:

– А вы, мессир граф Тибо Шам…?

– Нет, нет, – нетерпеливо воскликнул он.

Чувствовалось, что вид Раймунда раздражал Шампанского, и он рвался в бой.

– Тогда стойка.

Они встали, подняв перед собой шпаги. И вдруг Раймунд опустил свою:

– Граф, – обратился он к противнику, – вы перебили своего друга, а он хотел дать вам дельный совет. Позвольте, я скажу за него.

– Нет, мерзкий трус! Защищайся.

И Тибо, как разъяренный лев, двинул на Раймунда. Замер не только Робин. Замер весь лес. Только друзья Тибо стояли с улыбкой на устах.

Вот и первый удар, второй, и… что это? Чья-то шпага, описав дугу, воткнулась в землю, дразня и покачиваясь. А Тибо, растерянный, беспомощный Тибо, лучший дуэлянт Франции, стоит перед противником. Он в полной власти Раймунда, который может сейчас подойти и спокойно воткнуть в него рапиру по рукоять. Тибо даже задрожал.

– Возьми, Тибо, – просто сказал Раймунд, показывая шпагой на его оружие.

Он вырвал оружие, но той ярости, с какой раньше напал на Раймунда, уже не чувствовалось. Он подходил осторожно, готовый встретить выпады противника во всеоружии. И хотя Тибо старался изо всех сил, было видно, что Раймунд легко отражает все его выпады. Он играл с ним, как кошка с мышкой. Раз Раймунд даже прижал его шпагу к земле и спросил:

– Не надоело?

Но Тибо выдернул ее и обрушил, казалось, неотразимый удар, вложив в него все свое умение и силу. Такие удары еще никто не отбивал. Но он опять был отбит.

Раймунду, видать, надоело это фехтование, и все почувствовали, как резки стали его удары. А через мгновение шпага Раймунда вошла в живот великого дуэлянта. Все замерли. Тибо постоял какое-то время, шпага выпала из его рук. Потом он опустился на колени и вскоре упал навзничь. Подбежавший лекарь и слуги подхватили Тибо и понесли к коляске.

Раймунд подошел к герцогу. Тот побледнел.

– Мессир герцог де Конти, вы тоже желали со мной сразиться. Не изменили ли вы своего решения?

– Я, – он оглянулся на понуро стоящих друзей, – нет.

С ним Раймунд долго не нянчился. Несколько выпадов, и легкое ранение в правое плечо.

Рука у того повисла.

– Будем, мессир герцог, продолжать или…

– Простите, мессир граф, – опустив голову, понуро сказал он.

– Сеньоры, – обратился Раймунд к двойке друзей, – не желаете? Готов сразиться с вами обоими.

– Нет, нет! – они замахали руками.

– Тогда честь имею, – и он отсалютовал им шпагой.

Лекарь нашел у Тибо ранение несерьезным.

– Он пожалел вас, мессир граф, – сказал лекарь, – через две-три недели вы встанете на ноги.

О ранении Конти нечего было и говорить, Раймунд просто решил от него отвязаться. Все они были обязаны ему жизнью. Сеанс гипноза не получился. Мальчик для битья превратился на их глазах в судью.

По дороге домой Робин только и сказал:

– Как ты фехтуешь!

Дядя встретил их шутливой строгостью:

– Где вы, бессовестные, гуляете? Обед остывает!

А весь Париж от случившегося ахнул. Появился новый кумир. Только жаль, ему никто об этом не сказал.

Какой день король был вне себя. Разные отрывочно долетавшие до его ушей слухи действовали на нервы. Услышал он, будто бы граф Шампаньский вызвал на дуэль графа Тулузского. Многие приписывали это дело ему, якобы он плетет эти козни. Шампаньский, лучший дуэлист Франции, должен был обязательно убить тулузца во имя желания короля. Ибо он спит и видит, как захватить его земли.

– Где же этот чертов Сансерр, – злился король.

От него не было ни слуху ни духу. Хотя в Париже опять шептались, что сестра Раймунда якобы кем-то спасена. От кого? Все это ему было неведомо:

– Боги отвернулись от меня, – говорил он и решил поехать помолиться.

Для этого выбрал Шартр, где была его любимая икона Богоматери Шартрской. Он выехал чуть свет в сопровождении всего четверых гвардейцев.

Король прибыл туда рано. Храм был пуст. Людовик, как простой смертный, поцеловал руку настоятелю и, опустившись на колени, долго молился. Когда король ехал обратно, он почувствовал, что его душа словно от чего-то освободилась. Ему стало легко, и не раздражали даже неприятные воспоминания.

Приехав во дворец, он прошел сразу в кабинет. Сам сбросил с себя сюрко, отороченный овчиной, и колпак. Потер руки, как с мороза, и только сел в кресло, как вошел слуга и, наклонившись к его уху, тихо сказал:

– Ваше величество, граф де Сансерр.

Король вздрогнул:

– Что? – и поднялся.

– Я сказал, граф Сансерр.

– Пусть войдет. Немедленно! – почти крикнул он.

Оставшись на какое-то время один, он перекрестился:

– Слава те, Господи! Чудо свершилось.

Графа трудно было узнать. Он шел бодрой походкой с гордо поднятой головой, а лицо его победно сияло. Король понял:

– Свершилось! Слава тебе, Пресвятая дева! – он вторично перекрестился.

– Я нашел ее, сир, – торжественно объявил он.

– Ты привез их? – быстро спросил король.

– Да, сир.

– Свадьбу! И немедленно!

– Слушаюсь, ваше величество! Только хочу спросить, а графа де Буа пригласить?

– Нет! Вернее, да! Только приглашение пошлите к нему в замок.

– Сир, мне сказали, что он в Париже.

– В замок, Сансерр, в замок! – король повысил голос.

– Я понял, сир.

Закрыв за собой дверь, Сансерр остановился и непонимающе пожал плечами.

– В замок, так в замок! – и он пошел исполнять повеление короля.

По приказу короля прибывших мать с дочерью поселили во дворце жениха Альфона де Пуатье. Венчание было назначено в Сансе. Многие парижане, которые имели возможность там остановиться, выехали накануне. А в этот день еще до рассвета туда потянулась вереница экипажей. В соборе, где должно было совершиться венчание, все жадными глазами искали в толпе нового кумира. Но ни его, ни дяди никто не видел.

– Что, король их не пригласил? – тихо спрашивали они друг у друга.

Знающие люди отвечали:

– Пригласили!

– Тогда почему их нет?

– Всякое дорогой может случиться.

Разговоры прекратились, когда появился архиепископ Готье Корню, который должен был совершить обряд венчания. Все обратили внимание, что жених и невеста были какие-то рассеянные, точно венчались не они. Да и ответы их, когда следовало громовое: «Признаете…», были еле слышны: «Да». В это мгновение зазвонили колокола всех церквей Парижа и многих церквей Франции.

Услышав звон, де Буа понял: племянник остался без графства. У него на глазах показались слезы. Теперь одна надежда на прием короля, чтобы он назначил Раймунда наследником де Буа. И опять надо ждать. Но теперь есть надежда.

Услышали этот звон и тамплиеры. Словно острый нож прошелся по душам этой тройки. Они поняли, что опоздали. Графство ушло, уплыло. Но от этого желание мести только усилилось.

А между тем в Сансе процессия продолжалась. Когда обряд закончился, те, кто был приглашен за свадебный стол, остались, остальные разъехались, так и не увидев нового кумира. Это еще больше разжигало интерес.

Никто не может постичь тайну распространения вестей. Не успели остыть вложенные в ножны шпаги, как об этом узнали и Великий магистр, и в далеком замке Водан. У магистра волосы встали дыбом.

– Как? Он жив? Не может быть! Боже и Зедора ко мне! – строго приказал магистр.

Явившись к магистру, они были ошарашены его сообщением. Придя в себя, они в один голос клялись, что все было сделано, как обычно. За долгие годы применения этого наказания не было такого, чтобы кто-то остался жив.

– Нет, не верим! – были их последние слова.

Тем не менее магистр настоял, чтобы этот слух проверили. Жребий пал на Боже.

Эта весть долетела в замок Водан на крыльях сплетен очень быстро. Только кто-то дорогой успел ее перевернуть. По слухам, а они так ласкали герцогиню, Тибо убил своего конкурента. Она на радостях даже забыла, что брата убили, когда он защищал сестру. Она так верила Тибо. И вот… свершилось! Мать не поленилась даже тайно сходить в церковь, чтобы помолиться за безвременно погибшего Раймунда. Из церкви она шла в приподнятом настроении. Еще бы: сердце ее дочери было свободно! И ей очень захотелось в Париж.

Весть дошла и до Агнессы. Она, на удивление матери, тоже возликовала.

– Я была права! Я была права! – только и повторяла она.

– В чем ты была права? – не выдержала мать и спросила светившуюся от счастья дочь.

– Я была права в том, что он был жив! Жив! Ты ведь тогда тоже говорила, что его убили разбойники. А почему он оказался в Париже? – сказав это, она выразительно посмотрела на мать.

По лицу матери было видно, что вопрос дочери застал ее врасплох. Она все вспомнила.

– И что? – она пробежалась по платью, одергивая его. – Зато сейчас Тибо, граф Шампаньский, укокошил его. Вот это настоящий мужчина! Он бьется за свою любовь. А не то, что некоторые… с потаскушками на коленях! Ах, прости меня, Господи!

– Маман, я еду в Париж, – решительно заявила дочь.

А когда у двух женщин совпадают желания, кто им может преградить путь!

И вот мчатся две колымаги из двух разных мест в одну точку. И эта точка – Париж. В одной из карет едет Боже. В его душе будто скребли кошки. Он хорошо знает штольню и путь, который вынужден пройти приговоренный. В какой раз он повторял себе: «Нет! Нет!» Но это не успокаивало. На смену этой мысли приходила другая: «Король победил! Король шаг к ликвидации Лангедока сделал. Теперь очередь за нами. И все из-за этого племянника де Буа. Себе на горе его встретил. Этот Раймунд какой-то везунчик. Я на свою голову избавил его от галеры, где его ждала явная смерть. А какие на него были надежды! Но он и сам молодец! Тут уж ничего не скажешь! Но из-за этого молодца у меня обострились отношения с магистром. И на тебе, вновь побег! И откуда! А может, ошибка, и кто-то что-то перепутал. Голова идет кругом! И все же нет, не может быть!»

В другой карете тоже думали об этом человеке. Мать и дочь. Но… по-разному. У матери сердце прыгало от радости. Как же, ее надежда воплощается в реальность. «Господи! Прости меня, грешную! Жаль, конечно, молодого человека. Но зачем встал на пути моей дочери этот разоренный каторжанин. Нет, туда ему и дорога. Слава тебе, Тибо! Я тебе помогу. Агнесса будет твоя».

Думы у дочери совсем другие: «Он еще не окреп после того ранения и, конечно, ему тяжело было драться с этим противным Шампаньским. И тот, наверное, его ранил. И лежит он где-нибудь, всеми забытый, и некому поднести даже воды. О Господи! Помоги ему. И… скорее в Париж».

– Мама, – раздается голос дочери, – почему мы так тихо едем?

– Да, дочка, да. Эй, кучер, заснул, что ли? Гони скорее!

Мать с дочерью замучили возницу одним и тем же вопросом:

– Парижа не видно?

Спросит одна, вскоре в другое оконце выставляется другая головка, чтобы задать один и тот же вопрос и услышать один и тот же ответ:

– Сеньора, до Парижа еще далеко!

– Сеньорита, до Парижа еще далеко!

Но вот стали появляться явные признаки приближения к городу. Возница расправил усы и, оглянувшись по обе стороны, сказал тихонько:

– Наконец-то угомонились!

И вот уже видны башни Нотр-Дама. Возница склонился, кнутовищем постучал по окну:

– Сеньоры, Париж!

Агнесса вдруг испытала испуг. Когда она ехала, ей хотелось лететь, чтобы быстрее оказаться рядом. Но когда цель оказалась рядом, ее сердечко забилось: «А… вдруг?» И тут же:

– Гони!

Торопились не только они. Их явно догоняла чья-то карета, и ехала она тоже издалека. Экипаж был сильно забрызган грязью. Возница оглянулся на шум и понял, что их хотят обогнать. В воздухе засвистел кнут. Не то у догонявших лошади устали меньше или были лучше, но второй экипаж догнал первый. Человек, сидевший в нем, хотел по гербу узнать принадлежность кареты, но из-за грязи, налипшей на нем, не смог этого сделать.

Они так и въехали в одни из двенадцати ворот, каждая торопилась сделать это первой. И… зацепились друг за друга. Кучеры начали громко ругаться меж собой, обвиняя один другого в случившемся. Хозяин кареты выскочил на дорогу и давай бранить кучера первой кареты. На его крики выскочила хозяйка первой кареты. Каково же ее было удивление, когда в проезжем она узнала своего первого любовника. Она напала на него:

– Ах ты негодяй, ты преследуешь меня!

– Ты что, дорогая! Откуда ты взялась? Просто я очень тороплюсь, – отбивался он от нее.

– И я тоже!

– Женщине прекрасной, – он склонился и шляпой сделал жест, – я уступаю. Эй, кучер, пропусти, – приказал он.

Одного слова «прекрасной» хватило, чтобы ее агрессивный пыл тотчас пропал и лицо стало изображать саму скромность.

– Надолго? – спросил он, одевая шляпу.

– Не знаю. Ты бы лучше мне помог… – сказала она сладким голоском.

– Чем? Я готов сделать для тебя все, дорогая.

– Не для меня. Для нашей дочери.

– Так чем я могу помочь нашей, – на этом слове он сделал ударение, – дочери?

– Ты понимаешь, привязался к ней граф Тулузский. Агнесса, наивная девчонка… тоже. А у нее такая партия!

– Какая? – Боже с нескрываемым интересом смотрел на нее.

– Сам Тибо Шампаньский, – герцогиня подняла голову, став в горделивую позу.

– Честно говоря, граф Тулузский за пояс заткнет твоего женоподобного Тибо. Вообще, в другом случае я бы этим даже гордился.

Она поняла, что он говорит правду.

– Тише! – она оглянулась на свою карету, – еще услышит.

Боже рассмеялся.

– Не бойся. Раймунда, по-моему, нет в живых.

Глаза герцогини сияли:

– Его убил Тибо?

Боже покачал головой:

– Вряд ли с ним совладал бы твой Тибо. Его, по моим сведениям, убили другие.

– Здесь, в Париже? – герцогиня взглянула в глаза графа.

– Нет, это случилось на юге, – он отвел глаза.

– На юге? – удивленно переспросила она.

– Да, во время сопровождения его сестры. Спасая ее, он преградил нападавшим путь, а сам… – он выразительно посмотрел на герцогиню.

– Ничего не пойму, – она пожала плечами и добавила: – но его видели в Париже!

– Невероятно, – он поежился, посмотрел на небо. – Сейчас польет, – определил он по черной надвинувшейся туче, – нам надо ехать. И я обязуюсь, если только он жив, сделать так, чтобы он не мешал Агнессе.

Он взял ее руку, подвел к экипажу и, поцеловав, помог сесть в карету, при этом не удержался, чтобы не взглянуть на дочь. Он заговорчески ей подмигнул. Удивительно, но дочь не проявила никакой реакции на эту нечаянную встречу с отцом. Герцогиня странно посмотрела на дочь. «Боюсь, не узнала», – подумала она и крикнула кучеру:

– Гони! – и поджав губы, уставилась в темный угол кареты.

Дни шли за днями де Буа заволновался: приглашения от короля так и не поступало. Каждый вечер, возвращаясь с прогулки, Раймунд вопросительно смотрел на дядю, а тот беспомощно разводил руками. Сколько раз он хотел сообщить злую весть племяннику, но каждый раз, посмотрев на юношу, его сердце обливалось жалостью, и он откладывал свою догадку.

Однажды Раймунд вернулся с прогулки раньше обычного, будучи с ног до головы вымазан грязью. Дядя всплеснул руками:

– Что случилось?

– О дядя, случилось! – сбрасывая испачканную одежду, воскликнул он. – Пойдем к тебе, я все расскажу.

А случилось вот что. Раймунд ехал, как обычно, не торопясь, погруженный в свои мысли. Он думал то о доме, стариках, Настеньке. Представлял их нечаянную встречу. То мысли переключались на Османа, Арзу, Адила. Но мысли его оборвались, когда он увидел, что дорогу преградил чей-то экипаж, который прочно застрял в грязи, провалившись передком. Слуги и кучер тщетно пытались его вытащить. Нашли где-то жердь. Но и с ней у них ничего не получалось. Из кареты донесся женский голос:

– Скоро ли поедем?

Слуга в ответ сделал еще одну попытку. Но по-прежнему ничего не получалось, так глубоко провалилась карета. Раймунд спрыгнул, засучил рукава и шагнул в грязь. Запустив поглубже руки, он ухватился за злосчастный передок кареты и вытащил его из затянувшей дорожной грязи. Посмотрел по сторонам, куда лучше поставить, и опустил на землю. Слуги стояли с открытыми ртами.

– Вы что сделали? – в приоткрытую дверь показалась женская головка, и вдруг раздался дикий крик: – Раймунд! – и женщина упала в обморок.

– Раймунд? – позвал другой женский голос, показалась вторая девушка, и ей тоже стало плохо.

Вытерев руки о подол, Раймунд с кучером начали хлопотать над ними. Это были Констанция и Жозефина. Раймунд и ее сразу узнал. Когда-то ее подробно, и не раз, описывал жених. Когда они пришли в себя, Констанция рассказала, как она стала женой брата короля Альфонс де Пуатье. Так как она в Париже почти никого не знает, то попросила мужа пригласить к ним Жози. Пока Констанция все это рассказывала, бывшая невеста не спускала глаз со своего бывшего жениха.

По дороге домой он думал о том, что Констанция вышла замуж.

Дома он рассказал дяде о случившемся. Закончил рассказ словами:

– Так вот, дядя, свадьба-то состоялась. Почему они нас не пригласили?

Дядя ничего не сказал, подошел к столику, выдвинул ящик и достал из него какую-то бумагу.

– Пригласили, – подавая ее, сказал он, – только послали не сюда, а в замок. Вот так получилось!

– А что с графством? – спросил Раймунд, испытывающе глядя на дядю.

Тому ничего не оставалось делать, как все рассказать.

– Но не расстраивайся, сынок. Ты – мой наследник. Это я давно решил. Правда, нас трудно сравнивать… но все будет зависеть… – он приподнял голову и перекрестился.

– Тогда, дядя, чего ждать? Едем к тебе. Король надумает, туда сообщит.

– Конечно. Да, все забываю тебе сказать, уж какой раз графиня де Марш шлет нам приглашение. Помнишь ее?

– Помню. А что?

– Все хочет тебя послушать.

– Да ну ее!

– Нет, сынок, нет. Имей в виду, в Париже, если ты его хочешь покорить – а ты – обязан – женщина играет главную роль. Не смотри на меня такими глазами. Такова жизнь. Сегодня она – львица нашего общества. Что скажет де Марш, то и осядет в каждом салоне. Так-то. Надо идти.